– Нет, другой, в очках.
– А этот так и стоял у двери?
– Нет, кажется, тот, что был в очках, сказал ему: «Стань к окну». А там стол. А на столе я потом нашла расчетную книжку. Погодите, погодите, у него еще в руках была большая книга. Совершенно верно, большая такая, в красном переплете. Это сейчас все вспоминается, вчера я вообще не могла в себя прийти.
– Понятно. А как книжка называлась, не помните?
– По темно-красному фону – черные слова, а я близорукая, название не разобрала.
Потом Костенко разложил фотографии перед контролером Быковой, и она тоже сразу, без колебаний опознала Леньку Самсонова.
– Он, ирод проклятый, – сказала женщина, – гадюка такая…
– Думаете, ирод? – переспросил Костенко и улыбнулся. – Ему всего семнадцать…
Прямо из кассы Костенко позвонил к комиссару и сказал:
– Он.
– Хорошо. Спасибо вам.
– Мне бы надо постановление… Посмотреть их квартиру…
– Вы давайте сюда подъезжайте. Тут решим.
Когда Костенко приехал в управление, Самсонов медленно пил валокордин. Комиссар подождал, пока тот допил лекарство, и спросил:
– Ну в прятки нам играть или говорить открыто?
– Конечно, открыто.
– Тогда рассказывайте, Костенко.
– Ваш сын, – сказал Костенко, откашлявшись, – вчера вместе с бандой грабителей совершил вооруженное нападение на приходную кассу. Они стреляли в женщину, но чудом не убили ее.
– Так, – сказал Самсонов. – Так, – медленно повторил он.
– Где он может быть сейчас? У родных, у друзей? Как вы думаете?
– Он должен вернуться домой, если жив.
– Он не вернется домой, Алексей Алексеевич. Это ваша? – спросил комиссар, положив на стол книжку расчета за коммунальные услуги.
– Наша, – тихо ответил Самсонов.
– Так вот. Ваш сын оставил ее на месте преступления. Теперь он будет скрываться, понимаете? Если он сразу не пришел к нам с повинной, он будет скрываться. Оружия у него не было?
– Что?!
– Вы проектировщик, в тайге бываете, у вас, видимо, есть нож. Или пистолет.
– У меня есть, но все это заперто в столе.
Комиссар снял трубку телефона, медленно, негнущимся указательным пальцем набрал номер, досадливо поморщившись, подул в трубку и сказал:
– Машину к подъезду.
Опустив трубку, он спросил:
– Как сердце, отпустило?
– Сейчас легче…
– Значит, так. Надо будет сейчас произвести в вашей квартире обыск. Пока будете ехать, постарайтесь вспомнить всех друзей Леньки. Понимаете? Всех! Без исключения. Костенко, поезжайте. Да, когда появится Росляков, немедленно отправьте его в школу. Какой номер, не помните, Алексей Алексеевич?
– Девятьсот шестидесятая.
– Хорошо. Спускайтесь вниз, там «Волга».
– До свидания, товарищ комиссар.
– До свидания, товарищ Самсонов.
Когда он вышел, комиссар сказал:
– Успокойте его как-нибудь. В институте о нем говорят – золотая голова.
Пистолета в столе у Самсонова не оказалось. Зато на этажерке в комнате Леньки Костенко сразу же увидел большую книгу в красном переплете с крупными буквами: «Александр Фадеев. «Молодая гвардия». Он отправил одного из оперативников в приходную кассу, тот вернулся через полчаса и сказал:
– Та самая.
Людмила Аркадьевна, жена Самсонова, ходила следом за Костенко и шептала:
– Это ошибка, послушайте! Леша, скажи им, что это ошибка. Ну что же ты молчишь! Скажи им, что это ошибка.
– Нет, – ответил Самсонов, – это не ошибка.
– Он несовершеннолетний, – сказал Костенко, – так что, может быть, учтут.
– Нет, это ошибка, – повторила Людмила Аркадьевна, – несчастный мальчик, он ничего не подозревает.
– Перестань, – сказал Самсонов. – Надо было раньше думать.
– Холодный и черствый человек, – горько усмехнулась Людмила Аркадьевна, – сердце у тебя мохнатое.
– У меня, наверное, уже нет сердца, – ответил Самсонов и лег на диван. Он снова сделался зеленым, и кончики пальцев у него посинели так, будто отошли в жаре после жестокого мороза.
– Уходите же, – сказала Людмила Аркадьевна, – ему плохо.
Костенко тихо ответил:
– Я уйду, а два наших товарища у вас останутся. И к телефону я попрошу вас не подходить.
– Это произвол, – сказала Людмила Аркадьевна.
– Нет, – ответил Костенко, – это не произвол. Это засада.
Где Ленька?
В школе, где учился Ленька Самсонов, шли последние дни занятий. Росляков пришел туда во время перемены и сразу же оказался среди визга, шума и смеха. Солнце пронизывало насквозь коридоры, и в его желтых косых лучах носились белые пушинки тополей.
– Десятый «А» где? – спросил Росляков девушку, которая сидела на подоконнике с книгой, прижатой к груди.
– На пятом.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Росляков поднялся на пятый этаж и подошел к дверям класса. Там что-то кричали ребята, перебивая друг друга. Росляков поманил к себе парня с повязкой дежурного на рукаве, который ходил по коридору, наблюдая за порядком, и попросил:
– Леньку позови, пожалуйста.
– Какого?
– Самсонова.
– Так он же исключен.
– Почему?
– А он бульдога в класс привел.
– Ну и что?
– Ничего. Рычал. Галина Михайловна упала в обморок. Она собак боится. Леньку за гриву в учительскую, оттуда в милицию – и «арриведерчи, Рома».
– Это когда же было?
– Позавчера.
– А сейчас он где? Дома?
– Что вы!.. Он до этого-то домой только спать ходил. У него предки цапаются. Мы его искали, думали, чтоб он повинился, пустил слезу, но нет нигде. Может, Лев знает.
– А это кто?
– Лев Иванович, учитель по литературе. Подпольная кличка – Лев без единого зуба.
– Почему Лев должен знать?
– А он у Льва любимчик. Стихи пишет.
– Хорошие?
– Ничего. Мне стихи бим-бом, я все больше по химии. А вы откуда сами?
– Знакомый его. Он мне трешницу должен был, велел зайти. А где его друг, тот… этот… Ну…
– Сема?
– Да.
– Сейчас позову…
Зазвенел звонок. Ребята бросились по своим классам. Из-за двери выглянул большеголовый черный парень и спросил:
– Это ты от Леньки?
– Нет. Сам его ищу, – ответил Росляков. – Он у тебя заперся?
– Да нет!.. Я его обыскался – нигде нет. Он ведь псих. Ты подожди, англичанка идет, после урока поговорим.
– Ладно, – ответил Росляков и пошел к директору.
– Не может быть, – тихо сказал директор. – Когда это случилось?
– Позавчера.
– Позавчера? В какое время?
– В четыре.
– В час мы его исключили из школы.
– А в милицию его за бульдога надо было обязательно таскать?
– Это глупость. Меня здесь не было, понимаете? А завуч решила его припугнуть.
