– Да ничего я пока не думаю, – ответил Воронцов, глядя на свои туфли и сокрушенно качая головой. – Слушай, напомни-ка свое имя?
– Шурик я.
– Шурик?
– Ну да, Шурик, – слегка комплексуя, подтвердил участковый. – Меня здесь так все зовут. А я уже, считай, и привык.
– Так вот, Шурик. Мои туфли промокли насквозь! – поставил в известность Воронцов.
– Туфли? – повторил участковый и заморгал глазами.
– Откуда ж мне было знать, что у вас здесь такая роса! Все равно, что реку вброд перешел. Нет, ты только взгляни: видишь, я становлюсь на носок, и вода из туфли сочится…
Эта мягкая жалоба тоже сочилась из уст Воронцова как вода. Он разговаривал с участковым без напряжения, как с самим собой, даже не пытаясь придать своими словам хоть мало-мальски веское значение; собственно, это и были озвученные мысли Воронцова, столь же неорганизованные, как и он сам.
Участковый в замешательстве смотрел на туфли Воронцова, понятия не имея, что в связи с этим он должен предпринять.
– Банька-то у тебя есть, Шурик? – спросил Воронцов.
– А как же без баньки? – растерянно произнес участковый.
– Значит, после обеда у нас должна состояться банька. О здоровье всегда надо заботится. Так ведь? – Воронцов снова сел на подстилку, расшнуровал туфли, снял их, затем и носки. – А теперь мне скажи, как этот человек мог здесь оказаться в пять утра, если он в Упрягине не живет?
Участковый пожал плечами и подумал, что первое впечатление о следователе оказалось ошибочным. Какой, оказывается, зануда! Ну откуда он, участковый, может знать, как этот человек оказался здесь в пять утра? Чья-то смерть в на вверенном ему участке – вещь скверная. Это был именно тот самый скверный случай, когда покойник кроме дурного запаха начинал источать власть, вынуждая участкового без дополнительных материальных поощрений совершать утомительные и неблагодарные дела. И все ради чего? Ради того, чтобы засадить какого-то шизофреника за решетку. Самое обидное, что ни шизофреник, ни, тем более, покойник спасибо за это не скажут.
– Может, приехал на чем-нибудь? – без особого усердия предположил участковый, попутно думая о том, что надо немедленно послать своего лопоухого сына «на жуки», то есть, вручную собирать с картофельной ботвы в ведро колорадских жуков и личинок, чтобы потом влить туда керосина и поджечь. Занятие гадкое, но более действенного способа борьбы с американской заразой в Упрягине не знали.
– На чем приехал? – допытывался Воронцов, выжимая носки, а затем массируя пальцы ног. Он явно тоже думал о чем-то другом: о бане или еще о чем.
Участковый сделал вид, что задумался. В конце концов, это не его обязанность – вычислять преступника. Пусть следак извилинами шевелит, ему за это деньги платят.
– Ледяные, – бормотал Воронцов, забыв о своем вопросе. – Ну просто ледяные… Ты берег хорошо осмотрел?
– Хорошо, – не вполне уверенно ответил участковый.
– А что это там круглое торчит из воды?
Шурик вытянул шею, глядя туда, куда махнул Воронцов.
– Вроде, ведро.
– Вроде ведро… А почему не достал? Ведь это, может быть, ценное вещественное доказательство. Кстати, Шурик, а молодые бабы в вашей деревне есть? Или одни мамонты остались?
Так вот он о чем думает! Шурик криво улыбнулся, показывая редкие порченые зубы, но отвечать не стал. На то была причина: следователь не определился в терминах. Какой возраст женщины он имел в виду, говоря «молодые бабы»?
– Понятно, – ответил Воронцов, по-своему расценив его молчание.
Ему было лень идти в воду, но еще большее недовольство он испытал бы от нетерпеливого ожидания, пока участковый, кряхтя и беспрестанно вытирая с козырька пот, сядет на траву, начнет расшнуровывать свои громоздкие, похожие на ортопедические, ботинки, стаскивать их, стыдясь дырявых несвежих носков. Закатав штанины, следователь зашел в воду. Он с удовольствием прошел вдоль течения по песчаной отмели, ощущая под пятками ровный податливый песок, потом нагнулся и поднял ржавое гнутое ведро, к ручке которого прицепилась темная тряпка, похожая на пучок водорослей.
– Нам с тобой, Шурик, придется вместе пуд соли съесть, – с мягкой нравоучительностью сказал Воронцов, возвращаясь на берег. – А ты уже халтуришь. И баню не предложил, пока я сам не напросился. Я понимаю, что все это тебе на хрен не нужно, но совесть все же надо иметь!
– Так я же… Я, Юрий Васильевич, считай… – забормотал Шурик, пожимая плечами и краснея.
– Значит, девок в деревне нет, – подытожил Воронцов. – Ну, а сало, на худший случай, у тебя есть?
– Сало найдется, – охотно подтвердил участковый и подумал, что сало у него не ахти какое свежее, с зимнего забоя, и уже изрядно пожелтело. Но если предложить его под самогоночку, то сойдет и такое.
Воронцов вышел на берег и опустил ведро на траву. Потом выжал тряпку и поднес ее к носу. Поморщился и кинул тряпку в ведро.
– Соляра… Эх, руки испачкал!
– У меня платок есть! – вспомнил Шурик и полез в засаленный карман брюк.
– Твоим платком только бешеных коров усмирять, – уклонился следователь от услуги и стал натягивать носки. – На машине он сюда приехал, Шурик, на машине… Потом решил ее помыть. Зашел по щиколотку в реку, чтобы наполнить ведро…
Воронцов замолчал. Носок плохо натягивался на мокрую ногу. Участковый решил, что следователь предоставляет ему возможность логически завершить версию.
– И его убили, чтобы угнать машину?
– Нет, чтобы сожрать твое сало, – задумчиво произнес Воронцов, зашнуровывая туфли. Затем он поднял голову и посмотрел на участкового так, как если бы тот держал в руке ведро, полное колорадских жуков. – У тебя светлая голова, Шурик. Очень светлая.
Он подобрал с травы накидку и неторопливо, покачивая из стороны в сторону плечами, пошел к своей машине – изрядно укатанному джипу с рыжими пятнами шпатлевки на борту.
– Пойдем, Шурик, – не оборачиваясь, позвал он. – Покатаемся вдоль речки, грибы поищем.
Глава третья
Чем все это кончится?
Шторка колыхалась от легкого сквозняка и щекотала Даше щеку. Девушка неподвижно лежала на полке, глядя через стекло на роскошную ветлу, длинные ветви которой полоскались в реке. По ветке, как по канату, ловко карабкалась какая-то пичуга с ярким оперением, помогая себе клювом. Она была похожа то ли на циркача, то ли на альпиниста. Даша улыбалась и удивлялась: крылья ведь есть! Могла бы за секунду вспорхнуть на самую макушку дерева. Ан-нет, хочется ползать. Странно: те, кто ползает, мечтают летать, а те, кто летает, зачем-то ползают. Может быть, то, что каждому живому существу не дано природой, воспринимается им как вершина счастья?
От долгого лежания на тесной полке у Даши занемела рука. Девушка провела по ладони ногтями, но ничего не почувствовала, словно рука принадлежала другому человеку. Это было неприятное ощущение, и Даша, желая немедленно избавиться от него, с силой ударила бесчувственной рукой по крыше кабины, а потом сползла вниз, на сидение и стала трясти рукой, будто обожглась.
Водительская дверь была распахнута настежь. Кабину заполняли запахи свежей травы и навоза. Даша сидела за рулем, поджав коленки к груди, и растирала руку. Ей казалось, что толпы муравьев во весь опор несутся по коже. Тут она заметила маленькое зеркальце, приклеенное над ветровым окном. Оперлась о руль, привстала и посмотрела на свое отражение. Склонила голову на одну сторону, потом на другую, тронула челку и поморщилась.
И почему так бывает? Казалось бы, всю ночь крепко спала, отдохнула, проснулась в хорошем настроении, а физиономия такая, будто только что вернулась после ночной смены со шпалопропиточного завода. Даша шмякнулась на сидение, покачалась, пробуя, насколько хорошо оно пружинит, и схватилась за руль. Он был огромным, отполированным водительскими ладонями и не поворачивался, как Даша ни старалась. Девушка замычала, изображая звук мотора, и стала делать вид, что едет и рулит. Это занятие ей быстро надоело, и она стала разглядывать разноцветные вымпелы, которые висели под потолком. Больше всего ей понравился вымпел с изображением скульптуры греческого бога Аполлона. Даша хотела снять его, чтобы рассмотреть голого мужика получше, но тут ее внимание привлек козырек для защиты от солнечных лучей. На его внутренней стороне оказался кармашек, туго набитый бумажками и тонкими книжечками. Синий корешок паспорта она заметила сразу.
«Бондаренко Валерий Александрович», – прочитала она на первой страничке. Потом нашла отметку о жене и детях. «Наплодил трех дочерей, а сам про яичницу с салом думает!» – мысленно высказалась по этому поводу Даша. Она начала искать отметку о прописке и вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Она повернула голову в сторону дверного проема и увидела незнакомого молодого мужчину.
Его появление здесь было настолько неожиданным, что Даша едва не закричала. Но от незнакомца не исходило никакой опасности. Напротив, он показался Даше необыкновенно красивым, и она почему-то мысленно окрестила его Айвенго.
– Ну-ка, – приятно улыбаясь, сказал незнакомец и протянул руку. – Давай-ка эту штучку сюда!
– Это чужой паспорт, – ответила Даша, но паспорт все-таки отдала.
Тот раскрыл паспорт и некоторое время внимательно смотрел на фотографию. Затем поднял печальные карие глаза на девушку и снова улыбнулся.
– Тебя как зовут, малыш?
– Даша.
– Замечательно, – ответил незнакомец, качнул ресницами и спрятал паспорт в нагрудный карман рубашки.
– Эй! – возмутилась девушка. – Отдайте!
– Прыгай сюда, – предложил незнакомец и снова протянул руку, чтобы помочь девушке выбраться из кабины. – А то сидишь там, как кукушка.
– Ага, сейчас! – кивнула Даша и отсела от дверного проема подальше. – Я вас не знаю… Между прочим, я в школе карате занималась. Меня мальчишки за версту обходили…
– Охотно верю, что обходили, – ответил незнакомец, со скептицизмом рассматривая лицо девушки. – И все-таки будет лучше, если ты спрыгнешь.
Даша недолго колебалась. У этого человека на лице было написано, что добрый. А был бы злым, все равно в кабине от него не спрячешься. А какой, все-таки, красивый! Густые волосы зачесаны назад, открывая высокий лоб. Нос тонкий, изящный. Губы аккуратные, по-мужски надломленные, что говорит о сильной воле. И вообще, во всем его облике было что-то романтическое. Может, он поэт?
Даша протянула руку и, почувствовав его теплые пальцы, вдруг необъяснимо заволновалась. Опасаясь, как бы край сарафана не слишком оголил ее ноги, она стала спускаться бочком, но неожиданно потеряла равновесие и неминуемо свалилась бы на траву, если бы незнакомец не поймал ее в свои объятия.
– Извините, – произнесла Даша, неудержимо краснея. Она попыталась отстраниться от него, но незнакомец продолжал крепко прижимать ее к себе, откровенно рассматривая ее глаза.
– Что ж ты такая неуклюжая, малыш? – спросил он. – Так можно затылком удариться и сознание потерять.
Не без усилий Даша освободилась и, торопливо одергивая сарафан, несмело возразила:
– Почему же это я неуклюжая? Очень даже уклюжая…
Она огляделась и увидела стоящего неподалеку полненького милиционера со свекольно-красным лицом. Еще дальше, за прибрежными кустами, можно было различить крышу легкового автомобиля. Присутствие представителя власти успокоило Дашу окончательно. Где милиция – там законность и порядок.
– Ваша? – спросил «Айвенго» у милиционера.
Тот отрицательно покачал головой. Даша не поняла, что речь идет о ней. Она с интересом смотрела то на красавца, то на милиционера и непроизвольно начинала кокетничать.
– А вы кто?
– Юрий Воронцов. Для тебя просто Юра, – ответил незнакомец. – Можно даже на «ты».
– У вас… у тебя такое лицо… – Даша попыталась сказать комплимент, но не получилось. – В общем, мне кажется, что я вас где-то уже видела.
– Многим так кажется, малыш, – заверил Воронцов и, опустив руку на плечо девушке, повел ее вдоль борта машины. – Скажи мне, пожалуйста, а ты откуда здесь взялась?
– Я еду на юг, – ответила Даша, и аккуратно сняла руку Воронцова с плеча. Даже если он Ален Делон, это вовсе не значит, что можно фамильярничать.
– Как? – притворно удивился он. – Сама?
– Нет! – усмехнулась Даша. – С водителем… А вы тоже милиционер?
– Не совсем, – уклонился от прямого ответа Воронцов. – Участковый наводит здесь порядок, а я ему в некотором роде помогаю… А где же твой водитель?
– Не знаю! – легко ответила Даша, пожала плечами и кинула взгляд по сторонам. – Ушел куда-то. Я только проснулась. Здесь так тихо, так хорошо спится!
– Это его паспорт ты листала?
– Ага… Я хотела только посмотреть, сколько у него детей и как зовут жену.
– Наверное, водитель тебе очень понравился?
– Кто? Водитель мне понравился? – воскликнула Даша, на всякий случай вкладывая в ответ больше эмоциональности, чем следовало бы. – Да не смешите мои коленки! Старый, лысый, курит…
Как раз в этот момент Воронцов вынул из кармана пачку сигарет. Взгляд Даши застыл на ней, и она тотчас поспешила исправиться:
– В смысле, курит плохие сигареты. Вонючие.
Воронцов остановился и повернулся к девушке.
– Тебе сколько лет, малыш? – спросил он, убирая челку с ее лба.
– Восемнадцать, – заверила Даша, хотя ей было почти двадцать. Относительно своей внешности обмануть мужчин ей было нелегко, чего нельзя было сказать о возрасте.
– Такая молодая? – удивился Воронцов.
Даша спохватилась, она решила, что нарвалась на мужика, который не слишком любит молодух.
– Ну-у, вообще-то мне уже давно исполнилось восемнадцать.
– В прошлом году? – предположил Воронцов.
– Где-то так, – кивнула Даша и едва не поперхнулась. Тут она крепко схватила Воронцова за руку и показала пальцем в небо. – Ой, смотрите! Смотрите! Аист!
Участковый, как и следователь, тоже поднял лицо, предварительно сняв фуражку.
– Черногуз, – по-своему назвал он парящую высоко над землей птицу. – Так его в наших краях называют.
– Чернопоп в переводе на русский, – добавил Воронцова, тоже прикрывая глаза рукой.
– А он детей приносит, – произнесла Даша.
– На эту тему мы еще как-нибудь поспорим, – высказал сомнение Воронцов. – А сейчас скажи-ка мне, где ты подсела в эту машину?
– Сразу за Мстиславлем. Дождь страшный был, я вся промокла…
– Зачем вы заехали на этот луг?
– Как зачем? – она пожала плечами. Про то, что здесь живет бывшая пассия Валеры, ей говорить не хотелось – как ни как чужая тайна. – Чтобы отдохнуть. Искупаться. Водитель же не робот. Ему тоже отдых нужен.
