– Мы еще раз позвоним, – с сомнением на предложенную инициативу хирурга отозвался милиционер.
– Немедленно найдите электрика! – повторил хирург и добавил угрозу в голос. Но чем он мог угрожать конкретно, никто не знал.
Анестезиолог опустил фонарь, освещая лицо избитого пациента.
– Кто тебя так?
– Мелюзга! Сволочи! Спросили закурить, а потом денег потребовали. А получку нам задержали. Вчетвером били, гады!
– На что ж ты пил?
– Да, с друзьями хватанули по стаканчику у проходной.
– По стаканчику это немного.
– Так и я говорю, что нам с граненого? Только погреться. А они – к вам!
– Мальчишки?
– Какие мальчишки? Мусора, на луноходе… я ж на ногах, сам шел…
– Гады форменные.
Хирург перевел взгляд на больного.
– Харе трепаться. Держите свет, коллега, ибо вы больше ни на что не пригодны!
– Вот только дискриминировать не надо! – возмутился анестезиолог.
– Вот скажи, какая от тебя польза? – вопросил хирург. – Без света нас оставил? Чай не завариваешь, свет толком держать не можешь! И какая?
– От меня очень большая польза… – попытался возразить анестезиолог и глубоко задумался.
– Ну, какая? – не отставал хирург. – Нет, ты скажи!
Анестезиолог поманил санитарку.
– Я вот сейчас пойду и найду электрика. Вот какая польза! Не вернусь, пока не найду!
– Вы только обещаете, доктор. – Вставила свои «пять копеек» медсестра. – А у меня уже глаза устали в сумерках иголки заряжать.
– А если найду?
– Вот если найдете, тогда …
– Тогда что?
– Тогда светло будет.
– Ну, это не интересно. Пойдем ко мне чай пить?
– Просто чай? – медсестра равнодушно хмыкнула.
– А с чем ты хочешь? Есть коньяк!
– На работе я не пью.
– Конфетки есть.
– А какие?
– Эй! Голубки?, – хирург, наложил несколько стежков. – Вы не забыли, что тут операция под фонарем идет? Ты шел куда-то, не забыл?!
– Ассорти? с помадкой, со сливочной. – Анестезиолог направился к выходу.
– Эти я люблю.
Окрыленный анестезиолог улетел в приемное отделение. Он ворвался в тот самый момент, когда милиционеры сводили дебет с кредитом. Сверяли документы и принятых «клиентов».
– Ровно тридцать! – отрапортовал один.
– Двадцать девять сопроводков! – заявил другой.
– Не может быть! Я точно считал, тридцать!
– А мешков с одеждой сколько?
Один из милиционеров принялся считать мешки в особой комнатке – хранилище.
– Тридцать!
– Сверяем!?
– Сверяем.
Они несколько минут вели перекличку и наконец, тот, что считал мешки, заявил:
– Вот! Под восемнадцатым номером – лишний!
В приемное выходит анестезиолог.
– Электрик приходил?
Милиционеры молчат. Анестезиолог поковырял оплывшую свечу, помял в пальцах воск.
– Хорошо тут у вас, как в церкви… Ну, где электрик?
– Мы его это…
– Чего?
– Оформили!
– Как оформили?
– Ну как, как? Так – раздели и на койку!
– Зачем? – анестезиолог не знал, смеяться или ругаться. – Вы охренели? Там операцию в темноте делают, а они электрика госпитализировали!
– Вот, неизвестный под номером восемнадцать.
– Как это неизвестный? Он что – без сознания?
– А я помню?
– Вынимайте его оттуда!
– Нельзя.
– Почему это нельзя? – анестезиолог уже разозлился.
– Они все ломанутся!
– Ну, хватит дурака валять! Вытаскивайте электрика!
– Под каким соусом?
– Как это, под каким? На операцию! – нашелся анестезиолог.
– А если не нужно? – усомнились милиционеры.
– Вы в больнице или где? Чтобы тут не нужно было – быть такого не может! Нет здоровых – есть не дообследованные!
Милиционер Валера откинул засов палаты, приоткрыл дверь.
– Номер восемнадцатый, иди сюда!
– Зачем это? – раздался голос.
– Узнаешь! На операцию!
– Не пойду! Вы тут все чокнутые! Отпустите меня!
Восемнадцатый осторожно, готовый отскочить, приблизился к двери и Валера, схватив его за руку, выдернул из палаты в приемное. Тут же захлопнул дверь. В палате поднялся гвалт.
– Ты – электрик?
– Я же вам говорил. Да я – электрик.
Мужчина был сизый, и от него явно несло старым водочным перегаром.
– Нам сказали, что ты подвалом идешь. А ты через дверь для «скорой» вошел. Вот мы тебя и приняли за своего.
– Я похож на идиота? – электрик обиженно одевался, – меня предупредили, что в подвал соваться можно только днем, когда народу много и кто-нибудь обязательно выведет!
– Если честно, немножечко похож, – сказал анестезиолог. – Включи скорее свет!
Электрик удалился в коридор. Раздался щелчок и вспыхнули лампы повсюду.
– Да сгинет тьма! Да будет свет! – воскликнул радостный анестезиолог и помчался в операционную, ловить медсестру, которая обещала… но ему преградил путь заштопаный алкаш из операционной в сопровождении хирурга. – Ба! Кого мы видим?! Какая вышивка! Рука мастера! Ювелир!
– Это у тебя рука мастера, – возразил хирург, – с одного тычка оставил отделение без света. Бейте его! Это он замыкание устроил!
Анестезиолог нырком уходит в коридор.
– А они электрика госпитализировали! – раздался оттуда его вредный голос.
Хирург сдает прооперированного алкаша.
– Забирайте и… – до него доходит услышанное. – Это правда?!
– Мы случайно! – смутились милиционеры. – Тут наплыв был, да еще при свечах… не видно, кто он – пьянь или электрик!? А видок у него самый что ни есть – нашенский.
Из коридора выходит злой электрик.
– Ну, вас всех в задницу! – гневно произносит он. – Тут хватают и раздевают, там обещают, что сейчас на органы располосуют! Идите вы все!!!…
Улетевший на крыльях любви в операционную анестезиолог, застал сестру и санитарку за уборкой и подготовкой стола к следующей операции.
– Пойдем! – ухватил он за талию сестричку.
– Куда? А если сейчас новый поступит? – сестра попыталась выкрутиться из захвата.
– Позовут. – Убежденно сказал анестезиолог, – без нас не начнут!
– Это ясно. – Ну, если только на пять минуток?
– А конфетки такие сладенькие! Такие вкусненькие! – анестезиолог «ковал железо»…
В ординаторской он поставил открытую коробку с «Ассорти» и налил по кружке чая, не забыв плеснуть в него коньяка. Он не заметил коварства в глазах медсестры. Та потянула одну конфетку и, надкусив, слизывала вытекающую помадку.
– Как я люблю такие… – произнесла она с наслаждением, – с гноем!
Анестезиолог поперхнулся и изменился в лице.
– С чем?
– С гноем, доктор, Ведь очень похоже… желто-зеленый, тягучий… и шоколад как капсула абсцесса, вскрываешь с хрустом и из нее так гной вытекает… точно такой же… только пахнет по-другому. Не гнилостно.
