– Двадцать секунд!
Пока она писала, Джим шумно отхлебнул из кружки с логотипом Эй-эн-эн. Пейтон в тысячный раз задумалась, что он добавляет в свой кофе: кокаин, растолченный аддералл или какую-нибудь подпольную добавку с тестостероном? От чего еще может нормальный человек постоянно быть на взводе?
– Десять секунд!
Джим откашлялся, отвел плечи назад и стал пожирать глазами камеру номер три, которая должна была снимать их после рекламной паузы.
– Пейтон, готова? – спросил Шон, на этот раз прямо в ухо.
Она кивнула. Черт! Забыла напомнить Скай о мамином дне рождения. Обвела напоминание кружочком – решить этот вопрос в первую очередь…
– Итак, пять, четыре…
– Пейтон, ради бога, спрячь это! – раздраженно гаркнул Шон.
– …три, два…
Она закрыла блокнот.
Наступила тишина. Красный огонек на третьей камере замигал, показывая, что они в эфире. Пейтон внезапно расслабилась. На нее снизошло отрешенное спокойствие – полная противоположность адреналинового всплеска. Мысли, еще секунду назад метавшиеся в разные стороны, без малейших усилий с ее стороны сошлись в одной точке, и она обрела свое фирменное самообладание.
– Мы снова с вами, – сказала Пейтон, искренне улыбаясь в камеру номер три, словно видела перед собой гостиную, где сидят ее самые близкие люди. – «В заключение пятничного выпуска мы хотим поделиться с вами невероятной историей любви и силы духа, которая произошла в самой обычной семье», – прочла она с телесуфлера.
Неделю всегда старались закончить какой-нибудь волнующей человечной историей с хорошим концом, чтобы поднять дух зрителей, обеспокоенных ситуацией в мире.
– «Логан Пирс – девятилетний мальчик, который живет с родными в пригороде Хьюстона, любит рисовать, играет в «Лего» и болеет за «Астрос», – прочла Пейтон, придав своему голосу точно отмеренные доли серьезности и восхищения, а про себя гадая, который из домашних питомцев продюсера написал этот идиотский сценарий. – Представьте, что пережила семья, когда Логану поставили диагноз «педиатрическая лимфома» – редкое, угрожающее жизни заболевание».
Читая, она невольно прониклась сдержанной грустью матери, которая рассказывала о диагнозе мальчика, лечении и, наконец, выздоровлении, – такого почти никогда не случалось, когда Пейтон находилась в открытом эфире и должна была перескакивать с одного сюжета на другой. Голос женщины завораживал, а Логан так трогательно обнимал свою младшую сестренку, что Пейтон едва не пропустила объявление Шона об экстренном сообщении.
Она посмотрела в сторону аппаратной, которая перестала напоминать спокойную, тщательно выстроенную балетную сцену и превратилась в хаотичную тусовку. Огромные электронные часы над камерами отсчитывали секунды. Черт! До восьми еще пять минут, и это означает, что сообщать срочную новость придется им.
– Я возьму, – пробормотал в микрофон Джим.
На экране лечащий врач Логана описывал воздействие лимфомы на детей.
– Нет, – возразил Шон. – Слишком резкий переход. Плохо уже то, что мы обрываем ребенка. Когда сюжет закончится, переходим к рекламе.
Пейтон и Джим кивнули.
– Они записывают заставку, но материала там только на тридцать секунд, – продолжал Шон. – Обвинения и короткое описание. Потом я тебя поведу.
Пейтон вдруг напряглась. Экстренные новости всегда непредсказуемы.
Ролик закончился, и Пейтон спокойно сообщила зрителям, что выпуск продолжится после короткого перерыва. Почти немедленно после этого все полетело к чертям.
– Надеюсь, они знают, что делают, – громко произнесла она, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Да, – согласился Джим. – Мы забили на ребенка с раком!
Продюсер эпизода Дженна, двадцатипятилетняя звезда, которую недавно переманили из «Фокс ньюс», объявила:
– ФБР только что подтвердило информацию о задержании двадцати двух человек, среди которых есть весьма известные люди, по обвинениям в преступном сговоре и (или) почтовом мошенничестве.
– Кому, на хрен, интересно почтовое мошенничество? – возмутился Джим, словно прочтя мысли Пейтон.
Дженна сделала вид, что не слышит, и сказала им в наушники:
– Все задержанные – влиятельные люди, родители, которые пытались купить своим детям места в престижных университетах.
– Тридцать секунд! – раздался обезличенный голос в колонках.
В крови зашумел адреналин.
– Что нам известно? Мы готовы?
В студию ворвался Шон со стопкой бумаг в одной руке и своими знаменитыми черными очками – в другой.
– Дженна, суфлер?
Дженна бесстрастно подтвердила, что суфлер настроен.
– У меня хватит информации, чтобы дотянуть до конца программы, – сказал Шон, размахивая распечаткой. – Читай с суфлера медленно, а потом слушай меня.
– Десять секунд!
Шон вернулся за стеклянную стену аппаратной. Пейтон видела, как он натянул наушники и ткнул пальцем в оператора.
– Пристегнись, взлетаем, – сказал Джим, сделав сочувственное лицо.
– …три, два, один!
Включилась камера номер два, которая использовалась в основном для крупных планов, и Пейтон нашла взглядом телесуфлер.
– «Мы прерываем волнующую историю Логана Пирса, чтобы поделиться с вами экстренным сообщением, – прочла она, сама не понимая, дрогнул ее голос или просто показалось. – Агентами ФБР задержаны двадцать два человека в четырех штатах: родители абитуриентов, обвиняемые в попытке купить своим детям места в престижных учебных заведениях. Подробности пока неизвестны, однако источники утверждают, что по меньшей мере трое из этих людей – известные личности».
Телесуфлер остановился. Пейтон знала, что Дженна просто не успела написать больше, но у нее перехватило дыхание. От паники спас голос Шона. Никто не любит слепых экспромтов перед миллионной аудиторией.
– Спокойно! – гаркнул он. – Я с тобой.
Она набрала воздуха, а Шон начал выдавать ей кусочки ничего не значащей информации, которые она передавала на камеру. «Совет колледжей пока не прокомментировал ситуацию». «Ждем реакции районного прокурора Манхэттена». «Крупнейший сговор, связанный с приемом в колледжи».
– Джим, спроси у Пейтон, когда будет известно больше, – пролаял Шон.
Джим тут же обернулся к Пейтон, нахмурил бровь и спросил:
– Когда можно ожидать новую информацию, касающуюся этой сенсационной истории?
– Заканчивай, Пейтон, – сказал Шон.
Пейтон посмотрела на Джима и спокойно – во всяком случае, надеялась на это – произнесла:
– Время нашего утреннего эфира подходит к концу; Сюзанна и Алехандро будут следить за развитием событий и держать вас в курсе.
Она вновь повернулась к камере номер один – слева наискосок.
– Оставайтесь с нами, если хотите узнать подробности этого скандала. Мы – Пейтон Маркус и Джим Этвуд – увидимся с вами в понедельник утром.
Наступила немая сцена, во время которой никто не шелохнулся, затем Шон объявил:
– Всем спасибо, мы закончили.
Студия разразилась аплодисментами. Перед столом ведущих вырос Шон.
– Мне понравилось, что ты назвала это скандалом, – сказал он, блестя вспотевшим лбом. – Пикантно.
– Спасибо за помощь, – ответила Пейтон.
Сердце выскакивало из груди. Она вытащила наушник и рухнула в кресло.
– Отличная работа, – сказал Джим, вынимая наушник.
Он встал, возвышаясь над Пейтон и Шоном. У Джима была фигура бывшего футболиста, и он не упускал случая напомнить о своем славном прошлом, почти бессознательно роняя фразы: «Когда я играл за Клемсон», «В мою бытность квотербеком», «Нет лучшей школы жизни, чем университетский футбол». Всякий раз, когда он это говорил, Пейтон хотелось опрокинуть стопку «Егермейстера».
– Ладно, девчонки, я пошел, – объявил Джим, растянув губы в ухмылке, чтобы показать, что его ничуть не напрягает ориентация Шона. – Прекрасных выходных. Ведите себя прилично.
Он помахал мускулистой рукой и направился к своей гримерке.
– Фу, это у него «Драккар»? – наморщил нос Шон и указал на дверь кабинета. – Зайди ко мне, Пейтон.
Пейтон отстегнула микрофон и, вскочив, спросила:
– Что-то еще известно?
– О чем?
– Об этой истории с колледжами! Мы ведь уже освещали эту тему, так? Она тянется до сих пор?
Пейтон торопливо шагала за Шоном по коридору. Он толкнул дверь в свой кабинет и уселся за стол.
– Тема вечная. Держу пари, что половина моего выпуска попала в Станфорд благодаря гребле или волейболу. На худой конец, теннису. Сплошные спортсмены. Идиоты-родители, конечно, перегнули палку, но всем известно, на что способны обеспеченные люди, чтобы засунуть своих отпрысков в Лигу плюща.
Шон протянул Пейтон бутылку воды, и она только сейчас осознала, что умирает от жажды. Дыхание восстановилось.
– Да, ты прав. Такое происходит сплошь и рядом. Только эти родители, вероятно, слишком далеко зашли. Помнишь, как те, что подменили фотографии своих детей и заплатили другим людям, чтобы сдали за них экзамены. Как так можно?
– Согласен.
На столе зазвонил телефон.
– Да. Иду.
Шон опять встал.
– Мне надо бежать. Если не увидимся до твоего ухода, хороших выходных.
Продюсер чмокнул ее в щеку и закрыл за собой дверь. Эта маленькая любезность пришлась как нельзя кстати: Пейтон вдруг резко затошнило – наверное, от прилива адреналина. «Задержанные родители совсем не такие, как я и тысячи других, готовых на все, чтобы предоставить своим детям все возможные преимущества», – подумала она. Тем не менее беспокойство не утихало. Зачем вновь поднимать эту тему, после того как первая серия благополучно похоронена?.. Пейтон допила воду до последней капли, упала на колени и извергла все содержимое желудка в элегантную мусорную корзину Шона.
Через каких-то тринадцать минут – рекордное время! – она уже выходила из «Убера» на углу Семьдесят четвертой улицы и Медисон-авеню, где расположился на втором этаже высокого лофта великолепный частный спортзал, больше напоминавший съемочную площадку. Уединившись в просторной личной раздевалке, оборудованной паровым душем и шкафчиком с предметами личной гигиены от «Малин и Гетц», к которой прилегала комната отдыха с диванчиком и газовым камином, Пейтон стянула сапфирово-синее платье-футляр и влезла в короткие легинсы и спортивный топ со вшитыми чашечками. Она испачкала четыре влажные салфетки, чтобы снять плотный слой телевизионного макияжа, и долго вычесывала щеткой из кабаньей щетины профессиональный лак для волос суперсильной фиксации. Тело каждой клеточкой умоляло хоть на минутку присесть на плюшевый диванчик, однако Пейтон заставляла себя двигаться.
– Привет, красотка, – сказал Кендрик, шлепнув ее полотенцем, когда она вошла в зал для кардиотренировок. – Отличный был выпуск. А теперь подвигай задницей.
Пейтон отсалютовала и подошла к ближайшей беговой дорожке. Она порой скучала по сумасшедшей энергетике фитнес-клуба «Эквинокс», но терпеть не могла, когда на нее пялятся, фотографируют тайком или, не дай бог, подходят поболтать. А здесь, в скрытом от мира оазисе, который владельцы называли спортзалом, а денег брали как за воздушное такси, ей составляли компанию всего три человека – двое мужчин за шестьдесят на беговых дорожках и молодая женщина, старательно потевшая на клаймбере. И больше никого. Восхитительно!
Пейтон заняла место на тренажере и вставила наушники. Дожидаясь, пока на экране загрузятся новости, она установила скорость и наклон, чтобы разогреться, и вдруг заметила свое отражение в зеркальной стене. Господи, ужас! Многочисленные знакомые просто обожали рассказывать, что в сорок лет все летит к черту, а Пейтон улыбалась и кивала, не допуская даже мысли, что это когда-нибудь коснется ее самой. Начиная с подросткового возраста и до тридцати девяти лет она делала все, что хотела, и это никак не отражалось на внешности. Десять лет курила. Слишком много пила. Ела как шестнадцатилетний мальчишка. Почти не занималась спортом. Спала не больше пяти часов. И при этом, несмотря на рост метр шестьдесят пять, хотя она мечтала быть по крайней мере на десять сантиметров выше, всегда оставалась худощавой, стройной и подтянутой. А теперь? Ей нет и сорока. Просто кошмар! Едва заметные морщинки у глаз превратились в глубокие траншеи. Кожа усталая и землистая, несмотря на сумасшедшие деньги, которые она тратит на скрабы, кремы под глаза и масла для лица. Волосы растут везде, только не там, где нужно. А фигура? Как будто кто-то нажал кнопку, и живот выпятился, грудь обвисла, а задница начала расползаться во все стороны.
Когда она чуть ли не в истерике пришла к гинекологу, врач понимающе кивнула.
– Перименопауза. Нормальное явление.
– Нормальное? – взвизгнула Пейтон. – Посмотри на меня!
Доктор Кейт из частного кабинета в Верхнем Ист-Сайде, привычная к таким вспышкам, улыбнулась:
– Нужно сократить углеводы. Записаться в фитнес-клуб на индивидуальные занятия с тренером. Могу порекомендовать хорошего дерматокосметолога.
На протяжении последних шести месяцев Пейтон полностью посвятила себя (и большую часть своей немаленькой зарплаты) самосовершенствованию. Выбора не оставалось. От внешности зависела ее карьера. Она подружилась с дерматокосметологом и подвергла свое лицо, зону декольте и даже руки всем мыслимым и немыслимым лазерным и химическим процедурам, которые ей предлагали. Они боролись с красными и коричневыми пятнами, с морщинами. С волосами, растущими в неправильных местах. Повышали общий тонус кожи. Увеличивали выработку коллагена. Короткое время она наслаждалась результатом: кожа посветлела, разгладилась, – а потом, не успела она купить новую основу для макияжа, все вернулось в геометрической прогрессии – настоящее цунами морщин, пятен и щетины.
Пейтон не привыкла сдаваться. Теперь она колола ботокс не три раза в год, а раз в два месяца. Это возымело эффект. Еще больше помогли филлеры в щеки и губы и вонючее масло, которое она втирала в кожу головы, чтобы стимулировать рост волос. Воспрянув духом, она начала тренировки с Кендриком, который брал за сеанс больше, чем психиатр с докторской степенью. Она вставала в три часа, в четверть пятого занимала место в кресле у визажиста, с пяти до восьми – прямой эфир, затем долгие часы работы, встречи и подготовка новых выпусков, и так каждый день, с понедельника по пятницу. Несмотря на жесткое расписание, она выползала из студии, приезжала в спортзал и под руководством Кендрика качала бицепсы, выполняла становую тягу и сжигала жир. Она записалась к нутрициологу, среди клиентов которой числились Жизель Бюндхен[1 - Бюндхен Жизель (1980) – бразильская супермодель и актриса. – Здесь и далее примеч. ред.] и Том Брэди[2 - Брэди Том (1977) – американский футболист.], и выполняла все ее требования. Заливала в себя два с половиной литра воды в день и бегала в туалет через каждые двадцать минут. Макала зеленый салат в заправку, а не поливала сверху. Исключила хлеб, пасту, сыр и всю остальную еду, которая заключала в себе хоть малейший намек на удовольствие.
Это ничего не изменило. Ни хрена вообще. Как только она сосредоточивалась на фитнесе, безнадежно портилась кожа. Стоило вернуться к лазерам и пилингам, портилась фигура. Пейтон практически голодала, разрываясь между тренировками и дерматологом. Впустую. Джинсы, которые она с удовольствием носила со студенческих времен, не застегивались. Ни впрыскиваемый в мышцы яд, ни отжимания, ни неприлично большие деньги не могли исправить ущерб, связанный с приближением к роковой дате. А ведь ей еще не исполнилось и сорока! А Скай – худышка, свежая кожа, ни морщинки, и вообще не прилагает никаких усилий.
Беговая дорожка автоматически увеличила скорость, и Пейтон переключилась с Эй-эн-эн на Эм-эс-эн-би-си, где Джо и Мика обсуждали новую волну арестов, связанных с поступлением в колледжи, в том числе доктора из Беверли-Хиллз, который предложил бесплатную операцию по уменьшению желудка тренеру по сквошу в одном из университетов Калифорнии, если та возьмет в команду его дочь. «Безумие какое-то», – подумала Пейтон, увеличивая темп.
Утверждая, что никогда не смотрит новости за пределами студии, Пейтон кривила душой. Она знала всех ведущих на каждом канале; получала уведомления с полудюжины новостных веб-сайтов; следила за тем, кто куда перешел, и за внутренними скандалами. Конкуренция в отрасли чрезвычайно высока, и если ты не в теме, тебя опередят. Попасть в кресло ведущей утреннего выпуска ей помогли не лень и неведение. О нет! Она отсидела свое в Арканзасе и в Южной Дакоте, а одно лето даже провела на Аляске. Никто лучше ее не знал, как опасно расслабиться и впасть в благодушие. Она наконец пробилась на общенациональный канал, и не посреди ночи. Следующая ступенька – прайм-тайм, если хватит сил и целеустремленности.
Через десять минут бега Пейтон надоело «Утро с Джо», и она переключила на Си-эн-эн. Ведущую Поппи Харлоу она знала лично и часто смотрела ее передачу по утрам. Сегодня Поппи вела репортаж из Лондона, а в студии за столом сидел Дон Лемон. Пейтон так увлеклась изменением настроек, что не сразу заметила, как Дон прижал палец к уху и сказал: «Минутку, Поппи, у нас, кажется, экстренная новость». В ту же секунду на экране замельтешили красные буквы, сопровождаемые тревожной барабанной дробью: экстренное сообщение. Пейтон закатила глаза. Вновь открывшиеся факты о старом расследовании или действительно что-то новенькое? Такими заявлениями злоупотребляли все каналы. Разумеется, это привлекало внимание, однако опросы показывали, что у зрителей вырабатывается иммунитет. Пожар в Пентагоне, который устроил не террорист-смертник, и никто не погиб? Подумаешь, новость! Рекордное закрытие торгов в Китае? Не впечатляет. Разлив нефти у берегов Индонезии? Дальше. Появление красных букв могло оправдать разве что покушение на президента или «грязная бомба» в метро.
Дон вернулся – до крайности возбужденный.
– А сейчас мы с вами перенесемся в жилой квартал Манхэттена, где находится мой коллега Джейми. Джейми, что у тебя?
Юноша с галстуком-бабочкой озабоченно посмотрел в камеру.
– Как ты знаешь, Дон, мы продолжаем следить за развитием событий. Пока могу только сказать, что ФБР стянуло сюда большое количество сил, а это никогда не делается без достаточных оснований.
«Надо же, какой блестящий анализ!» – подумала Пейтон.
Стоп. Нажав кнопку аварийной остановки, она сощурилась на экран, не веря глазам. Это что, ее дом на заднем плане? На экране вновь появился Джейми, едва сдерживавший возбуждение, а за его спиной застыл их швейцар Питер.
