– Умереть? – простонала Шарлотта и отпихнула меня с дороги, чтобы снова обняться с унитазом.
Я попятился из ванной, закрывая за собой дверь. Ты сидела на диване в гостиной и ела банан.
– Ты испортишь аппетит, – сказал я.
– Я не ем банан, папочка. А чиню его.
– Чинишь, – повторил я.
На столе перед тобой лежал нож, которого здесь быть не должно: я сделал мысленную пометку поругать за это Амелию. По центру банана шел разрез.
Ты открыла ремонтный чемоданчик, который мы привезли из номера отеля во Флориде, достала иглу с ниткой и стала зашивать банановую кожуру.
– Уиллоу, что ты делаешь?
Ты заморгала, глядя на меня:
– Операцию.
Ты сделала несколько швов под моим надзором – я хотел убедиться, что ты не поранишься, потом пожал плечами. Разве мог я встать на пути науки.
Амелия сидела за кухонной столешницей с маркерами, клеем и куском ватмана.
– Не хочешь сказать, откуда у Уиллоу нож для фруктов?
– Она попросила.
– А если бы она попросила бензопилу, ты бы принесла ее из гаража?
– Для банана это перебор, не находишь? – Амелия вздохнула, глядя на свой проект. – Какая чушь! Я должна сделать настольную игру о системе пищеварения. Все будут смеяться надо мной, потому что известно, в какую дыру все утекает!
– Забавно, что тебе придется говорить об этом.
– УЖАСНО, пап!
Я вынул посуду из-под столешницы, поставил на плиту сковороду:
– Как насчет блинов на обед?
Выбора особого не было: я знал лишь, как готовить блины, а еще сэндвичи с арахисовым маслом и вареньем.
– Мама пекла блинчики на завтрак, – пожаловалась Амелия.
– Вы знаете, что рассасывающиеся нити делают из кишок животных? – вклинилась в разговор ты.
– Нет, и лучше бы не знал…
Амелия намазала клей на постер.
– Маме лучше?
– Нет, малыш.
– Но она обещала нарисовать пищевод.
– Я могу помочь, – сказал я.
– Ты не умеешь рисовать, пап. Когда мы играем в картинки-ассоциации, ты всегда рисуешь дом, хотя это никак не связано с ответом.
– Разве тяжело нарисовать пищевод? Это ведь труба, верно? – Я порылся в поисках коробки «Бисквик».
Раздался грохот, нож закатился под диван. Ты неловко повернулась.
– Стой, Уиллс, я подниму! – крикнул я.
– Мне он больше не нужен, – сказала ты, все еще извиваясь.
Амелия вздохнула:
– Уиллоу, перестань вести себя как ребенок, иначе надуешь в штаны.
Я перевел взгляд с твоей сестры на тебя:
– Тебе нужно в туалет?
– Она делает такое лицо, когда терпит…
– Амелия, хватит! – Я прошел в гостиную и сел на корточки рядом с тобой. – Милая, тебе не нужно смущаться.
Ты поджала губы:
– Я хочу, чтобы меня отвела мама.
– Мамы тут нет, – фыркнула Амелия.
Я подхватил тебя с дивана, чтобы отнести в ванную комнату на первом этаже. Просунул в проем твои нелепо расставленные из-за гипса ноги, когда ты сказала:
– Ты забыл мусорные пакеты.
Шарлотта рассказывала, как подкладывала их под гипс перед походом в туалет. За все время твоего пребывания в «ортопедических штанах» эта обязанность обходила меня стороной. Ты очень смущалась, что мне придется снимать твои штаны. Я завернул за угол к шкафчику, где Шарлотта хранила коробку мусорных пакетов для кухни.
– Ладно, – сказал я. – Я новичок, так что руководи.
– Поклянись, что не будешь подглядывать.
– Положа руку на сердце!
Ты развязала узел, державший гигантские трусы боксеры, которые мы натянули поверх гипсовых штанов. Я поднял тебя, и они сползли вниз. Когда я снял их, ты взвизгнула:
– Смотри наверх!
– Хорошо! – Я решительно уставился тебе в глаза, стараясь убрать шорты, потом поднял мусорный пакет, который нужно подложить в паховой зоне. – Хочешь сделать это сама? – покраснев, спросил я.
Я поднял тебя подмышки, пока ты пыталась уложить целлофан вдоль гипса.
– Готово, – сказала ты, и я разместил тебя над унитазом.
– Нет, чуть назад, – сказала ты.
Я подстроился и стал ждать.
И ждать.
– Уиллоу, – сказал я, – давай уже.
– Не могу. Ты слушаешь.
– Я не слушаю…
– Слушаешь.
– Мама же слушает…
– Это другое, – сказала ты и расплакалась.
Стоило открыться одним каналам, как распахнулись и другие. Я опустил взгляд на унитаз, но ты заплакала громче.
– Ты сказал, что не будешь подглядывать!
Я устремил взгляд на север, переложил тебя на левую руку, а правой потянулся за туалетной бумагой.
– Пап! – прокричала Амелия. – Мне кажется, что-то горит…
– Вот черт! – выругался я, отдаленно подумав о банке для ругательств, и вложил в твою ладонь бумагу. – Поторопись, Уиллоу, – сказал я, потом нажал на смыв.
– Мне н-н-нужно пом-м-мыть руки, – заикаясь, захныкала ты.
– Позже! – резко сказал я и отнес тебя обратно на диван, сложив шорты у тебя на бедрах, прежде чем помчаться на кухню.
Амелия стояла перед плитой, где превращались в угли блинчики.
– Я выключила конфорку, – сказала дочь, кашляя от дыма.
– Спасибо.
Она кивнула и потянулась к столешнице за… Это то, что я подумал? Амелия села и подняла клеевой пистолет. Она приклеила почти тридцать моих крутых фишек от покера по краю постера.
– Амелия! – закричал я. – Это мои покерные фишки!
– У тебя их целая куча. А мне всего-то и нужно парочку…
– Разве я разрешал их трогать?
– Но и не запрещал, – сказала Амелия.
– Папочка, – позвала ты из гостиной, – мои руки!
– Хорошо, – выдохнул я. – Хорошо. – Я досчитал до десяти, потом отнес сковороду к мусорному ведру, чтобы выбросить содержимое. Металлический край обжег мое запястье, и я выронил сковороду. – Черт подери! – выкрикнул я и включил холодную воду, подставляя руку под струю.
– Я хочу помыть руки! – завыла ты.
– Ты должен Уиллоу четвертак, – сказала Амелия, подбоченившись.
К девяти часам вы уснули, кастрюли были вымыты, мерно гудела посудомоечная машина. Я обошел дом, выключая свет, потом прокрался в темную спальню. Шарлотта лежала, забросив за голову руку.
– Тебе не нужно ходить на цыпочках, – сказала она. – Я не сплю.
Я опустился на кровать рядом с ней:
– Тебе лучше?
– Я совершенно опустошена. Как девочки?
– Хорошо. Хотя с прискорбием сообщаю, что пациент, которого оперировала Уиллоу, не выжил.
– Что?
– Ничего. – Я перекатился на спину. – На обед у нас было арахисовое масло и варенье.
Она рассеянно похлопала меня по руке:
– Знаешь, что я обожаю в тебе?
– Что?
– Рядом с тобой я кажусь такой хорошей…
Я завел руки за голову и уставился в потолок:
– Ты больше ничего не печешь.
– Да, но у меня не сгорают блинчики, – сказала Шарлотта, слегка улыбнувшись. – Амелия настучала на тебя, когда заходила пожелать мне спокойной ночи.
– Я серьезно. Помнишь, как ты делала раньше крем-брюле, птифур и шоколадные эклеры?
– Полагаю, на первом месте оказались дела поважнее, – ответила Шарлотта.
