Марина Эльденберт "Луна Верховного. Том 3"

– Все не так просто, Венера. Микаэль тебя не отпускал.

А вот это новость!

– Почему?

Я жду ответа от Доминика, но отвечает верховный, и голос у него, мягко говоря, злой:

– Потому что ты назвала Рауля своим супругом и стала официально женой этого щенка. Микаэль заявил, что ты член его стаи.

Идея игнорировать Рамона и делать вид, что он невидимка, проваливается в самом начале. Мои глаза расширяются, а не посмотреть на виновника всех моих несчастий просто невозможно.

– То есть твой брат оказался еще большим эсдеринос? – вкрадчиво интересуюсь я.

– Ну почему же? – цедит верховный или уже бывший верховный. – Он выполнил твое пожелание. Позаботился. А Рауль и счастлив, что ты ему досталась.

Мы смотрим на друг друга так яростно, что, мне кажется, сейчас взглядами высечем искру, а может, не одну. Главное, не поджечь тут все, мы все-таки в воздухе!

– Знаешь, что? – рычу я. – Да каждый волк в стае Микаэля спал и видел, чтобы я выбрала его в качестве мужа.

– Конечно. Чтобы забраться к тебе в постель.

– Я была беременна, – возмущенно выдыхаю. Какая, к бесам, постель? Я же была круглая как шар, и вообще, даже мне, как волчице, понадобится пару месяцев, чтобы восстановить форму.

Но, кажется, Рамон этого не видел. Или не понимал.

– Это не отменяет твоей сексуальности, твоих взглядов, как у трепетной лани.

– Лани?!

Нет слов!

– Твоего роскошного тела, в конце концов.

Хотя вру, слова есть.

– То есть ты только сейчас заметил то, что остальные давно знали?

– Я-то сразу заметил: после той ночи и появилась наша дочь. Просто не говорил тебе. Много чего не успел сказать, – последнюю фразу он добавляет устало, если не сказать с тоской в голосе.

Он вообще выглядит уставшим, сжимает и разжимает кулаки. Но я пресекаю в себе любую попытку проникнуться его чувствами, закрываю ее, как на краник. И только сейчас осознаю, что у нашего спора о моей сексуальности множество свидетелей – попросту, все присутствующие на борту.

Бес!

– Прошу прощения, – извиняюсь перед Домиником.

– Ничего, – альфа больше не хмурится, лишь продолжает внимательно изучать меня, нас с Рамоном. – Я понимаю, что вы не успели выяснить отношения.

– У нас с ним, – киваю на Переса, – больше нет никаких отношений.

– Даже если он вернет вашу дочь?

Вопрос с подвохом, и от Доминика я такого не ожидала, но, наверное, это что-то вроде мужской солидарности. У него же тоже есть ребенок, Анхель. С поправкой на то, что своего сына он не терял!

Я предпочитаю не отвечать на провокационный вопрос и возвращаю тему на Микаэля и мое неудавшееся замужество. Точнее, если верить Мику, как раз удавшееся. Предки, как сложно!

– То есть, альфа Мик все еще считает меня членом своей стаи? И получается… вы меня увезли без его разрешения?

– Я тебя выкрал, – отвечает Рамон.

– А я помог увезти, – добавляет Доминик.

– Это же международный скандал! – У меня волосы на голове начинают шевелиться от размаха катастрофы. Что, если Вилемия объявит войну Легории? Если Микаэль объявит войну Доминику? Вызовет его на бой, а я не буду знать, за кого больше переживать! Мик тот еще эсдеринос, но эсдеринос идейный. Он же действительно считает, что поступает правильно, и у него тоже жена, дети. Если он погибнет, как я потом посмотрю в глаза Рикардо и Терри?

– Мне надо вернуться!

– К Раулю? – рычит мой истинный, но я его игнорирую.

– Все объяснить. Расторгнуть этот брак. Сказать, что ты, Доминик, и твоя страна тут не при чем.

– Ты с ума сошла, женщина? – интересуется Рамон. – Вместе с моим братом. Он тебя не отпустит, сделает все по-своему.

– Хорошо, – встречаю его яростный взгляд, – а ты чем от него отличаешься? Меня никто не спрашивал, хочу ли, чтобы мою дочь отдали на эксперименты!

Рамона перекашивает, на лице играют желваки, а затем он поднимается рывком и уходит, предположительно в сторону кабины пилотов. Смотрю ему в спину, пока он не скрывается из поля зрения.

– Венера, – зовет меня Доминик. Мне уже стыдно за свою вспышку, стыдно, что он стал ее свидетелем. Еще ужасно осознавать, что из-за меня у Доминика могут быть проблемы. У всей Легории могут быть проблемы!

– Прости меня, – говорю смущенно. Без Переса на горизонте мне не хочется крошить и ломать окружающий мир, кричать гадости. – Надо было уехать тогда с тобой.

– Я рад, что не уехала. Учитывая, как Альма хотела тебя заполучить, и как бы мне ни хотелось это признавать, я вряд ли бы обеспечил тебе настолько идеальную охрану. Хорошо, что ты смогла родить здоровую дочь. Хорошо, что осталась жива сама.

Между нами лишь столик, Доминик сидит в кресле напротив, поэтому просто протягивает мне ладонь, и я хватаюсь за нее, как маленькая девочка за отца или старшего брата. В его ладонях сила. Такая же, как в ладонях Рамона, но я гоню эту ассоциацию прочь.

– Мы должны повернуть, – говорю я. – Вернуться в Вилемию. Иначе тебе придется биться с Миком.

– Разверну самолет, и мне придется сражаться с Пересом, – усмехается Доминик. – Но если без шуток, Рамон увез тебя, потому что считает, что в Легории тебе сейчас будет лучше. Это так, Венера? Или ты хочешь вернуться?

– Правильнее будет вернуться…

– Я не о том, что правильнее, а о том, чего хочешь ты. С Пересом, если что я разберусь.

– Он божественный, – у меня вырывается стон безнадежности. – Прямой потомок предков.

– Я уже понял, что придется постараться.

Доминик так спокоен и уверен в себе, что эта уверенность передается и мне. Но я не хочу для него проблем. А чего я хочу?

– Домой. Я хочу домой.

– Вот и славно.

До Легории оказывается не так много времени, я успеваю еще подремать, пообщаться с волками-близнецами из стаи Доминика и с самим альфой. Это позволяет мне немного забыться, вернуться в прошлое, где я чувствую себя дома, в безопасности. Пусть даже дома я ни разу вот так не летала на частном самолете.

Единственное, точнее, единственный, кто омрачает мою реальность – это Рамон. Он больше не делает попыток взять меня за руку или поговорить со мной по душам, но он все время находится рядом. Мелькает перед глазами. Отчего мне хочется попросить Доминика выдать ему парашют и выбросить Переса из самолета. Даже самой немного жутко от такой кровожадности! Впрочем, мне сейчас все равно. Мои чувства заблокировались, и единственная мысль, которая меня греет – я скоро буду дома.

ГЛАВА 2

Легория встречает меня проливным дождем и прохладной погодой. В принципе, нормальное явление в родных краях, после изнуряющей жары в Вилемие так вообще сказка. Не говоря уже о том, что погода под стать моему состоянию души. Такая же мрачная и плачущая. Впрочем, плачу я исключительно глубоко внутри себя, во внешний мир не пробивается ни слезинки.

Заморозка.

Нет, все-таки крайтонская погода не совсем меня олицетворяет. Вот если бы град пошел или снег, то возможно. Что вполне вероятно где-нибудь в Морийских лесах, на территории Доминика, куда мы сразу же едем. Здесь горы, и некоторые вершины даже летом укутаны снегом.

Поселение вервольфов несколько лет было моим вторым домом. Да, у меня была собственная квартира в Крайтоне: на гонорар, который мне платил Доминик, я сняла вполне сносное жилье. Но при этом я часто бывала в Морийских лесах, приезжала по делам стаи или в гости к Чарли.

Поэтому сейчас меня накрывает ностальгией, которую я испытываю при виде небольшого городка, аккуратных домиков, расположенных вдоль серпантина, уводящего на вершину холма, к дому альфы. Мы проезжаем по мосту, под которым течет быстрая, полная порогов река, и я ловлю это ощущение дома. Ловлю, пытаюсь поймать, и почему-то не чувствую такой радости, как раньше.

Будто дом у меня теперь в другом месте. А может, просто дело в этой вынужденной заморозке, куда я себя отправила?

Особняк альфы – трехэтажное каменное здание с деревянными внешними балками, больше напоминает замок, чем дом. Хотя бы потому что стоит тут уже несколько столетий. Но вот запущенным не выглядит: благодаря появлению Чарли в жизни Доминика, особняк даже больше расцвел, превратившись из мрачной махины в дом в том самом теплом смысле. И он нравится мне больше их особняка на побережье, у этого есть стиль, история.

Сейчас, правда, я все это отмечаю краем сознания. Или, скорее, осознания. Меня больше интересует Чарли, стоящая на ступеньках под балконом и держащая Анхеля на руках. Я хотела броситься к ней, уже толкнула двери замедляющего ход автомобиля, но Рамон меня удержал на сиденье.

– Ты что творишь, Венера? – рычит он.

– Хочу обнять подругу и ее сына, – цежу в ответ, мгновенно заводясь.

– А о себе ты подумала? Так же можно переломаться.

Он утрирует и изображает заботливого мужа. Вот только муж у меня теперь другой. До сих пор не приду в себя от мысли, что я сбежала от супруга.

– Какая тебе разница? – интересуюсь. Разницы вообще уже никакой – кортеж авто уже остановился. – Переломаюсь я или нет.

– Разница есть. Мертвой ты Саре не поможешь.

Имя моей девочки как выстрел в самое сердце.

– Ты жесток, – говорю я.

– Может быть. Если это единственный способ до тебя достучаться.

Я ничего не отвечаю, все-таки выхожу под дождь, наконец-то обнимаю Чарли и крошку Анхеля. Который уже совсем не крошка. Парень вырос, ему уже четыре месяца. Но именно в этот момент, при виде чудесного, со светлыми кудряшками и упрямым выражением личика, Анхеля плотина в моей душе рушится.

И обняв его, я начинаю рыдать.

Со стороны это, наверное, жутко, потому что Чарли широко распахивает глаза, она начинает в панике суетиться.

– Что… Венера? Прости! Мне не надо было выносить Анхеля, но я с ним почти не расстаюсь. Доминик, забери его, пожалуйста!

От этого я плачу еще сильнее.

– Не надо, – прошу я. Как же неловко получилось, еще и напугала всех, в том числе Анхеля. Правда, его младенческий рев прекращается тут же, стоило ему перекочевать на руки отца. Но Чарли уже обнимет меня и буквально тащит в особняк.

– Все хорошо, милая. Все хорошо. Ты дома.

Дом. Какое желанное слово, но все, абсолютно все вокруг делает все, чтобы я почувствовала себя именно так. Дома. Чарли окружает меня заботой со свойственным ей рвением. У нее собственный малыш, но сейчас я чувствую себя маленькой девочкой в объятиях любимой матери, готовой порвать любого, кто причинит мне вред или боль. Она оттесняет Рамона, а может, он оттесняется сам, я не знаю, и ведет меня в гостевую спальню, где я могу наконец-то выплакаться. В ее объятиях, в тепле, в уюте.

Я плачу и плачу, будто во мне несколько грозовых туч с водой, но слезы спустя время заканчиваются, на моих щеках остаются лишь их следы, а на языке чувствуется привкус соли.

– Прости, что развела тут сырость.

– Ерунда, Ви, – Чарли хлопает меня по плечу, – я привыкла к плачущим вервольфам.

Я представляю, как стая по расписанию приходит поплакаться в жилетку первой волчице, и у меня округляются глаза.

– Я про Анхеля, – смеется подруга. – Если тебя это утешит, он плачет в разы громче, на весь лес слышно.

– Как много я пропустила, – говорю с сожалением.

– Да ладно, у нас было скучно. Уверена, что тебе есть, что рассказать.

– Да уж, мне было нескучно.

– Знаю, Ви, – она ободряюще сжимает мою руку. – Зато ты была в гуще событий и жила свою жизнь.

– В смысле, свою? – хмурюсь я.

Чарли теряется, но деваться ей некуда, уже сказала «А».

– Собственную, – объясняет она. – Мне казалось, что, когда ты жила здесь, в Крайтоне, то будто бы наблюдала за нами, но боялась жить сама. А теперь все изменилось.

Подруга нервно смеется и поднимает руки:

– Я не говорю, что то, что случилось – хорошо, Владыка упаси! Но, наверное, было и хорошее.

– Да, – соглашаюсь я. – Я родила дочь. У меня была дочь.

– Венера, у тебя есть дочь, – напоминает Чарли, глядя на меня с искренним беспокойством и участием, но я отмахиваюсь от ее слов:

– Можно мне отдохнуть?

– Да, конечно.