Сталин. Жизнь одного вождя
Олег Витальевич Хлевнюк
Споры о том, насколько велика единоличная роль Сталина в массовых репрессиях против собственного населения, развязанных в 30-е годы прошлого века и получивших название «Большой террор», не стихают уже многие десятилетия. Книга Олега Хлевнюка будет интересна тем, кто пытается найти ответ на этот и другие вопросы: был ли у страны, перепрыгнувшей от монархии к социализму, иной путь? Случайно ли абсолютная власть досталась одному человеку и можно ли было ее ограничить? Какова роль Сталина в поражениях и победах в Великой Отечественной войне? В отличие от авторов, которые пытаются обелить Сталина или ищут легкий путь к сердцу читателя, выбирая пикантные детали, Хлевнюк создает масштабный, подробный и достоверный портрет страны и ее лидера. Ученый с мировым именем, автор опирается только на проверенные источники и на деле доказывает, что факты увлекательнее и красноречивее любого вымысла. Олег Хлевнюк – доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Международного центра истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», главный специалист Государственного архива Российской Федерации.
Олег Хлевнюк
Сталин. Жизнь одного вождя. Биография
© О. Хлевнюк, 2015
© А. Бондаренко, художественное оформление, 2015 © ООО «Издательство АСТ», 2015 Издательство CORPUS ®
* * *
Моей жене Кате (1961–2013)
Введение
Эта книга будет неинтересна авторам «Иного Сталина», «Подлых мифов о Сталине», «Сталина Великого», «России за Сталина», «Настольной книги сталиниста», «Убийства Сталина» и прочего, а также их почитателям. Я писал эту книгу для тех, кто (как и я сам) хотели бы понять Сталина и его эпоху, характер и логику действий советского диктатора, оказавшего столь значительное влияние на развитие нашей страны.
Количество публикаций о Сталине и его политике слишком велико. Даже специалисту не стыдно признаться, что он не читал их изрядную часть. В океане мысли и бессмыслицы мирно сосуществуют и почти не пересекаются серьезные, строго документированные исследования и дешевые однодневки, скроенные на скорую руку из анекдотов, слухов и выдуманных сенсаций. Оба лагеря – научная историография и примитивная публицистика – уже давно махнули друг на друга рукой. Лишь изредка кто-нибудь из серьезных ученых публично возмутится очередной фальшивкой. Еще реже современные сталинисты и охотники за «сенсациями» заглядывают в серьезные книги или документы. Читателю все сложнее ориентироваться в мире фальсификаций, «свободных» интерпретаций и фантазий возбужденных умов.
Научные биографии Сталина в своем развитии прошли те же стадии, что и историография советского периода в целом. По политическим причинам в Советском Союзе научной биографике Сталина не было места. Дело ограничилось официозом «Иосиф Сталин. Краткая биография» и формальными справками в энциклопедиях. Западные и советские неформальные историки, по крупицам собирая доступные источники, создали несколько биографий Сталина, ставших теперь классическими[1 - Souvarine B. Stalin: a Critical Survey of Bolshevism. New York, 1972; Ulam A. B. Stalin. The Man and his Era. New York, 1973; Tucker R. C. Stalin as Revolutionary, 1879–1929: A Study in History and Personality. New York, 1973; Tucker R. C. Stalin in Power: The Revolution from Above, 1928–1941. New York, 1990 (книги Р. Такера переведены на русский язык); Medvedev R. Let History Judge: the Origins and Consequences of Stalinism. London, 1976 (с начала 1990-х годов многочисленные работы Р. Медведева о Сталине публикуются в России); McNeal R. H. Stalin: Man and Ruler. New York, 1988.].
Ситуация не могла не измениться после лавинообразного открытия архивов. Мы оказались буквально погребены под массой новых документов. Потребовалось время, чтобы выбраться из-под этих завалов. Свидетельством относительной историографической стабилизации были в числе прочего новые научные биографии Сталина и другие исследования, посвященные его личности и деятельности, написанные с привлечением архивных материалов[2 - Островский А. Кто стоял за спиной Сталина? М., 2002; Kun M. Stalin, An Unknown Portrait. Budapest, New York, 2003; Service R. Stalin. A Biography. London, 2004; Kuromiya H. Stalin. Harlow, 2005. О Сталине и сталинской системе власти см.: Хлевнюк О. В. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М., 2010; Хлевнюк O. В., Горлицкий Й. Холодный мир. Сталин и завершение сталинской диктатуры. М., 2011. Предпринимаются попытки исследования духовного мира Сталина: Илизаров Б. С. Тайная жизнь Сталина. М., 2002; Ree E. van. The Political Thought of Joseph Stalin. A Study in Twentieth-Century Revolutionary Patriotism. London, New York, 2002; Курляндский И. А. Сталин, власть, религия. М., 2011. Многочисленные работы о терроре и ГУЛАГе дополнились исследованиями о персональном участии Сталина в организации массовых репрессий: Хаустов В. Н., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии. 1936–1938 гг. М., 2009. В разной степени изучается роль Сталина в принятии внешнеполитических решений. См., например: Печатнов В. О. Сталин, Рузвельт, Трумэн: СССР и США в 1940-х гг. М., 2006; Зубок В. М. Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева. М., 2011; Робертс Д. Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953. М., 2014. На фоне огромной литературы о Второй мировой войне в целом заметным пробелом остается изучение деятельности Сталина как верховного главнокомандующего.].
С открытием архивов связано появление еще одного популярного жанра сталинских биографий. Я назвал бы его архивной публицистикой. Основателем этого жанра есть основания считать известного советского деятеля горбачевской перестройки Д. А. Волкогонова. В какой-то мере его знамя подхватил российский драматург Э. Радзинский[3 - Волкогонов Д. А. Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Сталина. Кн. 1–2. М., 1989; Радзинский Э. Сталин. М., 1997.]. Методы отбора документальных свидетельств и изложения материала имеют в этих книгах ярко выраженный публицистический характер. Особое внимание этих авторов привлекают документы личного происхождения, а не «скучная» статистика и делопроизводство властных структур. В результате характерной чертой таких биографий Сталина является слабое исследование исторического контекста, особое внимание к привлекательным, но второстепенным деталям.
Своего рода «третий путь» наметил в своих работах английский писатель и историк С. Монтефиоре[4 - Монтефиоре С. Сталин. Двор красного монарха. М., 2005; Монтефиоре С. Молодой Сталин. М., 2014.]. Он попытался сделать более популярными сухие архивные исследования и преодолеть недостатки архивной публицистики. Полученный результат оказался широко востребованным, прежде всего, у западного читателя.
Количественно в современной России, однако, преобладает жанр псевдонаучной апологии Сталина. Самые разные люди по разным причинам тиражируют мифы о вожде и его эпохе. Авторы таких публикаций отличаются невежеством. Нехватка элементарных знаний замещается агрессивностью суждений, использованием фальшивых «источников» или извращением реальных документов. Сила воздействия этой идеологической атаки на умы читателей умножается трудностями повседневной жизни, коррупцией и возмутительным социальным неравенством в современной России. Не принимая настоящего, люди склонны идеализировать прошлое.
Российские апологеты Сталина уже не осмеливаются (как это было совсем недавно) отрицать массовые репрессии и очевидные провалы сталинской политики, оплаченные большой кровью. Теперь используются более изощренные методы «исправления истории». Виновниками массового террора объявляются советские чиновники (руководители НКВД, секретари региональных партийных комитетов), которые вышли якобы из-под контроля и обманывали Сталина. Выдумки об «ином», потенциально «демократическом» Сталине, ограниченном в своей власти злонамеренными чиновниками, – плод политически ангажированных фантазий; они не подкреплены ни единым документом[5 - Подробнее см. главу 4 этой книги.].
По сути столь же умозрительной и бездоказательной является широко распространенная концепция неизбежного «модернизирующего сталинизма». Формально упоминая о многочисленных жертвах террора и негативных последствиях стратегии скачков, она исходит из представлений о безусловной органичности и безвариантности сталинской модели как метода «модернизации» послереволюционной России. Сталин – выразитель объективной потребности, пешка в игре исторической стихии. Его методы если и достойны сожаления, то необходимы и даже эффективны, поскольку маховик истории всегда смазывается большой кровью. В этих суждениях мы без труда прочитываем укоренившиеся предрассудки российского общественного сознания – об абсолютном приоритете интересов государства и ничтожности личности, о жесткой обусловленности хода истории закономерностями высшего порядка.
Конечно, было бы нелепо отрицать, что и большевизм, и пришедший ему на смену сталинизм были в определенной мере обусловлены «длинными волнами» российской истории. Сильное государство и авторитарные традиции, слабые институты частной собственности и гражданское общество, наконец, колоссальные размеры колонизирующейся державы, позволявшие, в частности, создать огромный «архипелаг ГУЛАГ». Однако абсолютизация этих факторов до масштабов «российского рока» приводит к тупиковой теории «неизбежного Сталина». Ее приверженцы неслучайно избегают размышлений о конкретных фактах и предпочитают тиражировать сталинские схемы советской истории, иногда в новых обертках, а часто и без них. Они яростно отмахиваются от вопросов о цене преобразований и военных побед, о вариантах развития страны и роли личности в советской истории. Доказательная база концепции неизбежности Сталина и сталинизма стремится к нулю. Фактически она основана на сомнительном постулате «здравого смысла»: все, что происходит, – должно произойти обязательно, иного не дано.
Растворение истории в вязкой и бесформенной исторической необходимости – самый простой и незамысловатый способ представления прошлого. Историку, однако, приходится иметь дело не с простыми схемами и политическими спекуляциями, а с конкретными фактами. Работая с документами, он не может не заметить тесной взаимосвязи и взаимообусловленности объективных и субъективных факторов, типичного и случайного. В условиях диктатуры роль личных пристрастий, предубеждений и одержимости вождя возрастала многократно. И где, как не в биографии Сталина, уместно подумать о сложном переплетении этих проблем.
Вместе с тем биографии представляют собой особый жанр исследований, который легко засушить подробностями исторического контекста, но столь же легко залить до краев пикантным бытописанием. Контекст вне героя и герой вне контекста – вот главные опасности, которые, как мы видим на многих примерах, подстерегают авторов биографий. Эта проблема была одной из самых сложных и для меня. В конечном счете я понял, что не смогу втиснуть в книгу даже упоминания обо всех сколько-нибудь значимых событиях сталинского периода. Восстанавливая исторический контекст, я вынужденно пропускал многие факты и подробности, особенно если они повторяли друг друга. В центре исследования остались те основные процессы и явления, которые наиболее ярко и понятно характеризуют Сталина, его время и связанную с его именем систему. Такое ограничение было тем более уместным, что за последние двадцать лет появилось слишком много новых источников о Сталине и сталинском периоде. О них, хотя бы коротко, нужно сказать отдельно.
Прежде всего, благодаря открытию архивов после распада СССР историки получили возможность изучать документы, происходящие «из первых рук», в то время как прежде они пытались очистить от искажений официальные публикации. Хороший пример – работы и речи самого Сталина. Большинство из них печатались еще при жизни вождя. Однако теперь появилась возможность работать с подлинниками, а значит, судить о том, что и как было сказано на самом деле, какая редакторская правка была внесена в текст. Кроме того, комплекс сталинских выступлений существенно пополнился за счет тех, что ранее вообще не издавались. Среди важнейших документов, отражающих деятельность Сталина, – материалы высших органов власти, которые он возглавлял: протоколы и стенограммы заседаний Политбюро, постановления Государственного комитета обороны в годы войны и т. д. Для понимания личности Сталина и его жизни эти сухие бюрократические документы имеют огромное значение. Их рассмотрение и принятие заполняло значительную часть жизни вождя. С их помощью он осуществлял свою власть. Многие решения носят следы интенсивной сталинской правки.
Конечно, сами по себе постановления лишь отчасти позволяют судить о том, как и почему они были приняты, какими были мотивы и логика действий Сталина. Гораздо большее значение с этой точки зрения имеет переписка Сталина с его коллегами по Политбюро. Она велась нерегулярно, в периоды отпусков Сталина, когда он при помощи писем направлял деятельность соратников, оставшихся в Москве. Наиболее интенсивно такая переписка велась в 1920-е – первой половине 1930-х годов. Одной из причин этого было отсутствие надежной телефонной связи. (Прекрасный пример того, как слабый технический прогресс иногда помогает историкам.) После войны телефонную связь наладили, да и сам Сталин, находясь на вершине своей власти, не нуждался в подробной переписке с подчиненными. Достаточно было коротких, жестких директив. Несмотря на фрагментарность, письма Сталина – важнейший документальный комплекс и интереснейшее чтение. В любом случае они – самое откровенное из документальных свидетельств, оставшихся от Сталина[6 - Несколько важнейших коллекций писем опубликованы: Письма И. В. Сталина В. М. Молотову. 1925–1936 гг. / сост. Л. Кошелева, В. Лельчук и др. М., 1995; Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. / сост. О. В. Хлевнюк, Р. У. Дэвис и др. М., 2001.].
Много важной информации историки почерпнули из журналов записей посетителей кремлевского кабинета Сталина[7 - На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И. В. Сталиным (1924–1953 гг.) / под ред. А. А. Чернобаева. М., 2008.]. В них фиксировались фамилии посетителей, время их входа и выхода из кабинета. Журналы посещений позволяют изучать порядок повседневной работы Сталина. Их сопоставление с другими источниками (протоколами заседаний Политбюро, мемуарами и т. д.) раскрывает важные обстоятельства принятия различных решений. Однако, как и в случае с перепиской, эти журналы отражают только часть (хотя и значительную часть) деятельности Сталина. Дело в том, что, помимо кремлевского кабинета, Сталин периодически работал в кабинете в здании ЦК партии на Старой площади, принимал посетителей в своей квартире в Кремле, а также на многочисленных дачах под Москвой и на юге. Пока мы знаем, что в архивах службы государственной охраны сохранились (хотя и недоступны исследователям) записи посетителей кремлевской квартиры Сталина[8 - Девятов С. В. и др. Московский Кремль в годы Великой Отечественной войны. М., 2010. С. 113–114.]. Информация о ведении аналогичных журналов в кабинете в ЦК и на дачах отсутствует.
Журналы регистрации посещений вели службы секретарей и охраны Сталина. Есть основания полагать, что для своих внутренних потребностей охрана могла регистрировать также ежедневные передвижения Сталина, вести отчеты о дежурствах охранников и т. д. Не нужно объяснять, какую ценность такой материал мог бы представлять для биографов Сталина. Однако мы не имеем достоверных свидетельств о его существовании.
Переписка Сталина, а также журналы посетителей кремлевского кабинета сохранились в личном архиве Сталина. Он формировался под руководством самого Сталина, видимо, не в последнюю очередь «для истории». Многие документы в этом архиве имеют сталинские пометы: «мой архив», «личный архив». Важным дополнением к личному архиву является коллекция материалов о Сталине, изъятых из разных архивных хранилищ. Коллекция, в том числе часть книг из библиотеки Сталина с его пометами, была сосредоточена в Центральном партийном архиве. В совокупности личный архив Сталина и коллекция сталинских документов составляют сегодня единый комплекс – фонд Сталина в Российском государственном архиве социально-политической истории (бывший Центральный партийный архив)[9 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1–11. Опись 11 составляет личный архив Сталина, переведенный в РГАСПИ из Архива Президента Российской Федерации (АПРФ, бывшего архива Политбюро).]. Этот фонд является ключевым источником наших знаний о вожде и широко используется историками.
Несмотря на важность фонда Сталина, этот комплекс материалов имеет существенные дефекты. Очевидно, что документы для личного архива Сталина отбирались чрезвычайно тенденциозно. В результате сам личный архив очень невелик – менее 2 тыс. дел. Случайный характер имеет также коллекция сталинских материалов, собиравшихся в Центральном партийном архиве. В общем, фонд Сталина лишь в некоторой степени отражает повседневную жизнь и деятельность вождя. Главный недостаток этого фонда – отсутствие материалов, поступавших непосредственно на стол Сталина, ежедневно попадавших в поле его зрения. Это не позволяет с необходимой полнотой оценить уровень информированности Сталина, его представления о том или ином вопросе, а значит – логику его действий. Важно отметить, что такие документы не утрачены, по крайней мере – не полностью утрачены. Значительная часть документов, с которыми работал Сталин, находятся в Архиве Президента России (бывший архив Политбюро) в составе так называемых тематических папок[10 - Тематические папки – систематизированные по темам комплексы документов, поступавших в Политбюро и Сталину, – составляют основу исторической части Архива Президента России.]. При подготовке книги мне удалось воспользоваться только некоторыми из них. Пока Архив Президента закрыт для систематического изучения историками. Однако само его наличие вселяет надежды. Рано или поздно, как показывает история России, архивы открывают свои двери.
Наиболее привлекательным источником для биографий являются, конечно, дневники и мемуары. Они содержат яркие характеристики и описания, которые трудно найти в сухих бюрократических архивных документах. Из них легче всего скомпоновать интересную, насыщенную подробностями работу. Однако слабости мемуарной литературы также давно известны историкам. Мемуаристы редко бывают достаточно откровенными, нередко путают события и даты или попросту лгут. В отношении мемуаров по советской истории все эти пороки умножаются.
Из членов ближнего круга Сталина подробные воспоминания оставили только двое – Хрущев и Микоян[11 - Хрущев Н. С. Время. Люди. Власть. В 4 кн. М., 1999; Микоян А. И. Так было. Размышления о минувшем. М., 1999.]. Это очень важные и ценные книги, хотя оба деятеля многое недоговаривали. Какие-то сюжеты (например, о своем участии в массовых репрессиях) Хрущев и Микоян сознательно замалчивали. Однако многого они действительно не знали в силу объективных причин. В сталинском окружении существовало жесткое правило: каждый получал ту информацию, которая касалась его непосредственных обязанностей. Важно отметить также, что опубликованные мемуары Микояна были в некоторых частях искажены его сыном, готовившим рукопись к изданию. Он произвольно, без принятых в таких случаях оговорок, включал в подлинный текст диктовок свои дополнения и исправления, якобы основанные на более поздних рассказах отца[12 - В рецензии, опубликованной вскоре после выхода мемуаров Микояна, М. Эллман выразил проницательные предположения о вмешательстве в текст мемуаров редактора (Slavic Review. 2001. 60 (1). P. 141). В ответном письме сын Микояна Серго категорически заявил: «Я не «корректировал» рассказы отца» (Slavic Review. 2001. 60 (4). P. 917). Эта расплывчатая формула имела важный подтекст. Серго Микоян не стал утверждать, что не вмешивался в рукопись диктовок, оставляя за собой право заявить, что он дополнял диктовки устными рассказами отца, которые «не корректировал». Очевидно, однако, что такие дополнения публикатор обязан оговаривать, еще лучше – помещать в примечания.].
Другие мемуары принадлежат перу советских и зарубежных руководителей и общественных деятелей, которые сравнительно редко или вообще эпизодически сталкивались со Сталиным и запомнили немного. Многие воспоминания (например, советских маршалов) публиковались еще в советское время и подвергались цензуре, в том числе самоцензуре.
Особое направление составляют свидетельства детей и родственников Сталина и других советских лидеров. Почин, как известно, положила дочь Сталина Светлана, бежавшая в США в 1960-е годы[13 - Аллилуева С. Двадцать писем к другу. Нью-Йорк, 1967.]. Ее воспоминания я бы назвал одними из самых честных. Светлана написала о том, что видела и чувствовала сама. Информация, полученная из третьих рук, касается семьи и не претендует на раскрытие «тайн» высокой политики. После падения СССР заговорили многие другие родственники и дети. Свобода поощряла естественное желание высказаться. Публикация мемуаров и интервью приносили прибыль и «славу». Некоторые дети, внуки и внучатые племянники почувствовали себя борцами за поруганную честь семьи или даже важными общественными деятелями. Однако мало кому из них хватило такта и рассудительности, присущих Светлане Аллилуевой. Эта «детская литература», как удачно назвала ее российский историк Елена Зубкова[14 - Зубкова Е. Ю. О «детской» литературе и других проблемах нашей исторической памяти // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет. М., 1996. С. 155–178.], была действительно детской. Многие родственники Сталина и сталинских соратников придумывали сказки и небылицы, смешивая элементы личных впечатлений и фантазии. Наивные высказывания об истории и политике свидетельствовали о том, что дети и внуки плохо представляли себе, чем занимались их отцы и деды. Ничего удивительного в этом нет. Деятели сталинской эпохи были особенно озабочены соблюдением строжайшей секретности, жили под постоянным присмотром и опасались прослушиваний и провокаций. Откровенные разговоры в семьях были слишком опасны, а поэтому исключены.
В своей книге я осторожно использовал мемуары несмотря на то, что многие из них содержат яркие описания и сцены, способные вызвать интерес читателя. Руководствуясь элементарными правилами критики источника, я старался сравнить мемуарные свидетельства с другими, преимущественно архивными материалами. Точное описание фактов позволяло надеяться на добросовестность мемуариста в целом. Многочисленные ошибки и явные выдумки ставили воспоминания под сомнение. В результате ряд мемуаров попал в мой личный «черный список», который я никому не навязываю, но которого придерживаюсь в своей работе.
Что же следует из этого чрезвычайно краткого обзора источников к биографии Сталина? Положение историка, задумавшего написать биографию Сталина (например, мое положение), можно назвать относительно благоприятным. Масса архивных документов и свидетельств, которые постоянно пополняются, открывают новые возможности для длительной и напряженной работы. Значительные лакуны в документальных комплексах, отсутствие или недоступность многих материалов вызывают чувство досады, но не мешают исследовательскому процессу критическим образом. Историки готовы писать новые биографии Сталина, потому что существенно обновились наши представления о нем и его эпохе, потому что в архивах открылись многочисленные документы.
И наконец, последнее пояснение к этой книге. Ее жанр и способ изложения материала во многом диктовались размерами. Это сравнительно небольшая работа, поэтому в ней не стоит искать исчерпывающей полноты и обилия подробностей. Вынужденно сокращен научно-справочный аппарат. Предпочтение отдавалось ссылкам на цитаты, цифры и факты. Далеко не все достойные работы моих коллег упомянуты в сносках. Я приношу им извинения за это. Подобные самоограничения вызывают у меня двойственные чувства. Мне жаль многих ярких фактов и цитат, с которыми пришлось расстаться. С другой стороны, я рад за читателя. Поскольку сам являюсь читателем и с тоской смотрю на многочисленные толстые тома, которые хотелось бы, но не суждено прочесть.
Помимо сравнительно скромных размеров, удобному чтению, возможно, будет способствовать структура книги. Во всяком случае, я стремился к этому. Два взаимосвязанных пласта биографии Сталина – последовательные события жизни и общие характеристики его личности и политического режима – с трудом соединялись в хронологическую череду разделов и параграфов. И тогда возникла идея двух текстов, своеобразной матрешки. Один текст исследует личность и систему власти Сталина на фоне последних дней его жизни. Другой – привычно хронологически следует за основными этапами биографии вождя. Благодаря этому книгу, кажется, можно читать двумя способами. Довериться автору и следовать установленному им порядку или прибегнуть к раздельному ознакомлению с каждой из структурных цепочек. Я старался сделать так, чтобы оба метода были одинаково удобными.
Места сталинской власти
Ночь и утро 1 марта 1953 г.
Ближняя дача
Последний ужин «пятерки»
В субботу 28 февраля 1953 г. Сталин пригласил в Кремль четырех своих соратников – Г. М. Маленкова, Л. П. Берию, Н. С. Хрущева, Н. А. Булганина[15 - Маленков Георгий Максимилианович (1902–1988) – партийный бюрократ, долгие годы работавший в аппарате ЦК партии. Был выдвинут Сталиным в высшие эшелоны власти в конце 1930-х годов на волне массовых репрессий. В последние годы жизни Сталина занимал важные посты его заместителя в правительстве и Секретариате ЦК партии. После смерти Сталина был назначен на пост председателя советского правительства, что позволяло рассматривать его как неформального преемника Сталина. Однако Маленков проиграл борьбу за высшую власть Хрущеву. Был отправлен в отставку, занимал низкие должности, а остаток своей жизни провел на пенсии. Судьба Маленкова и других соперников Хрущева была следствием демократизации СССР. При Сталине опальные политики, как правило, уничтожались физически.Берия Лаврентий Павлович (1899–1953) – начинал карьеру в органах госбезопасности, пользовался расположением Сталина, который назначил его руководителем Грузии, а в 1938 г. перевел в Москву на должность наркома внутренних дел СССР. Берии было поручено провести аресты в НКВД и обеспечить выход из Большого террора 1937–1938 гг. Благодаря энергии и преданности Берия занял место в ближайшем окружении Сталина. Он был его заместителем в правительстве, курировал советский «атомный проект» и другие важные подразделения советской системы, включая ГУЛАГ. После смерти Сталина Берия сосредоточил в своих руках руководство всеми карательными органами. Это встревожило других советских лидеров. Берия был арестован, обвинен в многочисленных преступлениях и расстрелян. Это стало одним из важных источников легенды об особом влиянии Берии на Сталина и о том, что массовые репрессии были делом его рук. На самом деле Берия являлся исполнителем сталинских приказов и не играл заметной самостоятельной роли в осуществлении террора.Хрущев Никита Сергеевич (1894–1971) – выходец с Украины, учился в Москве в Промышленной академии, где познакомился с женой Сталина Надеждой Аллилуевой. Это дало первый толчок карьере Хрущева в Московском комитете партии. В конце 1930-х годов в связи с массовыми репрессиями перед Хрущевым открылись новые карьерные горизонты. Он был назначен руководителем важнейшей советской республики – Украины, а после войны – московской партийной организации. Опираясь на партийный аппарат, после смерти Сталина Хрущев сумел оттеснить от власти других лидеров и занял позицию нового советского вождя. Однако Хрущев не уподобился Сталину. Более того, он провел некоторые демократические реформы, известные как хрущевская «оттепель», придавшие новый импульс развитию советской системы. Ошибки, допущенные Хрущевым, привели к организации заговора против него. В конце 1964 г. он был вполне легально лишен должности, но не жизни. На пенсии Хрущев диктовал свои широко известные мемуары.Булганин Николай Александрович (1895–1975) – как и многие другие, выдвиженец Большого террора 1930-х годов, в результате которого в советском аппарате возникло много вакансий. В конце войны в противовес военным Сталин назначил гражданского чиновника Булганина на высокие должности в Наркомате обороны, а после войны даже военным министром. Судя по многим отзывам, Булганин был невыразительным функционером, который следовал указаниям вождя. После смерти Сталина Булганин некоторое время занимал пост председателя правительства, сменив опального Маленкова. Сделав неправильный выбор, Булганин выступил на стороне противников Хрущева и был отправлен на пенсию.]. В последние полгода жизни вождя эти четыре человека вместе с самим Сталиным составляли так называемую руководящую группу, «пятерку». «Пятерка» регулярно встречалась у Сталина. Другие старые его друзья: Молотов, Микоян, Ворошилов[16 - Молотов Вячеслав Михайлович (1890–1986) – один из ближайших соратников Сталина с дореволюционных времен. Безусловно поддержав Сталина в борьбе за власть, Молотов был его правой рукой. В 1930–1941 гг. занимал пост председателя СНК СССР, а с 1941 г., после того как Сталин сам возглавил советское правительство, Молотов стал его заместителем. Долгие годы возглавлял Министерство иностранных дел. В стране и партии Молотов воспринимался как наследник Сталина. По этой причине в конце своей жизни Сталин начал притеснять Молотова и фактически изгнал его из руководящей группы. Через несколько лет после смерти Сталина Молотов, неодобрительно относившийся к реформам Хрущева, возглавил оппозицию Хрущеву. Проиграв в решающем столкновении в 1957 г., был отправлен на второстепенные должности, а затем на пенсию.Микоян Анастас Иванович (1895–1978) – один из закавказских руководителей, благодаря Сталину сделавший блестящую карьеру в Москве. В течение нескольких десятилетий Микоян руководил советской торговлей, продовольственными делами и производством товаров широкого потребления. В конце 1952 г. Микоян вместе с Молотовым был подвергнут опале. После смерти Сталина Микоян восстановил свои позиции и стал одним из верных соратников Хрущева. Микоян сыграл важную роль в урегулировании ракетного кризиса между СССР и США в 1962 г. После снятия Хрущева начался закат политической карьеры Микояна. Микояна считают образцом советского политического долгожительства, нередко объясняя это особой политической гибкостью.Ворошилов Климент Ефремович (1881–1969) – один из ближайших соратников Сталина в период гражданской войны, в середине 1920-х годов был выдвинут на пост руководителя Красной армии. Поскольку Ворошилов явно не справлялся с этими обязанностями, накануне войны Сталин был вынужден отстранить его от должности военного наркома. Во время и после войны Ворошилов формально оставался в числе советских вождей, однако фактически выполнял второстепенные обязанности. После смерти Сталина Ворошилов поддержал Молотова и других советских лидеров, выступивших в 1957 г. против Хрущева. Вскоре он был отправлен в отставку.] – находились в опале. Сталин не хотел их видеть.
Формирование узких руководящих групп, в которые входили избранные вождем соратники, было обычным методом сталинского руководства. Сталин имел обыкновение называть их именами числительными по количеству человек, образовавших группу: «пятерка», «шестерка», «семерка», «восьмерка», «девятка». Руководящие группы во главе со Сталиным фактически были высшим органом власти в СССР. Формальные партийные и государственные структуры отвечали за повседневное рутинное управление страной, действуя в сравнительно узких, предопределенных сверху рамках. В отличие от руководящей группы, они работали как регулярные бюрократические инстанции. Разделение формальных и неформальных институтов позволяло диктатору использовать возможности огромной растекающейся бюрократической машины и при этом не выпускать из рук ключевые рычаги высшей власти. Избегая малейших процедурных трудностей, Сталин определял и менял состав руководящей группы, назначал удобные для себя времена и места ее заседаний и «дружеских» встреч. Иными словами, он непосредственно и каждодневно контролировал центральный узел власти при помощи патриархальных методов управления личным «политическим хозяйством». Й. Горлицкий назвал такое смешение регулярных бюрократических институтов и патримониальной власти диктатора неопатримониальным государством[17 - Gorlizki Y. Ordinary Stalinism: The Council of Ministers and the Soviet Neo-patrimonial State, 1945–1953 // Journal of Modern History. 2002. Vol. 74. No. 4. P. 699–736.].
Организованная подобным образом система высшей власти не могла существовать без перманентной угрозы репрессий, обеспечивающей политическую лояльность чиновников и особый военно-мобилизационный стиль работы аппарата. Твердо контролируя советские органы госбезопасности, Сталин в любой момент мог арестовать или расстрелять кого угодно. Многочисленные примеры таких расправ даже над членами высшего руководства и их родственниками приводятся далее в этой книге. Еще одной характерной чертой сталинской диктатуры было не ограниченное правилами и формальными институтами первенство Сталина в принятии решений. Непосредственное общение с диктатором являлось самым быстрым и эффективным способом достижения личных и ведомственных целей. Однако такое общение предполагало допуск в места сталинской власти, которые для многочисленных советских чиновников и членов высшего руководства приобретали особый, можно сказать, сакральный характер. Места сталинской власти имели свою иерархию, свой круг посвященных. Они были неотъемлемым компонентом и личности, и диктатуры Сталина.
Официальным символом власти советского правительства и самого Сталина выступал московский Кремль. О Кремле знали все, но лишь немногие бывали в кремлевском кабинете вождя. Это большое помещение, обшитое высокими дубовыми панелями, разбивалось на две зоны – рабочий стол Сталина и длинный стол для заседаний. Из предметов интерьера были примечательны напольные часы, на которые Сталин имел привычку смотреть, сверяя точность прибытия вызванного, а также гипсовая посмертная маска Ленина на особой подставке под стеклом. На стенах – портреты Ленина и Маркса. Во время войны к ним присоединили портреты русских полководцев Суворова и Кутузова. Кабинет отражал консервативные привычки хозяина и почти не менялся. Когда во время войны в связи с налетами немецкой авиации потребовалось вырыть бомбоубежище в Кремле, в нем построили копию сталинского кабинета: та же мебель, те же картины, те же гардины на несуществующих окнах. Правда, площадь этого кабинета была значительно меньше оригинала[18 - Симонов К. Глазами человека моего поколения. М., 1989. С. 433. Интервью адмирала И. С. Исакова.]. Через кремлевский кабинет Сталина за тридцать лет прошло около 3 тыс. человек[19 - На приеме у Сталина. С. 7.]. Хотя чаще всего в кабинете бывали ближайшие соратники Сталина, в число посетителей входили и руководители министерств, предприятий, ученые, деятели культуры, руководители органов госбезопасности, военные, иностранные гости и т. д. Это было самое доступное из мест сталинской власти.
Однако вечером 28 февраля 1953 г. Булганин, Берия, Маленков и Хрущев, приглашенные Сталиным в Кремль, в кремлевский кабинет не попали. Сталин отвел их сразу в кинотеатр, место власти для избранных и самых близких. Это был небольшой кинозал на 20 мест размером 7,5 на 17 метров, оборудованный в 1934 г. в помещении бывшего зимнего сада русских царей. До этого советские вожди смотрели кино или вне Кремля в здании управления кинематографии, или в Кремле в маленьком помещении для просмотра немых фильмов[20 - Московский Кремль – цитадель России. М., 2009. С. 310–313.]. Сталин любил кинопросмотры в окружении соратников. Постепенно они превратились в обязательный ритуал. О том, как проходили такие встречи в новом кинозале в 1934–1936 гг., свидетельствует уникальный источник – подробные записи руководителя советского кинематографического ведомства Б. З. Шумяцкого[21 - Записи после ареста Шумяцкого были переданы Сталину и остались в его личном архиве. Они опубликованы в книге: Кремлевский кинотеатр. 1928–1953 / сост. К. М. Андерсон, Л. В. Максименков и др. М., 2005. С. 919–1053.]. Он привозил Сталину и его коллегам фильмы и по ходу просмотра выслушивал их замечания и указания. Записи Шумяцкого позволяют понять и даже почувствовать атмосферу и правила поведения в тесном кругу зрителей кремлевского кинотеатра.
Просмотры, как правило, начинались поздно вечером и захватывали часть ночи. Сталин сидел в кресле в первом ряду. Вокруг него располагались другие члены высшего руководства. Фильмы и кинохроника активно комментировались по мере просмотра и после него. Первое слово принадлежало Сталину. Он давал указания как о содержании просмотренных кинолент, так и по общим вопросам развития советской киноиндустрии и идеологической политики. Иногда в зал приглашались авторы просмотренных фильмов. Это была высшая форма поощрения. Сталин поздравлял режиссеров с удачной работой и давал «советы», как улучшить фильм. Документы Шумяцкого не вызывают сомнений в том, что встречи в кремлевском кинотеатре были не просто формой отдыха советских вождей, но одновременно неформальными заседаниями высшего органа власти по вопросам идеологической и культурной политики. Нельзя исключить, что до и после просмотра кинофильмов Сталин обсуждал с соратниками и другие государственные вопросы.
Записи Шумяцкого обрываются в начале 1937 г. Несомненно, это было как-то связано с усилением террора в стране. Самого Шумяцкого арестовали в начале 1938 г. и расстреляли. Кинопросмотры Сталина продолжались, но мы почти ничего о них не знаем. Похоже, что к концу жизни вождя кремлевский кинозал превратился в место отдыха и неформальных заседаний узкой руководящей группы. Последнее такое заседание «пятерки» и состоялось в субботу 28 февраля 1953 г.
После киносеанса по устоявшейся привычке Сталин пригласил соратников на дачу поужинать. До дачи в Волынском, прилегавшем к столице пригороде, было рукой подать. Поэтому ее называли ближней. Местами власти Сталина периодически становились многие особняки-дачи и в Москве, и на юге, где он проводил ежегодные длительные отпуска. Однако ближнюю дачу Сталин любил особенно. Это было одно из главных мест его жизни и власти.
Первый дом для Сталина был здесь построен в 1933 г. Переезд был составной частью больших изменений в личной и политической жизни Сталина в то время. Страшный голод начала 1930-х годов, охвативший страну в результате политики коллективизации, совпал с трагедией в сталинской семье. В ноябре 1932 г. покончила самоубийством жена Сталина Н. С. Аллилуева[22 - Аллилуева Надежда Сергеевна (1901–1932) – родилась в семье рабочего-революционера, давнишнего знакомого Сталина. В 1919 г. вышла замуж за Сталина. Работала в секретариате Ленина в редакции одного из московских журналов, затем училась в Промышленной академии. Подробнее см. раздел о семье Сталина в этой книге.]. Порывая с прошлым, Сталин начинал новую жизнь на новом месте.
Ближнюю дачу неоднократно перестраивали при активном участии хозяина. Получившийся в результате огромный дом представлял собой странную смесь казенности и помпезности[23 - Здесь и далее информация о даче Сталина почерпнута из изданий: 1953 год. Между прошлым и будущим. Каталог выставки. М., 2003; Девятов С., Шефов А., Юрьев Ю. Ближняя дача Сталина. Опыт исторического путеводителя. М., 2011.]. Все комнаты, похожие друг на друга, были, по словам дочери Сталина Светланы, «безликими»[24 - Аллилуева С. Двадцать писем к другу. М., 1990. С. 20.]. Вторым этажом, куда был проведен лифт, пользовались редко. Любимой комнатой Сталина, по крайней мере в последние годы жизни, была так называемая малая столовая на первом этаже. В этом просторном помещении площадью 76 кв. метров располагались прямоугольный стол длиной в три метра, диван, буфет, кресла, столик с телефонами, камин. Рядом с камином стояли охотничьи ружья и висел бинокль. На полу – большой ковер. Из комнаты были выходы на стеклянную веранду и террасу. По свидетельству Светланы, Сталин в этой комнате спал и работал. Большой стол был завален бумагами и книгами. На краю стола, если не было гостей, Сталин ел. В буфете с посудой он хранил лекарства. Любил сидеть у камина. В камине же по его приказанию жарили шашлыки. В этой комнате Сталин принимал посетителей. Здесь с ним случился роковой удар, приведший к смерти.
Сталинскую дачу окружал большой парк в два десятка гектаров. Сталин лично занимался благоустройством парка и организацией дачного хозяйства. По его плану была организована теплица для цитрусовых. Под руководством Сталина на даче разбили виноградник, выращивали арбузы, разводили рыбу в пруду. Часть урожая арбузов по распоряжению Сталина даже посылали в магазины Москвы. В сталинском поместье были лошади, коровы, куры, утки, небольшая пасека. По свидетельству работников охраны, Сталин много и внимательно занимался этим большим хозяйством, вникая в мельчайшие детали. Сохранились сотни распоряжений Сталина, записанных начальником хозяйственной части дачи подполковником П. В. Лозгачевым:
7 апреля 1950 года: а) арбузы и дыни в коробки сажать с 10 мая, б) подрезкой заниматься среди июля арбузов и дынь плетей […] 20 апреля: […] Елки разрядить по дорожке от кухни к пруду […] Кукурузу сажать через полметра у главного дома и между яблонь по пруду, ближе к беседке. Там же сажать бобы […] По краям огородов сажать баклажаны, кукурузу, помидоры и т. д.
Подобные распоряжения, по свидетельству Лозгачева, давались практически ежедневно[25 - Девятов С., Шефов А., Юрьев Ю. Ближняя дача Сталина. С. 287. Свидетельства Лозгачева, видимо, относятся к послевоенному периоду. Однако известно, что Сталин был неравнодушен к ведению дачного хозяйства и в более ранние годы.]. По существу, Сталин был хозяином небольшой усадьбы, управление которой он предпочитал вести сам, не полагаясь только на помощников. Этот стиль патриархального управления Сталин в определенной мере распространял и на свое «большое хозяйство» – Советский Союз. Он лично контролировал и распределял государственные ресурсы и резервы, занося важнейшие сведения в особую книжечку[26 - О существовании такой сталинской записной книжки рассказывал Л. М. Каганович (Чуев Ф. И. Каганович. Шепилов. М., 2001. С. 137).]. Он вникал в детали сценариев кинофильмов, архитектурных проектов, конструкций военной техники. Прокладывая дорожки на своей даче, Сталин не забывал и об улицах Москвы: «Говорят, что площадь на Арбате (где раньше была церковь перед Кино) еще не покрыта брусчаткой (или асфальтом). Это позор. Одна из самых бойких площадей и вся в дырах! Нажмите и заставьте покончить с площадью»[27 - Сталин и Каганович. Переписка. С. 117. Письмо Кагановичу от 24 сентября 1931 г.].
Результатом сталинских архитектурных распоряжений был также центр общественной жизни сталинской дачи – большой зал площадью 155 кв. м. Такое внушительное помещение образовалось в результате соединения кабинета и полукруглой пристройки на месте одной из веранд. В центре зала находился длинный 7-метровый стол, стоявший на ковре размером 12 на 6 метров. (Площадь ковра, между прочим, равнялась площади квартиры, в которой в 1953 г. проживали 16 среднестатистических горожан, поскольку средняя норма жилья в советских городах составляла 4,5 кв. метра на человека.) Вдоль стен стояли кресла и диваны. Периодически сам Сталин работал в большом зале у стола или на диванах и креслах. Однако главным образом зал служил местом встреч и регулярных застолий.
Судя по воспоминаниям очевидцев, застолья у Сталина проходили по определенному устоявшемуся порядку. Прислуга гостей не обслуживала. Блюда выставлялись на стол. Каждый брал что хотел и садился с тарелкой за свободную часть стола. Обильный прием пищи затягивался на много часов и заканчивался глубокой ночью или под утро. Застолья сопровождались употреблением спиртных напитков. С возрастом Сталин пил умеренно. Однако он любил подпаивать приглашенных и наблюдать за их поведением. Для этого изобретались разные поводы. Один за другим следовали тосты и здравицы, за которые невозможно было не выпить «до дна». Уклонявшихся «штрафовали» дополнительной порцией спиртного «за обман общества»[28 - Вопросы истории. 1990. № 8. С. 73. Здесь и далее цитируются воспоминания Н. С. Хрущева по журнальной публикации.]. М. Джилас, посетивший ужин на сталинской даче в январе 1948 г., запомнил питейную процедуру: «Каждый сказал, сколько сейчас градусов ниже нуля, и потом, в виде штрафа, выпил […] столько стопок водки, на сколько градусов он ошибся […] Берия, помню, ошибся на три и добавил, что это он нарочно, чтобы получить побольше водки»[29 - Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992. С. 108.].
Спиртное делало свое дело. «Обстановка на таких ужинах была непринужденной, рассказывались анекдоты, нередко даже сальные, под громкий смех присутствующих»[30 - Исторический архив. 1997. № 3. С. 117. Воспоминания венгерского лидера М. Ракоши.]. Помимо разговоров и шуток, в ходу были и другие, «культурные» развлечения. Иногда пели революционные и народные песни. Сталин, по воспоминаниям, подтягивал тихим тенором[31 - 1953 год. Между прошлым и будущим. С. 75.]. Жданов[32 - Жданов Андрей Александрович (1896–1948) – вступил в партию большевиков до революции, после революции занимал различные должности в провинции. Был выдвинут Сталиным в Москву в 1934 г., получив пост секретаря ЦК ВКП(б). После убийства Кирова назначен руководителем Ленинграда. Вплоть до смерти оставался одним из ближайших соратников Сталина и пользовался его особым расположением. Сын Жданова некоторое время был мужем дочери Сталина.] веселил кампанию неприличными частушками. «Эти песенки, – сокрушался потом Хрущев, – можно было петь только у Сталина, потому что нигде в другом месте повторить их было нельзя»[33 - Вопросы истории. 1990. № 4. С. 62.]. Некоторое время в большом зале стоял рояль. Говорят, на нем играл Жданов. Что играл и насколько хорошо, неизвестно. После смерти Жданова в 1948 г. рояль по приказу Сталина вынесли в соседнюю комнату. Чаще использовалась радиола, на которой Сталин один или вместе с гостями слушал пластинки – народные песни, классическую музыку. Коллекция пластинок была внушительной – около 2700. Под пластинки иногда устраивали танцы. Лучшим танцором, по свидетельству Хрущева, считался Микоян. Каждый танцевал как мог. «Сталин тоже передвигал ногами и расставлял руки»[34 - Там же. 1991. № 12. С. 55.].
Сталинские застолья выполняли важные функции. Они были местом обсуждения и решения различных государственных вопросов. Мнительный Сталин использовал регулярные ужины как метод контроля над соратниками и получения информации. Наконец, в жизни Сталина такие встречи играли важную социальную функцию. Они скрашивали его одиночество, служили одним из немногих доступных развлечений. «Сталину в одиночку некуда было девать себя», – писал Хрущев[35 - Вопросы истории. 1992. № 1. С. 53.]. Действительно, все больше отходя от рутинных государственных дел в последние месяцы жизни, вождь заполнял свой досуг самым причудливым образом. Во время прогулок заключал своеобразные пари с охранниками о температуре воздуха: «Сотрудник называл какую-то цифру. Другой сотрудник… называл иную цифру. Затем Сталин называл свою цифру и просил проверить, кто из них ближе к истине. Термометр висел на стене дачи, и сотрудник шел туда, смотрел показания градусника, возвращался и называл точную цифру». Соревнуясь в точности глазомера, охранники и Сталин предлагали свои варианты расстояний между деревьями, а затем измеряли их рулеткой. Вскоре по всему дачному участку были развешены термометры, а охранников вооружили рулетками[36 - Исторический вестник. Жизнь в тени вождей. Т. 5. М., 2013. С. 118–119. Воспоминания Н. П. Новикова, заместителя начальника управления правительственной охраны в июле 1952 – марте 1953 г.].
Неудивительно, что застолья с коллегами имели для Сталина особую ценность и смысл, особенно в последний период жизни. «Мы же ездили к Сталину очень часто, почти каждый вечер», – вспоминал об этом времени Хрущев. Случалось даже так, что Сталин вызывал едва успевших уехать соратников повторно и только после напоминания, что встреча состоялась совсем недавно, отменял распоряжение[37 - Исторический вестник. Жизнь в тени вождей. С. 124. Воспоминания Н. П. Новикова.]. Регулярные визиты к сильно постаревшему и неуравновешенному Сталину были нелегким испытанием. «[…] Мы должны были работать на своих постах […] а кроме того, участвовать в сталинских вечерах в качестве театральных персонажей и развлекать его. Тяжелое для нас было время», – писал Хрущев[38 - Вопросы истории. 1992. № 1. С. 53.]. Несомненно, однако, что соратники не роптали, прилежно отбывая трапезную повинность как непременное условие принадлежности к высшему руководящему кругу.
В общем, последняя встреча в ночь на 1 марта не отличалась ничем особенным. Собравшись в узком кругу, Сталин и его гости вряд ли танцевали или пели песни. Ужин, как обычно, завершился под утро (пять или шесть часов утра называет Хрущев, о подаче машин гостям в пятом часу вспоминали опрошенные охранники). Завершился благополучно – по словам Хрущева, «Сталин был навеселе, в очень хорошем расположении духа». Он проводил гостей в вестибюль. «[…] Много шутил, замахнулся, вроде бы пальцем, и ткнул меня в живот, назвав Микитой. Когда он бывал в хорошем расположении духа, то всегда называл меня по-украински Микитой. Мы тоже уехали в хорошем настроении, потому что ничего плохого за обедом не случилось […]»[39 - Там же. 1992. № 2–3. С. 91.]. Д. А. Волкогонов утверждает, что Сталин был раздражен и угрожал соратникам. Однако источники своей информации он не называет[40 - Волкогонов Д. А. Триумф и трагедия. Кн. 2. Ч. 2. С. 192–193.].
Не доверять свидетельствам Хрущева о мирном завершении последней встречи «пятерки» у нас нет оснований. Хотя предположения Волкогонова также не выглядят фантастическими. Сталин в один вечер мог и наградить соратников своим благорасположением, и угрожать им. Как будет неоднократно показано в этой книге, сочетанием кнута и пряника (хотя преимущественно кнутом) Сталин в течение почти двух десятилетий держал в узде не только соратников, но и многие миллионы граждан СССР, а затем стран социалистического лагеря.
За 74 года жизни советский диктатор прошел длинный и бурный путь борьбы за власть и превратился в важный фактор российской и мировой истории. Скорее дополняя, чем отрицая друг друга, историки исследуют Сталина как продукт различных исторических предпосылок и доктрин. Они находят в Сталине и в его режиме черты традиционной российской авторитарности и империализма, влияние революционной европейской традиции и ленинского большевизма[41 - См. подробнее Ree E. van. The Political Thought of Joseph Stalin.]. Идеологические предубеждения играли в жизни и деятельности Сталина действительно немалую, часто определяющую роль[42 - Объяснения Сталина и его политики преимущественно воздействием идеологических факторов имеет давнюю и непрерывающуюся традицию в историографии. См., например, одну из последних работ, написанных в русле этой парадигмы: Gellately R. Stalin’s Curse. Battling for Communism in War and Cold War. New York, 2013.]. Однако советский вождь не следовал доктринам слепо. Несмотря на изрядный догматизм, Сталин приспосабливал революционные теории к интересам собственной диктатуры и нового великодержавия. Немалую роль в выборе политического пути играли и личные качества Сталина. Он был жесток. Из всех методов разрешения политических, социальных и экономических противоречий предпочитал насилие, причем неограниченное. Как и другие диктаторы, был упрям и негибок. Любые уступки и компромиссы Сталин рассматривал как угрозу незыблемости своей власти. На реформы, всегда ограниченные и непоследовательные, он соглашался лишь тогда, когда социально-экономические кризисы приобретали особую остроту, угрожавшую стабильности системы.
Основой сталинских представлений о мире был крайний антикапитализм. Он был тотальным: Сталин не принимал даже тех относительных компромиссов, на которые соглашался Ленин, вводя новую экономическую политику. Скрепя сердце, Сталин допускал действие в советской системе ряда капиталистических экономических регуляторов – денег, предельно усеченных товарно-рыночных отношений, личных материальных интересов. Погубив миллионы людей в голодные годы, Сталин согласился закрепить за крестьянами их крошечные личные хозяйства. Однако до конца своей жизни он верил, что эти вынужденные уступки будут вскоре преодолены, что социалистическая экономика неизбежно превратится в огромный безденежный комбинат, где все будут работать по указаниям государства и получать взамен те натуральные блага, которые государство, и только оно, посчитает нужным им выделить.
«Береги дочку: государству нужны люди», – написал Сталин дочери Светлане по случаю рождения своей внучки[43 - Аллилуева С. Двадцать писем к другу. С. 151. Письмо Сталина от 10 мая 1950 г.]. Эта явно неуместная для поздравления молодой мамы фраза выражала суть Сталина. Созданное большевиками государство в его миропонимании являлось абсолютом. Государству и его высшему воплощению – партии – во главе с вождем полностью и беспрекословно подчинялось все сущее. Интересы личности имели право на жизнь лишь постольку, поскольку служили интересам государства. Государство имело непререкаемое право требовать от человека любой жертвы, вплоть до его жизни. Государство не было ограничено в своих действиях и никогда не ошибалось, поскольку было носителем высшей истины исторического прогресса. Вера в великую миссию была моральным оправданием любых действий режима. Ошибки и преступления с легкостью превращались в историческую необходимость-неизбежность, в лучшем случае – в трудности роста.
Основным методом принуждения к государственности и подавления личного и общественного выступала так называемая классовая борьба, война с внутренними и внешними «врагами». Сталин был выдающимся теоретиком и практиком этой концепции. По мере успешного продвижения социализма классовая борьба будет только обостряться, утверждал он. Это положение стало краеугольным камнем его диктатуры. Как способ интерпретации действительности теория классовой борьбы выступала мощным пропагандистским орудием. Происками «врагов» объясняли все политические и экономические провалы, тяготы жизни и военные неудачи. Как форма государственного террора классовая борьба придавала насилию размах и жестокость, присущие гражданской войне.
Марксистские и большевистско-ленинские догматы в сознании и действиях Сталина вполне мирно уживались с великодержавием и империализмом. В ноябре 1937 г. Сталин заявил соратникам:
Русские цари сделали много плохого. Они грабили и порабощали народ. Они вели войны и захватывали территории в интересах помещиков. Но они сделали одно хорошее дело – сколотили огромное государство – до Камчатки. Мы получили в наследство это государство. И впервые мы, большевики, сплотили и укрепили это государство, как единое неделимое государство […] на пользу трудящихся […][44 - Димитров Г. Дневник. София, 1997. С. 128.].
Эти откровения Сталина были тем более показательны, что он сделал их за праздничным столом в честь 20-й годовщины Октябрьской революции большевиков, главного революционного праздника страны. На международной арене, изменив лишь идеологический фасад, Сталин действовал как наследник русских царей, расширявших империю. Посол США в СССР А. Гарриман, встречавший накануне Потсдамской конференции 1945 г. советскую делегацию на вокзале в Берлине, спросил Сталина, приятно ли ему приехать в столицу поверженного врага победителем. Сталин ответил: «Царь Александр до Парижа дошел»[45 - Бережков В. М. Рядом со Сталиным. М., 1999. С. 371. Бережков был переводчиком Сталина.]. Вскоре, однако, Сталин превзошел царей. Советская империя расширила сферы своего влияния на огромные пространства Европы и Азии, превратилась в одну из двух мировых сверхдержав.
Думал ли Сталин об этих триумфах, когда от него в последний раз в жизни уехали гости-соратники? Или вспоминал о том, с чего все начиналось? О детстве, о молодости, о революции? Жизнь Сталина, как и жизнь других революционеров, вполне очевидно разделялась на две части: до и после революции. Более того, на большевистскую революцию 1917 г. пришлась не только смысловая, но и временная половина жизни Сталина – 39 лет, двадцать из которых он шел к революции.
Глава 1
До революции
Семья Джугашвили
По официальной советской версии, Сталин родился в 1879 г. На самом деле он был на год старше. Сам Сталин, конечно, знал, где и когда он родился. Произошло это в маленьком грузинском городке Гори, на далекой окраине огромной Российской империи. Сохранившаяся в личном архиве Сталина метрическая книга горийской церкви зафиксировала точную дату его рождения: 6 декабря 1878 г. Эта же дата фигурировала в других документах, например – в свидетельстве об окончании Го рийского духовного училища. В 1920 г. в одной из анкет Сталин лично проставил год своего рождения – 1878-й. Однако вскоре в анкетах, заполняемых сталинскими помощниками, появился 1879 г. Утвердившись у власти, Сталин широко отпраздновал свое пятидесятилетие 21 декабря 1929 г. Именно эта дата вошла во все энциклопедии и справочники. Перепутанным оказался, таким образом, не только год, но и день рождения – 9 декабря по старому стилю вместо 6 декабря. Лишь в 1990 г. историки обратили внимание на эти искажения[46 - Спирин Л. М. Когда родился Сталин: поправки к официальной биографии // Известия. 1990.25 июня; Известия ЦК КПСС. 1990. № 11. С. 132–134.]. Однако объяснить их причину пока не смогли. Очевидно одно: в 1920-е годы Сталин решил стать на год «моложе». И стал.
