Это происходит так быстро, что я сощуриваюсь от ослепляющих меня ярких солнечных лучей. Небо на удивление чистое бирюзовое. Темная свинцовая туча обрывается ровно на полосе тумана. Впереди за высокой травой виднеются опять столбы, но уже другие, обычные, без всяких страшных рож, украшены разноцветными лентами. Ветер треплет их, отчего они красивой волной поднимаются в небо. Мы приближаемся к высокому берегу, уже слышен шум барабанов и перезвон колокольчиков. С холма вниз к реке спускается какая-то процессия, видно разноцветные колпаки то выныривающие из-за зарослей, то теряющиеся в желто-золотой листве низеньких берез и ярко-красных кустарников. Если присмотреться, то сквозь редкие деревца можно разглядеть белоснежные конусы шатров.
– Отлично, – радуется Лера и оборачивается ко мне, – Дарина, всё хорошо?
– Угу, – киваю я.
Но я в шоке от такой резкой перемены. Только что было всё серо и дождливо и вдруг ясное небо, солнце и кажется даже по-летнему тепло.
– Давайте ещё поднажмем, раз-два, – командует старик.
Взмахиваем веслами, всем не терпится уже побыстрее оказаться на берегу. Солнце пригревает и в ветровке становится жарко, расстегиваю молнию. Пришвартовываемся к мосткам, они тоже украшены разноцветными лентами. Старик хватает свой багор, зацепляется им за столб и подтягивает плот к берегу, привязывает канат. Перевожу дух.
– Идите вверх по тропинке, – машет он рукой.
Опускаю весло, подхожу к нашим вещам. Лерин рюкзак прижал мой, хватаю его и подаю ей. Какой-то он слишком легкий, что она практически ничего не взяла с собой?
– Спасибо, – улыбается она.
Переходим по мосткам на берег и поднимаемся по тропинке. По бокам на кустах развешены разноцветные ленты и лоскутки. Выходим на небольшую полянку, где нас уже встречают. Женщины разодеты в пышные цветастые платья и в платках, что делает их похожими на матрешки. Мужчины тоже в разноцветных рубахах. Все смеются поют, радостно встречают нас, кричат что-то на непонятном для меня языке, осыпают нас крупой. Стоим смотрим на них, не знаем, как на это реагировать.
Вдруг к нам делает шаг высокая крупная женщина, в таком обширном платье она кажется просто огромной в ширину, в руке у неё поднос, на котором находится высокий хлеб, похожий на пасхальный кулич, только верхушка не облита сахарным сиропом, а посыпана солью. По бокам лежат два окрашенных яйца.
– Хлеб да соль! – кричит она чисто по-русски зычным голосом.
– Нужно отломить кусочек хлеба с солью и съесть, – подсказывает старик.
Он уже закончил свои дела на мостках: закрепил плот, убрал весла и догнал нас.
– Нельзя отказываться, не по обычаю, – добавляет он.
Лера первая отламывает кусочек хлеба, где побольше соли и отправляет в рот, зажмуривается от удовольствия.
– Как же вкусно, – аппетитно произносит она.
По очереди подходим и угощаемся. Женщины так и продолжают петь звонкими голосами, осыпая нас зерном.
– Зачем они это делают? – спрашивает Олеся нашего проводника.
– Желают вам богатого урожая, – отвечает он.
Мне нравится пышный разноцветный наряд одной из них, я делаю к ней шаг и тянусь, чтобы пощупать ткань, но она вдруг взвизгивает и бьет меня по руке пучком вонючей полыни.
– Эй, нельзя-нельзя так делать! – тут же вмешивается старик.
– Почему? Я просто хотела потрогать ткань, – обиженно отвечаю я.
– Вы пришлые, чужие, пока не очиститесь от того мира, вам нельзя никого из них касаться, – отвечает он.
– В смысле? – мы с Олесей переглядываемся.
– Ну таков обычай у них, чужак может быть заразен.
– Да в смысле? – взбрыкиваю я, – у нас все прививки есть, можем показать Q-код.
– Не только болезнями, но и злыми духами, – объясняет старик, – нужно пока вам типа в карантийной зоне побыть, очиститься.
– Фигеть, – закатываю глаза.
– Дарина, не спорь, ну таков обычай, – улыбается мне Лера, – знаешь же пословицу – со своим уставом в чужой монастырь не лезь.
– Вот верно, – поддакивает старик.
– А как вас зовут? – спрашивает она его. – Я Лера, а это мои друзья – Даня, Кирилл, Аня, Игорь, Олеся и Дарина. – По очереди тыкает она в нас.
– Зовите меня Аверьян Егорыч, – кивает он.
– А меня Пуления Авсеевна, – громко произносит женщина с подносом.
Пока мы спорили вся процессия уже двинулась в обратную сторону всё также задорно напевая и развешивая ленты на кустах.
– Идите за мной, – зовет Пуления Авсеевна, передавая поднос помощнице и ведет нас вверх по другой тропинке.
Топаем за ней. Солнце начинает здорово так припекать, снимаю совсем ветровку. Идти недолго, всё прямо вдоль кустов с яркими красными листьями и вот мы поднимаемся на холмистую площадку усеянными большими шатрами. Повсюду шум-гам: где-то играет музыка, где-то стучат в барабаны.
– Как же жарко, – вырывается у меня. – На том берегу дождь, холодно, а у вас тут лето.
– Это всё наши шаманы, – улыбается она, показывая на вереницу пляшущих людей на склоне холма. Там их человек пять-шесть. Укутались в шкуры, на головах какие-то маски с оленьими рогами, бьют в огромные бубны и изгибаются в дикой пляске. – Они тучи разгоняют, чтобы солнышко привечать. Радогощь!
– Что? – не понимаю я.
– Радогощь. Осеннее равноденствие. Это когда день становится равный ночи, а после Радогощи день идет на убыль, наступают холода. Священный праздник у когальского народа. В это время подсчитывают урожай, восхваляют и благодарят природу за плодовитость, готовятся к зиме. В такой великий день может сыграть свадьбу только ал-когал, то есть один из наивысших сословий, можно так сказать, – вместо неё поясняет Аверьян Егорыч, наш проводник. – Вон видите белые шатры на вершине холма – там ал-когалы, туда ходить нельзя, там находятся только мужчины.
– Ясно, – киваю я. Что с них взять, у них всё поди как в 19 веке, женщинам ничего нельзя.
Выходим на огромную поляну, тут много разномастных шатров, каждый огорожен небольшим кругом из веток, камней и из того, что попалось под руку. Незамысловатые изгороди украшены лентами и вениками из каких-то трав, в основном вонючей полынью. Мне кажется, что уже весь воздух пропитался этим отвратительным запахом, ну по крайней мере моя ветровка уж точно, когда по ней прошлась та женщина, платье которой я хотела потрогать.
– Зачем столько полыни? – спрашиваю я.
– Чтобы злых духов отгонять, – улыбается Пуления Авсеевна.
– А, ну ясно, – хмыкаю я.
Глазею по сторонам. Возле каждого шатра разведен костер, женщины готовят еду, мужчины кто что-то строгает, кто играет на домре или кубызе, рядом носятся ребятишки. Все одеты в такие же странные наряды, что и наши встречающие. За шатрами видны повозки и скот, в основном лошади, но и коровы есть и огромные с густой свалявшейся шерстью быки. Кто-то даже притащил с собой альпаков, они вытягивают свои длинные шеи из-за повозок и испуганно посматривают на нас.
Наш шатер оказывается самым последним у самой кромки леса, чуть ли не на болоте. Если сделать два шага в сторону, то уже под ногами хлюпает темная вода и путь перегораживают высокие камыши.
– Оставляйте вещи и идемте, вас уже ждут, – говорит Пуления Авсеевна, открывая нараспашку две узкие деревянные дверцы.
Смешно – шатер, а с дверями. И интересные какие, филенчатые, по кромке идет замысловатый орнамент, если присмотреться можно как будто разглядеть людей с рогами на головах, а наверху сквозные окошечки без стекол, только деревянная узорная решетка. Заходим внутрь, тут везде ковры и по стенам, и на полу. По периметру высятся стопки сложенных одеял. Больше и нет ничего.
– Тут и спать будете, расстелите на полу и ложитесь, одеял всем хватит, – рассказывает Пуления Авсеевна.
– А где оплачивать? – спрашивает Кирилл.
– Да не нужно ничего, вы же гости у нас, – машет рукой Пуления Авсеевна.
– Так на сайте же было написано…
– Ну мало ли что там написано, – перебивает его Пуления Авсеевна, – Радогощь, негоже в такой праздник с людей деньги брать. Кладите вещички и вперед, заждались уж вас, без вас не можем начать.
– Почему? – удивленно спрашивает Игорь.
– Обычай такой – сначала гостей привечать, накормить, напоить…
– И спать уложить, – смеется Кирилл.
– Оно и верно, – улыбается Пуления Авсеевна, – нук, поторапливайтесь и не боись, никто ваши вещи тут не тронет, среди когалов воров нет, мы не такой народ, чтобы чужое брать.
Прикольно. Наверное, хорошо жить в таком обществе, где никто ни у кого не ворует. Сбрасываю с плеч свой рюкзак и прислоняю к стопке одеял, но на всякий случай достаю из кошелька деньги с карточкой и смартфон и распихиваю по карманам джинсов. Пусть на всякий случай при мне побудут. Кидаю на рюкзак ветровку, худи тоже снимаю, но беру с собой, вдруг похолодает, вечер уж, завязываю рукава кофты вокруг пояса.
– Идемте-идемте, – торопит нас Пуления Авсеевна.
Выходим из шатра и топаем за ней между рядами пестрых шатров. Выводит она нас на поляну к сухому дереву. Дерево огромное высоченное, ствол толстый гладкий давно уже потерял кору и ветви все высохшие, без листьев или хвои, вытянуты кверху и сплетены между собой, образуя круг или колесо. Но только непонятно, что это за порода, и даже не определить какое оно было раньше – хвойное или лиственное. Под кроной дерева несколько низких столиков покрыты белой скатертью с вышитыми узорами, уже всё сервировано, готово к трапезе.
– Сначала сюда, умыться с дороги! – кричит нам Аверьян Егорыч.
Он уже успел снять свой современный охотничий костюм и переоделся в средневековую белую рубаху, подпоясанною красным туеском, возле него несколько деревянных ведер с водой и ковшик, тоже деревянный. Рядом с ним девушки с полотенцами и вениками из полыни и трав. Подходим.
– Как с гуся вода, так с тебя худоба, – приговаривает старик, опрокидывая в подставленные ладони каждому из нас по ковшику, – хорошенько руки мойте и лицо, смывайте дорожную пыль и гоните прочь сущностей, что прицепились к вам в миру. Негоже их тут держать, во святом месте.
С этими словами девушки набрасываются на нас и начинают хлопать своими вениками, злых духов видимо опять из нас изгоняют. Мне становится смешно. Только после ритуала духогонения нам выдают полотенца, чтобы вытереться.
– Всё? Мы теперь чистые? – спрашиваю я у Аверьяна Егорыча.
Но он лишь усмехается.
Прежде чем вернуть полотенце рассматриваю его, оно тоже с вышивкой, орнамент и кажется мне, что там изображены девушки с вениками.
– Добро пожаловать к столу, – приглашает нас Пуления Авсеевна.
Для нас накрыто отдельно. Видимо мы всё ещё не до конца очистились, сторонятся нас, привечают, а близко к себе не подпускают. Присаживаемся попой на ковры вокруг низкого столика. У нас самовар и деревянные блюда со всякой стряпней. Тяну руку к хворосту.
– Дарина, нельзя пока, – Лера хлопает меня по руке и тихонько объясняет, – видишь никто не прикасается к еде, значит, ждут сначала чего-то.
Оглядываю всех, Лера права, ни один человек ещё не взял ничего со стола, руки у всех опущены, все смотрят на главный стол. Мне становится неловко.
За большим столом видимо самые уважаемые люди, седовласые деды с длинными белоснежными бородами. Один из них встает и что-то говорит на своем когальском, обращаясь не только к своим, но и к нам тоже.
– Что он говорит? – шепотом спрашивает Олеся.
– Объявляет о начале Радогощи, подводит итоги уходящего лета, радуется хорошему урожаю, приветствует вас на своей земле, надеется, что с вашим приходом плодовитость улучшится.
– При чем тут мы? – удивляется Аня, хлопая глазами.
– Ваше присутствие может способствовать ещё лучшему урожаю на следующий год, – объясняет старик.
– Всё равно ничего непонятно, – бурчит Аня.
Между тем седовласый старик подзывает к себе нескольких мужчин. Один богатырского телосложения, примерно сорока лет, кудрявые волосы всклочены, нос картошкой, смотрит исподлобья и борода с рыжинкой. Второй молодой парень, примерно нашего возраста. Я сразу обращаю внимание на его глаза, они такие пронзительные, яркие, обрамленные черными ресницами. Красивый парень.
– Это женихи, у которых свадьба намечена в Радогощь, – переводит нам Аверьян Егорыч. – Сначала проведем свадьбу одному, потом другому.
– А у которого вперед? – спрашивает Олеся.
– Этого пока никто не знает. Всё держат в секрете, чтобы злые духи о том не проведали и не испортили праздник, – отвечает Аверьян Егорыч.
– А как их зовут? – снова допытывается Олеся.
– И этого тоже нельзя говорить, чтобы злые духи опять же не прознали и не испортили свадьбу, – снова повторяется он и хитро прищуривается.
Олеся на меня как-то странно смотрит.
– Ты чего? – спрашиваю её.
– Тот рыжий страшный какой, – шепчет мне Олеся.
– У него уже есть две жены, в Радогощь появится третья, – продолжает рассказывать Аверьян Егорыч.
– Как третья? Разве они мусульмане? – вырывается у меня.
– Нет. У когалов это обычное дело, если муж здоров и может обеспечить всех, и если две жены мало плода приносят, то шаман может разрешить взять третью жену, – поясняет Аверьян Егорыч.
– Фигасе, – выдыхаю я. – Вот так порядки.
– А где невесты? – спрашивает Аня.
– Вон в том шатре, – Аверьян Егорыч показывает пальцем на маленький белый шатер на склоне холма. Он стоит от всех поодаль, окруженный высокой изгородью, на столбах насажены какие-то шашечки. – До свадьбы никому их видеть нельзя.
– Почему? – удивляется Аня.
– Ну значит так принято, – перебивает её Лера.
– Странные порядки, – надувает Аня губки. – А как же девичник?
Мы прыскаем от её слов. Как-то в голове не укладывается шумный современный девичник в этом средневековом племени.
Аня кажется не понимает почему мы смеемся. Она хлопает глазами и начинает гладить свои волосы, распрямляя кудряшки.
