– Эй, мелкота, куда спешишь?
Пашка сжал кулаки, оглянулся, но замедлить шаг и не подумал.
Так и есть, вот он во всей красе, Андрюха Котлов по прозвищу Котел, пятнадцатилетний оболтус: огромная башка в рыжих кудряшках, глаза навыкате, нос картофелиной и тупая улыбочка.
Пашке этот тип всегда напоминал дикого человека из книги «Борьба за огонь» – нарядить его в волчьи шкуры, дать дубину и запретить мыться, чему, наверное, он будет только рад.
К счастью, сейчас Котел один, без банды шакалья, готового выполнить любой приказ вожака…
– Куда спешишь? Бабло есть, чо? – рыжий насупился, пошел быстрее.
Он промышлял мелким рэкетом со школьников по всему Молодежному бульвару. Несколько раз его забирали в полицию за разбитые стекла, раскуроченные вывески и дурацкие надписи на стенах, но всякий раз он выкручивался, и отвечал кто-то другой из его компании.
– Не твое дело, – ответил Пашка, стараясь, чтобы голос звучал твердо.
Да, пару раз было, что и у него отнимали деньги, но никогда он не отдавал их сам, никогда не праздновал труса.
А сейчас Котел один, и это значит, что от него можно убежать.
– Да ты оборзел, мелкота! – и рыжий бросился вперед.
Но Пашка сорвался с места на миг раньше, свернул налево и помчался по тротуару что есть духу. Громадное дерево осталось позади, жаль, что не посмотрел на него, тяжелый топот за спиной утих, а затем и вовсе прекратился.
Кулаками махать Котел может, а вот бегун из него никакой…
Пашка остановился, разрешил себе оглянуться – вон он, рыжий, стоит, уперев руки в колени, дышит тяжело, морда красная, и перекошена так, словно целый лимон в рот засунул.
Курить надо больше.
Только тут Пашка вспомнил, зачем он, собственно, из дома выбрался – хотел узнать, только ли у них в квартире нет воды и света. Ага, вон на другой стороне улицы вывеска над автомагазином огоньками мигает, значит там с электричеством порядок, насчет же воды…
А вот тут во дворе дядька в моторе бежевой «десятки» копается.
Пашка еще раз оглянулся, убедился, что Котел мрачно потопал обратно, и сам зашагал в сторону дядьки.
– Извините, – сказал он. – А у вас вода дома есть?
Обладатель бежевой «десятки» повернулся, уставился на Пашку, маленькие глазки его заморгали.
– Есть, а чего не быть-то… – буркнул он подозрительно. – А тебе зачем, пацан?
– Но у нас нет. Вы же видите, что случилось…
– А что случилось? – дядька нахмурился.
Пашка на несколько мгновений потерял дар речи.
Так уж вышло, что он с самого детства не мог врать, если пытался это делать, всегда чувствовал себя так мерзко, словно наелся мыла, да еще и запил его бензином. Может быть поэтому отлично чувствовал ложь, любую фальшь в словах собеседника, даже крошечную.
И сейчас готов был поклясться, что хозяин «десятки» не врет, что он и вправду ничего не заметил!
Пашка собрался указать туда, где в рядок выстроились мохнатые «бочки», наверняка и тут заменившие мусорные баки, но тут сверху донесся протяжный вскрик и ритмичные хлопки – словно кто-то вытрясал очень большой половик.
Они подняли взгляд одновременно.
Из-за ближайшей крыши показалось нечто крылатое, темно-бурое, и по крутой дуге пошло вниз.
– А… э… – прохрипел хозяин «десятки», глаза которого стали очень большими.
А у Пашки второй раз за утро ожили волосы на затылке.
Крылатая фигура развернулась, босые ступни с тяжелым «тумм» вмялись в асфальт. Скорбящий ангел, еще вчера сидевший себе преспокойно в Центральном парке, взмахнул раскрытой книгой, и ее страницы, то ли медные, то ли бронзовые, издали шелестящий звук.
Дядька пискнул, как придавленная мышь и бегом ринулся к подъезду.
Споткнулся, едва не полетел кувырком, но в следующий момент скрылся за дверью, из-за нее донесся утихающий топот.
– Э… здравствуйте, – сказал Пашка, ноги которого словно примерзли к земле.
Ангел склонил огромную голову, разглядывая мальчика с интересом, развернул крылья, точно красуясь. Помахал книгой еще раз, даже рот открыл, но ничего не сказал. Затем последовал мощный толчок, и обретший жизнь, научившийся летать памятник оказался в воздухе.
Пашка проводил его взглядом, а затем побрел обратно в сторону дома.
Он узнал, что хотел, а значит можно возвращаться.
Глава 2
– Ох, ты живой! – воскликнула бабушка, едва Пашка переступил через порог. – Господи! Я уж тут натерпелась!
– Да что со мной будет? – сказал он с натянутой улыбкой.
Пока шел обратно, решил, что про летающего над городом ангела ей не скажет. Понятно, что соврать не сможет, если бабушка спросит напрямую, но вряд ли ей придет в голову такой вопрос.
– Тут Анна Марковна звонила! – продолжила бабушка, нервно тиская носовой платок. – Вот почти сразу как ты ушел, и она…
– То есть как звонила? – вмешался Пашка. – Что, телефон заработал?
Анна Марковна была подругой бабушки чуть ли не с девичьих времен – они приехали в Тольятти одновременно на строительство АвтоВАЗа, работали в одном цеху, и на пенсии продолжали дружить, хотя жили вовсе не по соседству.
– Он зазвонил, я трубку взяла, поговорила, а потом все опять умерло. Не работает… Да, так вот она сказала, что у них все в порядке, и свет и вода, разве что Татищев по улицам на коне скачет.
– Какой Татищев? – не понял Пашка.
– Да Василий Никитич, то есть его памятник, – бабушка моргала растерянно. – Или ему? Ну на берегу стоит… или стоял… Носится по улицам теперь… Ерунда какая-то, розыгрыш наверняка…
Если бы Пашка не встретил Скорбящего ангела, он бы подумал, что у Анны Марковны что-то случилось с головой. Но если Весна неведомым образом вдохнула жизнь в один памятник, то почему бы ей не проделать то же самое и с расположенным на берегу Волги монументом основателя города?
– Ты знаешь, – сказал он задумчиво. – Может быть, тогда тебе к ней поехать? Квартира у нее большая, она рада будет… Я думаю, что у нас все так быстро не починят.
Выросшие за одну ночь громадные деревья, цветки размером с автомобиль, «бочки» – и это только то, что Пашка увидел за время короткой прогулки, наверняка появилось еще много что.
Пока с этим всем разберутся, может не один день пройти.
– Но как же! А ты? – бабушка предсказуемо заохала, запричитала.
– А я останусь, пригляжу за квартирой, – сказал Пашка. – Вечером приеду.
Анна Марковна жила в Портпоселке, на маршрутке ехать минут сорок.
– Я не могу тебя оставить! Что ты будешь есть!
– Еды полный холодильник, и все равно ее надо ликвидировать, – этот аргумент заставил бабушку задуматься. – Ты возьмешь свой сотовый, у меня останется мой, и как все заработает, мы тут же свяжемся.
– А может быть, вместе там останемся? – предложила она. – Соседку попросим. Людмилу Петровну из второго подъезда… Чтобы она нам позвонила, как дом починят.
– У нее память дырявая, да и сердце больное, зачем ее напрягать, – буркнул Пашка. – Давай, собирайся, поедем.
Пока маршрутки ходили, это он видел, но подозревал, что такое положение вещей сохранится не так долго.
Бабушка собралась с невероятной для себя скоростью, за пятнадцать минут.
Пашка проверил, взяла ли она очки, не забыла ли тонометр и разные нужные таблетки. Уговорил не надевать пальто, поскольку на улице тепло, и в зимней одежде можно изжариться.
При виде мурлыкающих «бочек» бабушка удивленно открыла рот и стала напоминать выброшенную на берег рыбу.
Громадный цветок обошла по широкой дуге.
До остановки у «Северянки» дошли без проблем, но вот около нее столкнулись с бородатым дядькой в спортивном костюме, что шагал, бормоча себе под нос и прижимая к груди большую икону.
Увидев Пашку и бабушку, он остановился, глаза его сверкнули.
– Покайтесь, люди! – во всю глотку завопил дядька. – Ибо пришел Судный День! Каждому воздастся по заслугам, и грешники будут низвергнуты в геенну огненную, во власть бесам отданы!
Бабушка вздрогнула, и Пашка торопливо взял ее за руку.
– Покайтесь, грешники! – продолжал надрываться дядька, размахивая своей иконой. – Скоро сойдет он с небес во всей славе своей, и тогда живые позавидуют мертвым!
Но тут к остановке подкатила маршрутка, и Пашка потащил бабушку к ней.
Через миг они очутились внутри, дверь захлопнулась, и голос проповедника в спортивном костюме затих.
Пашка вздохнул с облегчением, но тут же вновь напрягся.
Она сидела у окна, стройная, изящная, в черной курточке, и даже не смотрела в его сторону, и слава богу, а то бы он вообще умер от смущения… Юля Смирнова из класса «Б» вряд ли даже знала, что у Пашки от одного ее вида пересыхает в горле, и хочется одновременно и смотреть на нее, не отрываясь, и удрать куда-нибудь подальше, чтобы никогда ее не видеть.
Она была такая, такая… какими словами это описать, он не знал.
Но в этот момент рядом находилась бабушка, и это помогло быстро отвлечься… нужно помочь ей сесть, поставить сумку, отдать водителю денег за билеты, и самому расположиться таким образом, чтобы не пересекаться с Юлей взглядом.
Глаза у нее очень светлые, и из-под темной челки смотрят так… Пашка вздрогнул.
Бабушка ахнула, кто-то еще из пассажиров издал изумленное восклицание, водитель закряхтел.
Маршрутка стояла на светофоре перед Комсомольской, и по переходу невозмутимо шагал, переваливаясь с ноги на ногу, толстопузый зеленый дракончик вроде тех, каких рисуют в рекламе. Ноздри его слегка курились, на морде виднелась добродушная ухмылка, а в когтистой лапе он держал букет цветов.
– Ик, – сказал пожилой мужчина, сидевший за спиной у Пашки. – Это вот что?
– Кто бы знал, – мрачно отозвался водитель. – Но у меня смена с утра, и я… Навидался всякого, короче…
Он дал по газам, маршрутка рванула с места, точно ее ужалила в попу гигантская пчела.
Тольятти, обычный вроде бы город, с приходом Весны разительно изменился: торчали всюду огромные цветы, желто-сиреневые, ало-синие, бело-оранжевые, там и сям поднимались деревья, напоминавшие дубы, и на их ветках листья соседствовали с иголками, а шишки терлись боками о плоды вроде апельсинов.
На окраине Центрального парка высилась аккуратная гора будто с фотографии Альп или Гималаев, со снегом на вершине и парой водопадов, но при этом высотой метров в пятьдесят, не больше…
На лицах горожан, отважившихся выбраться на улицу, читалось ошеломление.
– Как же это… что же это… – причитала бабушка, и глаза ее становились все более и более круглыми.
– Ничего, не переживай, видишь как красиво, – пытался успокоить ее Пашка, но сам понимал, что выходит у него не очень удачно, поскольку он тоже не понимал, что произошло, и тоже нервничал.
Оглянувшись в очередной раз, увидел, что Юли на прежнем месте нет, и испытал одновременно и облегчение, ведь не придется теперь так напрягаться, и печаль оттого, что она где-то далеко.
А затем маршрутка выехала к лесу, и Пашка на какое-то время забыл о своих чувствах.
Нет, тут и раньше было хорошо, но банально – елки, сосны, что-то мелкое лиственное. Теперь же лес выглядел торжественно, красиво и мрачно – серые и бурые стволы, водопады зелени, лианы и даже пальмы… легко поверить, что в такой чаще эльфы могут водить компанию с Бабой Ягой и лешими.
У самого въезда в Портпоселок справа от дороги обнаружилось здание, которого ранее тут не было – черные гладкие стены поднимаются на высоту метров десять, никакой крыши, темнеет узкий, точно прорубленный вход.
Пашка смотрел фильм «Бегущий в лабиринте», вот там показывали нечто похожее, только куда больше…
Бабушка к этому моменту устала охать и удивляться, просто утомленно вздыхала.
В самом Портпоселке ничего странного не увидели, ну помимо тех же цветков, мусороядных «бочек» и громадных деревьев. К этому времени солнце поднялось высоко, и разогрело так, что Пашке стало жарко, да и бабушка запыхтела, вытирая со лба пот.
Дом Анны Марковны стоял там же, где и две недели назад, но окружали его густые заросли бамбука – это растение Пашка видел по телевизору и мигом узнал стволы с узлами, длинные узкие листья.
На звонок в дверь она открыла сразу, и заулыбалась, как всегда, во все лицо:
– Лизанька? Это ты? И Пашунчик с тобой! Как замечательно!
