Рагна послушно повернула влево – быстрее, чем он успел до конца высветить мысль. С каждой новой охотой они чувствовали друг друга всё лучше, и Эрику досадно было думать о том, что рано или поздно они наткнутся на предел возможностей ястреба и охотника, положенный их телами.
Но пока до этого было далеко.
«Завтра. Вечер».
Он сразу понял, что она хотела сказать, высветив именно эти слова. Рагна берегла силы, но Эрик легко представил себе, что она сказала бы ему, не будь в этом необходимости: «Шевели задницей, Стром. Я надеюсь вернуться к встрече с Хасаром завтра вечером, а не замёрзнуть тут насмерть».
Нет, Рагна не сказала бы «замёрзнуть тут насмерть». Как и все препараторы, входящие в Стужу, она была слишком суеверна для этого.
«Вперёд».
Не время было думать о мужчинах или женщинах, тепле или постели, Химмельборге или возвращении в лётный центр, и он, ястреб, должен был напомнить об этом охотнице.
Сейчас есть только Стужа – и, чтобы Стужа позволила им вернуться домой с добычей, нужно отдаваться ей всем сердцем, а не мечтать поскорее уйти.
«Да».
Они продолжили двигаться вперёд. Эрик видел пар, вылетающий из Рагниных губ, перед собой, и мерцание звёздного света слоя Души, и чёрно-белые равнины слоя Мира – а где-то там, в зелёном скользком нутре капсулы, его тело вертелось, как непоседливое дитя, не рождённое ещё на свет, от боли, отзвуки которой начали понемногу долетать до него, как далёкое, слабое эхо.
Неважно. Он начал чувствовать присутствие бьерана – кажется, даже более, чем одного, но им и одного хватит, даже лучше, если бьеран будет один, по крайней мере поначалу…
Эрик Стром заставил себя остановиться, почувствовать, одну за другой, ноги, руки – свои, а потом Рагны, и вернуться в равновесие.
«Порядок?»
«Да».
А потом это случилось. Свечение было неярким – но очень сильным, пульсирующим, как если бы одна из дорог, проложенных дравтом, вырвалась из-под земли и повела из снегов прямо в небо, к далёким ледяным звёздам. Синее, зелёное, лиловое, неспокойное в беспрестанном движении, свечение звало его так настойчиво, будто появилось здесь для него одного.
«Эрик».
«Эрик».
И оно сияло левее и выше пятьдесят девятой вешки – там, где заканчивалась размеченная часть Стужи, и в стороне, противоположной той, где он почувствовал присутствие бьеранов.
Выходить за пределы разметок, преследуя снитиров, не запрещалось, но, как говорилось в своде правил, там «препаратор действовал на свой страх и риск».
Эрик Стром засмеялся бы при мысли об этом, будь для того подходящее время. Можно подумать, вступая в мир Стужи, хоть когда препаратор действовал не на свой страх и риск.
«Эрик».
Эта тяга была нестерпимой, и в ней растворялось всё остальное.
«Стром?»
Он вспомнил, что пообещал всё рассказать Рагне, и почувствовал радость. Ещё одна попытка – но теперь это казалось куда менее нечестным по отношению к ней.
«Влево. К пятьдесят девятой».
Она послушно двинулась влево. Пульс Рагны участился, и Эрик чувствовал, как солёный пот стекает вниз к её губам. Если бы не действие эликсиров и препаратов, её лицо покрылось бы ледяной безупречной маской уже через пару мгновений в Стуже.
«Порядок?»
«Да».
Но Эрик знал её, был ею, и понимал: стоит действовать быстрее. Рагна была не так собрана, как обычно. Что-то её отвлекало. Мысли о предстоящем разговоре? Встреча с Хасаром? Это он выяснит потом.
«За вешку. Вперёд».
Она помедлила всего мгновенье, но он заметил.
«Вперёд».
Охотник не должен сомневаться в ястребе – никогда. От этого зависит выживание обоих. Сам ястреб тоже не должен сомневаться в себе, поэтому Эрик Стром двинулся вперёд, туда, куда звало его свечение.
Он продолжал следить за мерцанием душ бьеранов – теперь он точно видел, что их двое, один покрупнее, другой поменьше – оставшихся позади. Их тел зрением Рагны видно не было – но бьераны никогда не разделяются надолго и не уходят далеко. За ними они с Рагной вернутся позднее – и к их возвращению добыча будет готова к началу охоты.
Вперёд.
Эрика затрясло – смесь эликсиров как будто быстрее заструилась по призрачным венам, и по мерцающей коже бежали мурашки – тени, призраки настоящей дрожи, сотрясавшей его тело в валовой капсуле.
Он сглотнул и почувствовал вкус соли, как будто рот наполнился кровью.
«Эрик».
На этот раз – совсем близко. Он чувствовал это, как будто знал наверняка. Никогда ещё ему не удавалось подобраться так близко, и тяга стала нестерпимой. Быстрее, быстрее – его тело как будто превратилось в магнит, летящий навстречу гигантскому железному бруску. Сияние звало его, только его – на этот раз он настигнет его и получит вознаграждение за долгие годы поисков, наяву и во снах.
«Эрик».
Душа Стужи засветилась ярче, чем когда бы то ни было на его памяти. Теперь он видел всё. Движение каждой дравтовой жилки под землёй, даже на тех глубинах, что никогда прежде не были ему доступны. Следы душ, прошедших здесь когда-то давным-давно.
«Стром».
Тени тех, кто сгинул в Стуже. Они парили, тёмные и прозрачные, высоко-высоко в чёрном небе, завиваясь в бесконечные призрачные кольца, танцуя, маня, выпевая его имя.
«Стром».
Сияние звало его. Разгоралось всё ярче, как огромный, горячий, щёлкающий дровами костёр, пульсирующий теплом, яростью, ликованьем.
Он видел ход времени – время проплывало мимо него белёсыми длинными сгустками молочного света, толкалось, как пёс, приглашающий поиграть…
«Стром!..»
Он открыл глаза. И увидел Рагну.
Бьеран вскрыл её от шеи до паха. Внутренности выпали на снег, и от них в морозный прозрачный воздух Стужи поднимался пар.
«Рагна! Рагна! Рагна!»
Его душа кричала, кричала и кричала, сколько было сил. Он рванулся к бьерану, ещё не сознавая до конца, что помочь охотнице невозможно.
Сияние увело его далеко, слишком далеко от Рагны, и следуя за ним, он забыл о ней, о глазах орма, соединяющих их… Обо всём на свете.
Бьераны, несмотря на свой размер, только кажутся неповоротливыми. Когда нужно, они движутся очень и очень быстро. Их светлые тела легко сливаются цветом со снегами Стужи – и они могут долго оставаться в абсолютной неподвижности, выслеживая добычу.
Эрик Стром плакал и не чувствовал слёз – невидимых слёз на невидимом, призрачном лице.
Он всё ещё видел бьерана – и это было самое страшное. Это значило, что Рагна всё ещё жива.
Морда бьерана была перепачкана красным. Казалось, он улыбался. Его душа парила чуть выше, кувыркаясь в поднявшемся вихре снежинок, и пела от радости.
Его охота оказалась удачной. Тёмный нос, пасть, полная острых зубов, погружалась в Рагну снова и снова, и Эрик ничего не мог с этим сделать. Все его препараты, все эликсиры – старые и новые – были сейчас бесполезны.
Где-то далеко, сейчас казалось – на другом свете, его тело содрогалось, ломалось от чудовищной боли, рвалось и булькало, захлёбываясь криком.
Он ушёл слишком далеко, поддавшись сиянию, положившись на свою волю – и совершил ошибку.
«Рагна».
Когда он наконец добрался до неё, бьеран уже убирался прочь. Он насытился, забрав самые лакомые куски, не хотел вступать в бой и теперь, почувствовав присутствие ястреба, стремительно скользил прочь, унося в себе свою душу. На уровне Души её больше не было видно.
Глаз в правой глазнице Строма гас, остывал – и в конце концов остыл целиком. Теперь он не видел бьерана – без Рагны он не мог видеть слой Мира.
Но тело и душа у снитиров не могли соединяться надолго – а значит, несмотря на то, что бьеран теперь знает, что его преследуют, рано или поздно она вернётся на его слой, и тогда они снова встретятся.
«Рагна».
Эрик преследовал бьерана долго – или верил в то, что преследует – с тупым упорством, идя наугад, не чувствуя ничего, через осыпающиеся горы льда, через тёмные равнины, сияющие дравтовыми прожилками, через заполненные обманчиво твёрдым снегом овраги.
Его вернули в лётный зал в соответствии с протоколом – через несколько минут после смерти Рагны, показавшимися ему вечностью.
Эрик Стром, выпав из со всхлипом распахнувшейся капсулы, слепо полз по полу, уворачиваясь от рук кропарей, и повторял, что должен вернуться, на этот раз во плоти, на слой Мира – сейчас, немедленно, пока зверь ещё близко к телу Рагны, пока их обоих ещё можно найти. Эрик повторял, что должен идти, пока его кропарь, отдуваясь и кряхтя от натуги, не ввел большую дозу успокоительного в разъём, погружая его в глубокий, тёмный сон без сновидений.
Эрик всё же пошёл – позднее, придя в себя. Это противоречило правилам – но никто не посмел помешать ему, потому что он был одним из Десяти. Он знал, что бьерана уже не найти, но хотел отыскать тело Рагны и вернуть домой. Это казалось важным, как будто могло что-то изменить, и несколько дней, разыскивая её, Эрик чувствовал пугающую приподнятость духа – как будто в глубине души надеялся, что найдет охотницу живой, что её страшная смерть ему только привиделась.
Но никто никогда не нашёл её. Такое случалось часто. Стужа любила подарки. Должно быть, тело Рагны стало её частью уже через несколько часов после встречи с бьераном – причудливой ледяной фигурой, новой складкой на снежном саване. Но Эрик Стром всё равно ещё долго искал её – даже тогда, когда уже наверняка знал, что нечего больше искать.
Газета «Голос Химмельборга»
Седьмой месяц 723 г. от начала Стужи
«…Благородная динна Ассели выступила на заседании городского совета в присутствии владетеля Химмельна, его жены и дочери. Динна выдвинула предложение о пересмотре срока обязательной службы препараторов. Особенный акцент в краткой, но очень экспрессивной речи был сделан на ястребах и охотниках. Госпожа Ассели утверждала, что, по результатам независимого исследования государственных препараторов, потенциальный физический ущерб тех, кто пожелает выйти в отставку по окончании обязательной службы, можно уменьшить на 15-20 %, если сократить её срок до 6 лет.
Господин Магнус выразил сомнение в целесообразности такого решения с точки зрения удержания целостности границ, а также экономической стабильности.
Господин Орт, глава Десяти, от лица всех препараторов выразил общую готовность умереть за благополучие Кьертании, если это будет необходимо. Его заявление было встречено овациями и удостоено личной благодарности владетеля Химмельна и его семьи.
Предложение динны Ассели было отклонено. В повторном слушании отказано.
Динна Ассели заявила специально для «Голоса Химмельборга», что планирует подать повторную просьбу о рассмотрении предложения на ближайшем заседании совета.
Наш специальный корреспондент особо отметил, что динн Ассели на заседании не присутствовал. Надеемся вскоре получить его комментарии по поводу выступления супруги…
Читайте дальше на стр. 3. Блестящий дебют!
Юная Омилия Химмельн становится звездой Золотого бала в Химмельборге.
Читайте дальше на стр. 4. Очередной триумф главного кьертанского промысла.
В Дравтсбоде поставлен новый четвертной рекорд по добыче дравта.
Читайте дальше на стр. 5. Столица тепло поприветствует гостей.
Первые же две недели ежегодных традиционных Шествий уже подарили препараторам Кьертании 112 новых рекрутов».
Сорта. Разделка
Восьмой месяц 723 г. от начала Стужи
Стужа была очень близко.
Она всегда была близко, и я, как и все, привыкла об этом не думать. Но на ежегодную разделку, перед Шествием, все жители Ильмора приходили именно сюда – на границу между городом и стеной ледяной белой пустоты, поглощающей все цвета и звуки. По-своему она была красивой – как будто с неба на землю плеснули ледяного молока, и оно застыло в полёте – навеки. В его глубине быстро двигались неясные тени. Не снитиры – они не подходили так близко к границам поселений людей, чтобы их можно было разглядеть. Некоторые верили, что эти тени – души погибших в Стуже. Версия не такая уж безумная, если вспомнить, что души всех обитателей Стужи легко отделялись от тел, а ястреб и охотник, по сути, становились душой и телом, чтобы их поймать.
Другие считали, что все умершие уходят в Стужу – даже те, кто ни разу не пересекал границу. Эта версия нравилась мне даже больше. В конце концов, все мы принадлежали Стуже.
Иногда по белой ледяной поверхности, за которой гуляла снежная мгла, проходила рябь, и тогда всем нам становилось страшно. Мне кажется, даже приезжим препараторам было не по себе, хотя они лучше других знали Стужу.
Накануне Шествия многое происходило один-единственный раз в году.
И хорошо – не думаю, что хоть кто-то хотел бы разделывать привезённые из Химмельборга тела снитиров чаще. Как будто отвечая на эту мысль, кто-то из соседей по разделке – из-за защитных очков и костюма не понять было, кто – звучно блеванул на снег. И сразу – кто-то запричитал, кто-то побежал за помощью к препараторам.
Напрасный страх – защитные костюмы делали своё дело. Конечно, какое-то воздействие снитиров на людей сохранялось, но не более серьёзное, чем сильное похмелье.
Против традиции не пойдёшь – каждый год все жители Кьертании работают с препараторами плечом к плечу, как будто это может как-то компенсировать, что в остальное время они одни спасают всех жителей континента.
Мне никогда не становилось плохо во время разделки – но иногда я притворялась, что чувствую себя нехорошо. Слишком глубоко и часто дышала, пока не начинало темнеть в глазах – пока не начинала и в самом деле чувствовать, что мне плохо. Мне и в самом деле становилось плохо – потому что каждую разделку призрак Гасси, всегда маячивший где-то за моим плечом, становился особенно ярок.
Разделочная площадка была похожа на доску для игры в тавлы – белые квадраты утоптанного снега, красные – крови. Люди перемещались между ними, как фигуры, по заданным препараторами траекториям, не поднимая головы. Они стремились скорее закончить работу, вернуться домой и долго смывать с себя запахи разделки, готовясь к празднику. От губ поднимался пар, и от крови на снегу поднимался пар; таял снег, по спинам струился пот.
