– Иннокентий Константинович был художником. Он начал свою творческую деятельность в нашем театре оперы и балета: писал декорации, оформлял сцену. В театре мы с ним и познакомились. Я тогда только что окончила наше хореографическое училище, и меня приняли в балетную труппу. А Иннокентий Константинович был старше меня на двадцать лет. Но такая разница не имела для нас никакого значения. Правда, в дальнейшем наши жизненные пути разошлись, но это уж совсем другая история.
– Простите, а общие дети у вас есть? – задала я деликатный вопрос.
– Нет, детей у нас не было, – ответила женщина.
– На данный момент ваш бывший муж продолжал работать в театре? – спросила я.
– Нет, в последние годы Иннокентий, насколько мне известно, занимал какой-то пост в Союзе художников. Но вроде бы это было непродолжительное время. И, кажется, еще он являлся организатором художественных выставок.
– А что вы можете сказать по поводу его недругов-недоброжелателей? Имелись такие? Мог он кому-нибудь, что называется, перейти дорогу? – Я сразу задала Масленниковой ряд вопросов.
– Даже и не знаю, что вам ответить, Татьяна Александровна. Как я уже сказала, мы с Иннокентием разошлись уже довольно давно. Поэтому то, что происходило в его жизни после нашего развода, мне неизвестно. Одно могу сказать: в то время, когда мы были мужем и женой, никаких серьезных конфликтов у Иннокентия ни с кем не было. Правда, характер у него был не из легких, но он умел обходить острые углы, – добавила Масленникова.
– Хорошо, Виктория Леонидовна, – сказала я. – Я согласна расследовать убийство Иннокентия Константиновича. Сейчас мы с вами составим договор. И еще мне нужен будет ваш телефон для связи.
– Конечно, – ответила Масленникова.
Мы обменялись телефонами, Масленникова вручила мне аванс, записала адрес квартиры своего бывшего мужа и ушла. А я отправилась в душ, а затем на кухню. Позавтракав, я вышла на балкон и закурила.
Итак, мне предстоит найти убийцу художника Иннокентия Подхомутникова, которого стукнули по голове чем-то тяжелым, да вдобавок отрезали уши и нарисовали оккультный символ. Секта из запрещенных, ритуал? Или отвлечение внимания? А возможно, маньяк или подражатель такового? А может быть, никакой ритуальности на самом деле и не было, преступник просто хотел направить следствие по ложному пути. Это следует выяснить.
Масленникова сказала, что они с Иннокентием разошлись давно. Поэтому неудивительно, что женщине незнаком круг лиц, которые так или иначе контактировали с ее бывшим супругом. Зато мне надо будет обрисовать круг его общения, побеседовать со знакомыми… скажем так, на предмет их возможной причастности к убийству художника. Иначе говоря, выявить подозреваемых в совершении преступления.
Виктория Леонидовна упомянула о секретаре Союза художников – Владиславе Шляпникове, который обнаружил тело Подхомутникова в его квартире. Общались с убитым? Общались. Даже был вхож в дом к Подхомутникову. Возможно, Шляпников в курсе того, что происходило с Иннокентием в последнее время. Стало быть, нужно будет наведаться в Союз художников. Впрочем, поскольку уголовное дело уже заведено, то есть уже и определенные следственные наработки. Правда, Масленникова сказала, что следователь не внушает доверия, потому что он, скорее всего, с университетской скамьи, то есть еще стажируется. Но он явно не в одиночку ведет следствие по делу Подхомутникова, это уж как пить дать.
Вот что! Поеду-ка я сейчас в Управление полиции к Володе Кирьянову, моему хорошему другу. Однако сначала необходимо с ним созвониться, потому что Володьку часто вызывают и он не всегда находится у себя в кабинете.
Да! А ведь я еще не погадала на своих додекаэдрах! Перед тем как начать очередное расследование, я всегда советуюсь со своими магическими «костями». Я взяла черный замшевый мешочек и вытряхнула «кости» на прикроватную тумбочку. Затем взяла додекаэдры в руку, сосредоточилась и мысленно задала вопрос. Согрев «кости» теплом своей руки, я метнула их на тумбочку. Поскольку я выучила толкование выпавших цифровых сочетаний наизусть, то мне не понадобилось заглядывать в листок с расшифровкой. Додекаэдры предсказали мне успех в моих начинаниях, иными словами – в расследовании. А их предсказания всегда сбывались.
Теперь нужно позвонить Кирьянову. Я набрала знакомый номер.
– Алло, – отозвался Владимир.
– Володь, привет, – сказала я.
– Таня! Рад тебя снова слышать.
– Взаимно, Володь. Слушай, ты сейчас свободен? – спросила я.
– Ну, в данный момент да, свободен.
– Скажи, ваше ведомство занимается расследованием убийства Иннокентия Подхомутникова? – спросила я.
– Да, Тань. А ты что, имеешь к этому делу личный интерес?
– Меня наняла бывшая жена убитого, – объяснила я. – Мне необходимо с тобой увидеться, Володь.
– Тогда поспешай, Тань. У нас скоро должно начаться совещание, – сообщил Кирьянов.
– Я поняла тебя, выезжаю прямо сейчас.
– Жду. До встречи.
Я быстро собралась, надела голубые джинсы и легкий белый пуловер, причесалась и распустила волосы по плечам. Нанеся дневной макияж, я взяла сумку и спустилась в подъезд. Через пятнадцать минут я уже входила в Управление полиции.
– А вот и я! – сообщила я, открывая дверь кабинета Кирьянова.
– Проходи, Тань, – Владимир поднялся мне навстречу. – У меня через пару минут начнется совещание, так что я оставлю тебя. Если вопросы останутся – или дождись, или созвонимся позже. Вот познакомься, наш стажер Анатолий Загребенников.
Тут только я заметила молодого человека в очках, который скромно сидел за компьютером.
– Анатолий, представляю Татьяну Александровну, она наш коллега, частный детектив. Она тоже подключена к расследованию убийства Иннокентия Подхомутникова. Так что введите Татьяну Александровну в курс дела. Ну, Тань, пока.
Владимир вышел из кабинета, а я села за его стол.
– Анатолий, расскажите, что уже удалось выяснить, – попросила я.
Загребенников снял очки, повертел их в руках и положил на стол.
– Значит, так, – начал стажер, – Иннокентий Подхомутников вернулся домой около половины двенадцатого ночи.
– А как было установлено время его возвращения домой? – тут же спросила я. – Были свидетели? Кто-то видел, как он входил в подъезд? Или его видели на лестничной клетке, непосредственно перед квартирой? – Я тут же задала ряд вопросов.
– Нет, Татьяна Александровна, – покачал головой Загребенников, – к сожалению, никаких свидетелей возвращения Подхомутникова не нашлось. Единственным человеком, который видел художника, была консьержка. Она и сообщила время его возвращения. Подхомутников пожелал ей доброй ночи и отправился на лифте на свой этаж. Утром пришел секретарь Союза художников и сказал, что ему необходимо передать Подхомутникову какие-то документы. Он говорил, что накануне они с Подхомутниковым о встрече договаривались и тот очень ответственно относился к таким договоренностям, – добавил внушительно стажер. – Но связаться с художником по телефону не удалось. Звонок в дверь тоже остался без ответа. Секретарь и дежурная еще около получаса простояли у двери Подхомутникова. Периодически они звонили и стучали в дверь. Консьержка уверяла, что художник из подъезда не выходил. И наконец было принято решение вызвать полицию. Ну, мало ли что. Вдруг человеку плохо стало, а помощь оказать некому?
– Почему не «Скорую»? – удивилась я.
– А кто дверь откроет? – откликнулся мой собеседник. – Впрочем, в «Скорую» они тоже звонили, те чуть позже нас приехали – и, сами понимаете, чуть не сразу уехали обратно.
– Так, приехала полиция. Кстати, во сколько это было? По времени, я имею в виду.
– Мы там были примерно в девять тридцать утра, – ответил стажер.
– Так вы, Анатолий, тоже были в составе опергруппы? – поинтересовалась я.
– Да, Татьяна Александровна. Владимир Сергеевич сказал, что мне это пойдет на пользу. Я ведь только что приступил к практике. А тут такое дело! Очень непонятное убийство. К тому же еще и весьма запутанное.
– А что говорит в пользу такого вашего определения? – спросила я.
– Ну, во-первых, никаких следов пребывания в квартире посторонних людей обнаружено не было. А во-вторых, у трупа отсутствовали уши.
– Вы хотите сказать, что убийца отрезал жертве уши и унес с собой? – уточнила я. Ведь Масленникова сказала, что уши Подхомутникова лежали рядом с телом.
– Да, уши он отрезал, совершенно верно. Только он не уносил их с собой, а оставил на трупе. Вдобавок кровью из раны он нарисовал на лбу жертвы перевернутый крест. Впрочем, давайте я расскажу все по порядку, – предложил Загребенников.
– Да уж, пожалуйста, давайте все по порядку.
– Значит, так. Мы вошли в подъезд, поднялись на последний этаж, и там нас встретили консьержка и секретарь Союза художников. Дверь вскрыли, и мы прошли в комнаты. Подхомутников лежал на полу в спальне. Скорее всего, художник собирался ложиться спать, потому что на постели лежала приготовленная пижама. Но мужчина так и остался в дневном костюме. Вероятно, преступник сразу занялся делом. Он ударил Подхомутникова тяжелым предметом по голове, в область затылка, а затем уже у мертвого отрезал уши и нарисовал знак оккультистов – перевернутый крест.
– Так смерть наступила в результате удара? – уточнила я.
– Да, именно поэтому, – подтвердил Анатолий.
– И этот тяжелый предмет – орудие убийства – преступник унес с собой?
– Убийца ударил Подхомутникова напольной вазой, которая находилась в спальне. На вазе были обнаружены следы крови жертвы, – сообщил Загребенников.
– Как насчет следов преступника?
– Ничего. Отпечатки пальцев затерты, либо работал человек в перчатках.
– А что с ушами? – не смогла не уточнить я. – Отрезаны уже у мертвого? Что говорят эксперты?
– Да, уже у трупа, – кивнул Загребенников.
– То есть можно предположить, что убийца прятался в спальне? – Я продолжала уточнять подробности.
– Скорее всего, там. Собственно, как я уже и сказал, Татьяна Александровна, никаких отпечатков пальцев преступника следственная группа не обнаружила. Вообще, в квартире царила идеальная чистота. Просто стерильность, как в операционной. Как удалось выяснить, к Подхомутникову приходила домработница и тщательно убирала его апартаменты. Как пояснил секретарь, аккуратность и порядок во всем, и особенно в жилище, – это был своеобразный пунктик художника. Мы всё осмотрели, Подхомутникова увезли в морг, ну а квартиру, естественно, опечатали.
– При осмотре квартиры было обнаружено что-то, что могло пролить свет на совершённое убийство? – спросила я.
– Ну, как я уже сказал, никаких отпечатков пальцев, никаких других следов, включая и следы борьбы, обнаружено не было.
– Следы взлома на входной двери?
– Какие-то царапины, – пожал плечами стажер. – Но эксперт не уверен в том, что это именно следы взлома. Ключ к замку своеобразный, не очень хорошо обточенный как будто, как мне объяснили. Ну, с металлическими заусенцами. И он вполне мог такие царапины оставить.
– И что из этого следует? – проговорила я вслух. – Либо преступник зашел в квартиру заранее, спрятался в спальне, а когда вернулся Подхомутников – ударил того вазой. Либо зашел в гости к убитому…
– Почему? – насторожился Загребенников. – В гости около полуночи?
– Почему бы и нет? – хмыкнула я. – Мало ли, если он, допустим, сосед. Понимаете, Анатолий, ситуация необычная. С одной стороны, убили подручным предметом – вазой. То есть мы видим намек на неумышленное преступление или аффект. Преступник разозлился, схватил вазу и грохнул собеседника по голове. Так?
Стажер кивнул, а я продолжила:
– Но уши сюда не вписываются. Это уже намек на какой-то ритуал или месть. Кстати, чем их отрезали?
Парень пролистал отчет, вчитался в какой-то абзац:
– Вот! Обычный столовый нож, ориентировочная толщина лезвия… ширина…
– Понятно, спасибо. Камеры слежения в квартире были установлены? Или на лестничной клетке? – спросила я.
Загребенников покачал головой.
– Нет. Видимо, художнику они были без надобности.
– А что говорит консьержка? – задала я следующий вопрос. – Приходили ли в тот день в дом какие-нибудь посетители, личности которых могли вызвать подозрение?
– Таких людей не было. Консьержка утверждает, что во время ее дежурства в подъезд входили только постоянные жильцы этого дома.
– Консьержке можно доверять? – спросила я.
– Думаю, что да, можно. Мы опросили жильцов дома, они подтвердили, что дежурная – очень ответственная и порядочная женщина, что ей можно доверять. Работает давно, вдвоем со сменщицей. Ту, вторую, тоже считают ответственной и надежной. Если бы кто-то пришел чужой, консьержка не оставила бы это без внимания.
– Консьержка могла покинуть свое рабочее место. Например, по естественным надобностям, – хмыкнула я, дивясь наивности и доверчивости стажера.
– Да, и это мы тоже выяснили, – кивнул он, ничуть не смутившись. – Несколько раз в течение дня она действительно отходила с рабочего места. Но дверь в подъезд была закрыта, и войти в отсутствие консьержки мог только тот, кто жил там. То есть человек с ключом от подъездной двери.
– Хм… А как насчет камер? Насколько я знаю, в домах, где есть консьержка, должны быть и видеокамеры, по крайней мере у входа.
– Да в том-то и дело, что нет камер! – с каким-то даже возмущением буркнул Анатолий. – Как так можно? Элитный дом, с консьержкой, но на камеры решили не тратиться! А ведь с системой видеонаблюдения все было бы гораздо проще!
Я согласно кивнула: он прав. Были бы камеры, на них, по крайней мере, фигуру преступника можно было бы заметить. А тут… Ну да ладно.
– Ну, хорошо. Но тогда непонятно, как же преступник оказался в квартире Подхомутникова? – спросила я. – Не телепортировался же он?
– Вот и нам тоже хотелось бы получить ответ на этот вопрос. Но – увы… Нет, другой возможности попасть в квартиру художника, кроме как подняться в лифте или по лестнице, просто не существует. Но для этого опять-таки необходимо пройти через наблюдательный пост консьержки.
– А как насчет окон первого этажа? – задумалась я.
– Тоже проверили, все окна забраны решетками, – порадовался своей сообразительности парень. – К тому же окна выходят на открытое пространство – двор, где бабушки сидят на лавочках, мамочки с детишками гуляют, и так далее. И магазины круглосуточной торговли. Вряд ли преступник рискнул бы снимать решетки и лезть через чужую квартиру.
– Консьержка точно не могла отойти, оставив входные двери открытыми? – спросила я.
– Клянется и божится, что отходила только днем и двери были закрыты. Думаю, что так оно и было, женщина очень переживает случившуюся трагедию. У меня сложилось впечатление, что говорит она искренне.
– А что со второй сменщицей? Вы ее упоминали? Сутки дежурит один человек, потом на вахту заступает другой.
– Да, это так, – согласился Анатолий.
– Так вы допросили вторую дежурную? – спросила я.
– Да нет, – несколько растерянно произнес Загребенников, – а зачем? Сменщица никакого отношения к делу не имеет, она ведь сменилась за сутки до убийства. Какой тогда смысл ее допрашивать?
– А смысл в том, что убийца мог прийти в подъезд гораздо раньше, чем на дежурство заступила та консьержка, которая находилась на вахте в день убийства Подхомутникова. Преступник пришел загодя, подыскал себе подходящее укрытие. Возможно, он изучил распорядок дня художника, установив за ним наблюдение. Таким образом, убийца точно знал, в какое время суток Подхомутников бывает дома, а когда – отсутствует. То есть убийца все продумал и тщательно подготовился к совершению преступления. Что скажете, Анатолий?
– Да, вы правы, Татьяна Александровна. – Загребенников взял со стола свои очки и повертел их в руках. – Мы как-то упустили из виду такой вариант. Вполне возможен такой поворот событий, о котором вы говорите.
– Но главное все-таки не это, – заметила я.
– Да? А что же?
– Куда делся убийца Подхомутникова после совершённого преступления? Ведь, по словам, консьержки, никого постороннего в доме не было, все только свои. То есть и приходили, и выходили только постоянные жильцы. Ну и как же в таком случае убийца ушел из квартиры?
– Да… Действительно, загадка… Прямо мистика какая-то, Татьяна Александровна, – обескураженно проговорил Анатолий. – Хотя… Может быть, сообщники?
– Да, тоже вариант, – кивнула я. – Либо сообщники, либо человек банально был хорошо знаком с кем-то из этого подъезда.
