– Да, вы правы, – сказала я. – Давайте теперь вернемся в квартиру Подхомутникова.
Пока мы спускались по лестнице, я анализировала сведения, которыми располагала. Согласно показаниям консьержки, Иннокентий Подхомутников возвратился поздним вечером, практически ночью, около половины двенадцатого. Он уже приготовился ко сну, но тут на него напал преступник. Он нанес удар по голове тяжелым предметом, а затем отрезал уши и бросил их тут же.
Никаких следов борьбы обнаружено не было. Следов – отпечатков пальцев – не было вообще нигде. Были ли крики о помощи? Если они и были, то услышать их было некому, ведь квартира Подхомутникова была единственной на последнем этаже. Как преступник сумел пробраться в квартиру? Скорее всего, через соседний дом, в котором на последнем этаже имеется точно такой же выход на крышу. Но почему Иннокентий Подхомутников не сопротивлялся? Либо не ожидал нападения, либо был знаком с преступником. Это понятно.
Еще один вопрос: для чего преступник отрезал уши у своей жертвы? Намек на жертвоприношение? Возможно. Но больше все-таки подходит вариант, при котором убийца за что-то мстит Подхомутникову. Или же преступник отрезал уши вовсе не из мести и не для совершения ритуального действия, а для того чтобы направить следствие по ложному пути. Потому что психически неадекватный человек не будет проделывать такой сложный путь, чтобы попасть в квартиру, убить Подхомутникова и отрезать уши. Он выберет жертву более доступную, к которой не нужно пробираться через такие преграды. Кроме того, преступник отрезал Подхомутникову уши уже после того, как нанес удар по голове. Тогда как истинные сектанты – если уж допустить убийство по религиозным мотивам – калечат человека, когда он находится в сознании.
Да, убийца многим рисковал. Кругом люди, пусть не рядом, но все же. Опять же дежурит консьержка… Да, кстати, ведь консьержку из соседнего дома никто не допрашивал. Не допрашивал, потому что тогда еще не было известно о возможном проникновении в квартиру Подхомутникова через люк на крыше. Необходимо будет исправить это упущение.
Так что же все-таки с мотивом убийства? Больше данных за то, что преступник вполне себе нормальный, а уши отрезал для того, чтобы выдать убийство за ритуальный акт.
Мы с Анатолием вошли в гостиную, я села на широкий кожаный диван, а стажер встал рядом.
– Садитесь, Анатолий, – предложила я.
– Татьяна Александровна, – неуверенно начал Загребенников, – а вы еще что-то здесь будете осматривать? – спросил он.
– А вы что, торопитесь? – в свою очередь спросила я.
– Да нет… собственно… – замялся Анатолий. – Владимир Сергеевич сказал, что я в вашем распоряжении.
– Тогда скажите мне вот что: поскольку Подхомутников проживал один, был ли кто-то, кто осматривал его квартиру для того, чтобы выяснить, не пропало ли что-либо из вещей?
– Да тут… вообще-то, очень мало таких вещей, которые можно унести с собой. – Загребенников пожал плечами. – Ну, то есть то, что не особо громоздкое.
«Да, действительно, каких-то личных предметов в квартире Иннокентия Подхомутникова не наблюдается, хотя этот факт еще ни о чем не говорит. Может быть, характер такой был у человека. Мало ли что, – подумала я. – Или он выбросил ненужные, на его взгляд, вещи не так давно, или же предпочел вообще не обрастать вещами, такое тоже возможно».
– То есть такого человека, который бы проверил квартиру на предмет того, было ли похищено что-либо, вы не нашли? Я вас правильно поняла, Анатолий?
– Да… А! Вот, вспомнил! – радостно воскликнул стажер. – Ведь когда мы приехали по вызову, в квартире вместе с Октябриной Михайловной находился секретарь Союза художников Владислав Шляпников. Он, кажется, осматривал квартиру и сказал, что ничего не похищено, что вроде бы вещи как стояли на своих местах, так и стоят, – добавил Загребенников не совсем уверенно.
Я покачал головой:
– Анатолий, секретарь Союза художников, – это ведь не личный секретарь Подхомутникова. Да и в том случае, если бы имелся личный секретарь, вряд ли он бывал бы в его квартире настолько часто, что мог бы заметить отсутствие какой-либо вещи.
– Да, вы правы, Татьяна Александровна, – согласился Загребенников.
«Черт-те что, и сбоку бантик! Один косяк за другим. Пожарный выход в квартире Подхомутникова проморгали, пропали ли некоторые вещи или нет, не выяснили», – в сердцах подумала я, а вслух сказала:
– Анатолий, у Подхомутникова же имелась домработница? Или экономка? Ну, кто-то, кто следил за уборкой квартиры. Консьержка, помнится, упоминала об этом. Здесь ведь все вылизано, ни пылинки. Вряд ли Подхомутников сам этим занимался.
– Да, конечно, у него есть домработница, ну, то есть женщина, которая наводила здесь порядок, – ответил стажер.
«Уже хорошо, уже легче», – мысленно обрадовалась я.
– Вы ее допросили? – спросила я.
– Нет, мы ее не вызывали, – спокойно ответил стажер.
– Да почему же вы ее не вызвали?
– Ну… она же к убийству вроде как отношения не имеет, убиралась накануне, больше в дом не заходила, это все Октябрина Михайловна нам рассказала, – снова запинаясь, ответил Анатолий. – А что, полагаете, надо было с ней тоже пообщаться?
– Вот что, Анатолий, узнайте адрес домработницы и вызовите ее сюда, – тоном, не терпящим возражений, сказала я.
– Да, конечно, Татьяна Александровна, я сейчас спущусь к Октябрине Михайловне и узнаю адрес, – засуетился стажер.
– Вы не только узнаете адрес, но и вызовете ее сюда! – повторила я. Учить и учить эту молодежь! Не допросили они домработницу! Человека, который может быть в курсе, пропало что-то у убитого или нет. А пропажа чего-то ценного, между прочим, может указать и на преступника, и на мотив преступления заодно. Только эти уши… не особо вписываются, ну да ладно, разберусь.
– Да, да, конечно.
Загребенников мухой кинулся выполнять мое распоряжение. Уже минут через семь он вернулся в квартиру.
– Татьяна Александровна, адрес домработницы я узнал и вызвал ее сюда, – отрапортовал стажер.
– Отлично, дожидайтесь ее здесь, а я пойду в соседний дом и поговорю с консьержкой. Узнаю, известно ли ей о наличии люка на крыше, приходили ли в подъезд посторонние в тот день. Кроме того, нужно будет выяснить, кто проживает в той квартире. И может быть, хоть там обнаружатся камеры?..
В подъезде соседнего дома за такой же стеклянной перегородкой сидела женщина, по виду ровесница Октябрины Михайловны. Она читала какую-то книгу, но мое появление заметила сразу же и тут же отреагировала.
– Девушка, вы к кому? – строго спросила консьержка, хотя я была еще на довольно большом расстоянии от нее.
– Здравствуйте, – сказала я, подойдя к женщине, – я частный детектив, Татьяна Александровна Иванова.
– Частный детектив? – переспросила она. – А удостоверение у вас имеется?
– Конечно, вот, пожалуйста, – я вынула из сумки разрешение заниматься частными расследованиями и протянула консьержке.
Женщина принялась изучать мою лицензию. Изучала она ее долго, сначала прочитала один раз, потом прошлась по документу повторно. Наконец женщина вернула мне лицензию.
– А чем я могу вам помочь? – удивленно спросила консьержка.
– Вас как зовут? – спросила я.
– Альбина Федоровна, – ответила женщина.
– Альбина Федоровна, я расследую убийство Подхомутникова Иннокентия Константиновича, – объяснила я.
– А-а, так это не у нас. Он жил в соседнем доме. А у нас все тихо и спокойно, никаких убийств, слава богу, нет.
– Хорошо, что в этом доме есть такая бдительная женщина, как вы, – немного польстила я ей.
– Ну а как же, – довольно произнесла консьержка. – Вы не смотрите, что я читала, когда вы вошли. Некоторые жильцы, правда, выражают свое недовольство этим, но я всегда замечаю приходящих в подъезд, как только открывается входная дверь. Да, вот так-то. А читаю я не какое-то там низкопробное чтиво, а про людей искусства. Вот смотрите, эта книга называется «Если бы Моцарт вел дневник». Это целая серия, есть еще книги и о других композиторах. Я ведь по образованию пианистка, окончила нашу консерваторию, преподавала в музыкальной школе. Теперь вот вышла на пенсию, а все равно приходится работать, потому что на нее выжить очень трудно. Да и дочке с внучкой надо помогать, не без этого. – Она вздохнула. – Так что вам, Татьяна Александровна, надо пройти в соседний дом.
– Постойте, Альбина Федоровна… А почему у вас дверь отперта? В соседнем доме постоянно закрыто, и Октябрина Михайловна впускает людей только по звонку домофона.
– Так уже неделю как не могут кнопку на моем пульте починить, – пожала плечами женщина. – А целый день туда-сюда не набегаешься! Вот и пришлось дверь открытой держать.
– И что, вы постоянно на рабочем месте? Никуда не отходите?
– Практически нет, – покачала головой женщина. – Разве что на пару-тройку минуточек, ну сами понимаете, по надобности.
– На это время дверь запираете?
– Нет, конечно! Но никто из жильцов не жаловался. Да и не так часто сюда гости ходят. Обычно заранее жильцы предупреждают.
Всё страньше и страньше, как говорила милая девочка из одной странной сказки.
– Альбина Федоровна, я уже беседовала с Октябриной Михайловной, но у меня к вам совсем другой вопрос будет.
– Да, и какой же? – спросила консьержка.
– Вы же дежурили в тот день, когда обнаружили убитого в соседнем доме?
– Ну да, моя смена была. Она в десять утра заканчивается, тогда мы и поменялись.
– А вопрос мой касается владельца квартиры на последнем этаже этого дома. На крышу из этой квартиры ведет запасной ход. Вы знали об этом?
– Никогда раньше об этом не слышала, – с удивлением произнесла консьержка. – Правда, я и работаю здесь сравнительно недавно. А может быть, вы имеете в виду пожарную лестницу, Татьяна Александровна? Так она имеется во всех домах, как же без нее. Но чтобы выход на крышу был прямо из квартиры…
– Нет, Альбина Федоровна, – покачала я головой, – я говорю не о пожарной лестнице, а именно о выходе на крышу, и именно из квартиры. Вот именно поэтому я и пришла к вам. Что вы можете сказать о хозяине квартиры на последнем этаже?
– Это не хозяин, а хозяйка, очень приятная, интеллигентная женщина, – ответила консьержка.
– Ее можно сейчас увидеть? Она в настоящий момент находится дома? – спросила я.
– К сожалению, дома ее нет, Алевтина Геннадьевна Митрошечкина сейчас в командировке, – ответила консьержка.
– А когда она вернется из командировки? – спросила я.
Женщина удивленно посмотрела на меня.
– Ничего не могу сказать, она же мне не докладывает.
– А давно Митрошечкина уехала в командировку? – задала я следующий вопрос.
– Да с неделю, наверное, будет.
– А как с ней можно связаться? – продолжала допытываться я.
– Ну, не знаю, – пожала плечами женщина, – скорее всего, никак. Надо дождаться, когда она вернется.
– То есть у вас номеров телефонов жильцов нет? – продолжала допытываться я.
– Да нет, конечно. Только номера домашних… ну и еще система связи с квартирой, как домофон, только с моего пульта. Ведь надо спросить, впустить посетителя к жильцу или нет? Я ведь всего лишь дежурная по подъезду, хотя и называюсь консьержкой. Как за границей, – усмехнулась женщина.
– Ну а если какой-то форс-мажор? Какой-нибудь экстренный случай, вроде пожара? Или кто-то из соседей кого-то затопил? Как быть тогда?
– Ну, так аварийку можно вызвать или пожарных. Нет, в управляющей компании такие сведения о жильцах, скорее всего, и есть. Можно узнать. Только вот общаться с ними очень трудно.
– Почему же?
– Грубят, хамят, обрывают на полуслове, – консьержка махнула рукой, – все как везде.
– Понятно. Скажите, Альбина Федоровна, в то время, пока Митрошечкина находится в командировке, к ней кто-либо приходил?
– К ней приходит ее приятельница, женщина примерно ее возраста. Дело в том, что у Алевтины Геннадьевны имеется кошка породы сфинкс, кажется. А может, какая и другая порода, я в кошках не разбираюсь. Так вот эта приятельница приходит покормить кошку, – объяснила консьержка. – А не проще бы было этой подруге забрать кошку к себе на время командировки Митрошечкиной, чем приходить каждый день для того, чтобы ее накормить?
– Пробовали, да только ничего из этого не вышло. Кошка-то такая привередливая у нее. Помню, посадили ее в переноску, а она такое устроила! Орала, царапалась, чуть ли не всю корзину подрала. Поэтому было решено оставить ее на месте.
– А в тот день, когда был убит мужчина из соседнего дома, к Митрошечкиной приходила ее подруга? – спросила я.
– Насчет того, приходил ли кто к Алевтине Геннадьевне, дайте вспомнить… Вроде бы… приходила… Не могу точно ответить, Татьяна Александровна. Память уже подводить стала. Для меня что главное? Чтобы чужие не прошли. Поэтому, если я человека вижу первый раз, то учиняю ему допрос с пристрастием. Потом созваниваюсь с владельцем квартиры, куда гость пожаловал. Если всё в порядке, то пропускаю. Если вижу, что визитер подозрительный или хозяина дома нет, то сразу от ворот поворот даю. А приятельницу Алевтины Геннадьевны я хорошо знаю, она ведь не впервые сюда пришла. Поэтому ее я не считаю чужой, – объяснила консьержка.
– Я вас поняла, Альбина Федоровна, – сказала я, – спасибо за информацию. А кто-нибудь еще из незнакомых и подозрительных в тот день в подъезд заходил?
– Вы знаете, нет. Вообще людей мало было, обычно больше, – пожала плечами консьержка. – Приходили: сын к музыканту в квартире на втором этаже, этот регулярно заходит, давняя приятельница к учительнице физики с пятого этажа. Ну и сами жильцы туда-сюда ходили.
– Спасибо, – еще раз поблагодарила я.
– Всего вам доброго и удачи, – пожелала женщина.
Я вышла из подъезда соседнего дома и вернулась в квартиру Иннокентия Подхомутникова. Загребенников встретил меня в холле и сообщил:
– Татьяна Александровна, домработница Подхомутникова уже пришла, она сейчас находится в гостиной.
Я миновала холл и вошла в гостиную. На диване сидела худощавая темноволосая женщина лет пятидесяти.
– Здравствуйте, – поздоровалась я с ней.
– Здравствуйте, – ответила женщина.
– Меня зовут Татьяна Александровна, – представилась я. – А к вам как можно обращаться?
– Валентина Борисовна.
– Валентина Борисовна, вам уже сообщили, что Иннокентий Константинович был убит ночью в своей квартире?
– Да, вот молодой человек сказал мне, – домработница кивнула на стажера. – Какой ужас! Кто же мог сделать такое?
– Мы как раз сейчас это и выясняем. Валентина Борисовна, нам требуется ваша помощь.
– Да, конечно.
– Вы ведь производили уборку у Иннокентия Константиновича, так? – спросила я.
– Да, я убиралась у него. Приходила через день, так мы с ним договорились, – пояснила женщина.
– В таком случае вы, конечно же, можете сказать, все ли вещи в квартире на месте или что-то отсутствует. Посмотрите, пожалуйста, внимательно, – попросила я.
