Елена Счастная "Дочь реки"

grade 4,8 - Рейтинг книги по мнению 50+ читателей Рунета

Чтобы спасти отца, Гроза вынуждена запереть от мужчин своё сердце. Но оставшиеся в наследство от матери чары крепнут и несут смертельную опасность для того, кто решится его завоевать. Да только воевода уже задумал выдать замуж своевольную дочь. А пламя запретного влечения норовит растопить лёд в душе девушки. Один путь – уйти, спрятаться от того, лишает покоя. Но дорога извилиста и трудна, а новые встречи лишь путают клубок судьбы ещё больше.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 16

update Дата обновления : 14.06.2023

ЛЭТУАЛЬ

Дочь реки
Елена Сергеевна Счастная

Чтобы спасти отца, Гроза вынуждена запереть от мужчин своё сердце. Но оставшиеся в наследство от матери чары крепнут и несут смертельную опасность для того, кто решится его завоевать. Да только воевода уже задумал выдать замуж своевольную дочь. А пламя запретного влечения норовит растопить лёд в душе девушки. Один путь – уйти, спрятаться от того, лишает покоя. Но дорога извилиста и трудна, а новые встречи лишь путают клубок судьбы ещё больше.

Елена Счастная

Дочь реки




Глава 1

Вдалеке шептала река. Её голос вплетался в шорох высокой травы, которую Гроза раздвигала руками, чтобы было легче идти. Она всё ускоряла шаг, прислушивалась, замирая время от времени, и продолжала продираться туда, где её ждали. За стеной ольховника, под кровом старых ив, что росли на берегу уж, верно, сотни лет. Роса намочила подол, осела каплями на коже. Лёгкий туман распушил волосы – и неспешный ветер трогал мелкими прядками скулы, щекоча, заставляя то и дело отбрасывать их от лица. Звенели, покачиваясь, височные кольца на ленте, и серебро их обжигало распалённую долгой ходьбой кожу, словно льдом.

Уже скоро. Освобождение – без груза на душе, без прошлого, что тянет назад, словно дикая лошадь.

Но позади послышались вдруг шаги. Торопливые, тяжёлые – мужские. Затрещал валежник и ветки под нетерпеливыми руками. Вспорхнули из травы вспугнутые птицы, заверещали недовольно, браня нежданного гостя, который наделал столько шума.

– Гроза! – грянул оклик издалека.

Эхо его пронеслось над землёй, качаясь. Ударило в спину, и Гроза побежала. Не оборачиваясь, всё дальше и дальше от преследователя, голос которого словно кожу разодрал на ленты. По шее, плечам, вниз до самого пояса. До крови, до россыпи пятен перед глазами – как бисер. Шагов Грозы не слышно было вокруг, как будто сам лес помогал скрыться. А может, потому что она уже не человек? Только речной дух, что пленяет мужские сердца, а после губит их?

Легче пера она пронеслась среди зеленоватых осин да бурых сосен – и вылетела на берег, изрезав руки острыми стеблями едва не в кровь. Значит, человек всё же. И больно, и саднит ушибленные о шишки босые ступни – а чувство это странно-приятное. Настоящее.

Голос мужчины всё гулял, путаясь в ветках, отражаясь от широких стволов – не понять теперь, в какой стороне. Успеть бы.

Гроза подняла взгляд, провела им вдоль туманного русла, что парило, словно кипяток, и наткнулась на фигурку, точно обрывок полупрозрачной кудели. И она увидела в этой фигуре себя: те же волосы, что казались слишком яркими среди этого припылённого утра. И рост тот же, и как будто даже наклон головы. Но стоило женщине шевельнуться, как наваждение рассыпалось.

– Ты привела его… – бросила вила холодно. – Не пожалела.

– Я не вела, – Гроза замотала головой, медленно приближаясь к ней. – Я не хотела. И жизнь ничью в уплату своей не отдам.

– Но он здесь. Он готов пойти за тобой куда угодно. Разве нет? – женщина обернулась, и её синие, словно яхонт, глаза ударили безразличием той, кто не принадлежит Яви. Кто ходит по грани, то появляясь в мире людей, то пропадая, разрушая души несбывшимися мечтами.

– Я не хотела, чтобы он шёл. Я хотела уберечь…

Гроза насторожилась, когда шаги упрямого преследователя стали громче. Вот-вот, и он выйдет на берег – а там заберёт его река, растечётся душа пленённая по водам Волани – и пропадёт он. Но Гроза не хотела того, хотела, чтобы он жил без неё. Не думал, не помнил о том, что было. Но странно – она сама не помнила, кто он. Пыталась призвать его лицо перед внутренним взором – и не могла. Только в груди саднило что-то, словно вырванный кусок души.

– Ты не можешь уберечь, – после долгого молчания вновь заговорила женщина, которая так напоминала Грозе её саму – и в то же время была совсем другой. – Ты можешь только решить, пойдёшь за мной сама или отдашь его.

Раздвинулись густые косы плакучей ивы, что скрывали Грозу и вилу от чужого взора. Она обернулась, чтобы посмотреть в его лицо. Чтобы вспомнить или узнать, кому Недоля так судьбу спутала, что с ней свела, не уберегла…

И проснулась от того, что её кто-то потряс за плечо.

– Гроза, ты чего? – голос Беляны, слишком звонкий в воцарившемся безмолвии сновидения резанул по ушам. – Просыпайся, ехать пора дальше.

Вот же разморило, так разморило. Кажется, всего ненадолго присела под сосной, прислонилась спиной, давая отдых уставшим от долгой езды в седле ногам. И провалилась в дрёму. А может, навёл кто?

Она огляделась: кмети, что сопровождали княжну Беляну к жениху, посматривали на неё с легкой насмешкой во взорах. А что, сама же вызвалась верхом ехать, отказалась с женщинами садиться в повозку. Кому теперь жаловаться?

Гроза встала, разглаживая понёву, и улыбнулась подруге, которая с тревогой на неё смотрела.

– Чего-то сморило меня, – буркнула, потирая глаза. И как будто стояли ещё перед ними остатки короткого, но такого ясного сновидения.

Она видела его не раз, но никак не могла дождаться того мига, как узнает лицо того, кто за ней бежал. Кто хотел спасти её или наказать. Но кого непременно хотела уберечь она сама.

– Немудрено, – махнула рукой Беляна. – Так рано нынче поднялись. Так долго ехали. Ты бы, Твердята, пожалел нас малость, – она повернулась к десятнику, который что-то укладывал в седельную суму. – Чай не пропадёт Уннар, коли подождёт нас чуть дольше.

Старшой обернулся через плечо.

– Княже велел не задерживаться нигде, – бросил. И губы скривил недовольно.

И так захотелось ему бороду его чернявую повыдергать, гаду такому, что аж в пальцах закололо. Но тот невозмутимо отвернулся и легко запрыгнул в седло. Беляна вместе с наперсницей Драгицей, женщиной строгой до сварливости, вновь уселись в телегу на широкую, мягко устланную шкурами скамью.

– Может, к нам всё же? – лукаво прищурилась княжна, похлопав ладонью рядом с собой.

Да Гроза только рукой махнула. Уж воеводова дочь может и в седле ехать: она никогда того не чуралась и даже любила. Да вот зимой-то не довелось много верхом кататься. А тут сразу – и в дальнюю дорогу. Потому и ноют ноги и кажется, что стёрто всё до крови. Но ничего, пройдёт.

Как все расселись, снова тронулись дальше.

День нынче выдался тёплый до одури: так вышло, что после Красной горки такое нечасто было. Всё как-то непогодилось. Но уже давно скинули лёд реки, и сама полноводная Волань дышала могучей силой, пуская во все стороны пряный дух с лёгким ароматом молодой муравы, пробившейся на открытых прогалинах и пригорках. Отступили холода непостоянного цветеня-месяца[1 - Цветень – апрель.], уступив наконец настоящему вешнему теплу травеня. Добраться бы к дню Даждьбога[2 - День Даждьбога – 6 мая.], куда нужно.

Гроза и платок теперь на плечи спустила: не преть же под щедрым весенним Оком, что, верно, сам Ярило нынче с небоската выпучил. Ждёт дня своего, греет землю, в которую вот-вот уж и семя бросать пора. Кмети и головы в сторону Грозы чаще поворачивать стали, щурились всё, словно светило само им глаза слепило. Думать надо, что нарочно: только немой, верно, пока жила она в княжеском детинце, не отметил ещё густую рыжину её волос, не попросил дотронуться, желая ощутить буйную женскую силу. Да вот только немых в дружине князя Владивоя Гневановича отродясь не держали. А потому парни тут же запереговаривались, решая уже, кому первому колкую иль жаркую похвалу девушке отпускать.

Поддал пятками в бока своего коня кметь Стрижко, вмиг нагнал Грозу и, легонько дёрнув, попытался забрать платок с плеч. Та ухватилась за самый край, потащила на себя, прямо глядя в задиристо сверкающие голубые глаза гридя.

– Ты посмотри, ещё огреет тебя, – похохатывая, бросил ему в спину соратник.

– Не огреет, – хмыкнул тот и дёрнул сильнее. – А, Гроза? Скажи ещё, что не из-за меня в путь с княжной отправилась.

Натянулась плотная ткань платка, почти соприкоснулись бока лошадей, притянутых друг к другу волей всадников – один упрямее другого. Гроза прищурилась, растягивая губы в улыбке, а Стрижко и вовсе на сытого снегиря стал похож, аж покраснел слегка от шеи и до щёк.

– Конечно, из-за тебя, – Гроза потянула платок ещё немного, чувствуя, как нарастает напряжение.

И отпустила. Стрижко качнулся назад, и свалился бы из седла, если бы не успел колени сжать сильнее. Отпрянул его конь в сторону, недовольно зыркая круглым глазом. А парни так и зашлись от хохота: едва сами на землю не посыпались, как спелые орехи.

– Прекратили веселье! – гаркнул Твердята. – Нашли время.

А сам всё ж улыбнулся. Гроза платок на ладонь намотала, набирая другой конец, а после расправила и снова накинула на плечи.

– Ты бы прикрылась, – недовольно буркнула с повозки наставница княженки. – Застудишься ещё.

– Где ж застужусь? – та усмехнулась только, едва повернув к ней голову. – Уж сколько можно прятаться от Ока. Сил нет за всю зиму-то.

– Да не трогай ты её, Драгица, – бросила Беляна со вздохом. – И впрямь ведь жарко.

Княжна потрепала край платка, пуская под него воздух. Зазвенели её нарядные колты на широком тканом очелье. Но всё ж платка узорного она снимать не стала. А Гроза подмигнула ей, благодаря за поддержку. Против ворчливой Драгицы не всяк выстоит: устанешь словом отбиваться так, словно мечом махала весь день.

Гриди наконец смолкли, отсмеявшись, закончив осыпать Стрижко насмешками. Снова заняли свои смешавшиеся было места впереди и позади повозки княжны. Сколько – неведомо – проехали вёрст, а подступающий вечер осел на плечах едва ощутимой влагой, что ещё висела в воздухе, поднимаясь от впитавшей снег земли. Первая ласка Отца-Небо своей жене после лютой зимы.

Драгица побубнила ещё что-то тихо и ворчливо – да и замолчала, угомонившись. Только взгляды её неодобрительные всё ж так и сыпались в спину, как снежные комья. Как будто Гроза мужняя уже, что и платка снять нельзя. Да разве наставнице это втолкуешь? За подругу княженки та переживала не меньше подопечной: всё ж под её началом та какой год воспитывалась. С тех самых пор, как забрал её отец – воевода Ратша – из дома почившей своей сестры, которая много лет была для Грозы вместо матери, что покинула её и мужа своего, не оставив объяснений, не попрощавшись даже.

Чудилось постоянно в словах и взгляде Драгицы осуждение. Не нравилось той, что Гроза и ратному делу малость обучена – отцовский недогляд: негоже мужицким делом девице на выданье маяться. Да и что кмети вокруг неё уж больно вьются густо: большая опасность, что следующего Купалу дочка воеводова девицей не проводит – и замуж выйти не успеет. Или, может, даже на Ярилу Сильного сведёт кто из особо упорных кметей в лесок.

– Глазищи у тебя колдовские, – говаривала часто, как случалось в светлице за рукоделием засесть с ней и княжной. – Что топь ледяная. Вот парни и теряют покой.

И косилась в сторону окна, за которым внизу шумело ристальное поле княжеской дружины. А что Гроза могла с глазами своими поделать? Судачили, в мать пошли: она-то не помнила толком, а сны – они не в счёт. Вот и теперь Драгица посматривала на неё искоса и всё не одобряла: что едет та в седле наравне с кметями, что с косы своей платок шерстяной сбросила, дразня словно бы. И что молчала на их внимание, только пуще распаляя горячую от Ярилиного жара кровь.

– Зря она с нами поехала, – уловила Гроза краем уха слова Драгицы, что та почти шепнула Беляне.

– А чего это мне ехать с вами нельзя? – обернулась к ней.

Та, кажется, и не ожидала. Но быстро сбросила растерянность и поджала губы.

– Непутёвая ты, Гроза, – только и сказала.

Уж отчего так решила – кто разберёт. А Беляна только языком цокнула и очи горе возвела, устав от причитаний наставницы. И без того невесела была княжна в те дни, что сбиралась в дорогу до жениха своего, за которого давно князем сговорена. И даже не потому, что невесте положено грустить о покинутом отчем доме и роде своём горевать. И песни петь печальные, заунывные о нелёгкой доле, что ждёт её на жениховой стороне. Глодало Беляну изнутри что-то другое, о чём она даже Грозе, своей подруге самой близкой, мало говорила. Но та догадывалась, конечно.

Одно дело, когда к жениху Уннару, сыну ярла с острова северного Стонфанг, сердце не лежит. Другое – когда занято оно уже с прошлого лета, и тот, кто там поселился, тем больше его тревожит, чем дальше находится от своей зазнобы.

Но Беляна, кажется, смирилась с волей отца. Или просто другим хотела это показать. И вот они второй день уже ехали отрядом большим, да не слишком, к городу Росич – а оттуда по глубокой Росяне должны были отправиться на север в лодье, которую боярин местный уже для княжны приготовил. Много кметей с собой в дорогу брать не стали: потому что встретят на другой стороне хирдманны ярла и сопроводят до самого Стонфанга, как за щитом.

Гроза и могла остаться в Волоцке: и без неё невесту довезли бы и с рук на руки передали. Да только самой нужно было из города, из-под внимательного взора князя вырваться. Что бы там ни решал себе отец, а она давно уж себе другую судьбу назначила. И нужно было с этой судьбой лицом к лицу встретиться. Иначе никак родителя от сердечной тоски по утерянной жене не спасти. Терзала она его уже несколько лет, иссушивала, превращая могучего воина и воеводу, гордость княжеского войска, едва не в старца. Хоть ему ещё в полной силе хозяйство бы вести, жену себе другую искать да земли княжества стеречь подле Владивоя.

Но нет. Сдавал самый ближний его боярин – а потому услали его из Волоцка в острог подальше. И выбросить жалко, ведь просто так не погонишь взашей: всё ж друзья с владыкой – и пировали за одним столом не раз, и кровь проливали. Но и оставить в детинце нельзя, потому как рассеян стал воевода, а то и забывчив порой. Уроки тела, кои каждому воину положены, стал забрасывать. Хозяйством занимался едва-едва. И всё чаще можно было найти его сидящим в хоромине неподвижно, глядящим куда-то в пустоту.

Больно было Грозе от вида отца, которого она помнила ещё полным силы и удали. Потому хотела она его избавить от таких мучений. Но дело то опасное и неведомо чем окончится.

Помалу смеркалось. Светило покатилось к окоёму, слепя глаза лучами, брошенными прямо вдоль тропы. Гроза прикрылась ладонью, стараясь вглядеться в жёлтую, словно масло топлёное, даль. И успела увидеть только, как встали на пути тёмные широкоплечие фигуры. Как разрезали быстрыми лезвиями свет несколько стрел. Одна ударила кметя Болота в плечо, только едва не достав до шеи. Вторая просвистела мимо. Дёрнулся и другой дружинник, успев, однако, уклониться.

– Поднять щиты! – гаркнул десятник. – Женщин укрыть!

Схватил щит и развернул коня к Грозе. Двое других кметей кинулись к повозке. Полетели ещё стрелы, но застучали по окованным доскам. Из ближних зарослей вывалились оружные мужи: налетели, принялись хватать лошадей и пытаться вытащить всадников из сёдел. Гроза выхватила меч и опустила его на голову подоспевшего татя. Тот увернулся чудом. Прищурился.

– Женщина! – гаркнул удивлённо на свейском.

Вцепился в лодыжку и со всей силы дёрнул на себя. Она попыталась удержаться за шею своего мерина, но всё же соскользнула. Рухнула наземь и тут же пнула мужика абы куда. Тот отпустил, ругнувшись. А Гроза вскочила на ноги, поддерживая подол. Только и хватило времени, что чуть оглядеться. Кмети вовсю сцепились уже с татями. Грохнула, опрокинувшись, телега, когда раненый в шею конь, дёрнулся в сторону и рванул куда-то, обезумевший от боли и испуга.

– А ну, иди… – тать снова бросился к Грозе.

Она повернулась, уже заметив его краем глаза. Рассекла ему на груди стегач, какие носили русины. И даже молот Тора на шее увидела – прежде чем тать увернулся от её клинка. Впереди встал на изготовку стрелец. Чуть вдалеке. Вскинулась к тетиве стрела: и подумать-то некогда. Увернуться – но с другой стороны уже снова отпугнутый противник путь преградил.

И тут стрелец выгнулся сам, словно лук, а из груди его прорвалось окровавленное остриё на тонком древке. Аккурат там, где сердце. Мужик качнулся вперёд и рухнул лицом вниз. Промелькнул позади него высокий гибкий стрелок – и пропал из вида. А Гроза меч вскинула, отражая удар русина. Больно отдалось в локоть. Заскрежетала сталь. Немыслимая ярость толкала сейчас татя в спину. Уже не добычу себе захватить, а убить осу, которая ужалила его несколько раз.

Подол мешался: всё ж тайком от отца Гроза в портах упражнялась. Но сноровка осталась та же. Она ускользала от русина, хоть и самого его достать не могла. Прислушивалась к шуму вокруг, боясь, кабы не случилось страшного. Прорваться бы к Беляне. Осталась она совсем без заступы: все кмети заняты боем.

Стрела взметнула растрёпанные волосы у виска. Гроза замерла на миг, подавившись собственным сердцем. Убили или нет ещё? Тать, только наступавший, опрокинулся назад, тихо и резко.

– Кто только меч тебе дал… – раздалось за спиной ворчание.

И снова в короткий миг тот же русоволосый стрелец широкими лёгкими шагами перебежал на другую сторону дороги, занимая более удобное место. Скрылся за кустом боярышника – только макушку и видать да наконечник вскинутой стрелы.

Короткий взмах его руки – и на дорогу со стороны Волани вышли ещё мужи. Надавили всей гурьбой – и русинов вдруг в живых не осталось. Кто-то, конечно, и в кусты успел сбежать, едва унося ноги. А кому-то пришлось в засохшую размолотую копытами и сапогами грязь лечь. Гроза, как очнулась от пыла схватки, сразу опрометью к телеге бросилась, не разбирая ещё, кто жив, а кто мёртв. Едва не сшибла десятника, который только противника своего зарубил. И видела, что вокруг мужи незнакомые, да кто такие помощники эти – и после узнать можно.

Беляна с наставницей сидели на земле, зажатые густой стеной осинника и вставшей на ребро телегой. Княжна подвывала тихо, возилась, будто всё никак удобно ногу поставить не могла. А наставница утешала её беспрестанно.

– Телегу уберите! – крикнула Гроза мужам, так и не сумев к ним протиснуться.

Того и гляди качнётся повозка и придавит женщин. Кмети тут же бросились на подмогу. Навалились и снова на колёса поставили. Одно сломано оказалось.

– Живы? – тут же обеспокоился Твердята. – Слава Макоши и Доле, что сохранила.

Княжну попытались на ноги поднять, но она припала на левую, громко всхлипнув. Схватилась за бедро, повисла на мужском плече.

– Да вы что, окаянные! – взвилась Драгица. – Не видите? Зашиблась она. У, дуболомы. Отойдите лучше.

И сама подхватила Беляну под локоть. Гроза шагнула было тоже помочь, но её едва не оттолкнули.

– Будем тут на дороге до ночи толкаться, – пророкотал незнакомый муж, спина которого в зелёной свите только и мелькнула перед глазами. – Какие все скромные.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом