– А и видела! – Заранка снова двинула плечом, дескать, ничего дивного. – Хочешь, расскажу, какие они?
– И какие? – отчасти небрежно спросил Ярдар.
– Они как пожелают, так человеку и покажутся, – заговорила Заранка, и голос ее приобрел напевность. – То две жены, одна молодая, другая старая, одна – Доля, вторая – Недоля. Являются они то в белом платье, а бывает в синем, а бывает – в красном. А иной раз бывает, что приходят они в облике птиц крылатых, в перья одетых. Как заговорят – из уст их пламя палючее вырывается. Огонь и в руках держат, а как пророчество свое изрекут – тот огонь сам собою погаснет…
Ярдар содрогнулся – слишком ясно он увидел все то, о чем говорила Заранка. Погасло пламя в руках белых женщин, не отвратить теперь приговора их…
– Ну что, хочешь судьбу пытать? – Заранка склонила голову набок, и в глазах ее блеснула искра от огня судениц. – Или боишься того, что судилось тебе?
– Сама ты боишься! – Ярдар овладел собой и принял обычный гордый вид. – Кабы не было времени жаль… мать твою дожидаться…
– Обождать все равно придется. Среди бела дня таких дел не делают. Ты на закате приходи к реке, где от нашей тропы на Негостеву весь тропа отходит. К дубу. Знаешь, что привезти надо? Хлеба и меда суденицам на угощенье. Если не прихватил, то к Любовану зайди. У него обожди. Будешь?
Она снова склонила голову, бросила на Ярдара искоса взгляд из-под ресниц, и у него забилось сердце. Теперь ее голос звучал мягко, почти ласково, и это «будешь?» она произнесла так, будто зазывала на весенние игрища любезного ей отрока. Вмиг из лесовицы она обернулась девой, способной волновать и привлекать. Ярдар был еще достаточно молод, чтобы думать о девках все время, какое у него оставалось от мыслей о деле, и сейчас он всем существом ощутил, что Заранка, при всех ее странностях, вполне зрелая и красивая девушка. Он мысленно увидел ее и себя парой; эта мысль повергала в дрожь и в то же время влекла. Вспыхнула внезапная радость, что Заранка сама ему попалась на пути и сама взялась за его дело… что их ждет еще одна скорая встреча… и хоть пора весенних любовных игрищ давно прошла, от мысли об этой встрече наедине у дуба его обдало жаром.
– Мышка, пошли! – окликнула Заранка свою свинью, еще раз глянула на Ярдара, будто подтверждая обещанное, и направилась в заросли, прочь от тропы.
Свинья побежала за ней, забавно потряхивая хвостиком. Ярдар провожал их взглядом, пока белое пятно Заранкиной рубахи не скрылось среди зелени, не растаяло в солнечных бликах на листве. И опять не мог понять: что она за человек такой? Стоит ли идти ей навстречу, или умнее будет держаться подальше?
* * *
Назначенное место Ярдар знал хорошо: а берегу Упы, там, где от тропы между Тархан-городцом и Крутовым Вершком отходила от берега тропа на маленькую, из трех дворов, Негостеву весь. Оно служило перекрестком трех направлений и разных стихий: воды и земли, верха и низа, а дуб на высоком берегу соединял все три мира – звался он дуб Троесил. Это место служило жителям Крутова Вершка помолищем[16 - Помолище – место молений.], и неподалеку от дуба чернело пятно обложенного камнями очага. Здесь Любованова чадь приносила жертвы в недавний Перунов день, но все следы пира уже были убраны, остатки жертвенных частей брошены в реку, очаг вычищен.
Ярдар приехал к дубу сильно загодя – еще светило солнце, и ушел в тень рощи переждать, а голубую свою кобылку пустил пастись поблизости. Перед очагом была расстелена половина воловьей шкуры – чистая, незапылившаяся. Значит, Заранка уже успела здесь побывать и сделала свои приготовления. Ярдар положил на край шкуры приношения – каравай хлеба и прошлогодний мед в берестене. Любован выгреб для воеводы последние капли – скоро уже будет Медоед, когда начинают выбирать мед из бортей, и пока приканчивали остатки. То же было и с хлебом – за каравай меньше своих ладоней Ярдар отдал белку, потому что к суденицам без приношения идти нельзя. Чего он хочет от судениц, Ярдар Любовану рассказал, и тот его поход горячо одобрил: всех беспокоили последствия ссоры между хаканом и князьями русов, каковые последствия, как ни кинь, хорошими быть не могли. Ярдар лишь умолчал о том, что избрал в посредницы Заранку, вместо того чтобы оставить свои дары до того часа, когда домой вернется Огневида. Потому и уехал скоро, лишь посидев немного для приличия и выпив квасу с большаком – целый день толковать со стариком, перебирая догадки и опасения, охоты не было.
Лежа в тени орешника и приглядывая одним глазом за пасущейся кобылой – своей любимицей, – Ярдар и сам дивился, с чего вздумал довериться девке. Что она может знать? Но где-то в глубине души прочно сидела вера: эта может. Всякая девушка, еще не доказавшая своей способности дарить жизнь, незримо носит в себе дух Морены, а Заранка всем видом напоминала навок – тех дев, что умерли, так и не познав настоящей жизни. Сестру она будет просить… Ярдар очень ясно видел в мыслях Заранку, а рядом ее близняшку-навку: точно такую же, только… неживую. Уж наверное, они, три года пролежавшие в одной зыбке, качаясь меж землей и небом, как русалки качаются на ветвях над водой, не расстались и тогда, когда между ними встала прозрачная, но непреодолимая для прочих грань жизни-смерти. Они и сейчас близки, как человек и его отражение в светлой воде… Она, Заранка, везде и всюду водит ту, вторую, – ее имени никто не ведал, – за собой. Оттого она и такая, оттого при ней все время хочется оглянуться и по спине мурашки ползут…
Растревоженный этими мыслями, Ярдар ворочался на траве, то прикрывал лицо шапкой, то убирал со лба влажные от жары волосы, то поворачивался лицом вниз, уткнувшись в подложенные руки, но не мог ни задремать, ни успокоиться и подумать о чем-нибудь нужном. Уж скорее бы! Его беспокоила мысль о предстоящей встрече, и в то же время он жаждал, чтобы время поскорее прошло, чтобы явилась эта странная дева, принесла вести от прядущих судьбу.
Где-то кричали коростели, выводил свое «подь-полоть» перепел, цапли и чибисы ходили кругами высоко в небе. Самые длинные дни года уже миновали, однако летний вечер тянулся, солнце медленно опускалось к вершинам леса, нацелившись на свое невидимое с земли жилище. Глядя туда, Ярдар невольно воображал избушку в глухом лесу, куда приходит усталое Солнце – оно виделось ему молодцем в красном кафтане, в облачке тускнеющего сияния, – а за порогом его встречает старушка мать… или девица – Солнцева Сестра из старинных песен. На месте этой девы ему невольно виделась Заранка, только у той Заранки рыжая коса сияла ярким золотом, на лице розовел румянец, а от рук исходило свечение…
Осознав, что солнечные лучи на траве и вершинах погасли и уже настали сумерки – летом они подкрадываются, как призрачный волк, и не заметишь, пока не обнаружишь, что они уже здесь, – Ярдар поднялся, отряхнул одежду, собрал сушняка и развел на очаге перед дубом костерок. Воловья шкура лежала с западной стороны, а Ярдар уселся на землю напротив нее, с востока, со стороны живых. Потихоньку подкладывая сухие веточки, чтобы огонь не гас, он посматривал на лес, на небо с багровыми, постепенно темнеющими полосами – дорогу, по которой ушло в свою избушку солнце, оставив на облаках свои раскаленные, постепенно стынущие и тающие следы. Посматривал на лес – оттуда тянулась прохлада, ползли шелестящие тени. Раздались крики совы. Быстрая крылатая тень мелькнула сверху – будто ночь выслала первого своего дозорного. Над рекой собирался туман, и он беспокоил Ярдара сильнее всего прочего. Из тумана выходят навки, и хотя в эту пору, когда рожь отцвела, они уже не опасны, Ярдар невольно ежился. Страшновато было видеть следы навок, особенно ему, уже почти год как снова неженатому. Вспомнилась Безлетка – старшая дочь, она была названа по отцу, – ее внезапная смерть во время родов. Ярдар был не так чтобы сокрушен этой потерей, да и привык к ней, но сейчас ему стало так неуютно, что он даже встал и прошелся, разминаясь. Мерещилось, будто покойная жена сейчас появится со стороны реки – в белой сорочке, с незаплетенными волосами, знакомая и чужая. Соскучилась ведь по мужу где-то там, в холоде Темного Света…
Поскорее надо опять жениться! Ярдар потряс головой. Мать, Дивея, растившая внука Безбедку, твердила, что не позднее осени сыну надобно взять новую жену, и приглядела уже несколько невест, подросших в Тархан-городце за последние год-другой. Даже поговаривала, что, мол, в Брегамирове есть, по слухам, очень хорошая невеста, Самовитова дочь. Спорить с матерью в этом деле Ярдар не собирался: потом пусть его не попрекает выбором, если не уживется с невесткой. Но уж какая ни будет – к женатому русалки близко не подойдут, хоть весной, хоть летом…
Повернувшись снова к костру, Ярдар увидел на краю леса белое пятно. Вздрогнул от неожиданности, а потом, когда сообразил, что это, по спине опять пробежали мурашки.
На грани между днем и ночью от опушки леса к нему медленным шагом приближалась… Русалки, о которых он только что думал, наверное, выглядят именно так. Неподпоясанная белая рубаха, распущенные волосы без очелья… В одной руке русалка держала лучину, а во второй – платок, закрывая лицо. Накатила жуть – именно такова Навь, белая и безликая, ничем не привязанная к человеческому миру. «Девки простоволосы, распоясы» – так называют в заговорах лихорадок-трясовиц. Ярдар сглотнул, жалея, что затеял это дело… но отступать было поздно. Раз уж он вызвал Навь на это свидание, придется слушать ее речи до конца.
Она была все ближе, и Ярдар, будто притянутый, тоже двинулся к костру. Русалка остановилась на воловьей шкуре, наклонилась, чтобы зажечь от огня свою лучину. Пряди ее волос от этого движения будто пролились вниз, к земле; золотисто-рыжий цвет явственно напоминал о Заранке, но Ярдар не поручился бы, что это и впрямь она. Заранку он никогда не видел с незаплетенной косой, и теперь сходство со знакомой девушкой в этой гостье из тьмы казалось самым незначительным.
Русалка выпрямилась, уже с горящей лучиной в руках. «Огонь в руках держат, а как пророчество свое изрекут, тот огонь погаснет…» – вспомнилось, что говорила ему Заранка.
– Кто ты? – почти невольно спросил Ярдар; не было сил ждать в этой гнетущей тишине, оттеняемой шумом ветра в вершинах и криками сов. – Зарана… это ты?
– Я – не Зарана, я – Звездана, та, что прежде нее родилась, под звездочками частыми, под светлым месяцем, – глухо из-под платка ответила дева, метнув не него беглый взгляд.
Ее глаза показались совсем темными, и Ярдара пробило холодом: это не она! Не та, которую он знает! Это имя посланницы той стороны, темного мира! Ярдар опять сглотнул, остро жалея, что не сидит сейчас у себя дома в Тархан-городце.
Дева тем временем начала вращаться вокруг себя, очерчивая круг лучиной, так что горящий ее кончик рисовал в темнеющем воздухе сплошное огненное кольцо, а дымок стлался пологом. При этом она бормотала что-то.
– Вокруг круга ходите, а к нам не заходите… – отгоняла она нежеланных гостей. – На голове у меня солнце, на груди месяц, под ногами волк…
Закончив, русалка села на шкуру, сделав Ярдару знак тоже сесть напротив нее. Он уселся по-хазарски, подвернув ноги: такая поза считалась строгой и приличной, так веденецкие старшие оружники сидели в шатре Азар-тархана, когда хаканов данщик навещал эти места.
Костерок почти погас, но Ярдар не подкладывал больше сушняка – она лучше знает, нужен ли огонь.
– Пояс сними, – велела она.
Сдерживая дрожь в руках, Ярдар расстегнул хазарскую литую пряжку кожаного пояса – эта пряжка и хвостовик, давние подарки Азар-тархана, были знаками его власти над Веденецкой волостью. Он бы лучше умер, чем снял его по воле кого угодно из живущих – но теперь перед ним была иная сила, и если он не выполнит ее желание, не откроет ей путь к своей душе, то вся эта встреча окажется напрасной.
– Что ты знать желаешь? – спросила она, по-прежнему прикрывая лицо платком и не глядя на Ярдара прямо.
И хорошо – встречаться взглядом со Звезданой, девой ночных звезд, Ярдар совсем не хотел. Пусть даже перед ним было тело Заранки – сейчас в него вселился, призванный ворожбой, дух ее умершей сестры, и в глазах ее тлела сила Темного Света.
– Хочу знать… – сипло от волнения начал Ярдар, сглотнул и начал снова. – Какова судьба моя… Будет ли мне удача… От Олега Вещего удача улетела – к кому она полетит в руки, не ко мне ли? Научи, как ее приманить, поймать… Вознагражу, как… как сумею.
Он хотел сказать «как пожелаешь», но вовремя прикусил язык: мало ли чего она пожелает? О таких желаниях и опрометчиво данных обещаниях длинные сказания складываются…
Звездана метнула на него быстрый уклончивый взгляд.
– По удаче твоей будет награда моя, – глухо из-под платка сказала она. – Что ж, давай попытаем твою судьбу.
Она положила лучину на камень очага – та уже едва тлела, – откинула край шкуры, на которой сидела, и достала три маленьких плоских дощечки. Сделанные из слоистой рябиновой древесины, они естественным образом с одной стороны были светлыми, чуть золотистыми, а с другой – темными, будто опаленными. Рябина – дерево волшебное и тоже двойственное: принося плоды, оно может считаться добрым, но плоды эти – горьки, ибо несут силу Темного Света. Потому древесину рябиновую и берут для жребиев, когда пытают судьбу, ищут тонкую тропку между долей и недолей. На светлой стороне дощечек был вырезан цветущий росток, а с темной – два переплетенных змея.
– Слуги мои верные, собирайтесь ворожить, судьбу пытать Ярдара, Ёкулева сына, – забормотала дева звезд, раскладывая дощечки перед собой. – Светлый месяц Владими?р[17 - В заговорах встречается именования месяца Владимиром – вероятно, в прямом смысле его власти над миром.], зеленый дуб Троесил, и ты, святая земля-мать, скажите – истинно ли Олег киевский удачи лишился?
Она подняла разом все три дощечки и подбросила над шкурой. Они упали, Ярдар невольно вытянул шею. Белая сторона… черная… белая!
Ярдар ободрился: две белых дощечки на одну черную означали «да» – удача покинула того, о ком задан вопрос. Парит в невидимой вышине огненная птица-удача, ищет нового избранника.
– Светлый месяц Владими?р, зеленый дуб Троесил, и ты, святая мать-земля, скажите – придет ли удача к Ярдару, Ёкулеву сыну?
Она опять подбросила дощечки, и Ярдар подался вперед.
Черная щепка… белая!.. черная…
Он опять сглотнул, охваченный дрожью, будто облитый внезапно холодной водой. Только одна белая дощечка! Далеко от него удача, легко не дастся в руки…
– Светлый месяц Владими?р, зеленый дуб Троесил, и ты, святая мать-земля, скажите – ждать ли добра веденцам от раздора хазарского?
Белая сторона… черная… черная.
Ярдар взялся за горло, будто его душило что-то. В ушах звенело. Взгляд упал на лучину – тусклый огонек угас, дымок больше не вился.
Приговор произнесен.
Тонкая белая рука взяла погасшую лучину. Звездана встала на шкуре и стала вращаться в обратную сторону, приговаривая:
– Слуги мои верные, разбегайтеся, расходитеся, где вам место, там и сидите, добрым людям не вредите. На голове у меня солнце, на груди месяц, под ногами волк…
Повернувшись так трижды, она бросила лучину на кострище и сошла со шкуры. Ярдар все сидел, глядя перед собой и пытаясь сообразить, что же он услышал. Жребии выпали четыре раза белой стороной и пять раз черной. Плохо, но не совсем плохо. Они ведь могли выпасть черной стороной и все девять раз. Сейчас неудача лишь немного пересиливает удачу. Так может, еще не все пропало и можно развеселить хмурых судениц?
Ярдар поднял глаза и снова вздрогнул. Звездана исчезла, рядом с воловьей шкурой стояла Заранка и деловито заплетала косу. Дух сестры покинул ее, а платок, которым раньше закрывала лицо, она повязала вместо пояса, преграждая невидимым гостям доступ к себе.
– Что, хороши ли вести? – спросила она, словно не сама бросала черно-белые дощечки.
– Будто сама не знаешь? – Ярдар переменил позу на более вольную, вытянув одну ногу и опершись локтем на поднятое колено другой. – Видела же.
– Ничего я не видела. Не было меня здесь.
Ярдар хмыкнул, но возражать не стал. Может, она и правда не знает, что здесь нагадала… та, что приходила в ее обличии.
Но где же тогда была в это время сама Заранка?
Там, где обычно пребывает ее сестра?
– Четыре белых жребия выпало, черных пять. Не слишком добрые вести, как по-твоему?
Ярдар говорил почти небрежно – отважные витязи из древних северных сказаний пренебрегают дурными знамениями. Но в душе надеялся, что Заранка опровергнет его слова, даст ему надежду…
– Да уж бывает получше, – охотно согласилась девушка. – Близко летает твоя удача, а в руки не дается.
Она доплела косу и уперла руку в бок, будто она сама и есть та непокорная удача.
– Чем же ее приманить? – Ярдар смотрел на нее, подняв голову. – Знаешь?
Не отвечая, Заранка перевела взгляд на закатное небо – багряные полосы солнечных следов истончились, почти растворились в море прозрачной темно-синей тьмы. Сумерки сгустились, Ярдар уже плохо видел лицо Заранки и оттого вдруг усомнился: а что если это опять та, другая?
– Может, и знаю… – задумчиво ответила она, будто ожидая подсказки от далекого солнца.
Ярдар опять увидел мысленно ту избушку, только теперь уже Заранка подходила к двери, стучала, что-то говорила, поклонившись, той старушке, что вышла на стук…
– Ну а знаешь, так помоги, – он встал, чтобы быть к ней ближе и лучше видеть ее лицо. – Или не сумеешь?
Теперь он говорил без насмешки: дело такое, что и взрослая ведуница не всякая сумеет.
– Или мать попроси… как воротится, передай ей, что здесь было. Может, она знает средство? Я за ценой не постою…
Заранка повернулась к нему и внимательно осмотрела, будто прикидывая, сколько кун за него взять. Под этим оценивающий взглядом Ярдару стало неуютно, но вместе с нем он осознал, что находится на пустом берегу наедине с молодой девой. Эта мысль его и взволновала, и приободрила. Не так уж мало он может предложить даже лучшим невестам Веденецкой волости, а тем более какой-то мыши лесной!
– Да знаешь ли ты, в какую даль мне за твоей удачей сходить придется? – мягко, отстраненно ответила Заранка, будто мыслями была уже в той дороге.
– Не дойдешь, – больше по привычке усомнился Ярдар, надеясь, что не прав.
Этим вечером он начал верить, что Заранка, за чьим плечом таится ее невидимая сестра, способна зайти очень далеко.
– Я-то, может, и дойду. – В густеющей тьме Заранка смотрела на него с отдаления в пару шагов, он не видел ее взгляда, но чувствовал его, будто что-то теплое касается кожи. – А вот цены моей тебе не одолеть.
– Это мы посмотрим, – по привычке человека, которому не к лицу признавать свое бессилие, ответил Ярдар.
– Сам подумай: стану ль я для чужого человека утруждаться, Темный Свет тревожить?
– Ну так чего ты хочешь? – Уставший от всех загадок этого дня Ярдар терял терпение.
– Коли поймаю для тебя добрую долю… хочу, чтобы она и моей долей была.
– Это как? Пополам, что ли, поделим?
– Нет. Доля добрая у нас будет общей… или никакой!
Ярдар опешил. Он слышал, что она сказала, и понимал, что это значит, но не мог поверить.
– Ты о чем?
– Коли хочешь, сотку я тебе пояс и добрую долю к тебе привяжу. Ты тем поясом меня в дом введешь, а я свой на печь заброшу[18 - Действия с поясом как части свадебной обрядности.]. Угодна ли такая цена?
«Блуд на тебя напал», – хотел сказать Ярдар обезумевшей в лесу среди кудов девке, но прикусил язык. Не то место и не то время, чтобы говорить вестнице судениц, что она сошла с ума и рубит дерево не по себе.
– Сестра моя живет у вас в доброй славе, – напомнила Заранка, – так и я не хуже буду.
– Так сестра… – Ярдар хотел напомнить ей, что Ольрад, хоть и хорошего рода человек, ему, воеводе, не в версту.
– Ты – вдовец, да и годами не отрок. Не всякая хорошая невеста за тебя пойдет. Приведешь новую жену – прежняя ей жизни не даст, взревнует, с белого света утянет. Другая какая сгинет, а я ей не по зубам. Управлюсь. И добрую долю крепко-накрепко к тебе привяжу. Подумай. Как будет пояс готов, принесу. Сговоримся – отдам тебе твою долю. А нет – твоя воля.
Ярдар открыл рот, но не нашел ответа. Голос Заранки звучал так повелительно, что он усомнился: она ли с ним говорит? Или та, которой лучше не перечить?
Он еще раз вгляделся в ее лицо, будто искал в нем подсказку: можно ли ответить ей «да»? Другая дева с таким лицом считалась бы красавицей: правильные милые черты, голубые глаза, розовые губы – будто соткана она из цветов и ягод. Но от глаз, от губ, от всей внешности ее словно веет той лаской, что манит в смерть. Лаской тьмы, обещающей глубокий отдых вечного сна после всех страданий и трудов. Отроки на игрищах сторонились Заранки – к этим милым чертам не шло никогда их не покидавшее выражение несокрушимой самоуверенности, будто уводившей ее за тридевять земель от всякого, кто стоял с нею бок о бок.
– Доля и недоля твои сейчас почти в равной силе, – заговорила она, и снова Ярдар ощутил, как она далека. – Самую малость недоля одолевает. Сам гляди под ноги как следует: ступишь верно – выиграешь долю, ошибешься – пропадешь. А пока прощай, – закончила Заранка. – Мне домой, да и тебе пора. К полуночи только и доберешься.
Она попятилась, не дожидаясь ответа, и отступила к опушке рощи.
Ярдар тронулся туда, где был привязана его лошадь. Она права: до Тархан-городца он доедет только к полуночи, в глухой тьме, и хорошо, что кобыла хорошо знает эту дорогу и не собьется.
Он обернулся – Заранка в ее белой рубахе уже затерялась среди белых березовых стволов. Вон тот вроде шевелится – это она?
– Да берегись! – долетело до него издали.
– Уж поберегусь, гроза те в бок! – выругался Ярдар вполголоса, зная, что его никто не услышит.
Выводя коня на тропу и садясь в седло, он поневоле оглядывался. В лесу кричали совы.
Глава 7
