Алексей Лавров "Тень души 3"

Я напился и уронил голову на подушку. Лариса сказала:

– А теперь поспи. Проснёшься, дам тебе молока.

Я послушно закрыл глаза, мама и сестрёнка вышли из комнаты. Спать я, само собой, не собирался. С прошлой миссии хорошо усвоил, что требуется как можно быстрее полностью осознать память персонажа, вжиться в его шкуру.

Настроился, отринул все эмоции, запретил себе любое отношение к парню. До самой его гибели он – это я. Без страха, без надежды погрузился в воспоминания.

Начал, конечно, с общих положений. Отца звать Александр, он свободный эллин, и среди его предков никогда не было рабов. Ну, персонаж так считает и весьма этим гордится. Отпущенники и их дети считаются людьми второго сорта. Они не могут занимать выборные и государственные должности, им запрещено носить оружие, для них закрыт доступ в гимнасии. Но отчего-то большинство частных педагогов являются именно отпущенниками.

Хотя этот факт объясняется просто. При всём предубеждении Артемиса к рабам он признавал, что они всё-таки люди и у них есть какие-то мозги. Обученный ремеслу и грамоте раб стоит намного дороже простого подмастерья. Богатые владельцы вкладывают немалые средства в обучение своих рабов. И самым смышлёным рабам удаётся заработать на выкуп, получить право иметь семью и владеть недвижимостью.

Этим они весьма обогащают своих хозяев, поскольку ни за одного раба никогда не заплатят его полную стоимость – людям ведь свойственно болеть и даже умирать. А за собственную свободу рабы платят даже выше номинала и всю жизнь помогают своим бывшим хозяевам просто из благодарности за то, что они соблаговолили их отпустить.

Артемис, мягко говоря, недолюбливал отпущенников. Они нанимают для своих детей педагогов, а он, свободный эллин, ходит в гимнасий, где преподают тоже свободные очень уважаемые эллины – его отец и соседи тупо по очереди практически за еду.

Это считается общественным долгом, а по сути, является просто помощью базилевса свободному народу. И в результате ему, Артемису, доступна лишь греческая грамота, а латинская папе уже не по карману. Про геометрию и науку о движении светил по небосводу лучше даже не мечтать.

Все выборные и государственные должности занимают только свободные люди, но вот их помощники, советники, секретари, писари – сплошь из отпущенников. Свободные не всё понимают в государственном управлении и сменяются на постах через год или два, а эти остаются. И без них не решается ни один вопрос.

Отец Артемиса Александр считается купцом. Он целыми днями сидит в своей лавке, торгует мукой, крупами, вином, оливковым маслом, сыром, орехами, изюмом и другими засушенными фруктами. Прибылей едва хватает, чтобы заплатить подати, купить хвороста и накормить семью чечевичной похлёбкой, лепёшками из той же муки с тем же сыром и сухофруктами. Артемис по полгода не видел мяса.

Цены диктуют крупные землевладельцы и богатые оптовики – они получают все доходы, а честным торговцам остаются сущие слёзы. И даже эти слёзы Артемису не светят, торговля достанется его старшему брату Гераклиту.

Братца парень недолюбливал даже немного сильнее отпущенников. Этот верзила дразнит его толстым и насмехается над сестрёнкой. Говорит, что её выдадут замуж за такого же недотёпу и неудачника, как Артемис. Да и то правда, ведь вряд ли отец соберёт для бедняжки хорошее приданное.

Артемис, как мог, утешал Ларису, пытался копить медяки и изредка покупать ей гостинцы. Но где взять монет свободному эллину? Он ведь даже не может предложить соседям помочь что-нибудь перетаскивать, как какой-нибудь отпущенник!

В результате связался с компанией мальчишек, сыновьями отпущенников. Ребята играли на монетки! Артемис тишком взял в отцовской лавке немного меди на время и попросился в игру. Его охотно приняли, и он даже выигрывал! Целых два дня.

А потом почему-то стал проигрывать, начал играть в долг… и в результате свободного эллина поставили на счётчик. Артемис стал избегать этих ребят, из гимнасия шёл сразу домой. Вот три дня назад его возле гимнасия и встретили те мальчики.

Он пытался защищаться, но быстро оказался лежащим в уличной пыли. Его дружно и старательно пинали, было очень больно, страшно и обидно. Средь бела дня свободного эллина пинают выродки отпущенников! Артемис катался в пыли, закрывал руками лицо, и кто-то пнул его в затылок. Вспышка боли и темнота…

* * *

Да уж, сокровище мне досталось! Эх! И я ещё в прошлой миссии был недоволен Сверром! Пожалуйста – приличный молодой человек, даже христианин. Любит сестрёнку, почитает родителей, гордится своей страной. Практически идеал, а в деталях…

«После сборки обработать напильником». В данном случае сразу рашпилем. И проделать это нужно по возможности очень быстро! А то ж ведь в прошлой миссии Сверр не только был умнее и лучше развит физически, его не угораздило задолжать подростковой банде целых пять серебряных мелиарисий или сто медных нумий.

Столько натикало к моменту избиения, но то, что Артемис лежал без сознания, не могло считаться уважительной причиной остановки «счётчика». Придётся побегать. Я усмехнулся про себя – в данном случае с двойной пользой для здоровья. Худеть буду по бразильской системе.

Я сполз с тюфяка на циновку, уселся на колени и погрузился в долгую-долгую медитацию. Тело требовалось наполнить праной, оживить потоки ци. Парень не имел об этом ни малейшего понятия и существовал на тонюсенькой ниточке духа. Неудивительно, что он болел каждую зиму, даже странно, что вообще прожил так долго.

Примерно через два часа я закончил медитацию. Этакое полено за один раз не оживить, мне предстоят долгие часы работы с силами духа. Но уже первый раз дал ощутимый результат, я почувствовал себя лучше.

Встал на ноги. Ощущается просто слабость, а голова не кружится, коленки не дрожат. Я вышел из своей конурки в узкий коридор, а через него прошёл во внутренний дворик. Полюбовался на предмет семейной гордости, оливковое дерево, и приступил к дыхательной гимнастике.

Двигался очень плавно, сосредоточившись на силах духа. Старался сохранять внутренний покой. Удавалось с трудом – у парня гибкость и растяжка, как у меня, когда я только встал в экзоскелете с кровати. Но я тогда хотя бы тянулся на рамке, а этот мальчик, видимо, даже не пробовал приподнять свою пухлую тушку от земли.

– Ой! А что это ты делаешь? – послышался голосок Ларисы.

Сосредоточился на себе и не почувствовал, как она подошла. Учтём на будущее, нельзя терять контроль над окружающим.

– Гимнастику, – ответил я.

– А кто тебя научил? – подозрительным тоном спросила сестрёнка.

– Никто, сам придумал, – сказал я и обернулся к ней. – А ты что пришла?

– Я зашла проведать тебя в твоей комнате, – обиженно проговорила Лариса. – А тебя там нет! Пошла искать, вот нашла здесь. Пойдём, дам тебе молока.

– Пойдём, – улыбнулся я сестрёнке.

Мы прошли в столовую, по дороге в памяти всплыл план дома. Оказалось, что девочка имела в виду простоквашу. Мама купила на рынке специально для меня. А свежее молоко каждое утро возят из пригородов по заказу, и это по карману лишь состоятельным людям. Самим же содержать хотя бы козу получится ещё дороже – придётся возить для неё сено, пасти в городе просто негде.

Всё это само вспомнилось, пока я пил простоквашу из глиняной кружки. Смешно и грустно. Эти цивилизованные люди не видят молока, мяса и считают славян лесными дикарями, лезут учить их жизни. И с этим срочно что-то нужно делать.

Не, цивилизованные пусть думают себе, что хотят, требуется решать с питанием персонажа. На такой диете вообще удивительно, что пацана не обкидало прыщами. Ну, должна же в Царьграде быть хотя бы рыба, город-то морской!

* * *

Допил я простоквашу, поблагодарил сестрёнку и отправился в свою комнату работать с силами духа и вспоминать жизнь персонажа. Позанимался часа полтора, и сестрёнка пришла звать меня на обед.

За столом собралась вся семья. Я вживую увидел отца персонажа и старшего братца. Александр был обычным греком с курчавой головой, выразительными глазами, узким горбоносым лицом и аккуратно постриженной бородкой.

Гераклит же соответствовал своему имени ростом, шириной плеч и насмешливым, снисходительным взглядом карих глаз. Широкое, обманчиво добродушное его лицо с мясистым носом почти до глаз заросло чёрной курчавой бородой.

Глава семейства прочёл молитву и особенно возблагодарил всевышнего за моё выздоровление. Все, и даже братец, на полном серьёзе пропели:

– Аллилуйя! – и взялись за ложки.

Похлёбка на меня особого впечатление не произвела – заправленное мукой и каплей масла варево из чечевицы. А вот оловянная ложка показалась весьма подходящей. Выхлебав супчик, я незаметно спрятал её в рукаве хитона.

На второе все получили по лепёшке, куску острого овечьего сыра, горсти сушёных абрикосов и кружке воды с вином. Я спокойно съел всё предложенное. Батя Александр с улыбкой отметил, что я точно иду на поправку, лопаю уже, как здоровый.

Гм. Ну, всё относительно, смотря, что считать нормой. Для здорового жителя древнего Константинополя или здорового узника концлагеря это, может, и нормально. Я, не выдавая разочарования, с покер-фэйс поблагодарил родителей.

После обеда я сразу направился во внутренний дворик работать с силами духа. Дом был сложен из камней, вот отломал у ложки ручку и сосредоточенно затачивал её об камушек. Но главное, конечно, работа с силами духа.

Всё как всегда просто. С такой тушей особо не побегаешь, да и глупо мне от кого-то бегать. Бедному Артемису достался слишком слабый дух, его должны были убить и всё-таки убили. Это ни хорошо, ни плохо, такова жизнь зверей, а подростки именно звери. Только они этого не знают… в отличие от меня.

Я хорошо понимаю, какой я зверь, и как настоящий зверь готов убивать за собственную жизнь. Тем более что это всё игра. И я не позволю каким-то виртуальным древним засранцам лишить меня возможности играть в это дальше.

Часа через полтора проверил остроту заточки. Надрезал край своего хитона и оторвал ленточку. Задрал рукав, немного напряг левую руку и правой рукой, помогая зубами, привязал заточку чуть ниже локтя. Теперь достаточно тряхнуть рукой, и остренькая штучка окажется в ладони.

* * *

Я отправился на женскую половину дома. Мама с сестрёнкой как раз рукодельничали. Попросил иголку с ниткой и вернулся во дворик подшивать полу хитона. Пусть я несовершеннолетний и зайти к женщинам мне ещё можно, но Артемис уже давно старался не задерживаться на женской половине – он ведь уже большой. И как бы я снял при маме хитон? С привязанной к руке заточкой.

Снял свой балахон и уселся на колени. Сосредоточился на работе, не забывая наполняться праной и направлять ци. Закончив работу, отнёс иголку и нитки. Успел вовремя, мама и Лариса ещё были у себя.

– А вы за водой пойдёте? – спросил я.

Они очень удивлённо на меня посмотрели, у сестрёнки даже ротик открылся.

– Можно с вами? – улыбнулся я.

– Пойдём, – спокойно сказала мама.

Мы прошли в хозяйственное помещение, взяли по кувшину и направились из дому. Не, водопровод, он же акведук, в Царьграде, конечно, был, но подключиться к нему могли только очень богатые жители. Все остальные носили воду из общественных источников или этаких бассейнов, уровень воды в которых регулировался городскими служащими путём простого открывания и закрывания крана. Они же собирали водяной сбор. Плати медную нумию и набирай воды сколько унесёшь.

За водой ходили только рабы и приравненные к ним отпущенники и женщины. Ну и теоретически это могли делать не достигшие совершеннолетия свободные. Однако подросткам, как и взрослым свободным жителям империи, ходить за водой было попросту западло.

Организм персонажа поверить не мог, что действительно идёт по улице с кувшином на голове, и шевелился лишь из того соображения, что теперь это не его дело. На меня насмешливо поглядывали встречные, а я с покер-фэйс аккуратно перебирал ногами, придерживая кувшин рукой и стараясь не отстать от матери и сестры.

У источника стояло довольно много народу, в основном женщины, но оказалось и несколько рабов… и подростков. Те особенно ехидно улыбались, глядя на меня. Одного мелкого аж распирало пикантностью момента. Он был из той самой компании, что убила Артемиса. Я холодно на него взглянул и презрительно сплюнул себе под ноги. Показал, что не боюсь каких-то там деток отпущенников.

Мама поздоровалась с соседками и принялась обсуждать новости. Главной новостью, конечно же, был я, то есть Артемис. Три дня назад он бежал из гимнасия домой и упал, сильно ударившись головой. Так сказали добрые мальчики, которые всё видели и позвали на помощь взрослых. Прохожие отнесли Артемиса без сознания домой…

А где живёт Артемис, показали те самые мальчики. Учтём этот момент.

Вот Артемис сегодня очнулся и сам предложил помочь принести воды. Такой молодец! Ну, головой же ударился, может, пройдёт. Соседки смотрели на меня с сочувствием и выражали надежду, что всё это не помешает мне, то есть Артемису доучиться в гимнасии и стать полноправным подданным базилевса, храни его бог.

Я слушал с безразличным видом, словно говорили не обо мне. Наконец, подошла наша очередь. Мама протянула медную монетку полному бородатому греку, и я, встав коленями на мраморный парапет, посмотрел в бассейн. Интересно же, как выглядит персонаж.

Ну, не просить же бронзовое зеркальце у сестрёнки! А персонаж выглядел так себе. Не, в принципе обычный паренёк греческого типа – чёрные прямые волосы, прямой нос, пухлощёкий, в целом не урод. Но странно бледный, глаза запали и под глазами тени…

Мама подала мне кувшин. Я его утопил и потащил из бассейна за ручки. А силёнок у парня немного. Мама взялась за вторую ручку, и мы вместе поставили первый сосуд. Подошла Лариса, и мама помогла ей поставить кувшин на голову. Второй кувшин поставили на голову мне, ноги мои слегка подогнулись.

Свой кувшин мама наполнила и подняла на голову самостоятельно. Такая тоненькая! Она плавной походкой направилась к дому, за ней пошла Лариса, а за ними на полусогнутых тронулся и я.

Не, до чего же хорошая тренировка! Держим осанку, дышим носом, смотрим прямо и работаем с потоками духа. А припекает знатно! Так, мысли нафиг, думать ни о чём не нужно, особенно о том, когда уже домой придём. Это нужно будет делать почаще. Только кувшин таскать не на голове. Неужели просвещённые греки не додумались до простого коромысла?!

Мне просто придётся этим заняться! Из памяти Артемиса стало известно, что семейство ходит в общественную баню раз в неделю, две нумии за посещение, а больше водные процедуры практически отсутствуют. Умываются все в одной лохани. Чёрт побери, совершенно неясно, как при таких делах парня всё-таки не обкидало прыщами!

Принесли мы воду домой. Мама сказала, что я молодец, прям никогда не думала, что я справлюсь. Кувшин, конечно, было жалко, но очень уж хотелось посмотреть просто из интереса. И у нас, вообще-то, хватает в хозяйстве кувшинов, только носить их некому.

Я солидно проворчал, что ничего в этом особенно сложного нет, и теперь я всегда буду ходить за водой. Мама с Ларисой принялись готовить ужин, а я отправился во дворик медитировать дальше.

Выполнял приседания с выпрыгиваниями, отжимания и упражнения для укрепления мышц пресса в максимальном темпе, пока хватало сил, потом тянулся в шпагате две минуты и начинал новый цикл. Когда начинали подкашиваться ноги и подгибаться руки, отдыхал, сидя на коленках.

Тёму не допускал, да он почти не ехидничал, тоже понимает, что достался нам самый низкий старт. Время есть. Всё равно с пятнадцатилетним пацаном Эйрин ни о чём разговаривать не станет. Да и не в ней дело – у меня в задании тотемные воины, волхвы и одержимые. А с таким персонажем…

Гм. Интересно, а сколько бы мне в моей реальности потребовалось времени, чтобы подготовиться к схватке хотя бы с лешаком? Вот и не будем относиться к мальчику слишком строго, тем более что ему это уже фиолетово…

– Артемис! Пойдём ужинать! – раздался голосок Ларисы.

Вот опять задумался и не ощутил её появления! Я поднялся с колен и проговорил ласково:

– Иду, солнышко.

* * *

Ужинали варёными бобами с варёной рыбой. К воде, разбавленной вином, дали по лепёшке с сухофруктами, без сыра. Ну, правильно, рыба же была. И как только Артемис умудрился так распухнуть?! Видимо, энергосбережение было его кредо.

За вином с водой папа сказал, что, коли я уже так хорошо ем, завтра пойду в гимнасий. Только попросил больше не падать.

– Особенно головой, – весело добавил Гераклит. – Лучше носи её в сумке или вообще оставляй дома.

Я покладисто сказал, что подумаю над его предложением, и отправился в свою комнатку.

– Сынок, не забудь помолиться! – проговорила мама.

– Да, мам, – ответил я.

Уже смеркалось, а у меня в комнатке было совсем темно. Лампадка не горела, и я отчётливо чувствовал, что икону унесли. Ага. Повесили её в изголовье, чтоб если что Артемис отправился по правильному адресу, а сейчас уже ни к чему жечь масло.

Ну, будем надеяться, что он туда и отправился. Я опустился на колени и в его память честно прочитал «Отче наш». Мысленно попросил у парня прощения и пообещал обращаться с его телом аккуратно… то есть не во зло… ну, по возможности.

Отбросив все мысли, сосредоточился, добился максимального для себя покоя и долго-долго гонял силы духа. Спать залез на тюфяк с соломой. Выключился сразу и проснулся в пять утра.

Вот никакие петухи не орали, и в комнате было так же темно, но я точно знал, что сейчас именно пять утра. Надел сандалии и потопал на внутренний дворик. Ярко светила южная луна и горели звёзды, однако я доверился своим ощущениям. Ну, выспался ведь уже, значит, утро.

Начал с дыхательной гимнастики, перешёл к разминке…

Эх, как колодца не хватает! Я вздохнул и задумчиво посмотрел на звёзды. Кажется, точно бледнеют, и у луны утренний вид…

– Ты уже встал! – услышал я возглас Ларисы. – Я ходила тебя будить, а тебя опять нет! Ты тут звёздами любуешься!

А я опять промухал её появление. Не, вот сейчас я, не глядя, её прекрасно чувствую, а появления почему-то не ощутил.

– Пойдём умываться, и позавтракаешь с нами, – сказала сестрёнка строго.

Я послушно пошёл за ней. Папка с братцем взрослые мужики, могут дрыхнуть до рассвета, а женщинам нужно успеть прибраться и собрать завтрак. Ну, а мне ещё топать до гимнасия, да и то там первый урок гимнастика под руководством старших парней. Почтенные преподаватели приходят позже.

Умылся с мамой и сестрой в одной лохани. Уже хорошо, что не после братца. Из вредности тишком плюнул в воду. На завтрак была обязательная молитва, лепёшка, кусок сыра и вода без вина с горстью сухофруктов.

Сестра принесла мою сумку, с которой я ходил учиться. Вообще-то там болталась лишь восковая табличка и стило, ещё по идее полагалось носить что-нибудь перекусить. Мама завернула в тряпицу лепёшку и горсть сушёных абрикосов, положила фляжку с водой из высушенной тыквы.

Я решительно вынул тряпицу с лепёшкой и сказал:

– Спасибо, мам, как-нибудь до обеда потерплю.

– Как скажешь, сынок, – проговорила она удивлённо.