Кристина разразилась смехом.
– Что ты наденешь на вечеринку? Мы должны встретиться заранее.
– Зачем?
– Ты же не пойдешь в таком виде, в джинсах и кроссовках. Сама понимаешь. Так делают все нормальные девушки, Мирен. Ты немного… странная.
– Странная?
– Короче, я приду к тебе попозже с одеждой. Я купила несколько платьев в «Аутфитерс» – запомни эту марку, я от нее без ума. Уверена, они тебе подойдут. Ты ведь носишь размер S?
– Ээээ… не стоит… Я вполне могу пойти прямо так.
– Я буду у тебя в пять, – с улыбкой добавила Кристина, не обращая внимания на слова подруги. – Мы переоденемся и поедем вместе. Договорились?
Мирен улыбнулась, и Кристина истолковала это как согласие.
Занятия закончились, и девушка отправилась домой, чтобы хоть как-то занять время. Она приняла душ и некоторое время возилась с волосами перед зеркалом, не зная, как их уложить. У нее были темные прямые волосы до лопаток, а в глазах отражалась неуверенность – результат многих лет, которые она провела в роли невидимки в старшей школе в Шарлотте. Там она всегда была заучкой, любимицей учителей, слишком правильной и никому не нужной. Поступив в Колумбийский университет, Мирен попыталась стать более открытой в надежде вписаться в город, чей ритм так сильно отличался от ее собственного, но ей было трудно выбраться из своей скорлупы. Год пролетел быстро, а единственными людьми, с которыми она достигла взаимопонимания, были, как и в школе, преподаватели. Кристина, с первого дня сидевшая рядом с ней, идеально ее уравновешивала. Они были очень разными и, возможно, именно поэтому сблизились: в их дуэте Мирен была отличницей, той, у кого всегда наготове правильный ответ. Кристина никогда не отвечала в аудитории и воспринимала задания как шутку, но она вращалась вокруг Мирен с простой целью – всегда знать, что делать, хотя всегда выбирала самый легкий путь. Если нужно было написать статью, Мирен брала конкретную новость или место и строила свою аргументацию с помощью примеров и противоречивых моментов, чтобы читателю было интересно узнать больше. Кристина же, напротив, словно порхала над своими заданиями, не прикасаясь к ним и не желая пачкаться, сообщала о случившемся поверхностно и не вдавалась в подробности, выходящие за рамки произошедшего. Это были два совершенно разных подхода не только к журналистике, но и к любой ситуации вообще. Если хотите чего-то добиться в жизни, у вас два варианта: погрузиться по горло, чтобы с триумфом вынырнуть из трясины, или обойти болото по краю, чтобы не пришлось потом стирать одежду.
Прозвенел звонок, и Мирен подбежала к двери.
– Готова стать классной девчонкой? – спросила Кристина вместо приветствия. Мирен рассмеялась.
– Проходи давай, – ответила она с улыбкой.
Кристина пришла с небольшим чемоданчиком. Бросив его на диван, она открыла застежку, вываливая мешанину блестящих, сверкающих, узорчатых тканей и кожи.
– У тебя есть какая-нибудь музыка? – спросила Кристина, оглядываясь по сторонам.
– Есть диск Стейси Оррико[5 - Стейси Оррико – американская певица, наиболее популярная в 2000-х годах. В своих песнях смешивала христианскую поп-музыку и ар-эн-би.]. Остался от предыдущих жильцов.
– Что за хрень ты слушаешь? Ладно, включай. Сегодня вечером у моей дурочки секс с Томом.
Мирен не знала, как относиться к тому, что Кристина уже воспринимала это как должное. По правде говоря, все это начинало действовать на нервы. Настолько, что она промолчала, подыгрывая Кристине.
Они провели час, примеряя платья, заливисто смеясь, подкрашивая губы и громко, но нестройно распевая «Walking on sunshine»[6 - Поп-рок песня 1985 года группы «Katrina and the Waves».], и не успела Мирен опомниться, как Кристина обхватила ее сзади за талию и развернула к зеркалу. Теперь она смотрелась на себя, поражаясь перемене в своем облике. Мирен никогда не наносила так много косметики, даже не испытывала такого желания: ей казалось, что прятаться за макияжем – символ слабости, попытка укрыться за искусственным фасадом и не нести ответственности.
– Посмотри на себя, Мирен. Ты прекрасна, – прошептала Кристина.
Мирен откинула волосы и выпрямилась, изумляясь, что видит себя такой. На ней было оранжевое платье без бретелек, которое доходило до середины бедер. Подруга нанесла ей тени на веки с мастерством человека, занимавшимся этим много лет, и результат был поразительным. Впервые она выглядела привлекательно. Но затем в ней пробудилась ее обычная застенчивость:
– Мне не нравится, когда на мне столько косметики…. Я не чувствую себя… комфортно.
– Это всего лишь румяна и тени для век, Мирен, бога ради. Тебе больше ничего не нужно. Это просто… финальные штрихи.
– Финальные штрихи… – повторила девушка неуверенно.
– Гребаные финальные штрихи! – ликующе закричала Кристина, ее вопли больше походили военный клич. Она стала напевать песню, которую Мирен никогда не слышала.
Они вышли около семи часов вечера и вскоре добрались до современного многоквартирного дома с видом на Гудзон на 139-й улице. В дверях со стаканами, полными выпивки, курили их одногруппники. Из окна высунулся какой-то парень и крикнул, что кто-то, чье имя Мирен не расслышала, принял идиотский вызов. Девушки поднялись по лестнице, и незнакомый пьяный парень задышал Мирен на ухо, нашептывая всякие гадости, которые она предпочла проигнорировать.
– Это всегда так?
– Ты о чем?
– Я чувствую, как на меня смотрят.
– Здорово, правда? – ответила Кристина.
Мирен покосилась на нее.
Оказавшись на вечеринке, Кристина сразу пошла здороваться с группой людей, которую Мирен не узнала. В этом не было ничего удивительного. Она никого здесь не знала. Мирен огляделась и заметила девушек на курс старше, которые флиртовали со старшекурсниками. Она фыркнула. Тома, хозяина вечеринки, не было видно, хотя слышался его смех, громкий и низкий, который, казалось, пронизывал весь дом, несмотря на то что музыка играла намного громче, чем это было допустимо. Мирен уселась на табурете в кухне и делала вид, будто занята стаканами, когда кто-нибудь подходил, чтобы налить напиток или насыпать льда.
Темноволосый, чисто выбритый парень подошел к ней и, улыбаясь во весь рот, предложил ей стакан.
– Дай угадаю, ты Мирен, да?
– Мм… да, – ответила она. Было бы приятно поговорить с кем-то, чтобы не чувствовать себя такой одинокой. – Это Кристина подослала тебя поговорить со мной?
– Понятия не имею, кто такая Кристина, – ответил он с улыбкой.
– Дай угадаю, ты друг Тома. Из его компашки.
– Ух ты, какая ты наблюдательная. Но не совсем.
– Здесь все – друзья Тома. А кто с ним не дружит? Он очень популярен, все девушки хотят быть с ним… ну, ты понял.
– Ну, я знаком с ним с наезда.
– Как это?
– Ладно. Я ехал по улице и сбил его. С тех пор мы дружим…
– Правда, что ли? – Глаза Мирен расширились от недоверия.
– Вообще-то нет, – неожиданно ответил парень и снова улыбнулся. – Понятия не имею, кто такой Том. Меня сюда просто позвали.
Девушка расхохоталась. Понимая, к чему все идет, она огляделась вокруг и не увидела поблизости ни Тома, ни Кристины.
– Неплохая вечеринка. – Мирен попыталась нарушить трехсекундное молчание.
– Это точно. Тост за отличную вечеринку?
Эта пустая фраза показалась ей избитой, и она решила с ним попрощаться.
– Что ж, мне пора. Я не из тех, кто любит…
– Веселиться? – удивился парень, приподняв брови, и в результате стал еще более симпатичным.
– Пить, предпочитаю читать и сидеть дома.
– Напугала. Я изучаю сравнительную литературу. Целыми днями перечитываю великих писателей. Но одно не отменяет другого. Я люблю веселиться. Прямо как Буковски или… да все писатели.
– Ты даже не на факультете журналистики? – Мирен посмотрела на него, довольная тем, что он упомянул имя одного из ее любимых авторов, и добавила: – «Найди то, что ты любишь, и позволь этому убить себя».
– Буковски также сказал: «Некоторые люди не умеют сходить с ума». Наверное, у них ужасно скучная жизнь, – улыбнулся парень. – Я Роберт, – он чокнулся со стаканом Мирен, который стоял на кухонной стойке.
– Я Мирен. Приятно познакомиться, – ответила она, улыбаясь и беря стакан.
Глава 12
Воображение прячется в повседневности, и, как только ему надоест, оно искрой вырывается наружу, меняя все вокруг.
Мирен Триггс
1998
Я принялась изучать файлы, приложенные к электронным письмам профессора Шмоера. Там были не только записи с камер, но и документы: заявление, подписанное отцом, Аароном Темплтоном, и расшифровка вызова в службу спасения. Все это выглядело как часть полицейского расследования, но, возможно, «Дэйли» удалось раздобыть все это по своим каналам.
Видеофайлы были озаглавлены кодом, который явно указывал на улицу, номер и время. Например, первый файл назывался BRDWY_36_1139.avi. Это пересечение Бродвея и 36-й улицы, недалеко от Геральд-сквер и места окончания парада в День благодарения. Другой назывался 35W_100_1210.avi, обозначая 35-ю Западную улицу и дом 100.
Я включила первое видео, не совсем понимая, что увижу и что искать. По сообщениям, Кира пропала около 11.45 в районе пересечения Бродвея и 36-й улицы, так что если нумерация файлов верна, это случилось через несколько минут после начала записи.
Сперва я увидела зонтики. Сотни зонтов, повсюду. Я не помнила, шел ли в тот день дождь, но это сильно затрудняло съемку с камер наблюдения.
Видео было снято с точки на несколько метров выше зонтов, под которыми люди ждали парада. Их было так много, что картинка напоминала яркий ковер, который покачивался и колыхался кадр за кадром, а вдали угадывались пряничные человечки, шествующие по центру улицы. По другую сторону процессии за серой металлической оградой стояли люди в плащах и с зонтиками. Над ними возвышалось здание Хайер-билдинг, и я без труда сориентировалась. Камера снимала сцену, делая фотографии каждые две секунды, поэтому между кадрами были большие промежутки.
В центре среди черных зонтов выделялся неподвижный светлый зонт в непосредственной близости от камеры. Я несколько раз перематывала видео вперед, чтобы убедиться, что вся запись такая. Единственное изменение – цветовая композиция искусственного ковра, а пряничные человечки сменились мажоретками. Я искала Мэри Поппинс, раздающую воздушные шарики на углу 36-й улицы, но камера не захватывала этот участок.
Мое внимание привлекала мажоретка, которая подошла к ограждению, расположенному ближе всего к камере, и задержалась там на несколько секунд, как бы маша рукой человеку с белым зонтиком. Я просмотрела все шесть минут записи, вглядываясь в происходящее, насколько позволяла камера: жесты, изменения в положении зонтов, скорость, с которой они двигались, но ничего примечательного не происходило. Затем между ними неожиданно пробежал человек – туда, где за несколько минут до этого остановилась мажоретка. Затем зонт исчез, по-видимому упав на землю в промежутке между кадрами, и я увидела лицо Грейс Темплтон, матери Киры.
Изображение было не особенно четким, но на ее лице угадывалось неверие. На следующем кадре ему на смену пришел ужас. Рядом показался Аарон Темплтон, который словно что-то говорил ей. Затем они оба появились в нескольких метрах справа, между двумя зелеными зонтиками, а потом и вовсе исчезли за пределами видимости камеры.
Внутри меня все сжалось. Я представить не могла, что они чувствовали в тот момент. Потом на всякий случай снова просмотрела эти моменты, но ничего нового не обнаружила.
Открыв pdf-документ, я поняла, что это отчет о поступлении Грейс Темплтон в больницу Белвью. По всей видимости, у нее случился острый приступ панической атаки, и ее привезли туда на «Скорой». Время поступления – 12.50, вскоре после исчезновения Киры. Там был указан ее номер социального страхования, адрес в Дайкер-Хайтс и телефон контактного лица, Аарона.
Я выписала названия остальных видеофайлов на листке бумаги и огляделась в поисках карты города. Отыскав ее наконец, отметила точные места, откуда велась запись с камер наблюдения. Они все сосредоточились на 35-й улице: здесь было с десяток видео с разных частей улицы за несколько минут до и после пропажи девочки. Все указывало на то, что расследование продвигается в этом районе, и я обвела всю улицу на карте.
Мое внимание привлек документ с расширением jpg, прикрепленный к письмам, и только несколько секунд спустя я осознала, на что именно смотрю.
Это была фотография кучи одежды на бежевом мраморном полу. Поверх виднелись небольшие пряди темных волос. Изображение встревожило меня: неужели тело найдено, но пресса еще не в курсе? Было ли в расследовании нечто, о чем не сообщали публично? В те годы нездорового интереса к подобным вещам было гораздо меньше, чем сейчас. Просочившаяся в газеты информация всегда была обоснованной и публиковалась для помощи расследованию, но эта реальность должна была вот-вот измениться навсегда. Дело Киры стало краеугольным камнем, на котором будет строиться журналистика следующих нескольких лет, и колесо было приведено в движение тем самым выпуском «Пресс», лежавшим рядом с моим компьютером. Фотография на первой полосе то и дело притягивала мой взгляд, и, казалось, будто Кира смотрит на меня в ответ и шепчет:
– Тебе меня не отыскать.
Следующие несколько часов я провела за просмотром и анализом видео с камер, но зацепок не обнаружила. Правда, имевшиеся у меня данные едва ли могли дать какие-либо подсказки или пролить свет на дело. Похоже, материалы, которые переслал профессор Шмоер, были направлены на отвлечение внимание или что человек в полиции, который передал пакет информации в «Дэйли», приберег сенсацию на потом.
Уже было почти три часа ночи. Я пометила крестиком и вычеркнула те точки на карте, где камеры не давали никаких подсказок. Например, там были записи из двух мини-маркетов, где было видно только, как люди проходят мимо витрин. Я также посмотрела съемку внутри супермаркета, где ничего значимого не происходило, и из пиццерии «Пронто пицца», которая недавно открылась на углу Бродвея и 36-й улицы.
Один из видеофайлов был сохранен в другом формате. Его название, CAM_4_34_PENN.avi, мне ни о чем не говорило. Я не сразу разобралась в происходящем: кадры здесь сменялись плавнее, чем на предыдущих видео, но качество изображения было куда хуже. Фокус казался смазанным, что придавало записи полупрозрачную дымку, сквозь которую трудно было пробиться. Черно-белая сцена показывала платформу станции метро, где несколько человек ожидали прибытия поезда. Видео длилось всего две минуты сорок пять секунд, и едва ли такая короткая съемка чем-то могла мне помочь. Какая-то женщина в колпаке Санта-Клауса стояла у одной из железных колонн, на заднем плане беседовала пара мужчин в костюмах, бездомный лежал на скамейке в трех колоннах от женщины. Здесь были и другие пассажиры, но камере удалось запечатлеть только их ноги в верхнем углу кадра.
Внезапно появился поезд, и камеру затрясло, пока он не остановился. В этот момент в зоне видимости появилась пара средних лет с маленьким ребенком, одетым в белые брюки и темное пальто. Я насчитала шестнадцать человек, выходящих из вагона в центре кадра. Следом пара с ребенком и остальные пассажиры вошли в вагон. Вскоре поезд отъехал от станции, люди исчезли, и на платформе остался только бездомный, смотревший в пустоту, будто ничего не произошло.
Глава 13
Только потеряв кусочек, понимаешь, что головоломка больше не имеет смысла.
26 ноября 1998
Следующие несколько часов Аарон прочесывал округу, ища Киру повсюду. Если ему встречалась семья с маленьким ребенком, он подбегал к ним в надежде снова увидеть дочь. Свидетели позже рассказывали полиции, что видели, как Аарон в отчаянии выкрикивает имя Киры снова и снова, но город не отвечал на мольбы. Сотрудники департамента полиции Нью-Йорка также обыскивали каждый уголок, ползали по земле, заглядывали под машины, заходили в подъезды – вдруг она сидит одна-одинешенька на лестничной клетке? Но шли часы, наступала ночь, лампочки и фонари загорались, чтобы противостоять тьме в сердце Аарона, чей голос превратился теперь в едва слышный душераздирающий шепот.
В час ночи полицейский обнаружил Аарона на пересечении 42-й и Седьмой улиц – тот лежал рядом с пожарным гидрантом и безутешно рыдал. Мужчина не знал, где еще искать. Он пробежал, не замолкая ни на минуту, с востока на запад от 28-й до 42-й улицы. То и дело возвращался на середину дороги – перекресток 36-й улицы, где все и произошло. Обыскивал окружающие парки, он выкрикивал имя Киры на станциях метро, молил бога, в которого не верил, и заключал договоры с демонами, которых даже не существовало. Ничего не сработало, как и всегда в реальном мире, где жизни обрываются, а мечты рушатся без предупреждения.
Репортер «Си-би-эс», снимавший трансляцию парада «Мэйсис», перехватил сигнал тревоги по полицейскому радио и снял, как Аарон в исступлении носится из стороны в сторону. На следующий день эта нарезка использовалась для открытия утренних новостей, где ведущая бесстрастным механическим голосом сообщила: «Со вчерашнего дня продолжаются поиски трехлетней Киры Темплтон, которая пропала во время парада в День благодарения в центре Манхэттена. Если вы что-то видели или у вас есть информация, пожалуйста, свяжитесь со службой «ЭМБЕР Алерт» для поиска пропавших детей, номер которой вы видите на экране». Затем, не меняя ни тона, ни выражения лица, она перешла к новости о пробке на Бруклинском мосту из-за строительных работ на другом берегу Ист-Ривер. В этот момент редакции всех городских СМИ бросились искать изображения измученного отца, приводя в движение механизм сенсации.
Аарон посмотрел на мобильный телефон, который громко звонил, пробиваясь сквозь его горе, и увидел несколько пропущенных звонков с неизвестного номера, пока полицейский помогал ему подняться на ноги.
– Да?
– Я звоню из больницы Белвью. Нам пришлось доставить сюда вашу жену, чтобы проконтролировать приступ. Она стабильна уже несколько часов и просит выписать ее. Сэр? Вы меня слышите?
Аарон перестал его слушать еще на первой фразе. Перед ним стоял тот самый полицейский, который показал ему одежду Киры в подъезде дома номер 225, и, хотя он не мог вспомнить его имени, печальный взгляд и серьезное выражение лица разрушили все надежды. Алистер покачал головой, и Аарон расшифровал это как самое горькое сообщение, которое он только мог получить.
Он зарыдал.
Аарон рыдал, пока сотрудники полиции не подвели его к машине с включенной сиреной и не усадили внутрь. Они предложили отвезти его в больницу к жене и пообещали, что все свободные подразделения продолжат прочесывать местность в поисках Киры. По дороге в больницу мужчина не мог вымолвить ни слова и вглядывался в тени на улице, надеясь увидеть свою дочь на каждом перекрестке. Когда они приехали, его молча провели через больницу, и на другом конце длинного коридора с белым полом и стенами в ожидании с серьезным видом стояла Грейс, но, увидев мужа, она поняла, что Киры рядом с ним нет. Женщина бросилась к Аарону, крича «моя малышка, моя малышка!», и ее вопли разнеслись эхом по зданию, как это бывает только при самых плохих новостях. Плач матери навсегда остался в памяти медсестер, пациентов и врачей, которые оказывали ей помощь. Люди здесь привыкли к смерти, к борьбе с болезнью, к тому, как по капле утекает жизнь, но не к этому крику безысходности, не к тому, как надежда в одно мгновение сменяется отчаянием. Подбежав к Аарону, Грейс замолотила по его груди, и он молча сносил ее удары, не чувствуя боли, потому что уже чувствовал себя мертвым, уже опустился на самое дно, и ждал с залитым слезами лицом, пока не иссякнут крики и обвинения жены.
Глава 14
Зачастую надежде довольно соломинки.
