– Быть такого не может. Нас тут круглые сутки стережет охрана из сорока госагентов, плюс целый автопарк для нашей перевозки.
– Можете идти, если хотите, – еще более сердито заявил А1, – но я вас защищать не буду. И вы должны подписать отказ от нашей защиты.
– Принесите, и я подпишу.
Агент вышел в другую комнату за бумагой, а мы сочли, что лучше всего будет воспользоваться его отсутствием и сбежать из отеля. Бегом спустившись по лестнице, мы поймали такси и еще двадцать минут провели в пути в посольство США. В это время, в восемь утра, у ворот уже образовалась длинная очередь: все эти люди собирались подать заявление на американскую визу.
МОИ НЕРВЫ БЫЛИ НА ПРЕДЕЛЕ. НА ХОДУ ОБЪЯСНЯЯ, ЧТО ПРИШЕЛ НЕ ЗА ВИЗОЙ, Я ПРОТИСНУЛСЯ ЧЕРЕЗ ОЖИДАЮЩУЮ ТОЛПУ. ДОБРАВШИСЬ ДО БУДКИ У ВХОДА, Я ДОСТАЛ БУМАЖКУ С ТРЕМЯ БУКВАМИ «А» И ПОДНЕС ЕЕ К ТЕМНОМУ ПУЛЕНЕПРОБИВАЕМОМУ СТЕКЛУ.
Тотчас же четверо мускулистых мужчин начали фотографировать нас с Фернандо. Я не сказал ни слова, и вскоре один из них подошел и приказал следовать за ним.
Они не спросили ни имени, ни удостоверения личности, не стали обыскивать меня и даже не заставили проходить через металлоискатель. Три буквы «А», очевидно, были чем-то вроде охранного пропуска, гарантии безопасного прохода. Из-за паники мне даже в голову не пришло задуматься, что за дела были у брата моего отца с правительством США.
Я было собрался занять место в зале ожидания, когда появился немолодой, совершенно седой и очень серьезный мужчина почти с теми же словами:
– Я Джо Тофт, глава Управления по борьбе с наркотиками по Латинской Америке[3 - Управление по борьбе с наркотиками (англ. Drug Enforcement Administration, DEA) – с 1973 года агентство в составе министерства юстиции США, занимающееся борьбой с наркоторговлей. Джо Тофт возглавлял колумбийское бюро DEA до 1994?г. и сыграл решающую роль в ликвидации Пабло Эскобара и Медельинского наркокартеля. (Прим. ред.)]. Следуйте за мной.
Он привел меня в ближайший офис и, едва закрыв дверь, спросил, что мне нужно.
– Я пришел просить о помощи, потому что они собираются убить всю нашу семью. Мой дядя Роберто велел сказать, что это он послал меня.
– Наше государство не может гарантировать вам какую-либо помощь, – заявил Тофт сухо и отстраненно. – Самое большее, что я могу сделать – порекомендовать вам судью в Штатах, который оценит ваши шансы на получение вида на жительство в нашей стране в обмен на ваше сотрудничество.
– Какое сотрудничество? Юридически я несовершеннолетний! – Я удивился: мне было только семнадцать.
– Вы можете очень помочь нам… – чуть улыбнулся Тофт. – Информацией.
– Информацией? Какого рода?
– О записях вашего отца, разумеется.
– Убив его, вы убили и все его записи, – теперь уже я говорил почти отстраненно.
– Я вас не понимаю, – сказал чиновник.
– В день, когда вы организовали смерть моего отца… Он хранил все важные сведения в своей памяти. Теперь он мертв. Единственное, что он доверял бумаге – информация о номерных знаках и домашних адресах своих врагов из картеля Кали[4 - Картель Кали (1977–1998) – колумбийский наркокартель, созданный Хильберто и Мигелем Орехуэла и Хосе Сантакрусом Лондоньо по прозвищу Чепе. Картель в равной мере занимался наркоторговлей, вымогательством, похищениями, убийствами и незаконным оборотом оружия. До 1993 года воевал с Медельинским наркокартелем. (Прим. ред.)], но эта информация уже пару недель есть у колумбийской полиции.
– Ну, это судье решать, примут вас в США или нет.
– Тогда нам больше не о чем разговаривать. Большое спасибо.
Прощаясь, глава Управления по борьбе с наркотиками вручил мне визитную карточку:
– Если вы что-нибудь вспомните, не стесняйтесь, звоните.
На выходе из посольства США в моей голове вспыхнули новые вопросы. Эта внезапная встреча никак не улучшила нашу плачевную ситуацию, но, тем не менее, открыла глаза на то, о чем раньше мы и не подозревали: дядя Роберто был тесно связан с американцами. Американцами, которые всего три недели назад предлагали пять миллионов долларов за поимку отца. Которые направили в Колумбию все возможные военные мощности, лишь бы его схватить.
Я не мог поверить, что родной брат моего отца мог сотрудничать с нашим врагом номер один. То, что реальность оказалась именно такова, породило новые сомнения. Я не мог не задаваться вопросом: а что если Роберто, правительство США и группировка Лос Пепес[5 - Лос Пепес (исп. Los Pepes, акроним исп. Perseguidos por Pablo Escobar – «Преследуемые Пабло Эскобаром») – колумбийская во- оруженная группировка противников наркобарона Пабло Эскобара. Вела войну против Медельинского наркокартеля в начале 1990-х годов, уничтожила более 300 его сторонников. (Прим. ред.)] сговорились против моего отца?
Эта теория все еще казалась безумной, но не невозможной, и теперь она заставила нас пересмотреть события, о которых мы раньше не особо задумывались. Когда мы с отцом прятались в загородном доме в холмах Белена, шестнадцатой коммуны Медельина, моего двоюродного брата Николаса Эскобара Уркихо, сына Роберто, похитили. Днем 18 мая 1993 года его схватили и увезли в придорожный ресторан «Катиос» на границе муниципалитетов Калдас и Амага в департаменте Антьокия.
Эту новость мы узнали, когда нам в панике позвонили родственники. Мы успели нарисовать себе дюжину самых ужасных сценариев, поскольку, исполненные рвения найти отца, Лос Пепес уже не раз нападали на членов нашей семьи со стороны как отца, так и матери. По счастью, где-то в десять вечера похитители отпустили Николаса целым и невредимым недалеко от отеля «Интерконтиненталь» в Медельине, и паника утихла сама собой.
Из-за того, что мы находились в бегах, мы все меньше и меньше общались с остальной семьей. Поэтому о похищении Николаса мы со временем и вовсе забыли, хотя и задавались вопросом, как же ему удалось выбраться живым: если судить по динамике войны между Лос Пепес, отцом и всеми желающими его убить, похищение, по сути, равнялось смертному приговору.
Если всерьез задуматься, как Николас смог спастись, этот вопрос превращался в другой: что получили Лос Пепес за то, что отпустили его всего через несколько часов после похищения? Насколько вероятно, что Роберто заключил сделку с врагами своего брата в обмен на жизнь сына?
Подтверждение этого союза я получил в августе 1994 года, через восемь месяцев после визита в посольство США. Вчетвером с матерью, сестрой Мануэлой и моей девушкой Андреа мы отправились посмотреть, что же осталось от нашего основного владения – Неапольской усадьбы[6 - Неапольская усадьба (исп. Hacienda Napoles) – поместье Пабло Эскобара площадью около 20 кв км, построенное в 1978 году недалеко от города Пуэрто-Триунфо. Включает частный зоопарк, несколько озер, гоночную трассу, аэропорт и арену для боя быков. Именно здесь Эскобар и его семья проводили большую часть времени.]. Генеральная прокуратура дала разрешение на эту поездку, поскольку матери было нужно встретиться с влиятельным местным наркобароном и передать ему часть отцовской собственности. В один из тех вечеров мы шли по старой взлетно-посадочной полосе усадьбы, когда нам позвонила тетя по отцовской линии, Альба Марина Эскобар, и сообщила, что хочет встретиться с нами ночью, чтобы обсудить одно срочное дело.
Мы сразу же согласились: в нашей семье слово «срочно», как правило, означало, что чья-то жизнь в опасности. Той же ночью тетя прибыла в поместье совсем без багажа. Мы встретили ее в доме управляющего, единственном здании, пережившем войну. Госагенты, охранявшие нас, остались ждать снаружи, и мы направились в столовую, где угостили тетю мясным рагу. Затем она намекнула, что будет говорить со мной и матерью.
– У меня для вас сообщение от Роберто.
– Что случилось? – с тревогой в голосе спросил я.
– Ничего, кроме радости! Вам всем могут дать визы в США.
– Отлично! Но как ему это удалось?
По ее лицу пробежала тень.
– Конечно, не сразу. Сначала нужно кое-что сделать.
Ее тон совершенно не внушал доверия.
– Все просто… Роберто поговорил с людьми из Управления по борьбе с наркотиками… И они попросили его об одном одолжении в обмен на визы для всех вас. Все, что вам нужно сделать, – это написать книгу. Неважно, о чем, главное – упомянуть в ней имена твоего отца и Владимиро Монтесиноса[7 - Владимиро Ленин Ильич Монтесинос Торрес (исп. Vladimiro Lenin Ilich Montesinos Torres; род. 20 мая 1946 г.) – глава национальной службы безопасности Перу в 1992–2000 годах. (Прим. ред.)], это глава спецслужбы президента Перу Фухимори[8 - Альберто Кэнъя Фухимори (исп. Alberto Ken'ya Fujimori Inomoto; род. 28 июля 1938 г., Лима, Перу) – президент Перу в 1990–2000 годах, этнический японец. (Прим. ред.)]. Кроме того, должно быть написано, что вы видели его здесь, в Неапольской усадьбе, что он разговаривал с Пабло, и что Монтесинос прилетел сюда на самолете. Все остальное неважно.
– Если честно, тетя, новости не такие уж хорошие, – перебил я.
– Что ты хочешь сказать? – Она искренне удивилась. – Разве вам не нужны визы?
– Одно дело, когда Управление по борьбе с наркотиками просит нас рассказать правду. С этим у меня нет никаких проблем. Но совсем другое – когда меня просят солгать ради чьих-то коварных целей.
– Да, Марина, – вступила мать, – то, чего они от нас хотят, и правда довольно сложно сделать. Как нам обосновать рассказы о том, чего никогда не было?
– Да какая разница? Может, вам не нужны визы? Вы не знакомы ни с Монтесиносом, ни с Фухимори, какая вам разница, что рассказывать о них? Вы хотите спокойной жизни. Вам говорят, что Управление по борьбе с наркотиками будет очень вам признательно, и что как только вы выполните эту просьбу, вас в США никто не побеспокоит. Вам даже предлагают возможность взять с собой деньги и тратить их как угодно, без какого-либо вмешательства со стороны правительства!
– Марина, я не хочу ввязываться в новые проблемы, распуская фальшивые слухи.
– Бедный Роберто, он так старается вам помочь! Он нашел для вас лазейку, а вы отказываетесь!
Той же ночью Альба Марина в раздражении покинула усадьбу.
А еще через несколько дней, уже по возвращении в Боготу, мне позвонила бабушка Эрмильда. Она сказала, что находится в Нью-Йорке с Альбой Мариной как туристка, и спросила, не привезти ли мне оттуда чего-нибудь. По своей тогдашней наивности я даже не задумался поначалу, что может означать ее звонок из США, и просто попросил ее купить несколько флаконов одеколона, недоступного в Колумбии.
Но как только я повесил трубку, я почувствовал себя не в своей тарелке. Каким образом бабушка могла оказаться в Соединенных Штатах всего через восемь месяцев после смерти отца, если, насколько мне было известно, визы всех членов семей Эскобар и Энао[9 - Энао (исп. Henao) – семья жены Пабло Эскобара, Марии Виктории. Брат сеньоры Виктории, Карлос Марио Энао Вальехо, был членом Медельинского картеля. (Прим. ред.)] были аннулированы?
Складывалась уже целая серия событий, в которых мои родственники оказывались, по-видимому, как-то связаны с врагами отца. Но постоянная борьба за выживание не давала нам ни задуматься об этих подозрениях, ни найти какие-то подтверждения.
Несколько лет спустя, живя в изгнании в Аргентине, мы были шокированы новостью о том, что президент Перу Альберто Фухимори бежал в Японию и сообщил о своей отставке по факсу.
За неделю до этого журнал «Камбио» опубликовал интервью, в котором Роберто утверждал, что мой отец влил миллион долларов в первую президентскую кампанию Фухимори в 1989 году. Дядя также заявил, что деньги были отправлены через Владимиро Монтесиноса, который, по его словам, посещал наше имение несколько раз, и добавил, что Фухимори обещал, что, став президентом, он облегчит моему отцу торговлю наркотиками со стороны Перу. В конце интервью Роберто отметил, что доказательств у него, разумеется, нет, поскольку «мафия не оставляет следов».
Несколько недель спустя в книжные магазины поступила и 186-страничная книга Роберто Эскобара «Мой брат Пабло», изданная «Кинтеро Эдиторес», которая «воссоздавала» историю связей отца с Монтесиносом и Фухимори.
В двух главах Роберто описывал визит Монтесиноса в Неапольскую усадьбу, планирование торговли кокаином с Перу, вливание миллиона долларов в кампанию Фухимори, телефонные звонки нового президента отцу с изъявлениями благодарности и сотрудничество в обмен на экономическую помощь. Сильнее всего меня зацепила одна фраза в конце книги: «Монтесинос знает, что я это знаю. И Фухимори знает, что я это знаю. Именно поэтому оба они лишились власти».
Роберто рассказывал о событиях, которым он якобы был свидетелем, однако ни я, ни мать ни разу не видели и не слышали ничего подобного.
Я не знаю, эту ли книгу нам предлагали написать в обмен на визы в США. Единственное подтверждение своих предположений я получил лишь в 2003 году, да и оно было косвенным.
Итак, зимой 2003 года мне позвонил журналист-иностранец, в разговорах с которым я пару раз позволял себе обмолвиться о подозрениях насчет дяди и его связи с США. Он буквально кричал в трубку:
– Мне совершенно необходимо рассказать, что со мной только что произошло! Именно вам! Нет никаких сил ждать до завтра!
– Ну же, что случилось?
– Я только что ужинал в Вашингтоне с двумя бывшими агентами Управления по борьбе с наркотиками, участвовавшими в охоте на вашего отца! Я встречался с ними, чтобы обсудить возможный телесериал о жизни и смерти Пабло Эскобара.
– Хорошо, но что случилось? – повторил я.
– Оказалось, они знают действительно много, и я решил, что это прекрасная возможность обсудить вашу теорию о предательстве дяди. И это правда! Я поверить не мог, когда они подтвердили, что он активно способствовал смерти вашего отца!
– Вот видите! Я был прав!
И действительно – как еще можно объяснить, что мы единственные из семьи Пабло Эскобара жили в изгнании? Роберто всегда спокойно жил в Колумбии, как и мои тетки. Их никто не преследовал. Никто.
2
Куда делись деньги?
После мучительной и насыщенной событиями поездки на похороны моего отца в Медельине мы вернулись в резиденцию с твердым намерением вести, насколько это возможно, нормальную жизнь.
Последние двадцать четыре часа оказались для нас с матерью и сестрой самыми тяжелыми в жизни. Жгучая боль потери, тем более столь жестокой, терзала нас, и похороны лишь подлили масла в огонь.
Дело в том, что спустя несколько часов после личного звонка Аны Монтес, главы Генеральной прокуратуры нации[10 - Генеральный прокурор нации (исп. la directora Nacional de Fiscal?as) – глава «публичного министерства» в составе Генеральной прокуратуры (Генеральной фискалии, исп. Fiscal?a General de la Naciоn). (Прим. ред.)], сообщившей нам о смерти отца, мы связались с кладбищем Кампос-де-Пас в Медельине, и они отказались его хоронить. Вероятно, то же самое произошло бы и с Хардинес-Монтесакро[11 - Хардинес-Монтесакро (исп. Cementerio Jardines Montesacro), также Сады Монтесакро – одно из центральных кладбищ Медельина; помимо Пабло Эскобара здесь похоронены несколько его родственников. (Прим. ред.)], но нам повезло: этим кладбищем владели родственники нашего тогдашнего адвоката Франсиско Фернандеса. Бабушка Эрмильда владела там двумя участками, где мы и решили похоронить отца и Лимона – телохранителя Альваро де Хесуса Агуделу, бывшего с ним перед смертью.
Давным-давно отец строго приказал: «Когда я умру, не приходите на мои похороны, беда будет подстерегать вас и там». Он требовал, чтобы мы даже цветов ему не приносили, и едва ли не запретил посещать могилу в принципе. И тем не менее мать настаивала – пусть даже «против воли Пабло».
– Что ж, тогда мы все поедем, – сказал я, – а если нас убьют, так тому и быть.
В сопровождении двух телохранителей, назначенных прокуратурой, мы отправились в Медельин. Пришлось арендовать небольшой самолет. В аэропорту Олайя Эррера десятки журналистов так рвались запечатлеть наше прибытие, что мы едва смогли приземлиться: они выбегали на взлетно-посадочную полосу, пока самолет все еще находился в движении, даже не думая о рисках. Мать и сестру посадили в красный внедорожник, меня и Андреа – в черный, но нам стоило немалых усилий пробраться через эту толпу.
Я и подумать не мог, что столько людей придет на похороны моего отца. Люди из низших слоев питали к моему отцу немалую любовь – на мой взгляд, вполне заслуженную, – и теперь я снова стал тому свидетелем. Я был глубоко тронут, когда услышал то же самое, что люди скандировали, когда он открывал спортивные площадки или поликлиники в бедных районах: «Пабло! Пабло! Пабло!»
В мгновение ока десятки людей окружили наш внедорожник и начали колотить по нему, не переставая двигаться к месту, где должен был быть похоронен отец. Один из телохранителей спросил, не собираюсь ли я выйти, но я, осознавая возможную опасность, решил все-таки подождать мать и сестру в центральной конторе кладбища. Невольно я вспомнил предостережение отца и понял, что единственное мудрое решение сейчас – отступить.
Мы всего на несколько минут зашли в кабинет: почти сразу нас догнала рыдающая в панике секретарша. Кто-то позвонил в контору, едва мы припарковались, и сообщил о готовящемся нападении. Мы выбежали из здания, снова сели в черный джип и оставались там до завершения похорон. Я был едва в тридцати метрах, и все равно не мог присутствовать на службе, не мог попрощаться с отцом.
Вскоре приехали мать с сестрой, и мы отправились в аэропорт, чтобы вернуться в Боготу. Я чувствовал себя в полной мере побежденным и униженным. Помню, однако, как за несколько кварталов от нашего отеля машины встали на светофоре, и через пуленепробиваемые стекла я увидел, как на улице безудержно смеется какой-то мужчина. Не сразу я осознал, что у него отсутствуют все четыре конечности, но эта суровая картина привела меня к совершенно новой мысли: если этот бедолага не утратил способности смеяться, то у меня тем более нет причины чувствовать себя настолько плохо. Лицо того незнакомца осталось навсегда в моей памяти, как будто Бог собственными руками поместил его туда, придав мне сил.
По возвращении в резиденцию «Такендама» мы поняли, что покой, который мы надеялись обрести после похорон отца, был бы в лучшем случае мимолетен и что вот-вот мы погрузимся в житейскую суету. Оглушенные скорбью по отцу, окруженные тайными агентами, осаждаемые множеством журналистов, подстерегавших нас буквально на каждом углу, мы осознали: заключение, пусть даже в отеле, а не в тюрьме, обещает быть трудным.
ТОГДА ЖЕ МЫ НАЧАЛИ ПОСТЕПЕННО ОЩУЩАТЬ НЕХВАТКУ ДЕНЕГ. ОТЕЦ УМЕР, И НАМ НЕ К КОМУ БЫЛО ОБРАТИТЬСЯ ЗА ПОМОЩЬЮ.
После возвращения из неудачной поездки в Германию 29 ноября мы поселились в фешенебельном отеле в центре Боготы и, стремясь уменьшить риск нападения, сняли весь двадцать девятый этаж, хотя сами занимали только пять комнат. Наше финансовое положение пошатнулось в середине декабря, когда гостиница выставила нам первый счет за проживание и питание, в который, к нашему удивлению, также включили питание агентов государственной службы безопасности.
Сумма была просто астрономической из-за огромного количества еды и напитков, заказанных охраной. Они ели креветок, омаров, тушеных моллюсков и дорогое мясо, заказывали всевозможные крепкие напитки, чаще всего виски. Складывалось ощущение, что они специально выбирали самые дорогие позиции в меню.
Мы, разумеется, оплатили счет, но наша тревога продолжала расти, а решения не находилось. Но нам показалось, что в этой черной полосе наметился просвет, когда однажды нас навестили мои тети Альба Марина и Лус Мария; последняя приехала с мужем Леонардо и детьми – Леонардо, Мари Лус и Сарой. Пусть мы и не виделись несколько месяцев и не были особо близки, мы все равно были рады их визиту. Младшей сестре, наконец, нашлось с кем поиграть в куклы: к тому времени она почти год провела взаперти, не имея возможности даже выглянуть в окно, не зная, где она, и не получая понятных объяснений, почему ее и нас постоянно окружают порядка двадцати вооруженных до зубов мужчин.
За обеденным столом мы описали, через что нам пришлось пройти в последние несколько недель, и моя мать упомянула о том, как беспокоит ее денежный вопрос. Мы говорили об этом достаточно долго, и сострадание, проявленное папиной родней, привело меня к мысли, что Альба Марина могла бы нам помочь забрать деньги, спрятанные отцом в двух тайниках на участке, который мы называли «голубым домом». Я подумал, что пора это сделать, чтобы хоть какое-то время не переживать о финансах.
Однако комнаты, в которых мы жили, по-прежнему находились под зонтиком государственной слежки. Прослушивали не только телефонные разговоры, – я был более чем уверен, что повсюду спрятаны микрофоны. Я несколько раз пытался их найти – со всем возможным рвением, но, увы, безуспешно: разбирал лампы, телефоны, мебель и все, что казалось мне подозрительным, даже ковырялся в розетках. Но все, чего я достиг – короткое замыкание, отключившее электричество на всем этаже. Я рассчитывал прошептать свой секрет тете на ухо, но все же сначала включил телевизор и прибавил громкость.
Однажды ночью во время нашего удушающего заточения в голубом доме отец в каком-то смысле провел инвентаризацию своих финансов. Когда все спали, он привел меня к двум тайникам, которые устроил в доме, и показал ящики, в которых были спрятаны деньги. По его словам, кроме него и теперь меня, единственным, кто о них знал, был «Толстяк» – один из самых доверенных его людей. Затем отец добавил, что никто и никогда не должен узнать об этом – даже мать с сестрой, и уж тем более его братья и сестры.
По его словам, в двух тайниках было достаточно денег, чтобы выиграть войну и поставить нас на ноги после нее, так что мы должны были пользоваться ими разумно. Он также сказал, что некоторое время назад отправил шесть миллионов долларов своему брату Роберто: три на расходы брата, пока тот был в тюрьме, а остальные три – на случай, если позже они понадобятся нам. Роберто было приказано передать нам эти деньги, если с отцом что-нибудь случится.
Закончив свой рассказ, я перешел к делу:
– Тетушка, ты могла бы съездить в Медельин и забрать деньги из этих двух тайников? У нас нет никого больше, кого мы могли бы попросить, и нам некуда идти.
Альба Марина, известная решительным нравом, согласилась сразу. Я описал ей расположение тайников в голубом доме и велел никому ничего не говорить, поехать туда одной, ночью, желательно на чужой машине, навернуть несколько кругов, прежде чем заехать во двор, и следить за зеркалами заднего вида, чтобы убедиться, что никто ее не преследует. В конце концов я написал Толстяку, что разрешаю тете забрать деньги.
После инструктажа я спросил, не боится ли она.
– Меня не запугать. Я отправлюсь за этими деньгами, где бы они ни были, – ответила она твердо.
Марина вернулась через три дня, но выглядела уже не столь уверенно. Она поздоровалась, глядя в пол, и, заподозрив, что что-то пошло не так, я взял ключи от одной из пустых комнат на этаже, чтобы поговорить один на один.
– Хуан Пабло, в голубом доме почти не было денег, вот и все, – выпалила она.
Несколько минут я в растерянности молчал. Ее слова показались мне правдивыми, и вся ярость обернулась на Толстяка, который наверняка перерыл весь дом, но нашел отцовские тайники.
Конечно, исчезновение денег вызвало море вопросов, но на тот момент у нас не было ни причины, ни возможности оспорить тетину версию. До тех пор я никогда в ней не сомневался, так как множество раз убеждался в ее верности отцу. Но так или иначе, родственники отца так и не помогли нам с решением денежного вопроса.
В середине марта 1994 года, через три месяца после переезда в резиденцию «Такендама», мы попытались уменьшить расходы и сняли большую двухэтажную квартиру в районе Санта-Ана, рассчитывая в разумные сроки упорядочить наше положение. Проблема была не только в деньгах, которых оставалось все меньше, но и в том, что мы по-прежнему были в опасности, и потому нас постоянно окружала охрана из агентов различных ведомств.
