Энграм Хардин бросается по ступеням к ней, берет ее рюкзак и закидывает его себе на плечо.
– Ты ужасен, – констатирует Брайт.
– Не преувеличивай! – хохочет он. – Я очень даже привлекательный, по мнению абсолютного большинства, и, даже если ты скажешь, что это не так, я тебе не поверю. Тебе уже снилось, как я тебя целую? Нет? Ну, я подожду.
Брайт снова закатывает глаза и предпочитает не отвечать, пока Энграм Хардин нагло рассматривает ее рюкзак. На его идеальном, кукольно красивом личике – следы взрыва магии Брайт, кажется, неудачно отлетевшая щепка послужила невольной виновницей глубокого пореза. У Брайт ни одной травмы. А старосты пострадали прилично, по крайней мере им всем необходимы душ и стирка формы.
– Так-та-ак… – тянет он. – Кто?то любит грязную музыку?
– Тебе откуда знать, истинный аристократ? – Брайт качает головой, не обращая внимания на Энграма, который нагло ковыряет нашивки, тянет лямки рюкзака, будто проверяя на прочность. – Чего ты там рассматриваешь? Он не в твоем стиле, присмотри представительский кожаный портфельчик.
– Не делай вид, что знаешь меня, госпожа Сирена, – заявляет Энг и снова закидывает рюкзак на плечо. – Ты интересная особа. Тебя не исключили за вспышку магии?
– Нет.
– Почему?
– Меня не могут исключить.
Брайт мрачнеет. Глубоко вдыхает пряный воздух и разминает шею, будто та затекла. Кутается в пальто. Сильно пахнет сладкой выпечкой, и Брайт невольно крутит головой. В животе урчит от голода, и хочется кофе; приходится прибавить шагу, чтобы не свалиться в обморок. После такого всплеска магии организм истощен. Выпитая бутылка воды помогла, но не настолько, чтобы прямо сейчас пробежать марафон до деревни и обратно. Это минимум полчаса.
– Это как?
– Я тут в тюрьме. – Из ее горла вырывается насмешливое «ха», а Энг хмурится.
Он вдруг сворачивает с аллеи, ведущей в деревню, и усаживает Брайт на холодную деревянную лавочку.
– Что? Я вообще?то хотела пообедать и идти отбывать принудительные работы.
– Пикник? – улыбается Энг.
– Не интересует.
Но с Энграмом спорить невозможно, он машет руками и призывает к тишине.
– Одна нога здесь, другая там.
В центре парка стоит крошечный деревянный киоск, в котором пухлая волшебница продает сладкие пышные булочки, посыпанные хлопьями миндаля и политые соленой карамелью. Вот откуда божественный запах. И, кажется, волшебница готова обогатиться на обеде, когда студенты вывалят из Академии в поисках еды. Она расставляет на прилавке, которому неведома осенняя прохлада, подносы со сдобой.
– Какой кофе пьешь? – на ходу спрашивает Энграм.
– Черный без сахара, – очень тихо отвечает Брайт и неуверенно улыбается.
Принимать ухаживания оказалось очень просто. Никаких вопросов, обещаний, вторжений в личное пространство. А как теперь поступать? Вернуть Энграму деньги за кофе и булочку? Или друзья такое делают бесплатно? А они друзья? Нет. Они даже не знакомые.
Но очень хочется с кем?то поговорить, чтобы сбросить с больной головы на здоровую, освободить мозги от мусора. Кажется, нужно принять неожиданные дары и заткнуть совесть. А еще душит невероятная благодарность, потому что через пару минут замерзшие пальцы греет стаканчик черного кофе, а на колени теплым котенком ложится бумажный пакетик с тремя булочками.
– Ну что? Я волшебник?
– Нет, – вздыхает Брайт, с наслаждением глядя на булочку. – Ты богатенький мальчишка, который все делает по?своему.
– А ты ешь и плати мне за булочки рассказами, – смеется он, хоть ничего смешного никто и не сказал.
– Ты все время смеешься? Это странно.
– Я не пойму, госпожа Сирена, ты что, никогда не влюблялась?
Брайт давится кусочком миндаля и отставляет на лавочку кофе.
– Ты что несешь?
Надо бы схватить вещи и бежать, но кофе с булочкой хочется куда больше.
– Ладно, понял, не время для страстных признаний.
Он издевается. Но Брайт даже в шутку не готова слушать такую чепуху.
– Так почему ты в тюрьме? Нас же тут никто особо не держит.
– Вас тут никто не держит.
Брайт не думает, можно ли такое рассказывать, ей плевать. Она никогда не собиралась ничего ни от кого скрывать, уж точно не от истинных, которые живут в своем прекрасном розово-медовом мире.
– А мой отец – в заложниках у Ордена Пяти, пока не придумает лекарство от болезни, которая убивает таких, как вы. – И Брайт так смело смотрит в глаза Энгу, что тот опускает голову.
– Таких, как они, – поправляет он.
– А ты здоров?
– Ну… – Энг откашливается и дергает плечом. – Я пью таблетки, если ты об этом. Но профилактическую дозу, во избежание развития болезни. – Он будто оправдывается, а потом сдается. – Ну, может, и нет. Может, и обычную. Я не пропускал прием уже лет десять и не знаю, что почувствую.
Он несет какую?то чушь и понимает это, потому выдыхает и быстро говорит:
– Ладно, я болен, но… Слушай, я не верю, что мы болеем из?за того, что живем рядом с иными или типа того. Я не знаю… ладно? Я не расист, и я не прекращал общаться с иными, если ты понимаешь, о чем я, и хуже мне не стало. Значит, Орден врет, верно?
Кажется, его это задевает. Энграм частит, морщится, и Брайт не успевает уследить за мыслью.
– Они нам говорят… это. И я уверен, что это ложь.
– Они говорят, что вы больны, потому что рядом иные?
– Да. Я знаю, что вы думаете иначе. Что это из?за темной магии, что мы так слабы, что не справляемся с силой.
– Энг. Я вообще ничего о вас не думаю. Расслабься. Мне абсолютно ровно на то, кто ты. И я первый раз слышу про темную магию.
– Ну я так…
Брайт улыбается собственным мыслям, потому что только что истинный маг оправдывался перед ней, подумав, что она заподозрила его в расизме или вроде того. Как иронично. Энграм Хардин полон сюрпризов. Это какая?то новая сторона давно изученного вопроса, очень даже любопытная.
– Ну, в общем, ты болен.
– Да.
– А мой отец – Блэк Масон. Он вас всех… полечит. – Она делает большой глоток кофе и морщится, когда он обжигает небо.
– А ты при чем?
– А пока он вас не вылечит, я буду тут под угрозой его смерти, – хмыкает Брайт, чувствуя себя последней сволочью, потому что ей совершенно не жаль траминерских детей.
Голос Энга становится тише, глуше. А булочка отправляется в пакет. Он упирается локтями в колени и сгорбливает спину, будто на нее давит тяжкая ноша.
– Значит, ты тут, а твой отец там?.. Умно, – сухо произносит он, а Брайт с наслаждением закидывает ногу на ногу, делает глоток кофе, снова морщится и кивает.
Ей нравится, что истинным бывает стыдно, это видно по трагично согнувшейся спине Энга. А может, он просто уже поднаторел в том, как клеить иных?
– Там Орден Пяти… тут их дети… будь осторожна. – Он чуть поворачивает голову, глядя на носки ботинок Брайт.
– Что?
– Что слышала. – Энграм откидывается на спинку лавочки и снова берет в руки стаканчик кофе. Греет о него пальцы, но не пьет. – Некоторые из студентов… уже близки к Ордену. В особенности дети Пяти. После отбоя тут иногда такое творится…
– Какое? – невинно улыбается Брайт, понимая, как очевиден сарказм в тоне, но Энг, кажется, не обращает на это внимания.
– Охота. Они называют это охотой, – сдавленно сообщает он.
– А ты?
Он качает головой.
– Твой брат? Я так понимаю, он один из главных старост.
Энг быстро кивает.
– Мой отец тоже… один из Ордена. И он… один из Пяти. Как и Блауэр, и Прето, и Блан.
– И Хейз, – тихо говорит Брайт.
Энграм дергается и отставляет стаканчик, поворачивается к Брайт всем корпусом.
– А от него лучше и вовсе держаться подальше, – говорит быстро и тихо. – Правда, не нарывайся.
– Почему? Он так страшен?
– Он сын Хейза, и этого достаточно. Никто не знает его достаточно хорошо, чтобы сказать, что на самом деле в голове у Рейва. Он самый скрытный из них. Я с детства с ними, и черт его знает, что в голове у этого типа. Блауэр и Прето открыто выражают всё, что думают. Открыто нападают, а чем занимается Хейз – тайна. Держись от него подальше. Эта семья… это они все устроили.
Брайт холодно кивает и морщится. Легко сказать – держись подальше, когда проблемы настигают сами, без постороннего вмешательства.
Глава десятая
Взрыв
ВЗРЫВ
Энергетическое, магическое, физическое воздействие, повлекшее за собой разрушение.
Энграм вызывается проводить до библиотеки и не оставляет, даже когда Брайт уже настойчиво просит его уйти. Тащится за ней внутрь и торжественно обводит стеллажи рукой.
– Вуаля! Место твоего наказания, – улыбается он с гордостью, будто сам, лично все тут построил и расставил книги по алфавиту.
– Спасибо, а теперь про-ва-ли-вай, мне няньки не нужны.
Энграма слишком много, хоть он и пытается быть милым.
– Эй, я не в няньки набиваюсь… Но вдруг станет скучно? Будешь старые книги подклеивать, а я…
– Слушай… – начинает она, но договорить не получается.
– Хардин. – Брайт оборачивается и застывает. В глубине библиотеки, среди стеллажей стоит Рейв Хейз. – Мне кажется или это студентка не твоего факультета? Опекай своих, будь добр.
Опять этот стальной голос. Брайт вздрагивает и поджимает губы.
– Я провожал подругу, – смело говорит Хардин, откидывает кудри со лба, будто павлин расправляет хвост.
– Уже. Проводил, – чеканит Хейз и скрещивает на груди руки. Его голос становится будто еще холоднее, хотя кажется, уже некуда.
Брайт сжимается, хмурится.
– Энг, иди уже. Мне не нужна помощь.
– Тебя встр…
– Не надо меня встречать, ради сил святых, иди! – шипит она, угрожающе глядя в глаза глупому мальчишке с кукольным лицом. А потом поворачивается к Хейзу. – Я сама разберусь со своими «друзьями», не нуждаюсь в посторонней помощи.
Он смотрит с насмешкой, сверху вниз, будто оценивает внешний вид напарницы.
– Я заметил. Не спали библиотеку в приступе самостоятельности.
Его изумрудные глаза мерцают в бархатной библиотечной темноте, и он кажется потусторонним пришельцем. Кожа гладкая, подбородок острый, на лоб падают совсем белые волосы. Они кажутся необычно густыми, завиваются на концах слабыми мягкими полукольцами. Брайт сглатывает.
– Постараюсь.
Рейв высокий, поджарый. Но он крупнее Энграма и не кажется таким мальчишкой. Брайт невольно вспоминает их первую встречу, вот так же, в темноте, она изучала лицо Хейза и не могла оторваться от его глаз, а он слушал ее голос и не мог пошевелиться. Тогда он казался Брайт ровесником, сейчас между ними будто пропасть. Он старше лет на пять, ему уже двадцать три или двадцать четыре.
