Как обычно, возле укрепленного входа в пещеры собралась толпа паломников. Весьма зловещего вида. Некоторые были обнажены, со шрамами на спине от самобичевания. Другие одеты в грубые шерстяные балахоны горчичного цвета, выдающие их религиозную принадлежность. Несколько щеголяли искусственными мехами Скорби, а их головы украшали хирургически вживленные острые стержни, торчащие к небу, будто рога молодых оленей.
По телу Александры пробежала дрожь. Вид этих людей вызывал отвращение; таких страданий не причиняла ей даже собственная болезнь. Тем не менее они избежали самых страшных штаммов вируса, отнимающих рассудок. Это подтверждали многочисленные исследования. Они вели нормальную жизнь, подчинялись заведенному порядку, сохраняли обычные умственные способности и стремились пройти путь Лабиринта по своей собственной воле. Александра поняла, что определение безумия следует откорректировать. В буквальном смысле. Она мысленно отметила, что нужно обсудить этот вопрос с составителями словарей. Одно Александра знала наверняка: она не сумасшедшая.
Паломники Лабиринта заметили Эволюционную стражу значительно позже, чем телохранители. Да и не удивительно, иначе им не доверили бы ее защиту. Фанатики представляли для Божества не меньшую опасность, чем все остальные, если не большую. К тому времени как вопли, стенания и истеричные поползновения прикоснуться к Божеству переросли в беспорядочную суету, охранники заняли идеальное положение. Как всегда, им было приказано не причинять людям серьезных травм. Грязные, потные, израненные наседали со всех сторон, предрассветный воздух сотрясали дикие возгласы, и скоро все слилось в один кошмарный вопль, однако никто не приблизился. Гвардейцы умело маневрировали, применяя в случае необходимости пусковые лучи. Электрический гул лучей и запах озона всегда успокаивали Александру. Она – часть Божества, и никто – ни друзья, ни враги, ни почитатели – не смеет ее обидеть.
Ей расчистили путь к массивной стальной двери, которая служила единственным входом на лестницу, ведущую в глубины земли. Пока она пробиралась между тесными рядами людей, многие не оставляли попыток добраться до нее, падали на колени, толкая друг друга, издавали благоговейные крики. Хотя Александра понимала, что без этого не обойтись, напряжение в животе не ослабевало, и она с трудом сдерживала отвращение при виде распластавшихся на земле скорченных тел, о которые спотыкались охранники.
Открыть серую стальную дверь, залапанную бесчисленными руками паломников, могли только три человека на всем белом свете. С помощью технологий, извлеченных из священных руин; из священных же руин извлекли и вообще все, что привело к установлению власти Божества. В этих технологиях скрывалась могущественная сила. Несведущие называли ее магией. Чудом.
Александра знала точное место, куда нужно приложить руку, распластав ладонь с вытянутыми пальцами. Высокочувствительные сканеры прикрывало тонкое закаленное стекло, и все это больше походило на мистику, чем на реальность. Раздался мелодичный отрывистый стрекот – звук из потустороннего мира для распластавшихся на земле людей. Громкий щелчок, визг металла, и гигантская дверь со скрежетом уехала вправо. Люди восторженно ахали, чувствуя гулкую дрожь земли. Из зияющего входа лилось слабое красноватое свечение, в котором виднелись первые ступени, по спирали спускавшиеся в темноту.
Стражники выстроились вокруг проема, тесно сомкнув ряды, лицами наружу. Пусковые лучи образовывали яркую синюю решетку, удерживающую от нападения даже самых одержимых паломников. Успокаивающий гул лучей непостижимым образом заглушал скрежет двери, уезжающей в бетонную щель.
– Я пойду одна, – заявила Александра и почувствовала, что охранникам этого отчаянно не хочется.
Однако им хватило ума промолчать. Паломники, конечно, поразятся ее храбрости, хотя совершенно безосновательно. Если бы в Глэйд прошел кто-то, кроме Михаила, она бы знала. Никто не проходил. Кроме того, в пещерах хранился солидный арсенал оружия. Нет, надо идти одной. Ей не нужны свидетели того, что может произойти.
Александра переступила через порог, поставив ногу на незаметный выступ, включающий механизм закрытия двери. Вновь раздались грохот, дрожь, скрежет движущегося металла. Глядя на следы, оставленные в пыли Михаилом, она стояла неподвижно, пока не закрылась с глухим стуком дверь.
Когда канули в небытие последние отголоски этого звука, наступила полная тишина. Александра закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Нет никаких сомнений: Михаил знает, что она ступила на лестницу, ведущую в пещеры. Вот только как он отреагирует? В Глэйд никто не спускался больше года. Она начала спуск, идя по стопам бога.
2
Минхо
Сирота нес караул на стене больше десяти часов. Мышцы затекли, суставы болели, внизу позвоночника начинались мышечные спазмы, пока не сильные. И давал о себе знать голод. Черт, как же хотелось есть! Жаль, что нельзя спуститься с отвесной стены, подойти к убитым человеку и лошади и полакомиться их мясом. Все равно, чьим. Разжечь костер, отрезать несколько кусочков плоти, поджарить…
Наверное, он сходит с ума.
Наконец послышался далекий свист – звук, от которого любому Сироте захочется петь, танцевать или плакать от радости. А то и все сразу. Через минуту после свистка появился другой Сирота. Они не обменялись ни словом, не встретились взглядом. Позже, в тесных казармах, где Сироты спали, ели, читали, играли, они могли расслабиться и вести себя как друзья. А на посту они были безымянными слугами, устремленными к единственной цели – защищать Остатки нации. У Сирот не было ни родителей, ни братьев, ни сестер, ни друзей. Только враги.
Сирота подошел к ближайшей башне, проскользнул в видавшую виды деревянную дверь и, ритмично перескакивая через ступеньки, спустился на семь этажей вниз, в полуподвал. Ниже уровня, где он жил, был только один этаж, название которого не поощряло к визитам. Этаж назывался Адом. Сирота был там только однажды: доставил своего товарища, который нарушил правила и приютил пришельца с Севера. С тех пор он часто видел Ад во сне и надеялся, что этого больше не случится наяву. Он знал, что до самой смерти не забудет душераздирающих тоскливых криков узников, умоляющих о помощи; пот, кровь, сальные волосы, вытаращенные глаза, смрад, грязь. Странно, что он так живо запомнил это ужасное место, побывав там один-единственный раз.
В жизни Сироты существовало правило: когда тебя посылают к дьяволу, нужно показать знак своей любимой религии, чтобы обезвредить мерзкое проклятие. А если не суеверен, то просто бей в морду или по яйцам. Без разницы.
Сирота шел по сырым извилистым коридорам своего мира. Черный камень стен выглядел так, будто взорвался и застыл тысячу лет назад. Очевидно, так и было. Столицу Остатков нации перенесли в крепость еще до рождения Сироты, и он плохо знал ее историю. Сирот такие вещи не особенно интересовали. Однако он защищал это место достаточно долго, чтобы знать: за много лет проводилось множество ремонтных работ и усовершенствований. Живущие в этих стенах могут еще долго не волноваться за свою безопасность.
Он прошел мимо нескольких караульных, сидевших за столами с масляными лампами, которые отбрасывали жирные тени на стены и потолок. Сироты знали друг друга в лицо, и его никто ни о чем не спросил. Другие часовые тоже возвращались в казармы, и по мере продвижения людей в коридорах становилось больше. Наконец он добрался до Казармы номер Семь и ввел в механический терминал на входе свой код. Это означало, что Сирота официально закончил дежурство.
Сняв с плеч тяжелый груз защиты самого главного народа в мире, он почувствовал головокружительную легкость. Внутри плескалось возбуждение, словно открылся какой-то неизвестный источник энергии. Сирота рассмеялся, хотя не видел ничего смешного, и посмотрел по сторонам, ища выход избытку энергии, гудящей в каждой молекуле тела. Он подбежал к ближайшей стене, черной и почти плоской, и ударил по ней костяшками пальцев левой руки. Затем правой. И вновь двумя кулаками по очереди. Еще раз. И еще раз. Левой, правой, левой, правой, левой, правой. Он молотил кулаками по стене, пока не разбил руки в кровь. Лишь тогда остановился, тяжело дыша. Затем поднял глаза и увидел, что рядом стоят несколько Сирот. В их взглядах читалось не удивление, а скорее понимание. Они кивнули.
– Не хотел бы я оказаться на месте этой стены, – сказал болезненно худой парень с кривым носом.
– Да ладно, он даже дырки в стене не проделал, – ответила девушка с оранжевыми волосами.
Сироты. Безымянные. Но он их знал. Скелет и Оранж. Проще не бывает.
– Подожди, пока я поем, – ответил он. – Умираю с голода. Один стейк с картошкой, и я пробью туннель в соседнюю казарму.
– Не сомневаюсь, – сказала Оранж. – Только с руками что будешь делать? Больно, небось?
– Не-а, – покачал головой Сирота. – Не больно.
– Мы тоже только сменились, – сказал Скелет. – Пойдем в столовку?
– Да, я и собирался.
Наверняка им слышно адское урчание в его животе.
– Только чур я первый. Вам, ребятки, может ничего не остаться.
Оранж закатила глаза и направилась в сторону кафетерия.
– Ясно, – сказала она. – Ты голоден. Идем.
Они со Скелетом пошли следом, и вскоре он почувствовал чудесный аромат жареного мяса. Ему нравились Оранж и Скелет. У него были и другие приятели, только он ни с кем не делился своими секретами. Столько всего скрывалось внутри.
Но сейчас Минхо хотел лишь одного – поесть.
3
Айзек
Друзья отреагировали на приближающийся корабль так же, как и сам Айзек – притихли и помрачнели. Он опустился на скальный выступ и сел, свесив ноги с утеса. Конечно, Айзек представлял себе, как выглядит большое морское судно – старшие поколения островитян потрудились на славу, объясняя молодежи устройство жизни в старом мире. Но услышать описание акулы и столкнуться с ней, когда ныряешь за мидиями, – далеко не одно и то же.
Айзека охватил леденящий страх, в основном перед неизвестностью. Судно – большое, наверное, метров двадцать в длину и вдвое меньше в ширину, изначально выкрашенное в белый цвет и снабженное хромированными перилами, выглядело таким же старым, как Фрайпан. Грязное, побитое, повсюду пятна ржавчины. Большинство иллюминаторов разбиты или потрескались, кое-где торчат острые стеклянные зубцы. Складывалось впечатление, что корабль пережил парочку войн, не считая множества ураганов и штормов.
Кто на нем приплыл? Кто трубил в этот зловещий рог? Несколько минут, пока судно приближалось – очень медленно, влекомое лишь волнами, – все хранили молчание. У Айзека появилось чувство, что скоро он получит ответ на оба вопроса.
Тишину нарушила Триш.
– Вижу кое-что на задней палубе. Ого.
Это было сказано таким тоном, словно она увидела больше, чем хотела сказать.
– Да, – согласилась Садина. – Похоже на…
Единственное короткое словечко, вылетевшее из уст неугомонного Доминика, выразило больше, чем если бы он произнес длинную речь.
– Ой.
Айзек решил встать – надо же выяснить, что они там углядели. Он поднялся, чудом удержав равновесие с помощью Джеки, схватившей его за плечо.
– Ты что, дружище, прыгать собрался? – сказала она. – Или падать?
– Спасибо, – рассеянно поблагодарил Айзек, напряженно вглядываясь в сверкающие солнечные блики на поверхности воды.
Долго всматриваться не пришлось. Сначала он увидел неуклюжие продолговатые фигуры, затем различил одежду, волосы, руки. На палубе лежало вразброс восемь или девять человек. Определить, живы ли они, на таком расстоянии не представлялось возможным.
– Может, спят? – прошептал Доминик.
В нелепом предположении было столько наивной надежды, что Айзеку захотелось обнять парня. Кому охота, чтобы на остров вынесло корабль с мертвецами. Это ужасно, с какой стороны ни посмотри. Прежде всего в голову закралась мысль о вирусе, который привел сюда их бабушек и дедушек. Кто знает, сохранился ли у потомков иммунитет? Они всю жизнь слушали жуткие истории, но полагали, что им не придется бояться Вспышки. Во всяком случае, еще нескольким поколениям.
– Кто-то ведь протрубил в этот рог, – подала голос Миоко. – Значит, там есть и живые.
– А может, у них стоит таймер, – предположила Триш. – Или он включается автоматически, когда корабль отойдет на определенное расстояние от земли.
Никто не ответил, да и какой смысл? Все прекрасно понимали, что на корабле есть хотя бы один живой человек.
Садина откашлялась и заговорила. Айзек еще никогда не видел ее такой взволнованной.
– Неизвестно, что хуже: мертвые или живые.
– Ты о чем? – спросил Доминик.
Девушка бросила на него сердитый взгляд, которого тот, по мнению Айзека, не заслуживал.
– А ты как думаешь? Конечно, в корабле с мертвецами нет ничего хорошего. Но если кто-то из них жив, то неизвестно, чем это нам грозит. У них может быть оружие, о котором мы никогда не слышали, болезни, с которыми мы не сталкивались… Подумайте сами. Это явно не спасательный корабль, а даже если и так, мы не просили нас спасать!
– Что будем делать? – подал голос Айзек. – Он сейчас напорется на скалы. Или развернется боком и будет плыть вдоль полуострова, пока его не вынесет на пляж.
– Я знаю, что делать, – заявил Доминик. – Мы уносим свои задницы обратно в город и сообщаем Конгрессу, что у нас гости. Мертвые, а может, и живые.
Наверное, это были самые разумные слова за всю его жизнь. Триш подошла и взяла Садину за руку.
– Самой противно, но я согласна с Мудо…
– Не надо, – перебил Доминик. – Прошу, не называй меня так больше.
Казалось, за последние пять минут он повзрослел на десять лет. Айзек чувствовал то же самое. Как будто они прожили всю жизнь, полагая, что мир за пределами острова – вымысел, особенно если речь идет о чем-то страшном. Но что-то в этом корабле, приближающемся с каждой секундой, превращало ужасные сказки в реальность.
– Он прав, – согласилась Садина. – Нужно предупредить остальных.
Айзек не мог пошевелить ни одним мускулом. Он не хотел возвращаться. Его охватило непреодолимое любопытство. До сих пор самым увлекательным приключением в его жизни была кузница. Плавить металл и превращать его в полезные вещи – достойное занятие. Но когда он увидел этот корабль, что-то в нем изменилось. Он понял, что никуда отсюда не уйдет.
– Я побуду здесь, – тихо произнес Айзек. Пусть как хотят, а он останется. – Вы возвращайтесь и сообщите Конгрессу или коменданту. А я тут за ними пригляжу.
– Не нравится мне эта идея, – сказал Доминик.
Остальные с ним так или иначе согласились.
– А если у них есть оружие? – спросила Садина. – Вдруг…
Айзек постарался говорить уверенно.
– Давайте, ребята, вернитесь и сообщите всем. Есть смысл кому-то остаться здесь и приглядеть за этим кораблем. Нельзя оставлять их без наблюдения. Обещаю: если начнут палить из пушек или швыряться бомбами, я убегу и спрячусь в пещере.
Друзья недоверчиво переглянулись. Айзек никогда не слыл храбрецом и не проявил никакого геройства, когда они пробирались сквозь черный как смоль туннель. Однако он знал, что товарищи в конце концов согласятся: это не глупая и не такая уж опасная идея. Да, на корабле могут быть люди, но он ведь не собирается плыть к ним в гости на байдарке.
– Дуйте! – рявкнул Айзек. – Чем раньше вы расскажете, тем скорее сюда прибудут люди с нормальными лодками и оружием, чтобы во всем разобраться.
– Я останусь с ним, – сказала Миоко.
Это решило дело, как будто оставаться вдвоем гораздо безопаснее, чем одному. А может, они просто подумали, что девушка будет вести себя более рассудительно. В любом случае Айзек был рад компании.
– Ладно, – кивнула Триш. – Только смотрите, не делайте глупостей. Пойдемте, ребята.
– Вас поняли, – ответила Миоко, встав рядом с Айзеком. – Никаких глупостей. Мы будем самыми благоразумными.
– Умными и благоразумными, – подтвердил Айзек.
Друзья с видимой неохотой развернулись и зашагали в сторону туннеля.
4
Навстречу Айзеку и Миоко, которые шли по узкой тропе за кораблем, дул ровный бриз, отдающий соленым вкусом океана. В воздухе стоял разноголосый шум: неумолчные крики чаек, волны, бьющиеся о скалы, плеск воды о борта, скрип и жалобные стоны качающегося на волнах судна. Рог больше не гудел, и на корабле не наблюдалось никаких признаков жизни.
Как Айзек и предполагал, течение разворачивало судно, пока оно не встало параллельно скалам, указывая носом сначала на восток, затем на юго-восток и на юг, и продолжало дрейфовать к самому острову. По мере того как расстояние до пришельцев сокращалось, детали вырисовывались более отчетливо, и резкий фокус только добавлял всей сцене зловещего, почти авантюрного ощущения.
– Ты можешь разобрать, что там написано? – спросила Миоко.
С момента, как они расстались с друзьями, прошло около получаса. За все это время двое оставшихся островитян не обменялись и парой слов и ни на секунду не оторвали глаз от дрейфующего судна. Миоко указала на широкий облезлый борт корабля, обросший ракушками, где ниже ржавых лееров смутно виднелись два слова. Дырки в соответствующих местах указывали, что когда-то там были прикреплены пластмассовые или металлические буквы, давно отвалившиеся. Айзек присмотрелся, слегка сощурив глаза.
– Вроде… разрезающий… что-то там. Точно, разрезающий.
– Лабиринт, – сказала Миоко. – Офигеть. Там написано «Разрезающий лабиринт».
Айзек уставился на надпись; теперь он без труда различал каждую букву, только никак не мог понять, при чем здесь Лабиринт.
Это слово, связанное с самым известным жителем острова, Томасом, после смерти которого прошло больше двадцати лет, много значило для всего их народа. Ходили легенды об этом человеке и о Лабиринте, из которого сбежали он и его друзья. Глэйдеры. ПОРОК. Ава Пейдж. Вспышка. Легенды слишком невероятные, чтобы быть правдой. Сколько лет прошло, сколько историй рассказано, и лишь одно оставалось неизменным. Томаса чаще называли Бегущим в Лабиринте, чем настоящим именем.
И вот прямо перед Айзеком, словно во сне, в каких-то пятидесяти или шестидесяти метрах качается на волнах корабль с похожими словами, вытравленными ржавчиной и грязью на борту. Айзек утратил дар речи. Его мозг превратился в выжженную долину.
У Миоко такой проблемы не возникло.
– Какого дьявола? Что все это значит?.. А, понимаю! Эта чертова калоша пришла за нами. Они знают о Томасе и обо всех остальных. Спустя столько лет кто-то где-то решил, что они еще не закончили с храбрыми маленькими глэйдерами, просочившимися сквозь их волшебную машину. Дети, внуки, правнуки – не важно. Томас для них вроде бога, и они отправились в паломничество. А может, пришли нас убить. Или помочь нам. Или что-нибудь нам сообщить.
