Надежда Феникса
Марина Эльденберт
Марина Индиви
«Певицу с фамилией Ягодкина сложно принимать всерьез. Надя, возьми псевдоним», – говорил мне мой работодатель. Знал бы он, что возвращаясь однажды вечером после концерта, я угожу в другой мир, где окажусь последней надеждой… Феникса! Для совершения обряда этому пернатому повелителю нужно провести со мной ночь, а мне… Мне нужно спасти сестру, поэтому придется популярно объяснить всем, что Надежду Ягодкину можно и нужно принимать всерьез!
Марина Эльденберт, Марина Индиви
Надежда Феникса
Пролог. Надя, Феникс и кровать
Феникс в моем представлении – это такая птица с огненными крыльями, а не двухметровый мужик с размахом плеч как крылья у орла, который медленно и неотвратимо наступал на меня, как инфаркт на заядлого курильщика. Ему инфаркт не грозил точно, поскольку с физической формой у него все было более чем окей. Про размах плеч я уже говорила? Так вот, помимо плеч в наличии были крепкие руки с литыми мышцами, широкая грудь и пресс, которому обзавидовались бы современные голливудские звезды под лозунгом «за здоровый образ жизни», посещающие качалку три раза в день. Еще и горячий, как вулкан!
Когда он остановился в нескольких сантиметрах от меня, я всей кожей ощутила жар его тела, из-за чего чуть не задымилась сама. Буквально. Кожу словно опалило огнем, а все волоски встали дыбом, готовые исполнять роли проводников в мир чувственных удовольствий.
– Разденетесь сами, ларэй[1]? – скользнув по мне взглядом, поинтересовался он. – Или вам помочь?
Голос у него тоже был глубокий, низкий и гулкий, рождающийся, как пламя в эпицентре вулкана. Я даже не представляла, каким он может быть, когда этот тип в ярости – хотя как певица обладала недюжинными знаниями об октавах, тонах и прочих сопутствующих музыкальностях.
– Справлюсь, – стараясь не выдать голосом ни толики нахлынувших на меня чувств ответила я.
Тот факт, что я сама на это подписалась, дела совершенно не менял. В конце концов, кому какая разница, что мне нужно спасти сестру, а он – единственный, кто способен это сделать? Ну то есть не он, а его сила, сила Феникса, способная вытащить мою Веру, сделать то, на что не способны врачи нашего мира. Сила, полную мощь которой он сможет обрести только с моей помощью, а точнее – после того, как проведет со мной ночь.
Сказать, что я была не в восторге от открывающихся мне перспектив – значит, ничего не сказать, но я точно знала, что Вера бы сделала для меня все. И даже больше. А значит… значит, просто нужно это сделать, а после вернуться в свой мир и жить, как обычно.
Потянулась привычным жестом к замку на платье и мысленно выругалась. Потому что на платье не было замка, точнее, его не было на этом платье. Взамен был предусмотрен корсет с кучей клепочек, застежек и, разумеется, тех самых шнуров, которые можно использовать как удавки в лихом шпионском боевике.
– Значит, помочь, – усмехнулся мужчина, заметив, а если быть точной, впитав мой кислый вид в глубину темно-синих, как летняя ночь, глаз. Одним движением развернул меня спиной к себе и с такой легкостью принялся избавлять от досадного недоразумения, коим именовали местные женские наряды, как будто только и делал, что им занимался.
Впрочем, не исключено. Я видела, как на императора смотрели придворные дамы, и как они смотрели на меня (правильный ответ – как будто хотели придушить той самой шнуровкой), и вот теперь… теперь его пальцы легко расправляются с застежками на моем платье. Миг – и оно с шуршанием падает к моим ногам, а прикосновение к спине, когда он берется за шнуровку, заставляет меня всю покрыться мурашками.
Их (этих мурашек) здесь быть не должно, но они есть, я это не просто знаю, я их вижу. Закатное солнце, лениво втекающее уставшими лучами в арочное пространство окна, подсвечивает мою белую кожу, которая сейчас напоминает упаковку для особо хрупких грузов: вся в мелкую пупырышку, невыносимо чувствительная к прикосновениям.
У него пальцы как у пианиста – почему-то именно это сравнение сейчас приходит мне в голову. Длинные, сильные, каждое их касание обжигает, и я могу только представить, что будет, когда он дотронется до меня по-настоящему. Надеюсь, я не превращусь в горстку пепла… Хотя обещали, что не превращусь. Ему – сила, мне – спасение Веры и возвращение домой. Полный соцпакет, короче.
Глубоко вздыхаю, когда корсет на моей спине расходится, и мужчина с хриплым выдохом тянет его вниз, цепляя ставшие невыносимо чувствительными соски грубыми краями. Я даже избежать этого прикосновения не успеваю, а в следующий миг меня уже опаляет другим: скольжением пальцев вдоль позвоночника, таким чувственным, таким долгим, он словно играет на мне, как на музыкальном инструменте, вызывая совершенно неправильные, противоречивые чувства.
– Мы так не договаривались, – резко разворачиваюсь в его руках, прерывая ласку.
В темной синеве глаз вспыхивают и разгораются искры, разогревая радужку до состояния тонкой раскаленной паутинки или путеводителя по звездному небу.
– Как пожелаете, ларэй, – сухо и отрывисто, резко произносит он. – Кровать там.
Кровать – да. Она определенно там. Огромная, роскошная, с балдахином – правда, сейчас раскрытым, но в принципе способным скрыть любые непотребства, которые тут можно творить, стоит лишь потянуть за шнурок. Вот я и тяну, но не за шнурок, а время – когда очень медленно, обхватив себя руками, шагаю к ней. Неудивительно, что мужчина успевает первым и, когда я сажусь, бесцеремонно запускает руки под меня. Обжигая ладонями ягодицы, стягивает с меня нижнюю юбку, саму меня подтягивает повыше и, без дальнейших прелюдий, склоняется надо мной.
[1] Обращение к незамужней женщине
Глава 1. Певицу с фамилией Ягодкина сложно воспринимать всерьез. Но придется
«Певицу с фамилией Ягодкина сложно воспринимать всерьез. Надя, возьми псевдоним», – говорил мне мой работодатель. В принципе, я даже была с ним согласна, но псевдоним не придумывался. Да и какой псевдоним вообще можно придумать для кафе «Ночная роза», где я исполняла на заказ песни для посетителей, не желающих слушать плейлист нашего диджея? За последний год под мои выступления делали предложение руки и сердца, несколько раз меня приглашали на юбилеи и дни рождения в рестораны на весь вечер, один раз – даже на корпоратив. Там один из клиентов, изрядно перебравший «Моет Шандон», посоветовал мне:
– Шла бы ты, Надежда… на телевидение.
В этом тоже был резон, но где я и где телевидение? Тем более что одна звезда в нашей семье уже была, моя старшая сестра Вера, и вот у нее как раз был псевдоним. ВерОника Райс, с ударением на «О». Моя сестра побывала и на местном телевидении, и на гастролях, и в свои двадцать два прошла кастинг на шоу «Голос». Ей как раз предстояло ехать в Москву, когда на одном из выступлений она потеряла сознание и впала в кому.
Что случилось в тот вечер, никто не мог толком сказать. Сестра пела на юбилее очень влиятельного человека, зал буквально рыдал (такое часто случалось на ее выступлениях, я сама не могла сдержать светлых слез, когда Вера пела – у нее был очень сильный проникновенный голос), а потом она просто упала… и все. Врачи так и не нашли для себя разгадки того, что произошло, просто констатировали факт: мол, кома – а больше мы ничего не знаем.
– Она вряд ли придет в себя, – так говорил главврач отделения, где лежала Вера.
– Ей бы в столицу, – говорили соседи. – Там, может, что-то и сдвинулось бы.
Я же продолжала верить и начала искать работу, чтобы можно было Веру свозить в Москву. Поэтому и перевелась на заочный, оставив мечту полностью погрузиться в профессию веб-дизайна, и тоже стала петь. Мне это позволяло обеспечивать нашу небольшую семью и откладывать на поездку, а еще, когда я пела, мне казалось, я становлюсь на шаг ближе к Вере. Самую чуточку. Могу дотянуться до нее через песни и позвать, чтобы она вернулась.
А что, если не вернется?
Отмахнувшись от мысли, которая в последнее заставляла меня изображать ночное животное несплюн или ворочаться в постели по два-три часа перед тем, как заснуть, я переоделась. Сунула платье для выступлений – короткое, темно-синее, в сумку, туда же отправилась бижутерия и туфли на каблуке в специальном футляре.
Облегченно вздохнув, перед тем как снова взвалить на себя эту ношу – на сей раз на плечо, я потянулась, вбила ноги в растоптанные кроссовки и вылетела к служебному входу, на бегу попрощавшись с охранником:
– До завтра, Сан Саныч.
– До завтра, Надежда! – махнул мне рукой седой мужчина, на груди которого красовалось неизменное ЧОП «Кобра». – Ты бы такси взяла, сегодня особенно тебя задержали.
– Да здесь недалеко. Добегу.
– Как твой поклонник? Больше не объявлялся?
Поклонником Сан Саныч называл мужчину, который регулярно приходил на мои выступления, заказывал ближайший к сцене столик и глазел на меня. Возможно, мы бы его и не заметили, но у него была очень запоминающаяся внешность: длинные, до лопаток, серебристые волосы, будто седые – несмотря на то, что сам мужчина был молодой, а еще пронзительные, ледяные глаза и неизменно черные одежды. Он напоминал гота или ролевика и всегда был один.
– Нет, – улыбнулась и выскользнула за дверь.
Дом, где мы жили, действительно располагался недалеко – в двух кварталах от кафе, в котором я пела. Такси я сейчас ждать буду дольше, чем идти пешком, район у нас тихий, да и май уже, ночи синие-синие, скоро совсем светлые станут. А ведь впереди еще целое лето! При мысли о лете в сердце раскрылась самая что ни на есть настоящая полянка с цветами, и оттуда отчетливо запахло земляникой. Сама не понимаю, как этот запах мог быть таким ярким: да, мы с бабушкой в детстве собирали землянику, и я помнила этот аромат, как сейчас, но…
Помимо аромата за спиной резко стало светло: видимо, включился неработающий фонарь. На всякий случай я обернулась и застыла: вместо улицы передо мной раскрылась картина, как из сказки или красивого фэнтези-фильма. Поляна, залитая солнцем, усыпанная разноцветьем, в частности – кустами земляники, которые и пахли так, что ум заходил за разум.
В моем случае – уже зашел очевидно, потому что посреди города этой поляне точно было неоткуда взяться. Особенно неоткуда было взяться искрящимся краям вокруг этой поляны, будто ее выдернули из какой-то другой реальности и вставили в нашу, и все же она меня манила, притягивала, как магнитом. Ничего же не будет, если я просто туда загляну, да?
Я едва успела сделать пару шагов, как услышала чужие. Обернуться не успела, только бросить взгляд через плечо – ко мне приближался тот самый поклонник! Миг – и он уже рядом со мной, одно движение – и от толчка его ладоней я лечу на полянку. От неожиданности даже руки выставить и смягчить падение не получилось. Голова поздоровалась с травой и цветочками, но они не ответили. И неудивительно, потому что вокруг словно разом выключили свет и стало темно.
В себя я пришла от того, что что-то легко щекотало мне щеку. Как выяснилось, это был краешек невесомой ткани, взлетающий и опадающий под дыханием ветра. Разлепив веки, я обнаружила над собой высоченный, сводчатый потолок, подернутый дымкой жемчужного… балдахина?!
Подскочив на постели и оглядевшись, я выяснила, что галлюцинации продолжаются. В смысле, полянка с земляникой исчезла, взамен нее появились каменные стены исторических декораций, да взять хоть ту же кровать с балдахином. Не говоря уже о том, что вместо моих любимых джинс, футболки и курточки на мне оказалась полупрозрачная сорочка, почти ничего не скрывающая.
В тот миг, когда я это осознала, меня сдуло с кровати. Отнюдь не ветром, скорее, силой моего возрастающего недоумения и энтузиазма, направленного на возвращение все в состояние «как было».
Что вообще произошло?! Что происходит?!
– А… – Это было единственное, на что меня хватило, когда, крутанувшись по комнате на манер гоняющегося за собственным хвостом корги, я наткнулась на огромное напольное зеркало. По ощущениям весящее тонну, а то и больше, оно стояло здесь так плотно, словно собиралось пустить в пол корни.
Но ладно бы зеркало, я! То есть мое отражение!
Нет, лицо осталось моим, совершенно точно: все, что было при мне в тот вечер, когда я выходила из кафе – осталось при мне. Губы, скулы, нос, черты лица, цвет глаз – пронзительно-голубой, как весеннее небо, а вот волосы… волосы утратили привычный каштановый цвет и стали ярко-красными, не то в рыжину, не то в земляничный оттенок, как будто я переела вышеупомянутых ягод.
Хотя скорее уж мухоморов. Судя по тому, что мне мерещится.
Зажмурившись, крепко ущипнула себя за руку, ойкнула, а когда открыла глаза, ничего не изменилось. Совершенно. Ничегошеньки! Передо мной по-прежнему стояло несовременное зеркало, меня окружала несовременная комната, сквозь пятки втекал холод от многовекового несовременного камня.
Я подняла руку, и отражение повторило за мной. Коснувшись своих ярких прядей, провела ладонью по шелку волос. Длина у них тоже не изменилась, да и вообще, создавалось такое ощущение, что на двадцатом году жизни меня кто-то выкрал в средневековый замок, чтобы переодеть в эротическую ночнушку и покрасить волосы в другой цвет.
Кто-кто… тот «поклонник»! Сумасшедший ролевик!
«Маньяк», – весело подсказал уставший от нововведений разум, готовый отключиться и оставить меня на съедение эмоциям и панике, но не успел. За дверью послышались шаги и я, подчиняясь инстинктам и интуиции, нырнула обратно в постель и закрыла глаза.
Как говорил Павел Воля в своем эпическом ролике про медведя, иногда лучше упасть и притвориться мертвым. В данном случае я оказалась права и Павел Воля тоже, потому что, судя по звуку и тяжести шагов, вошли сразу двое мужчин, а с двумя справиться хрупкой, хотя и очень боевой, девушке не под силу. Поэтому, памятуя о том, что все должно быть естественно, я постаралась выровнять дыхание и провести разведку боем. То есть сном. То есть отключкой, в которой мне полагалось пребывать после того, как меня пихнули на полянку-галлюциногенку, и я треснулась лбом. На котором, к слову, не осталось даже шишки.
Мужчины прошли и остановились у кровати.
– Почему она не приходит в себя? – раздался резкий, нетерпеливый голос.
– Потому что упала и ударилась головой?
Сдается мне, он его уделал.
– Очень смешно, – повторил первый. – Просканируй ее. Я же не могу представить ее Фениксу в таком виде.
Да, не надо меня в таком виде никому представлять. Стоп… Что?!
Как следует обмозговать историю с Фениксом (это что, никнэйм такой?) мне не удалось, поскольку один из мужчин наклонился над постелью и поднес ладонь к моей голове. От ладони повеяло жаром, а мне захотелось вжаться в подушку, но очень скоро это ощущение прошло. Наоборот, от близости этой руки стало тепло, в меня словно втекали силы.
– Вот-вот проснется, – сообщил мужчина, убрав ладонь. – Судя по ее ауре, девушка уже полностью восстановилась, просто спит. Очевидно, сильно переволновалась. И, судя по внутренним контурам, она сейчас в фазе быстрого сна. Видишь, как дышит?
Так, а можно без этого вот? А то я нервничать начинаю.
Преисполненная подозрений, что меня раскроют, я подумала, не открыть ли мне глаза до того, как это случится, когда мужчина продолжил:
– Если бы ты действовал аккуратнее, мне бы не пришлось ее восстанавливать, и она бы уже была у Феникса.
– Я действовал быстро, – донеслось раздраженное в ответ. – Она была в полушаге от пробуждения силы. Уверен, никто не хотел, чтобы с ней случилось то же, что и с ее сестрой, и нам бы пришлось ждать еще пару лет. Особенно Феникс.
То же, что и сестрой?!
– Что вы знаете про Веру?! – я спросила это раньше, чем села на постели с широко распахнутыми глазами. Наткнувшись на пристальный взгляд «поклонника» и стоявшего рядом с ним мужчины, который едва доставал ему до плеча и сейчас почему-то насмешливо смотрел на меня, положив одну ладонь на другую как тибетский монах. Кажется, про фазу быстрого сна говорил он.
А я, кажется, спалилась.
Сглотнув, подтянула одеяло повыше – не то чтобы я сторонница пуританской морали, но сорочка действительно была очень прозрачная, а позволять всяким-разным рассматривать меня, как явно делал этот недогот-похититель – вот еще! Поэтому я прищурилась и поинтересовалась:
– Так что вы можете мне сказать?
