– Мы не в Нью-Йорк едем?
Это было бы здорово.
– Нет, гораздо дальше.
– Но мы останемся в Соединенных Штатах?
– Да.
– Сдаюсь.
– Я тебе не загадки загадываю…
Джек прибавил скорость, вжавшись в спинку сиденья. По своему обыкновению, он ехал слишком быстро. Разговор, по крайней мере на данный момент, был окончен.
Уолден попытался смотреть в окно «Шевроле», но там не было ничего интересного, только потоки машин и серые ленты асфальта. Тогда он достал из кармана кубик Рубика, подвешенный к его ключам. Джек, которого раздражало звяканье, через некоторое время спросил:
– Ты надолго занялся своей фигней?
Уолден улыбнулся.
– Говорят, есть сорок с лишним миллиардов миллиардов комбинаций.
– Серьезно? И ты намерен их все испробовать?
– Придется прожить в сто раз дольше Вселенной после Большого взрыва, – отозвался Уолден. – Чтобы успеть.
Джек задумался. Этот мальчишка мало на что способен, но есть в нем качества, которые его поражают. Вот только эти качества никак не пригодятся ему там, куда они едут. Ни сейчас, ни позже. Впрочем, как знать.
– Постарайся закончить до Большого бабаха, а то у меня уже в ушах звенит.
– Вот. У меня получилось.
– Гениально! Но я все-таки не думал, что Вселенная сдастся так быстро.
Быстрым движением руки Уолден перекрутил разноцветные кубики во все стороны, но не стал начинать новую партию.
– Беда в том, – буркнул он, – что твоя дорога тоже, кажется, тянется на миллиарды миллиардов миль.
– Сейчас остановимся, – сообщил Джек.
Ничего интересного не было видно. Короткая боковая дорожка, площадка для отдыха и желтоватый домик, крытый металлочерепицей, а у дверей – автоматы с напитками, сигаретами, сладостями.
– Валяй, – сказал Джек, – бери все, что понравится. Не жмись. Запасайся сахаром.
Он выгреб из кармана парки горсть мелочи. Стоял, не удаляясь от «Шевроле», и ждал, пока Уолден покончит с покупками: батончики, пакетики, банка оранжада. Он подбадривал его жестами, устремив взгляд на солнце, набухавшее на фоне неба.
– Нам повезло, хорошая погода продержится. Индейское лето, сынок.
Действительно, для середины октября было на диво тепло.
– Где мы, папа?
– Между здесь и там.
– Нет, кроме шуток?
– Ну, я полагаю, что мы уже несколько миль едем по штату Мэн.
Уолден сел на свое место и разрывал упаковку злакового батончика с яблоками.
– А что есть в этом Мэне?
– Насколько я помню, леса, омары, вампиры и ведьмы.
– А там, куда мы едем?
– Надеюсь, ни вампиров, ни ведьм.
– Я не откажусь от омаров, папа.
– Омары ближе к морю. И в Балтиморе, я думаю, омаров хватает.
Они ехали еще около двух часов, и ничто не говорило о близости моря. Внезапно Джек затормозил и припарковался у обочины, на краю дороги поуже. У него что-то было в руке – черная повязка.
– Повернись. Не двигайся, вот так.
– Что ты делаешь? Что за шутки?
Джек наложил повязку на глаза сына и готовился ее завязать.
– Да ты что?
Джек дал Уолдену тумака, и тот втянул голову в плечи.
Машина снова ехала, и Уолден больше ничего не видел. Ему хотелось поднять руки, хотя бы потрогать повязку, под которой он уже чувствовал слезы, но стоило ему шевельнуться, как отец предупреждающе кашлял.
– Что такого особенного в Мэне? Почему ты не хочешь, чтобы я видел? Что я сделал, папа?
– Кончай хныкать, Уолден, ты мне противен.
– Но почему?
– И прекрати задавать вопросы. Ты не знаешь примерно столько же вещей, сколько комбинаций на этом дурацком кубике.
Уолден сидел тихо пару минут, но потом снова попытал счастья.
– Что, например? Чего я не знаю?
– Ты ничего не знаешь. Будь ты ослом, не знал бы даже, почему тебя зовут Мартином.
Тут Уолден надолго задумался. У него был методичный ум, он любил науки и логику. Для начала он спросил себя, по какой причине ослов называют Мартинами. Потом решил, что отец, наверно, произнес эту фразу случайно. И попытался понять, что она могла для него значить. Может быть, это намек на…
– Папа?
– Ау?
– Почему меня так зовут? Уолден.
С повязкой на глазах Уолден не мог видеть выражения лица отца. Но он услышал знакомый щелчок пальцами, которым Джек Стивенсон обычно выражал удовольствие. И если учесть, что для этого пришлось выпустить руль (по крайней мере, одной рукой)…
– Не делай вид, что ты глупее, чем ты есть, – сказал голос Джека. – Полагаю, ты прекрасно знаешь.
– Это из-за той книжки, да?
– А! Вот видишь…
– Ты мне всегда говорил, что это неинтересно для моего возраста.
– Что ж, наверно, время пришло. Теперь стисни зубы, нас немного потрясет.
«Шевроле-Импала-СС» была еще как новенькая, и мотор работал на совесть, но, несмотря на многочисленные починки, у нее давно захирели амортизаторы и подвеска. Тряска, однако, застигла Уолдена врасплох.
– Эй! Мы едем по полям?
– Соберись, Уолден. Попытайся понять, что ты ощущаешь.
– Ну, ты же сам сказал, трясет. Теперь я могу снять повязку?
– Нет еще. А кроме этого, что тебя потряхивает?
Уолден сдавленно вскрикнул. Он чуть не свалился с сиденья.
– По-моему, стало холоднее, – сказал он. – Мы скоро приедем в Канаду?
– Верное наблюдение, неверный вывод. И про Канаду я тебе уже ответил.
– Уже темно?
Уолден не мог больше терпеть. Его руки готовы были сорвать черную повязку, ничто не могло им помешать. Он должен был это сделать, пусть даже отец обрушит на него громы и молнии.
– Темнеет, но это не то, что ты чувствуешь.
Мальчик ощутил у своего уха характерный звук опускаемого стекла. Его овеял свежий воздух, влажный и душистый. Это было…
– Кажется, мокрая трава.
– Горячо. Внимание!
«Шевроле» тряхнуло. Джек теперь ехал медленно, и Уолден ощущал его усилия на поворотах. Все это смахивало на гонки с препятствиями.
– Папа, меня тошнит.
– Сдержись, Уолден.
Теперь Уолдену казалось, будто он едет через туннель в поезде-призраке. Тяжелую машину мотало вправо-влево, вверх-вниз. Иногда она подскакивала. Все это под непрестанный шум, скрежет, треск. И темнота, жуткая темнота. Уолден долго различал свет, несмотря на повязку. Теперь все было черно.
– Темно, – всхлипнул он. – Ничего не видно.
– Я хотел приехать пораньше, – ответил Джек. – Только этот окаянный матч никак не кончался. При том, как ты там отличился, его могли бы и сократить.
– Папа, пожалуйста.
– Ладно. Сними ее.
Уолден сощурился. Даже без повязки он ничего не видел. Отец катил с погашенными фарами в густом лесу, затененном сумерками; среди высоких деревьев вилась тропа, вся в камнях, сухих ветках и ухабах; там и сям ее пересекали мутные ручьи.
– Мы заблудились?
Уолден понял, что ляпнул глупость. По его понятиям, Джек был похож на голубей, которых он разводил вместе с Ченом, странным молчаливым малым, уверявшим, что он наполовину индеец, наполовину китаец. Джек, думал он, не мог заблудиться, у Джека компас вместо мозга.
– Лес покрывает лишь восемьдесят процентов штата Мэн, – ответил Джек. – Какие проблемы?
– Что мы здесь делаем, папа?
Его голос дрожал, и он злился на себя за это. К счастью, «Импала» прыгала, как горная коза, вернее, как антилопа, которой она была обязана своим именем, и этого было достаточно, чтобы стучать зубами. Только поэтому, и точка.
– Может быть, ты лучше сориентируешься, если включишь фары?
Мотор взревел, они взбирались на холм. Потом начался густой лес белых сосен, верхушки которых терялись словно в чернильной луже. Уолден ежеминутно ждал рокового удара. Он думал о детях из сказок, которых уводят в лесную чащу, чтобы они там заблудились. Джек произнес фразу, смысла которой Уолден не понял:
– Если мы сами заблудимся, что же тогда говорить о других?
Но вскоре отец добавил:
– Все в порядке, у меня есть ориентиры.
– Хотел бы я понять, как ты ухитряешься хоть что-то видеть.
– А вот! – победоносно воскликнул Джек.
Уолден вытаращил глаза. Судя по всему, бесконечный путь закончился. Джек остановил «Шевроле» в конце тропы, загроможденной низкими ветвями. За ними угадывалась поляна, а посреди нее – домик.
– Я ведь обещал тебе трехзвездочный отель, правда? Бери свои вещи.
Джек достал фонарик из заваленного всяким хламом бардачка, потом нагнулся и взял что-то из-под сиденья. Уолден увидел, что это карабин.
