2
С фамилией Булкина Вера запросто могла претендовать на место в пантеоне гоголевских героев, но росточком и манерами больше смахивала на Гурвинека – кукольного персонажа. Гурвинека-альбиноса: его рыжие вихры, торчащие в разные стороны, на её голове гидроцефала были жидки и к тому же неаккуратно окрашены. Выразительные глазки в густой сетке морщин смотрели на мир с кукольным задором и гуманоидным скептицизмом сквозь огромные в пол лица очки с подкопченными линзами. Хороши были пухленькие губки маленького рта. Да и тельце её, плотно сбитое и тугое, напоминало новенький футбольный мяч.
Данный тип личности мне был знаком. Окружающие не склонны принимать их всерьез – так уж выглядят и держатся эти люди. И чаще всего окружающие на их счет ошибаются. Человек маленького роста, вне зависимости от пола, обыкновенно силен характером и очень неглуп. Такой была и Вера Булкина.
Я её знал, как всякий коренной увельчанин хоть немного, но знает любую старую увельчанку. И ещё – ей абсолютно было делать нечего этим вечером. То и решило….
В шашлычке похвастался, что всерьез увлекаюсь литературой – и начал сие творчество, когда достиг некоей степени мудрости. В частности сказал:
– Природа не терпит вакуума – уходят силы, приходит мудрость. Силою можно построить дом, защитить его…. А мудростью надо делиться – вот я и взялся за перо. Произошло это не поздно, не рано, а в самый раз – в возрасте, когда уже пора делать выводы и не стоит менять планы. Самый существенный вывод, извлеченный мною из прожитых лет, звучит так: стареть – это хорошо. Стареть – это значит созревать, то есть становиться не хуже, а лучше – сильнее (конечно, духом), мудрее, завершеннее. Если же человек, старясь, ощущает не приобретение, а потерю, значит, его корабль сбился с курса. Жизнь не может быть спуском, только подъемом – до самого последнего мига. Продолжая морскую метафору, могу сказать, что рифы полустолетия, где мужчины часто терпят крушение, я миновал на всех парусах, с поднятым гюйсом.
Тут подмигнул своей собеседнице, намекая на то, что ей и в постели со мной скучно не будет – мягкой перины нам!
Вера расправлялась с шашлыком обеими ручками и болтала недостающими до пола ножками – пережевывая мясо, уверяла:
– Я тоже сочиняю иногда – дело нехитрое.
Я не поверил:
– Покажешь?
– Да без проблем. Но лучше у меня рисунки получаются.
– Да ты еще и художница?
– Самоучка.
Совсем интересно. И почему-то жалость проснулась к барышне, похожей на суетливого воробушка, клюющую мясо со свиных ребрышек. Вряд ли сможет законопатить брешь в кровоточащем сердце, но любопытна.
– А как у тебя с личной жизнью?
Она передернула плечиками:
– Да никак. Разве не видно, что я не из тех, кого любят, а из тех, кому в виде особой милости позволяют любить. И то не всегда.
– Браво! Столько сарказма.
– Без него не прожить.
Ну, совсем жалко – некрасивую, маленькую, пародийно-кукольную даже в минуту искренности. Она была, конечно, немного смешна с этой своей саркастической высокопарностью, но в то же время и трогательна. Существует порода женских особей, которые спокойно и без всякой конфузливости говорят про себя: «Я знаю, что я некрасива». Они даже видят в этом некую доблесть, особый род честности. Правда, за безжалостным признанием непременно следует продолжение: «А все вокруг – вообще сволочи, только прячутся за красивыми фразами». Вера окружающих не поминала.
С полчаса мы, насыщаясь, сидели молча – каждый думал о своем. Я о ней: совсем неглупа – в её обществе ничуть не тягостно было молчать, а разговаривать с ней следовало без обиняков и экивоков. Так и поступил.
– У тебя дети есть? Ага, значит кого-то ты все-таки подцепила из мужского племени. Да не поверю никогда, что найдутся женщины, не умеющие завлечь мужика – на это вы все от Природы мастерицы. Ну-ка попробуй изобразить любовную страсть.
– Страсть к кому? – невозмутимо спросила Вера, поглядела вокруг и впилась в меня внезапно загоревшимся взглядом. Ноздри её небольшого носика плотоядно раздулись, на сократовском лбу проступила жилка, полные губки затрепетали слегка, будто не в силах сдержать стон – ни дать, ни взять, высшей квалификации мастерство страсти. Поверил бы и Станиславский.
– Удалось. А ты сама кого-нибудь любила?
– Ах да, любовь – совсем про нее забыла. По правде сказать, я не знаю, что имеют в виду, когда говорят про это чувство. Вероятно, каждый вкладывает в понятие свой смысл. Лично мне просто хочется иногда спрятать лицо на чьей-то груди и поплакаться, повыть – вцепиться в мужские плечи крепко-накрепко, изо всех сил, и будь что будет.
– Может, меня Бог послал, чтобы ты наконец вцепилась и поплакала?
– Думаю, у тебя ничего не выйдет, – заметила она скептично.
Как же все вышло?
Мы затеяли бесконечную дискуссию о том, что такое Добро, и почему Зло сильнее его. Ссылаясь на классиков, утверждал:
– Потому, что Зло не ограничивает себя в приемах – ставит подножку, бьет из-за угла или ниже пояса, нападает с преимуществом в числе. Но это не значит, что если Зло побеждает, то оно всегда в выигрыше. Достаточно проигравшей стороне взглянуть на причину схватки либо её результат своими глазами, т.е. Добра, то оказывается, что и драться не стоило. Драки, скандалы, ссоры всегда выгодны только Злу – они его питают. Добру надо творить добро и не обращать внимания на Зло, тогда оно само собой зачахнет.
– Ну уж дудки! – сказала Вера: ни с чем подобным она категорически не соглашалась. – Нет на свете ни Зла и ни Добра – есть люди и их интересы. Если кто-то поступает так, что не нравится тебе, то он твой смертный враг и олицетворение Зла, и наоборот – если льет воду на колесо твоей мельницы, то он самый, в твоих глазах, добропорядочный человек.
Ну что сказать – суждение не лишено смысла и логики.
– Ты в Бога веришь?
– Еще чего!
– А как же карма, рок, судьба? Разве мы не марионетки в их руках?
– Чушь! – она встряхнулась агрессивно. – Судьба наша в наших собственных руках.
– Напрасно ты это, – не выдержав её сверкающего взгляда, поднял глаза я к потолку, или, если употребить более торжественное выражение, возвел очи к небу. – С Судьбой так не шутят…
– А-а, – Вера отмахнулась: отстань, мол, муха.
За разговорами, прикончив шашлык, приехали ко мне, разделись и легли в постель – одно другому не мешало.
Мир любви волшебен. В нем становишься совсем иными существом, делаешь невообразимые вещи и нисколько их не стесняешься. Время меняет темп, разум милосердно отключается – ты мнишь себя архангелом парящим на облаке. А когда полет благополучно закончился, облако говорит:
– Отвези меня домой.
Соблазнял ли я её в музы-вдохновительницы? Конечно. Но она мне мигом отбила желание:
– Тебя печатают? Где? Ну, как книгу издашь, поговорим.
Мне расхотелось посвящать её в свою творческую кухню – доставало обычной, где она варила пельмени из пакета. Веру же интересовало вот что:
– Почему же ты холост?
– Не могу найти достойную женщину.
– Надо же, каково самомнение! – в голос её прокралась язвительность – И что, усердно искал?
– Старался усердно, – подтвердил.
– Многих, значит, перепробовал? – тут она призадумалась, загрустила, и тема закончилась.
Когда мы занимались любовью, призрак Светки метался по комнате – то в окне второго этажа мелькнет чья-то тень, то сама собой колыхнется штора. Убитая любовь кошачьими когтями царапала мое сердце. Болен, все еще болен ею… Нужно было немного подождать, взять себя в руки, а уж потом новую барышню сюда привозить.
Что ещё рассказать о событиях того дня?
Голова, отупевшая от бесконечных терзаний, отказывалась выполнять привычную аналитическую работу. Никогда еще не находился в столь паршивой интеллектуальной форме. Кто такая Булкина Вера? С чем едят её, чем запивают? Чего от нее можно ожидать? На все вопросы ноль ответов. И нет желания искать.
Я покосился – лежит рядом, безвольно раскинувшись, похожая на уработавшегося пингвиненка.
– Ты где, кем работаешь? – спросил.
Она досадливо отмахнулась:
– В АСКО, главным бухгалтером.
– Ну и как там?
– Да ну их! Не коллектив – ядовитые пауки в одной банке.
– Не нашла общего языка?
Она скорчила гримасу, означавшую – Господи, какие все вокруг идиоты.
Но я не отстал:
– Ты в школе в драмкружок ходила?
Сейчас соврет. Зачем спросил? Зубы заговариваю. Потому что…. Ну, конечно – она свою выводила линию:
– И все-таки, почему ты живешь один? Вроде мужик как мужик – все на месте.
– Все окольцованные мужики находятся под каблуком жены – я же этого не хочу. А ты что, собралась меня женить? На ком, если не секрет?
Я хамил, получив свое, и, понятно, что ответа не услышал. Переиначил вопрос:
– А для чего жениться?
– Быть счастливым.
Уж не с ней ли? Ужасно удивленный, не сразу нашелся, что сказать. Никогда не думал, что на взгляд постороннего выгляжу настолько несчастным, что даже брак с пародией на Гурвинека будет счастьем. Разве счастье – не отсутствие несчастья? Разве наслаждение – не отсутствие страдания? Да поймет ли она?
Попробую растолковать, исполнив любимую арию.
– Запомни: семейного счастья нет и быть не может, но есть покой и душевный комфорт. Только когда женщина сумеет вписаться в сей интерьер, как незаменимая вещь, то она имеет шанс на успех, стать женой, если захочет. И то не всегда – лишь та, которая умеет радоваться жизни, способна составить счастье мужчины.
Вера, подумав, не согласилась.
– Это ошибочное рассуждение, человека, который боится быть счастливым.
Снисходительность ее тона взбесила.
– Ты так считаешь? Тогда… Если и дальше хочешь встречаться, вот мои условия. К черту шашлычки с гнилой собачатиной! Встретились, сразу сюда – мне секос, тебе пятихатка. Устраивает?
– Да.
Подобная прямота с обеих сторон вызывала определенное уважение.
Это я для Истории так подумал, ибо ощущал себя в данный момент неким Наполеоном – владыкой душ и судеб. Владыкой слабым и лукавым, плешивым щеголем, врагом труда. Кто это? Ах, да, Пушкин! О ком? Конечно, не обо мне – у меня с шевелюрой все в порядке. А в остальном….
Слова сказаны, сделка состоялась: я впервые нанял себе куртизанку – не с панели путану, не из борделя девочку, а из акционерно-страховой кампании главного бухгалтера. И что-то здесь было не так – задумался. Хотел независимых отношений – чего испугался? Наверняка буду презирать эту даму и уже презираю. Но не того ли хотел и от Светки, обожаемой и любимой. А чего я хотел? Чтобы все слова, жесты, и подарки шли от сердца, а не от в штанах лукавого, жаждущего одного – дамы в постели. Вот если бы Светка брала у меня деньги, я б не заморачивался – хорошо ей со мной, плохо ли? И…. наверное, не полюбил. Зато и не мучился…. Черт, запутался! Выходит, плата за секос – антибиотик от любви? Сенсационно! Стоит о патенте на открытие подумать. А сформулировать его надо так.
Мужики! Чтобы не испытывать прихоти Судьбы, не рисковать Душой под ударами беспощадной Любви, сразу начинайте платить даме деньги. Ни цветы и ни подарки, ни внимание – Боже упаси! Под любым предлогом только наличку. Тогда получите все, что хотите, и от вас не потребуют взамен того, чего не хотите вы.
Вот такой рассудительный монолог, произнесенный перед самим собой, спровоцировало короткое и негромкое Верино «да».
Снисходительно погладил её обнаженную грудь.
– Красота – ужасная штука….
Нарочно сказал – к черту сентиментальность: теперь я купец, а вот и товар.
– … одних заставляет стремиться ввысь, других загоняет в самый ад. Впрочем, я не из их числа.
Последняя фраза вырвалась непроизвольно – не хотел позерства.
– Я сторонник рационализировать все и вся – в том числе чувства. У мужчины бывают три возраста, и в каждом свое отношение к женщинам. Первый – когда хочется романтической любви. Второй – когда хочется детей и семьи. Третий – когда хочется просто здоровья, и женщина не последний в нем аргумент. Это к тому, чтобы никаких иллюзий, ибо я уже в третьем возрасте.
– А знаешь, чего я тебе скажу…, – голос ее был сух и язвителен. – Впрочем, это народная мудрость – мужчину делает жена. Мужчина подобен единице, женщина нулю. Когда живут каждый сам по себе, ему грош цена, ей же и вовсе никакая, но стоит им вступить в брак, возникает новое число. Сообразишь какое? Только не подумай чего – это я так, в порядке твоего просвещения.
Ну, понятно – кому что, а шелудивому баня.
– Прости, может, о чем другом поговорим?
Впрочем, я скоро понял – ни в какой ЗАГС Булкина не собирается меня тащить: просто нащупала болячку и терзает. Ей, видимо, доставляло удовольствие других (или только меня?) раздражать. Такая маленькая стерва! Тут же снова прицепилась.
– Ты взялся романы писать, а кем себя мнишь – гением или талантом?
Как ответить? Сказал, что думал:
– Весь смысл жизни земной состоит в том, чтобы гения в себе открыть, и неважно на каком поприще. В каждом человеке он зарыт, только не каждому удается его раскопать – тычутся все, как слепые котята, и всегда почти мимо цели. Если же свершится такое чудо, то человек сразу понимает – вот оно, ради чего он в мир пришел, ради чего стоит жить, и живет дальше самозабвенно и плодотворно. Вот это и есть настоящий гений. А талантлив тот, кто понимает, где и что надо искать – хотя не факт, что найдет.
– Ты нашел? – полувздох-полустон.
Зацепило? Или новую шпильку точит? Ну, конечно – тело продала, умом отыграться хочет, которому она знает цену, и цена эта много выше тела. Такой она мне нравилась гораздо меньше. Можно сказать, совсем не нравилась. Не люблю умных женщин. Точнее, умничающих – умницы-то далеко свой разум прячут, чтобы мужик, который рядом, не дай Бог, не догадался, что его IQ ниже колена его дамы.
– Нет, но узнал, где искать.
