Русские всегда умирают
Сергей Анатольевич Жуков
Что значит быть русским? Есть ли у нас свой путь? Вот и сейчас, в далеком будущем, через два столетия после великой войны, молодому космическому курьеру Ивану приходится искать ответы на эти вопросы. У него одна задача – пройти через Щель, чтобы привезти на Землю заветную Воду. Только настоящий русский может проникнуть сквозь пространство и время, чтобы сохранить мир и благополучие на родной планете, но каждый раз для этого приходится умирать…
Сергей Жуков
Русские всегда умирают
I
Иван удобнее вжался в кресло, когда на табло загорелась знакомая фраза. Часть приборной панели оставалась неизменной уже вторую сотню лет, этот ее «кусок», как будто вырезали ручной пилой из старого корабля и приклеили на современный тактильный экран. Большая пластиковая кнопка, потертая краска букв и тусклая подсветка изнутри пробуждали знакомое волнение. Сейчас ускорение пропадет, звездное поле погаснет, и привычная жизнь опять закончится. Смерть всегда одинаковая – нет облегчения, избавления или пустоты. Просто заканчивается жизнь… Большая кнопка мигнула второй раз и засветилась еще сильнее: «РУССКИЕ ВСЕГДА УМИРАЮТ».
На самом деле, эта надпись была не более чем символом, скорее – память о былых временах, когда первые путешественники попадали в Щель. Да и перевод был не совсем точным, дословно должно быть: «Гарантия смерти русских», как предупреждение об опасности персонала, но переводчики Объединенного Общества Космоса не стали заморачиваться и оставили фразу как есть сейчас.
Это случилось очень давно, почти два столетия назад, в 2024 году, сразу после большой войны. Тогда, из-за очередного смещения орбиты МКС, все российские космонавты погибли, ну, все считали их погибшими. И это продолжалось несколько раз, пока не обнаружили, что орбита станции проходит через Щель. Весь русский экипаж всегда умирал, с того времени и появилось такое предупреждение.
Сейчас, на орбите вокруг Земли, всюду были символы той войны. Тяжелую и ненужную технику выкидывали сюда долгие годы. Потом, когда надобность в таком отсталом вооружении полностью пропала, на орбите появились целые мемориалы из кораблей, танков, самолетов. Одно время даже возили туристов, чтобы показать, как велись войны в эпоху «Нашей эры», но виртуальный мир со временем вытеснил физический. Да и зачем лететь, подвергать себя, хоть и минимальному, но риску, если можно влезть в симулятор и испытать все впечатления как наяву.
В нескольких десятках километров от входа в Щель висел внушительный «Крейсер Москва», наверно, самый знаменитый корабль той войны. Как отвисли челюсти у противников, когда корабль, который уже два года считали потопленным, вышел из Балаклавской бухты и уничтожил точными ударами половину вражеской группировки! Да, шуму тогда наделал «Крейсер Москва». Операция по его якобы потоплению прошла успешно: прикрытый силовым полем, корабль смог незаметно от радаров пройти в закрытый док, где получил новейшее вооружение. Этот случай, конечно, не изменил ход войны, и Россия, и весь мир уже были обречены, но память жила до сих пор.
Весь в серебряной космической пыли, Крейсер молчаливо напоминал, что будет возрождение, что смерть – это еще не конец.
Маленький паучок спустился к панели приборов на невидимой паутинке. Иван слегка ткнул его пальцем и улыбнулся:
– Ну что, чувак, полетели умирать?
Паучок, будто услышал его, весь сжался, быстро сматывая свою паутину и исчезая под пластиковой обшивкой кабины.
Звезды мерцали все ярче, на мониторе заднего вида медленно крутилась Земля, а яркие лучи солнца озаряли ее сбоку. «Красиво!» – подумал Иван. Он набрал нужную комбинацию на панели управления и направил свой челнок с именем «Праща» в темный сгусток, который виднелся слева от старого крейсера. На самом деле, Щель была невидимой для человеческого глаза и прочих сканеров, но на мониторе ее подсвечивали в виде пятна, чтобы пилот смог подготовиться.
II
Старая телега со скрипом катилась по лесной дороге. Деревянные колеса нервно подпрыгивали на небольших кочках, от чего вся конструкция болталась из стороны в сторону.
Иван лежал на куче свежескошенной травы, которая покрывала деревянное дно телеги. Заложив руку под голову, он смотрел на широкую спину деда Прокофия, где ровным слоем сидели сотни мелких тварей. Мошки и комары густым облаком висели сзади лошади, а часть их смело приземлялась на спину деда. Можно было наблюдать, как насекомые пробивали своим хоботком грубую редкую ткань и впивались в могучее тело, постепенно наполняя свои брюшки кровью.
– Дед, а тебе не больно? – спросил мальчик.
– Что? – немного повернувшись, откликнулся дед, и слегка поправил лошадь вожжами.
– У тебя вся спина в комарах, кровь сосут… – продолжил Ванька и дотянулся ладошкой до спины дедушки, от чего на рубахе осталось большое красное пятно.
– Пусть сосут, божьи твари. Дурную кровь пьют! – дед крякнул, шлепнул кобылу по крупу вичкой и хитрецки улыбнулся.
Дорога вышла из леса, и взору открылась небольшая поляна. Посредине поляны стоял красивый низкий дом, а рядом баня в три бревна, все было огорожено забором из толстых жердей. У калитки стояла баба Нюра и держала в руках глиняный кувшин с широким горлом, накрытый белым блюдцем. На скамейке стояли железные кружки.
– Я уж заждалась! Давно слышу, как телега скрипит, – проговорила бабушка и, придерживая блюдцем ржаные корки, стала разливать в большие кружки смородиновый квас.
– Хорошо покосили сегодня. Ваня молодец, успевал за мной ворошить, – с этими словами дед передал мальчику прохладную кружку, потом взял другую и залпом выпил, после вытерев рукавом усы и бороду.
Баба Нюра проводила их во двор, помогла умыться.
– Отдохните маленько с работы, у меня скоро пирог с шеями будет. Лошадь, дед, не забудь загнать, а то знаю я тебя… – пожилая, слегка сутулая женщина взяла пустые кружки и пошла в дом.
– Деда, а с какими еще такими шеями пирог? – подозрительно спросил Ваня.
Дед Прокофий громко засмеялся.
– «Баушка» варит гусиные шеи, потом мясо с них обирает, после с жареным луком и грибами смешивает – и в пирог. Вкусно очень получается! Вот увидишь! Ох ты ж, аж в животе заурчало от этих фантазий… – старик весело потеребил мальчонке русые волосы.
Было действительно вкусно. Незабываемый аромат и сильный голод подгоняли Ваню затолкать весь кусок сразу в рот, но бабушка поставила рядом высокий стакан с молоком и приговаривала:
– Не подавись хоть, запивай! Ох, совсем дед тебя в лесу голодом заморил, посмотри, старый, он и так – одни кожа да кости! Хоть ели чего сегодня?
– Были бы кости, а мясо нарастет, – подбирая с бороды крошки пирога, пробубнил дед. – Яйца у нас с собой были, хлеба немного. Еще малину нашли, когда обратно ехали, уже поспела, надо бы пособирать?
– Надо, надо… – пробубнила баба Нюра, подливая деду молока.
Ваня наелся и отвалился на спинку стула, глаза сами закрывались. Дед достал откуда- то прозрачную пластинку, которая тут же засветилась тусклым голубым светом, озаряя вокруг пространство деревенской кухни.
– Погоди засыпать то, сейчас в кровать пойдешь. Ты сколько у нас еще, неделю? – спросил дед, глядя в экран.
– Угу, – пробубнил Ваня сквозь сон.
– Ну и славно. Завтра на лыжах пойдем, может зайца поймаем, – дед коснулся пальцем экрана, и все исчезло.
Ваня открыл прозрачную крышку. Мягкий гель отступал от тела, освобождая руки и ноги. Мальчик вылез из капсулы и перебрался в свою кровать, потом накрылся одеялом с головой, погружаясь в сладкий сон.
III
– Сергей Палыч, у меня резец затупился опять, надо обороты сбавить! – Иван крикнул мастеру участка, который стоял на втором ярусе цеха.
Мастер подошел к перилам и оглядел пролет, вдоль которого ровными рядами стояли различные станки и оборудование. У некоторых станков работали люди, некоторые еще были в деревянных ящиках и обрешетке, у каких- то работали слесари и электрики, спешно подключая провода и прочие детали.
Сергей Палыч спустился в цех и подошел к Ивану.
– Молодец, что до скрипа не доводишь, так и деталь целая остается и инструмент не портится. Как износ определяешь? – поинтересовался мастер.
– По стружке, – спокойно ответил парень. – Структура начинает меняться и цвет, сначала чуть темнее делается, потом ломается, а уж потом и резец скрипеть начинает.
– Молодец! – снова похвалил Сергей Палыч и махнул кому- то в конце пролета, – Василич, поменяй резец Ваньке!
– Пойдем наверх пока, отдохнешь пять минут, чаю дам, – позвал с собой мастер и пошел к лестнице.
В кабинете мастера было тесно, все помещение было завалено мебелью, коробками с чертежами и папками, у самой двери стояли две деревянных табуретки, а между ними самодельная электрическая плитка. На плитке блестел металлическими боками чайник, из носика которого тонкой струйкой поднимался пар. Сергей Палыч достал две фарфоровых кружки, осмотрел, сильно дунул в одну, протер тряпкой, сыпанул из коробки немного заварки в каждую и залил кипятком. Они сидели друг напротив друга, Иван тянул к плитке замерзшие руки, медленно сжимая пальцы.
– И ты здесь по собственной воле, значит? – как- то протяжно произнес мастер.
– Да, – кивнул Иван.
– Ноги не мерзнут? – Сергей Палыч оглядел парня с ног до головы, остановив взгляд на рваных валенках, обмотанных тряпками. – Или тебе все равно?
– Не все равно, мерзнут немного, но я шевелю пальцами, чтобы кровь не застаивалась и мышцы не затекали. Думаете, раз я тут, а мое тело там, то я ничего не чувствую? – улыбнулся Иван.
– Ну, я же не знаю, как там у вас все устроено, – подмигнул Сергей Палыч.
– Все реально: и боль, и холод, – вздохнул Иван и посмотрел на свои сбитые, измазанные грязные пальцы.
Мастер открыл ящик стола и достал небольшой белый комочек сахара, попытался сломать его пополам, но не смог, протянул парню.
– Попробуй ты.
Иван взял сахар и легким движением разломил его на две почти равные половинки.
– Крепкие пальцы! Я видел ты и заготовку сам на станок ставишь, она же килограмм шестьдесят весит! – восхитился Сергей Палыч.
– Обычно, шестьдесят два, плюс- минус триста грамм. Тяжелая, но мы же тренируемся с детства, чтобы перегрузки при посадке легче переносить, – парень бросил свой кусочек сахара в кружку, а второй протянул мастеру.
– Вот, сразу видно, что не местный! – засмеялся собеседник. – Мы сахар в чай не кладем, а вприкуску едим! Говорят, у вас там почти рай, и войн нет?
– Глобальных конфликтов нет, – дипломатично ответил Иван и с шумом отхлебнул горячего чаю. – Когда проблема с энергетикой решилась по всему миру, то конфликтов почти не стало, да и в русской идеологии война неприемлема.
– Сказки прям, – не поверил Сергей Палыч. – Что, и русские по всему миру сейчас и со всеми в согласии? А Советский союз?
– Мне нельзя рассказывать вам, вы же знаете…
– Знаю, Ванька, знаю. Видимо, для нужного дела ты тут, раз вас, совсем еще пацанов, отправляют сюда.
– Да, – проглатывая горячий напиток, кивнул парень. – По-другому никак, иначе не пройти в Щель. Даже у тех, кто прошел всю историческую программу славян, бывает, что не получается, и тогда все двадцать лет обучения на свалку, только инструктором потом…
– Видимо, стоит эта Вода дорого, если на кону такие ставки? – желая узнать как можно больше, любопытствовал мастер. – А нам бы, Ванька, войну закончить, да фашистов разбить, ведь, под Москвой уже…
– Мы победим, Сергей Палыч, обязательно победим, мы всегда побеждаем, потому, что мы за правое дело, – твердо проговорил Иван заученную фразу, встал, поставил кружку к чайнику и вышел в цех.
Он работал здесь с осени, как только завод перевезли из Белгородской области и поставили первые станки. Это была обязательная часть программы обучения. Пошел уже второй месяц. За это время он всего лишь раз виделся с матерью, а отца не видел вовсе. Мир вокруг был реальным на все сто процентов. Даже выйдя через две недели из капсулы, он чувствовал все последствия на организм. Похудел, ноги тяжелые, а суставы пальцев от холода становились менее подвижными. Капсула с полной достоверностью передавала все воздействия на тело. Но самое необычное было в другом – Иван видел вокруг людей, настоящих, живых.
Вчера соседке по бараку, тете Зине, прислали похоронку на сына. Она сидела с бумажкой в руке, прикоснувшись лицом к деревянному косяку, и молчала, глядя в одну точку. Бабы проходили мимо, дети и подростки не лезли. Все знали, что горе надо принять. У каждого уже кто- то погиб. Кого- то разбомбили, кто- то на фронте пропал, а кто- то уже здесь, в эвакуации, от болезней, недоедания и ранений. Иван ступил на крыльцо барака, и тетя Зина подняла на него глаза.
– Такой же белокурый был… Сашенька… мой… Восемнадцать годков, ведь… всего…, – и ее прорвало, она завыла, как раненная волчица, закрыла лицо руками и орала диким воем, раскачиваясь взад и вперед.
Иван не знал, как поступить, но чувствовал, что нужно побыть рядом. Приблизился и сильно обнял тетку. Тетя Зина приняла его сострадание, она уперлась лбом в его худо плечо, заливая грязную фуфайку слезами. Темнело.
Таких моментов Иван пережил уже несколько. Через две недели, когда он первый раз вышел из капсулы, они сидели с матерью за столом.
– Мам, я не уверен, что так надо, ведь это настоящие люди.
Мать серьезно посмотрела на него, положила ладонь на голову и погладила волосы.
– Я слышала, что это тяжело, у нашей коллеги сын совсем вышел из программы, не смог. И если ты решишь прекратить, то я не буду критиковать тебя, – понимающе сказала мама.
– Знаешь, людям там очень плохо, а я как бы в гостях у них.
– Ваня, ты же знаешь, что без этого никак, тебе нужно прожить весь цикл, сейчас весь мир держится на Воде, челноки взлетают по пять раз за сутки, а возвращаются полными единицы, и Воды нужно все больше и больше, – убеждала мать. – Ты и такие как ты – гарантия этого мира, чтобы не повторялся весь тот ужас.
– Знаю, нам с пеленок это вдалбливают – вздохнул парень.
IV
Иван сел в блестящий черный автомобиль с большими колесными арками и широкими дверями. Дверь плотно и гулко захлопнулась, удобное пассажирское кресло заднего пассажира приятно пружинило во время езды. Иван потрогал мягкий ворс сиденья и спросил водителя:
– Это же немецкая машина, да?
Водитель в строгом черном костюме, белой рубашке и темно- синем галстуке, не поворачиваясь, ответил:
