– Ты как это сделала? – переборов страх, Олеся пощупала кусочек ногтя.
Алёна сорвала перчатки, отрезала краешек своего ногтя. Он не исчез.
Олеся схватила свежие ножницы, отрезала кусочек своего ногтя. Он исчез.
– Давай ты, – скомандовала Олеся, протягивая руку Алёне.
Алёна отрезала кусочек олесиного ногтя. Он остался лежать на столе.
– Что за чёрт… – схватилась за голову Олеся.
– Самой бы знать, – по спине Алёны тёк холодный пот.
Теперь Алёне пришлось предупреждать клиенток заранее, что их ногти не будут пропадать. Кто-то в ужасе отменял запись, кто-то безразлично пожимал плечами, а кто-то деловито отрезал ногти сам, чтобы они исчезли, и протягивал Алёне пальцы для покрытия лаком. Те, кто не боялся и клал руки под кусачки Алёны, обычно забирали отрезанные ногти с собой. «На память», – как они выражались.
– Я слышала, что в Лондоне Музей Ногтей открылся, – болтала одна клиента, пока Алёна рисовала ей золотые листья на ногтях. – Оказывается, не все ногти в мире пропали. Некоторые не испаряются, и никто не знает почему. Чистый рандом. Художники скупают сохранившиеся ногти за дикие деньжищи и делают произведения современного искусства. Ты попробуй с музеем связаться, тебя с руками и ногтями оторвут!
Предложение заработать звучало заманчиво, но после глитча в метро, вынесшего Алёну на заброшенную станцию, полную волос и ногтей, ей не хотелось высовываться.
***
Обычно Алёна и Олеся обслуживали женщин. Но однажды в салон зашли двое мужчин. «Двое мужчин в гражданском», – тут же про себя добавила Алёна, оценив их осанку и походку.
– Обычный маникюр! – объявил молодой мужчина, опустившись в кресло напротив Алёны. Другой, пожилой, пристально смотрел на неё, сложив руки на груди.
– Обрезной, аппаратный? – спросила она.
– Обычный.
Мужчины в гражданском десять минут непрерывно буравили Алёну взглядом. Она уже покрывала ногти молодого парня прозрачным лаком, но не выдержала и спросила:
– Что-то не так?
– Всё в порядке, – ответил пожилой мужчина. – Почему на вашем рабочем столе пыль?
– Потому что я пилила ногти вашего напар… друга.
– Почему пыль не исчезла?
– Не знаю.
Пожилой мужчина отодвинул молодого от стола и навис над Алёной.
– Ваша клиентка доложила нам, что отрезанные вами ногти перестали пропадать.
– Какая клиентка? – прошептала Алёна, отложив лак.
– Не важно. Важно то, что полмесяца назад вы были обычной маникюрщицей. А теперь – необычной. Почему?
Как правило, Алёна не отличалась смекалкой. В школе училась на тройки, математика давалась особенно плохо. Хотела пойти в универ, но завалила ЕГЭ. Всю жизнь над ней смеялись из-за недальновидности. Но вдруг что-то в голове перемкнуло, и она поняла, что нужно делать.
– Это из-за мамы.
– Так-так-так, – впервые заговорил молодой мужчина, достав блокнот. – И кто наша мама?
– Бухгалтерша на пенсии, – Алёна поднялась и отряхнула рабочий стол от ногтевой пыли. – Но она на связи со, скажем так, высшими силами.
– Так-так-так, – сказал старший мужчина так, что стало понятно, что молодой копировал его интонации. – Далеко она живёт?
– В этом же доме! – вдруг выкрикнула Олеся из угла. – Я готова сотрудничать!
– Так держать, гражданочка, – не глядя на Олесю, ответил пожилой мужчина. – Алёна Алексеевна, ведите нас.
Мужчины шли по обе стороны от Алёны, почти прижимаясь к ней. Будто рассчитывали, что она сбежит по дороге от салона до подъезда. Пока они поднимались в лифте и потом ждали, как мама откроет дверь, мужчины не проронили ни слова.
– Алёна, ты с друзьями? – удивилась мама, сегодня одетая в халат и все драгоценности, хранящиеся дома.
– Полковник Лихачёв, – кивнул старший мужчина. – И лейтенант Мёдов. Разрешите войти, у полиции есть к вам вопросы.
– Наконец-то! – обрадовалась мама. – Я вас заждалась! От ваших коллег в ноль-два ответа не дождёшься.
– Так ноль-два уже десять лет не отвечает, – заметил лейтенант, разуваясь на входе, а полковник пошёл на кухню в ботинках. – Звоните сто двенадцать или сто два.
Мама окружила полицейских вниманием, поставив на столе пять чашек чая и корзиночки с печеньем.
– Для кого пятая чашка? – спросил лейтенант, ставя пометки в блокнот.
– Для её высочества Небулы с Юпитера, – серьёзно ответила мама, наматывая на голову кухонное полотенце тюрбаном.
– У мамы диссоциативная шизофрения, – пояснила Алёна. – Иногда она не понимает, где заканчивается реальность и начинаются её фантазии. Однажды она вернулась домой, обняла меня и сказала, что теперь у меня есть супер-способности. Я подумала, что это очередной бред, но с тех пор, когда я делаю маникюр себе или кому-то ещё, ногти не исчезают.
– А если кто-то другой делает вам маникюр? – спросил лейтенант.
– Тоже не исчезают, – вспомнила Алёна эксперименты с Олесей в салоне.
– Волосы?
– Да. Если я отрезаю чьи-то волосы, они тоже не исчезают. И мои не исчезают. Короче, так же как с ногтями.
– Интересно, – барабанил по столу полковник. – У вашей матушки такие же странности?
– Нет, только у меня.
– Когда это началось? – спросил лейтенант. – И куда ходила ваша мама перед тем, как обнять вас и рассказать про супер-способности?
– Это было три недели назад. В четверг или… Да, в четверг. Мама просто ходила в магазин, гуляла…
– Гражданочка, – обратился полковник к маме, размешивающей чай хлебной соломинкой. – Где вы были четырнадцатого августа? С кем вы общались?
– Дайте подумать, – мама открыла микроволновку. Посмотрела в неё с минуту и сказала: – Четырнадцатого в Москву приезжала делегация из Гипербореи. Я встречала их на Савёловском вокзале. Они приезжали из Савёловска, столицы Гипербореи, конечно же.
Полицейские вопросительно посмотрели на Алёну, и та пожала плечами.
– Как вы добирались до вокзала? – спросил лейтенант.
– На метро, – ответила мама, наливая молоко в лишнюю чашку чая.
– С кем вы виделись на вокзале?
– Ой, да со всеми нашими! Бельмондо был, Моргернштерн, Ваня Ургант… Я думала, он давным-давно в Савёловск переехал, а, оказывается, четырнадцатого переезжал!
– Саня, проверь, где Моргернштерн и Ургант в тот день были, – сказал полковник. – Что именно произошло на вокзале?
– Каком вокзале? – удивилась мама и с испугом уставилась на полицейских, будто они только зашли. – Вы кто? Алёна, друзья твои?
– Алёна Алексеевна, как вы понимаете, что из того, что говорит ваша матушка правда, а что вымысел? – полковник стучал по фарфоровой чашке пальцами.
– Я не понимаю. Никто не понимает. Психиатр сказал, что, если мама пройдёт интенсивную терапию в больнице, занимающейся диссоциативной шизофренией, состояние улучшится… Но больница в Израиле.
– Понятно. Лейтенант, запиши, – полковник продолжал барабанить пальцами, обращаясь к маме: – Гражданочка, почему ногти и волосы, отрезанные вашей дочерью, не пропадают?
– Спросите Володю.
– Какого Володю?
– Как какого? Маяковского! Каких ещё Володь вы знаете?
– Что вы имеете в виду?
– Ногти! – мама потрясла руками, увешенными золотыми браслетами. – Ногти оставьте у памятника Володи на растущую Луну, и всё поймёте!
– Лейтенант? – спросил полковник.
– Луна сейчас растёт, – доложил лейтенант, проверив в телефоне.
– Хорошо. Так, Алёна Алексеевна. Во-первых, проследите чтобы ваша мама никуда пока не ходила, ни с кем не встречалась. До последующих распоряжений. Во-вторых, вот два пакетика. В оба сложите образцы отрезанных вами ногтей. Один – мне, другой – лейтенанту. В-третьих, поедете сейчас с лейтенантом Мёдовым к памятнику Маяковского, и оставите около него образцы ногтей. Лейтенант снимет всё на видео. Дальше – ждите указаний.
– Могу воспользоваться служебным автомобилем? – смущённо спросил лейтенант.
– Валяй. После следственного эксперимента Алёну Алексеевну доставляешь сюда, а себя – в отдел.
Провожая взглядом служебную машину, уносящую лейтенанта Мёдова и Алёну, полковник Лихачёв смотрел им вслед подозрительно и настороженно.
Лейтенант всю дорогу молчал и исподтишка рассматривал Алёну. Однако стоило ей повернуться к водителю, как тот отводил взгляд. На площади Маяковского лейтенант вручит Алёне пакетик с отрезанными ногтями и направил на неё малюсенькую камеру го-про, скомандовав:
– Гражданка Алёна Алексеевна Подпрудная помещает аномальные образцы ногтей на постамент памятника Маяковскому…
Он жестом показал Алёне поторопиться. Она высыпала несколько тонких полосок ногтей, отрезанных у мамы, и положила на тёплый от солнца гранит. Разумеется, ничего не происходило. Лихорадочно придумывая оправдание, Алёна замямлила:
– Лейтенант, вряд ли что-то произойдёт… Мама же не здесь была, она могла перепутать, и вообще…
– Внимание! – закричал в камеру лейтенант. – Смотрите, образцы пропали! Исчезли! Только что они лежали здесь, и просто исчезли! Как обычные отрезанные ногти! Означает ли это, что отрезанные гражданкой Подпрудной ногти исчезают, но с бОльшим интервалом времени?..
Алёна знала, что это неправда. Для такого же эксперимента она хранила в рабочем столе ногти, отрезанные на следующий день после глитча в метро, вынесшего её на волосо-ногтевую станцию, и они не исчезали уже три недели как.
Но почему эти исчезли? Неужели мама и правда оказалась во всём замешена?
– Эксперимент закончен, – объявил лейтенант, выключая камеру. – Я отвезу вас домой. Никому не рассказывайте о нашем с полковником визите и об эксперименте. Выходите завтра на работу как обычно. Мы с вами свяжемся.
***
Алёна ничего не слышала от полковника и лейтенанта до конца недели. Олеся с ней почти не говорила, стыдливо уделяя всё время полировке инструментов.
В воскресенье утром лейтенант Мёдов явился в квартиру Алёны и показал пластиковый пакетик, заполненный её ногтями.
– Второй комплект образцов не исчез. Дело либо в памятнике Маяковскому, либо в вас.
Не спрашивая разрешения, лейтенант прошёл на кухню, где мама смотрела телевизор и «курила» пластиковую трубочку.
– Вы друг Алёны, – вспомнила она, запахивая халат.
– Да. Нина Васильевна, какая связь между памятником Маяковского и Аномалией?
Та пожала плечами и протянула лейтенанту пластиковую трубочку. Алёна жестом показала ему повторять за мамой.
– Вы были четырнадцатого августа на площади Маяковского? – «закурил» лейтенант. – Что там произошло?
– На Маяковке не помню, когда последний раз была. Ведь столько дел. То с Гипербореей, то с рептилоидами.
– Нина Васильевна, я знаю, что в день, когда у вашей дочери проявились аномальные способности, на Савёловском вокзале не было ни делегации из Савёловска, ни Моргенштерна, ни Урганта. Зачем вы мне врёте?
– Слушайте, лейтенант, – схватила его за локоть Алёна. – Вы что, не понимаете, что моя мама больна? Ей нужно лечение, без него она не сможет ни на какие вопросы отвечать!
– Вспомнила! – щёлкнула пальцами мама. – Маяковка – это не просто площадь!
– Так-так-так, – достал блокнот лейтенант. – Подробнее.
– Это ещё и станция метро! Так ведь, шоколадка?
– Ну да.
– Так и зачем вы по площади ходили? В метро и людей больше, и они разговаривают. А не как этот памятник. Вот там, может, встретите Урганта из Савёловска, которого ищете.
– Кого мы там ещё встретим? – напирал лейтенант.
– Одной лишь Инстасамке известно! – перекрестилась мама.
