Доктор Разгон "Корона Суперзвезда"

В начале третьего ночи я добрался, наконец, до палаты. Лола ждала меня…

В этот раз она громко стонала во время секса, я просил вести себя потише, в коридоре и соседних палатах всё слышно, на мои слова она не реагировала, и у меня не получалось заткнуть ей рот поцелуями, она целовалась, но продолжала издавать звуки.

– Не могу сдерживаться, – сказала она потом извиняющимся тоном.

У меня сложилось впечатление, что она это делает специально. Прошлый раз она же смогла сдержаться, причём без видимых усилий, без сжатых зубов, судорог, засосов, и царапанья моей спины. Так же, как в санпропускнике, в котором никого не было, и там можно было орать в полный голос.

Утром я спросил, храпел ли я во время сна, она ответила, что нет, вот только шибко сильно «юлтузился». Что означало «ворочался». Да, что было, то было, я не могу спокойно спать, постоянно ворочаюсь, пытаясь найти удобное положение.

Глава XXX, в коей повествуется о суточном дежурстве 7–8 июня в моём родном ковидарии, о милых чертах характера мой юной подруги Лолы, а также подводятся итоги месячной работы нашего ковидария и делаются некоторые выводы

Суточное дежурство 6–7 июня в больнице № 1 (родном ковидарии) оказалось на редкость спокойным. Меня дважды вызывали в приёмное отделение, всего я провёл в противочумном костюме около 6 часов и принял 8 больных, плюс, как невролог, осмотрел одного больного в реанимации. Ночью привезли ещё двоих, но меня не стали будить, и за меня сходил в приёмное отделение другой доктор, в обязанности которого входило ведение инфоклиники и обходы больных в отделении.

– Не стал тебя беспокоить… – многозначительно кивая головой, сказал он мне утром.

Касаемо моей юной подруги Лолы – у нас сразу сложился формат отношений, отличавшийся лёгкой развязностью и граничивший с благостным дуракавалянием. Она была из тех немногих, кто весьма непринуждённо матерится и говорит скабрезности, и кому это идёт. Кому то мат не идёт вообще, в устах Лолы это звучало вполне естественно и даже мило. Будучи нерусской, Лола использовала в своей речи всё богатство русского языка и в плане владения оным могла заткнуть за пояс иного чистокровного русского.

– Здравствуй-здравствуй, хуй мордастый, – такими словами она меня приветствовала, нараспев, своим тоненьким птичьим голоском, и я «валялся под столом» от хохота. Если бы мне это сказал кто-то другой, я бы обиделся.

«Расскажи… как ебутся ежи», «Андрей Болт Конский», «Ты чего такой грустный, хуй сосал невкусный?»

Мне и до этого было известно, что язык не абсолютная вещь, что никакое слово не может быть абсолютно неправильным или абсолютно оскорбительным. Всё зависит от контекста и намерений. Особенностью Лолы было то, что она возвела всё это в абсолют. Она могла сказать: «Пошёл в пизду!», что в её устах означало «Скорей войди в меня!»

Ни с кем из бывших девушек не мог я так непринуждённо разговаривать о выделениях, выходящих из тела, об отверстиях в теле, сексуальных фантазиях, и тому подобном. Какими бы раскрепощёнными они ни были, у каждой были какие-то запреты, границы, и правила. У Лолы никаких табу не было в принципе.

Однако, несмотря на заключённую в её слова телесность, своим поведением Лола устанавливала для собеседника рамки приличий. Резонно было бы предположить, что она какая-нибудь «шалашовка», «спермобак», и постоянно должна находиться в окружении брызжущих слюной кобелей, в грубой форме предлагающих совокупиться. Но ничего такого не происходило. Да и её Медвежонок напоминал скорее домашнего пёсика, чем уличного кобеляру. Было что-то, женственность и здравомыслие, и что-то ещё неуловимое, что защищало её от прямолинейного подхода со стороны мужчин. Она заставляла их относиться к ней, как к хорошей девочке, и только последний мужлан мог быть невежливым при таком раскладе.

Что касается работы.

За месяц, что мы работаем как инфекционная больница, через нас прошло 302 пациента (сейчас находится 124, из них 100 ковид-подтверждённых, из этих 124-х – 75 пневмоний, из которых 44 ковид-подтверждённых, 10 человек в реанимации, один на ИВЛ).

Скончалось за месяц – всего 7, это 2 % от общего количества. Все пожилые, изначально тяжёлые, с кучей хронических диагнозов. Сомневаюсь, что это лично коронавирус их убил. Для сравнения: за январь похоронили больше 40 больных из около 300 прошедших лечение в стационаре, это к вопросу о тяжести ковидных пациентов и тяжести наших обычных профильных пациентов.

Большинство этих наших нынешних коронных пациентов – бессимптомные или лёгкой степени тяжести, которые, согласно рекомендациям, могут наблюдаться/лечиться амбулаторно.

Эти данные некорректно экстраполировать на все больницы города и тем более страны, потому что, возможно, нам повезло, а, скорее всего, руководство больницы взаимодействует с отделом эвакуации и «скорой помощью», и нам везут в основном нетяжёлых больных, потому что у нас нет пульмонологического отделения, и, соответственно, нет специалистов-пульмонологов. У нас нет компьютерного томографа, мало кислородных концентраторов, нет стационарного кислородного концентратора, производящего кислород в промышленных объёмах. Кислород к нам по старинке привозят в баллонах.

Таким образом, основной удар принимают на себя хорошо оснащённые больницы, в которых есть пульмонологическое отделение. Смертность у них выше.

Итого, оценивая ситуацию в целом, можно сделать вывод: перепрофилирование практически всех больниц под инфекцию и «обсервацию» оказалось ненужным, бессмысленным и даже вредным, с учётом того, что из этих больниц вышвырнули реально тяжёлых пациентов. Которые нуждались в госпитализации и желали остаться в больницах, в отличие от нынешних наших пациентов, которые практически поголовно не понимают, зачем их упекли в больницу, которые возмущаются и пишут жалобы. Что характерно, нынешняя лечебная тактика идёт вразрез с клиенто-ориентированной политикой «удовлетворения пациента», которую обозначил министр здравоохранения в начале года.

Справиться с «пандемией» могли бы инфекционные больницы и пульмонологические центры. «Обсервации» в том виде, в каком они существуют, это рассадники заразы. Того, кто это придумал, надо самого туда поместить на обсервацию, чтобы он оценил все прелести соседства с туберкулёзными бомжами и прочей швалью.

В нашей больнице закрытыми оказались отделения травматологии, хирургии, урологии, реабилитации, гастроэнтерологии и терапии, которые никогда не пустовали. Пациенты, которых насильно выписали в конце марта, оказались без необходимой им помощи. Никуда перегоспитализироваться они не смогли, потому что остальные больницы также закрылись.

Вот она, цена победы над ковидлой. Мы лечим одних за счёт других.

Глава XXXI, в коей повествуется о новогодней поездке в Сочи, злополучной, бессмысленной и беспощадной

Итак, мы взяли билеты на поезд… точнее, Ирина оплатила их моей картой… также она забронировала двухкомнатную квартиру в семиэтажном доме в центре Сочи в трёх минутах ходьбы от моря.

30-го декабря 2017 г мы выехали из N-ска, а на следующий день около часу дня прибыли в Сочи. На такси доехали до места, обустроились, расплатились за жильё, прогулялись по набережной, пообедали в кафе. Ближе к вечеру отправились в супермаркет за продуктами. Народу было не протолкнуться. Пришлось выстоять очередь за едой. Выбор, надо заметить, был огромный – салаты, закуски, мясные блюда, всё, что душе (и желудку) угодно. Набрали полную тележку и еле дотащились с пакетами продуктов до дома.

До полуночи ещё оставалось время, и мы снова пошли на море. Пешком дошли до порта, поглазели на яхты, пофотографировались, не спеша пошли обратно. Народу было очень много, почти как летом.

Я улучил момент, чтобы позвонить сыну, пока Ирина с детьми пошли к морю. Пришлось отойти подальше, чтобы не было слышно шума прибоя.

Поздравив сына с наступающим новым годом, пожелав всего самого наилучшего, приняв ответные поздравления и закончив разговор, я вернулся к своим. О которых сыну ничего не было известно. На самом деле, зачем уподобляться героям идиотских сериалов и знакомить детей с новыми сожительницами: «Вот, сынок, познакомься, это моя новая… кхм… не знаю, как назвать… а это её дети, кхм». Или рассказывать о них детям по телефону, если они живут в другом городе, как в моём случае: «Привет, сынок, звоню тебе с моря, слышишь шум прибоя… как-то так, да… я тут не один, приехал отдохнуть со своей новой… кхм… не знаю, как назвать… и её детьми, кхм… Ну как ты там? Как там твоя мама?»

А потом он приезжает к тебе в гости, ты его встречаешь на вокзале с этой, как её там, не знаю, как назвать… и он спрашивает: «Это та самая, с которой ты был на море, вместе с её детьми?» А ты такой: «Нет, сынок, это уже другая, познакомься!»

Незачем мешать солёное с кислым.

В начале двенадцатого мы вернулись в арендованные апартаменты и стали готовиться к новогоднему застолью, сервировать стол, разливать напитки.

Дом был современный. Квартира на третьем этаже, которую мы арендовали, изначально была студией без перегородок, площадью примерно 70 квадратных метров. Покупатель изменил её таким образом. Когда заходишь в квартиру, попадаешь в просторный, метров на 40, холл, без деления на прихожую, кухню и зал. Напротив входа – кухонный гарнитур с плитой, мойкой, шкафами и тумбами. По правую сторону диван-кровать, кресла и журнальный столик. По центру помещения и чуть правее – обеденный стол со стульями. Телевизор в правом углу. Стеклянная, а точнее, «стеклопакетная» стена отделяет холл от спальни. Получается, это два смежных помещения. В спальне большая кровать, две тумбочки и шкаф-купе. Окна спальни на две стороны.

Санузел находится в противоположной стороне от спальни, то есть налево от входа. В нём ванна, душевая кабинка, раковина, унитаз, стиральная машина. Есть окно на улицу, очень удобно для проветривания.

…Новый год мы встретили самым обыденным образом: шампанское, оливье, селёдка под шубой, телевизор)))

* * *

Первого января, после пробуждения, мы позавтракали и вышли на прогулку. Было около полудня. Ночью шёл дождь, было свежо и сыро. Мы шли по главной улице, идущей параллельно набережной. На лавке лежал гражданин, видимо, наотмечавшийся вчера до полной отключки. Что характерно, никто к нему не подходил, не вызывал «скорую помощь». Меня это приятно удивило, – после творящейся в нашем городе вакханалии, где пьяный сброд подбирают не только в центре города, но и в таких местах, куда нормальный человек никогда не пойдёт. Всегда удивлялся, когда фельдшера «скорой помощи» рассказывали, откуда привезли очередного бомжа. Они с трудом находили место, откуда поступил вызов от очередного гражданского активиста. Что он делал в этой глухомани, которую даже бродячие собаки обегают стороной?!

Итак, мы прогуливались по центру города, когда я увидел «скорую помощь» и чисто непроизвольно выругался. Хотя я был не на работе, и не мне принимать клиента, которого везёт этот транспорт. Я проследил взглядом – машина направлялась не в ту сторону, где лежал на скамейке алкаш. И вздохнул с облегчением. Есть же нормальные города, в которых напрочь отсутствуют гражданские активисты.

Мы прогулялись по парку «Ривьера», выпили бодяжного кофе, и сходили на шоу с дельфинами.

Вечером Ирина пообещала, что уложит детей спать и придёт ко мне, разбудит, если я к тому времени засну, чтобы вон чего сделать… но так и не пришла и не разбудила, а осталась спать с детьми на диване в зале.

* * *

2 января.

Меня бы вполне устроило времяпровождение в шезлонге на берегу моря, но у Ирины была идея фикс: показать детям все достопримечательности. И мы поехали на автобусе в Олимпийский парк.

По прибытию, не успели пройти и 500 метров, как сын Ирины Дима стал ныть и выть, по обыкновению, что он устал и не может больше идти. Меня всегда удивляло, что он таким образом пытался добиться – чтобы его понесли на руках? Или вызвали лимузин для перевозки Его Высочества!?

Меня с шести лет отец брал с собой на рыбалку и по грибы, мы проходили по 10–15 километров, с передышками, конечно, и у меня не было никаких истерик. Этому уже семь, он первоклассник.

В данном случае мы не преодолели даже 1/10 запланированного пути. О непринуждённой прогулке не могло быть и речи. Кое-как мы доковыляли до выставочного павильона, в котором проходила выставка раритетных советских машин. Заплатили за билеты, прошли внутрь. Осмотр экспонатов прошёл более менее спокойно. ЗИМы и ЗИСы, Волги и Чайки, Москвичи и Жигули, РАФы и ЗИЛы немного развлекли Диму, к тому же, мать купила ему сувенирную машинку, плюс к нескольким сотням, оставшимся дома, так что он на какое-то время успокоился.

Однако, стоило нам выйти на улицу, всё началось сначала. Завидев Луна-Парк, я предложил пойти туда, с условием, что они пойдут без меня… но Ирину такой вариант не устроил: «Мы семья и должны везде ходить вместе!»

Дима затянул свою песенку: «Я устал! Я больше не могу идти! Я хочу пить! Я хочу мороженое!»

Такие заявления меня тоже весьма и весьма удивляли. Что, по его мнению, должны были сделать окружающие? Усадить в кресло, побежать за водой и мороженым, найти требуемое чёрт знает где, купить, вернуться и подать ему угощения?

Ему объясняли, что, мол, сейчас найдём кафе, купим тебе воды, пообедаем, закажем мороженое, но всё без толку. На территории не было заведений общепита, не было ларьков, открытым оказался только сувенирный магазин. У моих спутников встал вопрос: куда идти? У моря должно быть много заведений, но где оно?

У меня таких вопросов не было. Любой нормальный человек, впервые оказавшийся в этом месте, сразу бы сообразил, что море должно находиться в стороне, противоположной горам. Ирина, Дима и Яна встали в ступор, как лебедь, рак и щука. Все показывали в разные стороны, и все эти направления были неправильными.

В итоге они все между собой переругались, Дима впал в психоз и стал бросаться с кулаками на мать с сестрой. Меня это вывело из себя и я заорал:

– Заткнись, сука!..

Это было самое вежливое из длинной тирады в его адрес. Он испуганно примолк, Яна в страхе отскочила в сторону, а Ирина попыталась меня урезонить, выбрав для этого самые неподходящие доводы:

– А своего сына ты бы так приложил?

Я рассвирепел окончательно:

– Чо ты сказала?!! При чём тут мой сын?! Разве это мой сын мне тут полдня мозги выносит??! Хули ты везде моего сына приплетаешь?!

Опять же, это было самое вежливое, что я в тот момент произнёс. Смысл моего высказывания заключался в том, что, если она ещё хоть раз упомянет моего сына, в любом контексте, то я снесу ей пустой жбан, который она по недоразумению называет своей головой.

Высказавшись, я направился в сторону моря. Трое неадекватов последовали за мной. Догнав меня, Ирина спросила: «С чего ты взял, что море там?»

– Иди молча! – огрызнулся я.

Мы прошли достаточно для того, чтобы Дима снова заскулил, а его сестра начала роптать: «Мы неправильно идём, надо было идти туда, куда Я показывала!» Мы как раз переходили дорогу, и впереди сквозь заросли виднелся бескрайний простор, который и являлся, собственно, морем. Какой же надо быть тупицей, чтобы не видеть очевидного! Видя мой настрой, Ирина цыкнула на дочь, чтоб та шла молча.

Через пару минут уже ни у кого не было сомнений в том, что мы на верном пути. Ирина принялась стыдить детей, мол, зачем устроили ссору, когда можно было спокойно, дойти.

– Можно было нормально объяснить, – буркнула Яна.

Я промолчал, но про себя подумал: «Нормально объясняют нормальным людям. Таким, как вы, дают пинка и жёстко приказывают».

Выбрать заведение получилось не сразу. Ирина включила режим разборчивого гурмана, который не станет есть где попало. Она не была похожа на человека, который проголодался сам и хочет поскорее накормить своих проголодавшихся детей. В итоге она выбрала заведение а ля карт, и нам пришлось около полутора часов ждать, пока нам приготовят. Вместо того, чтобы съесть не менее качественную еду гораздо быстрее и дешевле в бистро.

Дима устроил свой традиционный спектакль с кривляньем и ломкой, не стал ничего есть, Ирине не удалось его накормить даже из ложечки (школьника мать кормит в ресторане из ложки!!!), мать с сестрой поделили между собой его порцию.

Остаток дня прошёл более менее мирно, мы прогулялись вдоль моря, взяли напрокат велосипеды, покатались, потом на автобусе вернулись в Сочи.

Вечер ознаменовался истерикой, которую на сей раз закатила Яна. Во время прогулки она спросила, в каком месяце в Сочи белые ночи. Я ответил, что в Сочи не бывает белых ночей, они бывают только в северных городах, в Санкт-Петербурге, например.

– В Сочи тоже есть белые ночи, даже песня есть про это, – с непрошибаемой уверенностью заявила Яна.

– Песня как раз про ЧЁРНЫЕ ночи, – парировал я и стал гуглить «белые ночи».

И показал ей результаты поиска:

– Вот, смотри, если ты мне не веришь – материал Википедии, список росийских городов, в которых есть белые ночи. Южнее Петербурга белых ночей нет.

Из широко распахнутых глаз Яны брызнули слёзы, он побежала вперёд, вопя на всю улицу: «Всё равно! В Сочи есть белые ночи!!!»

В тот вечер Ирина не удосужилась мне что-то пообещать в плане интима, демонстративно осталась спать с детьми на диване в зале. Пришлось мне в одного пить водку в спальне, чтобы спокойно заснуть, ни о чём не думая и не анализируя события этого дня.

* * *

На следующий день, 3 января, Ирина решила показать детям ещё одну достопримечательность – горнолыжный курорт Роза Хутор (старое название – Красная Поляна). Мы выехали на такси на вокзал, чтобы уехать на скоростном поезде «Ласточка», но таксист, узнав о цели нашей поездки, развёл нас на свои услуги. И мы доехали до места на моторе.

Мы побродили по улочкам горнолыжного курорта, сфотографировались в разных местах, зашли в кафе, перекусили… а на выходе Ирина закатила мне истерику – я не подал ей руку, чтобы помочь спуститься с двух ступенек.

– Я чуть не упала! Совсем не обращаешь на меня внимание! Я могла убиться, здесь голый лёд!!!

Я внимательно осмотрел «голый лёд» на ступеньках, тротуар, а заодно и всё вокруг. Дорогое место, пятизвёздные отели, идеальная чистота, всё убрано, где эта истеричка увидела снег и лёд!? Я пытался что-то объяснить, но… с таким же успехом можно было пытаться остановить снежную лавину. Взвинтила меня она изрядно, но я нашёл в себе силы не реагировать и молча выслушивал её попрёки, какой я неотёсанный мужлан.

Следующим пунктом нашей программы был подъём на вершину горы на фуникулёре. Мы взяли билеты и стали подниматься вверх. Под нами проносились верхушки деревьев, горные склоны.

Когда мы выходили из кабины фуникулёра на самом верхнем уровне, Ирина обнаружила исчезновение своей сумочки, в которой, среди прочего, был её паспорт. Возникла паника, разбирательство, кто где её видел последний раз. Выяснилось, что сумочка была у Яны, та лазила в ней, что-то искала. Ирина наорала на неё, та, по обыкновению, надерзила в ответ. По всему выходило, что сумочку забыли на предыдущем уровне, при пересадке с одного фуникулёра на другой – в кабине того, предыдущего фуникулёра.

Мы бросились к фуникулёрному смотрящему, объяснили ситуацию. Он стал звонить своим коллегам вниз, просить, чтобы они взяли сумочку и держали при себе, за ней сейчас спустятся.

Мы договорились, что я останусь наверху, а Ирина с детьми спустится вниз, заберёт сумочку и вернётся наверх. Проводив их взглядом, я огляделся. Вокруг было на что посмотреть – сверкающие заснеженные вершины, лыжники, спускавшиеся по склонам на большой скорости.

Я немного спустился с горы, и, по дороге, проложенной трактором, поднялся на соседнюю вершину. Сделал селфи и вернулся назад. Фуникулёрная станция была пристроена к ресторану, по периметру которого тянулся балкон.

Я взял в ресторане глинтвейн и стал прогуливаться по балкону, любуясь красотами. Допив, взял ещё один… полистал меню, побродил по залу, поднялся на второй этаж – там был VIP-зал, спустился обратно, вышел на улицу.

Прошло достаточно времени, для того, чтобы найти сумочку и вернуться, но Ирины всё не было. Я попытался позвонить – сбой связи. Оставалось только гадать, что там внизу происходит, и размышлять, что же мне дальше делать – спускаться или ждать здесь. Этим размышлениям я предавался за вторым глинтвейном, и за третьим, и за четвёртым… Я изрядно проголодался и уже подумывал о том, чтобы перекусить в ресторане, как вдруг раздался звонок. Это была Яна, она сказала, что они уезжают на электричке обратно в Сочи.

– Что!?? – вскричал я. – Но мы же… собирались провести время… пообедать… поужинать…

…Сбой связи…

Я запрыгнул в очередной фуникулёр и стал спускаться вниз. Принялся звонить Ирине, – связь уже была нормальной, – но она не отвечала на звонки. Наконец, на 10-й или 15-й мой звонок она ответила. На мой вопрос: «Что происходит?» она отрывисто проговорила, что паспорт ей помог найти некий мужчина, которому «не всё равно», теперь она уезжает, ей «ничего не надо» и ей «всё надоело».

– А зачем мы вообще сюда ехали? – я чуть было не сказал «а какого хрена я отвалил за это путешествие столько денег?!»

Но ответа я не получил. Разумнее всего было бы на промежуточном уровне пересаживаться не на идущий вниз фуникулёр, а на идущий вверх, чтобы вернуться на вершину, пообедать, выпить вкусных напитков, ещё раз прогуляться по горам, потом спуститься вниз, но не для того, чтобы тотчас сесть в электричку и ехать в город, а для того, чтобы продолжить веселье в каком-нибудь баре. В кои-то веки я выбрался в такое шикарное место, где чистейший горный воздух, красоты неописуемые, и что, вот так вот взять и уехать из-за какой-то истерички!!? Пускай она уезжает с «мужчиной, которому не всё равно» (вообще как-то не верилось в его существование), я буду только рад, и даже готов заплатить, чтобы он увёз её куда подальше…

Но я всё-таки продолжил спуск. Меня всё ещё грызли сомнения, когда я прошёл через турникеты, и для возврата на вершину уже надо было брать новый билет. В конце концов, я мог бы погулять по Роза Хутор, здесь тоже красиво, отобедать в приличном ресторане. До отправления электрички оставались считанные минуты, надо было срочно принимать решение…

И я, как дурак набитый, побежал изо всех сил, взял билет и запрыгнул в последнюю секунду в вагон… пошёл по вагонам, чтобы найти Ирину с детьми… но так я их и не нашёл. Позвонил ей, – попросил, чтобы она сообщила, в каком она вагоне, поднялась с места, чтобы подать мне знак, а то народу полным полно, – но она грубо мне ответила, типа, тусуйся один, и прервала разговор.