Захар Чернобыльский "Дитя 2"

– Ты кто такой?

– Как «кто»? Ты чё мля, где витаешь там? Я братан твой, мы ночлег здесь устроили, нужно ночь переждать, сейчас на улице слишком опасно. Да и нехер там делать. Все то и дело говорят, что в «безымянке» творится что-то непонятное. И так уже полгорода исчезло – кто смог – уехал, а кто не смог и не соблюдал правила – подох. Народ сидит по ночам, не высовывается… Только утром начинается жизнь – люди открывают запертые на дополнительные самодельные засовы двери, лениво и осторожно выползают, идут на работу… а по ночам, начиная с девяти вечера, город мёртв. А улицы и подворотни начинают жить – от наркоманов и беззаконников, до поистине охеревших событий. Помните, тот жуткий вечер, когда пьяный козлоёб, избил ногами и руками свою девку… Говорят, у него пена изо рта шла, и воняло серой. После чего её, ещё тёплую, хотел запихнуть в холодильник, но с-сука она туда естественно не поместилась! Так он отрезал ей руку по плечо, порубил на три части, – кисть, в локте, ну и кусок с плечом… Положил в большой пакет «Спасибо за покупку», только часть с кистью оставил… Остальное засунул в холодильник – уместилось.

– Васька, ты чё, совсем головой поехал? – Ромка, одетый в тёмные джинсы и зелёную куртку, с чёрной рваной шапкой на голове, смотрел на него боязливо, весь напрягся.

– Это я «поехал»? Он потом ещё начал кисть эту, обжаривать, чтобы жрать заместо снеков, хрустеть пальцами будто чипсами. И пахло так… кожей палёной, а красный лак с длинных ногтей начал плавиться и стекать в сковородку. – Васька как зомбированный говорил сидя на полу, глядя в хилый, еле горящий, костёр.

– Ты чё, был там? Какие ещё запахи? – Трепач взвинчено вскочил, озираясь по сторонам, потёр лоб и пробубнил еле слышно, – Показалось, что ли…

– Я видел по телевизору, – зашёл в магазин хлеб спиздить, – а там передача про чрезвычайные происшествия шла. Когда всё это видишь… тошнотворный, приторный запах крови, растёкшейся по всему полу, и горелого мяса – трудно не представить. Правда, цензуры ради это замазали, но всё равно было чётко видно.

– Звиздец. Как тебя не вырвало после такого… – дёрганное лицо Трепача, покрытое какими-то язвами, приобрело серо-зелёный оттенок и стало похоже на бурлящую зелёную жижу, которую варят ведьмы в своём котелке, помешивая огромным половником или палкой, и добавляют туда непонятные корешки, части тел людей и животных.

– Так меня вырвало, прямо на кассе, – ответил Васька, – Благодаря этому я ещё и пузырь с прилавка свистнул, который продавался по акции – продавец поднял кипиш и полезла куда-то, за тряпкой наверно.

Бездомный вытер грязные руки о синие джинсы и достал из большого внутреннего кармана черной куртки пузырёк.

– Так, сядь отдохни, выпей стопочку. – Васька протянул гранёный стакан, с налитыми сто грамм. – Давай, твоё здоровье, чтоб себе мозги не ебал, и нас не пугал. – отхлебнул из прозрачной бутылки «Пшеничную».

– Да уж, что-то тебе не очень, судя по твоей болотной роже. – буркнул Ромка. Его пухлое розоватое лицо и мелкие поросячьи глаза, прищуром смотрели на Трепача с настороженностью.

– Д-да, мы на ночлежке, всё нормально… Просто я… задумался. – Трепач выпил стопку, зажмурился, занюхал грязным рукавом олимпийки, выдохнул. На сердце отлегло, тревога отступила, но ненадолго. Достал из рюкзака, на котором сидел, упаковку плавленого сыра, хлеб. Отрезал кусок, ржавым перочинным ножом, – который нашёл в какой-то помойке, – намазал толстый слой, откусил и начал жевать, смотря в разбитое окно, во мглу что за ним, которая с жадностью и ненасытностью затягивала в себя дым от костра, будто вытягивая его жизненную силу – пламя становилось всё тусклее и тусклее. Оно умирало.

– Детский смех, топот маленьких ножек, хруст разбитого стекла под ногами.

– Твою мать! – нервно дёргаясь, Трепач вскочил, задел локтем Ваську с бутылкой… Выронил надкусанный бутерброд, тот упал в костер, верхней стороной с сыром прямо на угли. Сыр заскворчал, зашипел, угольки затрещали. Он смотрел на бутерброд в языках пламени, и видел, как сыр превращается в чёрную, гнилую, пузырящуюся жижу, а из лопавшихся пузырей лезли белые черви… От костра запахло сыростью и гниением. Среди всех этих скворчащих шипящих звуков ему послышался крик, но не обычный, а немой, – от ребёнка, который не мог говорить, – тоненький детский визг, полный боли, отчаяния и безысходности, страха и злости.

– С-сука, мля, ты чё, вообще ебанулся?! – Васька заорал, вскочил. Из лежавшей на полу бутылки толчками выплёскивалось содержимое, в противоположную от костра сторону, превращая красное кирпичное крошево на полу в чёрно-бурое месиво.

Ромка вздрогнул и хрюкнул, выронил вилку, которой ел консервный паштет, – та упала в пыль, – и пробубнил что-то со страху.

Трепачу казалось, что коридор удлинился на километры, превратившись в бездонную кишку и в конце этой коридорной мглы, ближе к спальне, кто-то скрёбся и шуршал. Хотя нет, не казалось. Он точно, точно слышал! И знал – этот коридор их «переварит» с потрохами, грязной одеждой и другими вещами, не оставив и следа, стоит только войти в него…

Часть 2. Небезопасное место

13 сентября 2022 года. Время 00:03

Взгляд трепача затянуло в бездонный мрак. Казалось, он находился во тьме целую вечность. Вдруг, краем глаза, заметил распространяющуюся тёмно-зелёную плесень. Она прорастала из-под скрытых в темноте жёлто-оранжевых обоев, – пламя костра не могло дотянуться своим светлым язычком пламени до этого места и осветить его, – и покрывала стены с потолком махровым слоем, огромным, как ковёр, который уходил во мрак. Почувствовал чьё-то дыхание… Обернулся. Никого. Исчез полудохлый костер, и бродяги. Бродяга стоял в нескончаемом коридоре полного тьмы, поросшего каким-то мерзким смрадным мхом. Сердце в груди бешено заколотилось. Он был один, абсолютно беспомощен. Не мог пошевелиться – страх сковал, как железные цепи. На этот раз за спиной послышался коварный смех. Не детский, более взрослый. Но такой… Красивый? На секунду он смог разбить железные цепи страха и развернуться к этому взрослому смеху. Побелевшие пальцы Трепача то и дело сжимались в кулак и разжимались с такой силой, что большие грязные ногти разодрали серую ладонь – на тёмно-серый бетонный пол падали алые капли.

– Не бойся меня. Я хочу тебе показать… необычайную красоту. Ты видел когда-нибудь… такое? – донёсся сладкий успокаивающий голос.

Перед ним, почти впритык, стояла босая смуглая девушка в бордовом плаще, длиною до пола, с утончёнными чертами лица – маленький ровный носик, неширокие, слегка выпуклые губы, тёмно-красные глаза. Чёрные матовые волосы, длинною до плеч, шевелились, как змеи.

– Трепач зачарованно смотрел на её лицо, тонул в вишнёвом взгляде, полного удовольствия.

Она сделала круговое движение руками от головы сверху вниз, вытягивая их в стороны и сомкнула у туловища. В этот момент, чёрные бусинки воды, появившиеся на бахроме плесени, задрожали начали притягиваться друг к другу, соединяться и образовывать что-то большое. По стенам и потолку прокатились волны воды угольного цвета. Воды ли? Внезапно появившиеся волны утихли и впитались обратно в стены и потолок. На бетонный пол при этом не упало не капли. Плесень на стенах стала гуще и пышнее, приобрела фиалковый оттенок, а на трёхметровом потолке возник… цветок. Большой, ярко-чёрный бутон, который медленно распускался. Из центра цветка свисали тёмно-фиолетовые усики.

– Бабочки обожают этот цветок. Хочешь… Ощутить его аромат? Стать бабочкой?

– Несомненно.

– Тогда… Подойди ближе. Встань под цветком.

Цветок находился в нескольких шагах. Трепач, зачарованный тошнотворно-сладким ароматом цветка, с нотками гниющей человеческой плоти, шагнул к нему. И ещё раз. С каждым шагом усики цветка шевелились сильнее и становились всё больше. Он стоял прямо под ним. Усики, превратившиеся в толстые мерзкие щупальца, ласкали его голову, его лицо, его тело. От этих ласк у Трепача по коже пробежала приятная, волнующая дрожь. Поднял голову, закрыл глаза, встал на цыпочки и руками потянулся к цветку. В этот момент тёмно-фиолетовые щупальца резко обви?ли его за руки и ноги с огромной силой. В следующий момент, широко растянули его конечности в стороны. Трепач не успел испугаться. Ростки с неимоверной силой притянули его вверх, лицом в цветок. Он намертво приклеился к склизкой махровой плесени. Бутон на его голове схлопнулся, распластавшееся тело затряслось на потолке крупной судорогой. Щупальца цветка отпустили руки и ноги, прорвали его одежду, стали сдирать его кожу с боков, снизу спины, с плеч у шеи. Не трогали только по обе стороны, вдоль позвоночника. Оголилось красное человеческое мясо. Руки и ноги начали ломаться и неестественно выворачиваться. Кровь из конечностей сгонялась к освежёванной спине – их выжимали, будто тряпку.

– Бескрылая де?тва трутня, переродившаяся в бабочку…

Её глаза – раскалённый металл. Появившиеся на щеках чёрные пульсирующие язвы питали скулы огненной лавой.

Она стояла под «крыльями бабочки». Тянулся и капал липкий, кровавый дождь…

Глава 2. Л.П.У.

Первый потерял семью. У второго – ветер в голове. Третий – почти как первый. А четвёртый – потерял себя.

Ликвидаторы Паранормальных Угроз – тайная, специализированная на аномальных явлениях, группировка людей, обладающие необходимой информацией о неизвестных тварях, запретных территориях и сооружениях, о которых почти никто не знает. Как поговаривали в организации – военсталов много, а «элпеу?шники» – одни. Руководство Л.П.У. задействовало группы «э?савцев» (специальных агентов) по четыре человека, целью которых было обеспечение безопасности и устранения неестественных, необъяснимых с научной точки зрения, аномальных объектов и/или явлений. Эти люди проходили жесточайшие тренировки в невыносимых как физических, так и психологических условиях. В каком-то смысле, они и сами были паранормальными – за годы обучения, экспериментов и испытаний, приобрели особые навыки, недоступные обычным людям.

По полученным секретным данным об инциденте в «безымянке», операции было присвоено кодовое название – «Дитя».

Часть 1. Михов

Что есть одиночество? Одиночество, это такое состояние, когда мы находимся в одном из нескольких видов коммуникативной изоляции от общества, разрывая с ним социальные связи и прекращаем общаться с другими людьми. Одиночество может быть как положительным, так и отрицательным. Чаще всего несёт отрицательный посыл. Так зачем мы сами себе делаем хуже, принося своему организму вред, занимаясь саморазрушением? Или мы всё же защищаем себя? Но если это так, то в чём смысл такой защиты, когда созданный нами яд убивает нас изнутри? Всё просто. Жизнь – это борьба. Зачастую мы боремся с непредсказуемой моральной агрессией других людей, их негативом. И как с цунами – не в силах с ним справится. Для многих это страшнее того медленного яда, который как побочный эффект, идёт в комплекте с одиночеством…

– Не поймал, не поймаа-ал! – детский смех - Какой ты неповоротливый… Догоняй!!! – шустрый мелкий пацан лет десяти, бегал и кружился в парке по ещё зелёному газону, ловил в воздухе первые падающие золотые осенние листья.

– Вот сорванец, а? – делая вид что не может догнать, изображая отдышку, тараторил Михов, сгибаясь и упирая руки в колени.

– Эту неугомонность он перенял от тебя… Хоть он и не твой сын, но ты его отец. – Ольга подошла сзади босиком по траве, тихо и незаметно, в воздушном, слегка прозрачном, светлом летнем платье, обняла его и положила голову на правое плечо.

– Да, но… – он коснулся её, погладил по рукам, слегка повернул голову вправо и посмотрел ей в глаза, – Я не был таким неугомонным в детстве, да и сейчас… Разве, что с тобой в постели. – чмокнул её в нос, она рассмеялась, он взял её за талию большими руками крепко, но нежно, поднял в воздух и закружил. Она смеялась, светлые золотистые волосы развивались и через них просачивались тёплые солнечные лучи. Они падали на его лицо, шею, их касание было таким нежным, и тёплым… Как её губы. Ему было так хорошо и легко, и хотелось, чтобы этот момент никогда не заканчивался.

– Как хорошо, что ты вытащил нас сегодня на пикник! Этот день я запомню на всю жизнь…

К сожалению, она запомнила. И он тоже. Этот день не даёт ему покоя до сих пор, и сводит с ума.

– Да без проблем, Оленька. И вообще – нам нужно выбираться куда-нибудь почаще.

– Я – с удовольствием. Но с твоей… специфичной работой…

– Ты же знаешь, я стараюсь изо всех сил. Как только появляется свободное время, я стараюсь провести его с тобой… С вами.

– Я знаю…

***

–Папа, папа! Давай возьмём этого котёнка к себе, он такой милый! – Егор тянул Михова за руку, к нищей старушке в грязном балахоне, которая стояла у торца дома напротив. На её шее висела табличка с надписью большими жирными буквами: «ОТДАМ КОТЁНКА В ДОБРЫЕ РУКИ», а в руках дрожал маленький чёрно-белый комочек с яркими сапфировыми глазами.

– Егор, пойдём домой! Тебе уже купили зелёного попугая… После этого ты просил щенка, а теперь – котёнка. Завтра передумаешь, и что – слона попросишь? Ты уже большой, тебе не пять лет. – Ольга одёрнула своего сына за рукав, и подтянула к себе.

– Но я хочу, правда, мне нужно, очень-очень!!! – на глазах у мальца выступили слёзы.

– Знаешь, что, – нахмурившись и сцепив зубы, сердито проговорила Ольга и взяла его крепко за руку, – свои «хочу» надо дома оставлять!

– Но… пааа-паа! Не молчи, скажи ей! Скажи, что я буду вести себя ещё лучше, чем с попугайчиком и… и учиться буду… ещё лучше!!! – зарёванный Егор смотрел на Михова, не просто, как на отца, родителя. А как на нечто большее, и если Михов сейчас не поддержит его, то всё – дальнейшее существование маленького мальчика на этой планете не представляется возможным.

– Дорогая. Оля… Если что, я сам буду кормить его и чистить лоток, а в своё отсутствие, когда буду на работе, готов даже нанять уборщицу за котом… Да-да, ты не ослышалась. Деньги у меня, у нас, есть. Давай не будем портить сегодняшний день, ведь он так прекрасен.

– Ты его совсем избалуешь! То всякие супергерои эти, игрушки, роботы-хероботы, потом попугай, а про сраный костюм человека-паука, подаренный на десятилетие, я вообще молчу! А потом что? Ламборгини ему купишь? Кем он вырастет, в кого тогда превратиться, а?! – Ольга серьёзно завелась.

– На следующий день рождения вряд ли, а лет так в восемнадцать-двадцать, возможно, – ухмыльнулся Михов, смотря через дорогу на бабку с котёнком.

– Ну, зашибись блядь!

– Ма, ты что ругаешься?! Это некрасиво, и плохо! Сама же говорила! – Егор перестал реветь и уставился на Ольгу карими глазами. Та отвернулась, всхлипывая, и вытирала кулачками размазанную туш под глазами.

– Милая, ну что ты так… Я просто хочу, чтобы… Чтобы он не был как я. Чтобы у него было детство. И подарки. Те подарки и вещи, которые он хочет. Как я, когда-то. Ты же знаешь, что я рос на улице, у меня не было дома, и семьи… Совсем. А потом… потом меня подобрали, и началось «обучение». И я до сих пор испытываю боль от того, что у меня не было детства, не было этих чувств, и веры. Веры в доброту, отсутствие любви и радости. Так позволь мне ему дать, это детство. Только и всего. Иначе повзрослев, можно стать чёрствым и бездушным. – Михов обнял её сзади, и прижал её молодое, упругое тело к себе. Ольга обмякла.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69152782&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.