Ильин день
Людмила Александровна Старостина
Семейные хроники на фоне деревни, города, войны и мира.История семьи начинается в последние десятилетия 19-го века.Герои повествования живут в Тверской губернии, в знаменитом селе Едимоново, расположенном на берегу Волги, в 30 верстах от города Твери. Молодой крестьянин Алексей Мордаев работает конюхом в имении барона Корфа, женится на девушке-односельчанке. Молодая семья начинает жить по правилам, принятым в русской патриархальной деревне: с ранних лет прививают им привычку к труду, стараются по возможности дать им дорогу в большой мир.История семьи получила продолжение в судьбах их детей и внуков, переплелась с историей страны. Никого из них не миновали тяжелые испытания, выпавшие на долю нашего народа в 20-м веке. Все мужчины, как и положено настоящим мужчинам, воевали в Великую Отечественную войну. Женщины самоотверженно несли на своих плечах заботы по воспитанию детей, сохранению порядка и мира в семье в соответствии с понятиями и правилами, унаследованными ими от предков.
Людмила Старостина
Ильин день
Вместо предисловия
Тверская губерния – древняя, исконно русская земля, богатая лесами, щедро напоенная водами сотен больших и малых рек и озер, покрытая бескрайними лугами и полями. И люди, веками жившие на этой земле, были под стать природе. Климат в этих краях никогда не баловал теплом. Зимы долгие, морозы крепкие. Реки холодные. До сих пор, как говорят местные жители, в глубине лесов есть озера, в которых даже самым жарким летом вода бывает до того холодна, что в нее руку опустить – и то холод пробирает до костей, а о том, чтобы купаться – и в голову никому не придет. Такие озера по берегам окружены густыми зарослями осоки, только самые смелые и отчаянные рыбаки подбираются к таким водоемам и, как говорят, привозят оттуда весьма богатые уловы рыбы.
Если зимы длинные, то лета – короткие. Три, максимум четыре месяца относительно теплых. В прежние времена, когда жители Тверской земли занимались, главным образом, хлебопашеством и скотоводством, в период с мая по сентябрь крестьянину необходимо было и посеять, и вырастить урожай, и скоту дать нагуляться, и сена накосить-насушить для скотины на всю долгую зиму. Условия жизни не располагали к лени и благодушию. Наоборот. Нужно было приспосабливаться, накапливать опыт, знания и умения, чтобы не просто выживать, а жить на своей земле полной жизнью. Чтобы мужчинам хватало сил на весь годовой цикл тяжелой работы, чтобы женщины могли разумно и рачительно вести домашнее хозяйство, чтобы имеющихся небогатых ресурсов хватало на содержание семьи, чтобы дети не умирали от голода и холода и т.д.
Столетиями суровая природа учила людей жить, а люди из поколения в поколение набирались от природы силы, мудрости, твердости духа и уверенности в своих силах перед лицом любых тяжелых испытаний.
В числе несметных богатств, которыми природа одарила тверские земли, одной из главных драгоценностей является великая русская река Волга, исток которой находится на Валдайской возвышенности, в селе Волгино Верховье, расположенном чуть севернее города Твери. Это, так сказать, дар «географический». С незапамятных времен и по сию пору Волгу называют «главной улицей России».
В начале 18-го века жители города Твери и ее окрестностей получили еще один «географический» подарок, на этот раз связанный с географией политической. Царь Петр Первый приступил к освоению северо-западных территорий Российского государства. Началось строительство города Санкт-Петербурга, и главная дорога, ведущая из Москвы в будущую северную столицу России, пролегла прямо через Тверь, поскольку этот город был по тем временам большим, богатым, и имел, как бы теперь сказали, хорошо развитую инфраструктуру. Разумеется, деревни и села, расположенные вдоль оживленного тракта, получили новый «импульс развития», открывались почтовые станции, на которых проезжающие могли отдохнуть и поменять лошадей, строились постоялые дворы, разворачивалась торговля. Таким образом, можно сказать, что три столетия назад по территории Тверской губернии пролегла вторая «главная улица России» – дорога из Москвы в Санкт-Петербург.
Село Едимоново (ударение на втором слоге), которое является географическим «истоком» истории нашей семьи, стояло и по сей день стоит на левом берегу Волги, в Тверской губернии, примерно в 35 километрах ниже Твери. В исторических документах первое упоминание о селе Едимонове относится к 1215 году.
Знаменитейший русский драматург и писатель Александр Николаевич Островский, автор пьес «Бешеные деньги», «Волки и овцы» и многих-многих других, в 50-х годах 19-го века путешествовал по Верхневолжью. В ходе поездки он писал путевые заметки, которые позже были опубликованы под названием «Путешествие по Волге от истоков до Нижнего Новгорода». В главе, посвященной старинному селу Городня, расположенному на правом берегу Волги, упоминается и наше Едимоново: «Долго любовался я живописным видом с обрывистого берега от церкви… За рекой зеленел поемный луг, который расстилался ковром вплоть до высокого, темного соснового лесу. Справа и слева между кустарниками кой-где блестели изгибы и плесы Волги; по крутым берегам далеко виднелись белые каменные церкви сел. Между селами вам непременно укажут Едимоново, замечательное как своею древностию, так и тем, что в нем родилась мать великого князя Михаила Ярославича». (См.: А. Н. Островский. Полное собрание сочинений в 12 томах, т. 10, стр. 335. М., «Искусство», 1978.).
Драматург А.Н.Островский, возможно, не знал, что село Едимоново связано с биографией великого князя Михаила Ярославича не только тем, что в этих местах родилась его мать.
Великий князь Михаил Ярославич почитается одной из крупнейших фигур в истории Тверской области. В течение многих лет он защищал жителей Твери и окрестных городов от полчищ Золотой Орды, при этом проявлял себя не только как бесстрашный воин и опытный военачальник, но и как мудрый дипломат. Однако наступил момент, когда он понял, что его дипломатическое искусство уже не сможет ему помочь. В 1318 году великий князь отправлялся на решающую встречу с ордынским ханом, он предполагал, что ему, возможно, не суждено живым вернуться назад. Неподалеку от села Едимонова, на высоком берегу Волги, на Святой горе, князь прощался с женой Анной Кашинской и сыновьями.
Спустя годы по решению Святой Православной церкви великий князь Михаил был причислен к лику святых, с тех пор его именуют Святой Благоверный князь Михаил Тверской. В память о прощании великого князя с семьей на Святой горе была построена часовня. Она стояла на высоком берегу, среди сосен, много лет. Местные жители приходили к часовне помолиться о благополучии своей семьи, о здоровье близких. В определенные дни в часовне служили церковные службы.
Во второй половине 19-го века в Едимонове существовала традиция: в церковный праздник Вознесения Господня жители села совершали Крестный ход к часовне на Святой Горе. Праздник Вознесения православные отмечают весной, на 40-й день после Пасхи. Крестный ход на Святую гору был большим весенним праздником для сельчан.
Незадолго до революционных событий 1917 года в Едимонове побывал знаменитый русский фотограф С.М. Прокудин-Горский. Он знал об историческом значении скромной часовни и счел нужным сделать несколько фотографий. В начале 30-х годов, когда до отдаленных тверских деревень донесся беспощадный ветер богоборчества, часовню снесли, как и многие другие храмы. Но благодаря профессиональному энтузиазму и историческому чутью Прокудина-Горского мы сейчас знаем, как выглядела маленькая часовня, посвященная трагическому прощанию Святого Благоверного князя Михаила Тверского с семьей.
Примерно с середины 19-го века и до октябрьской революции 1917 года земли, на которых стояло село Едимоново, находились в собственности семьи барона Корфа – русского дворянина немецкого происхождения. В центре села, на высоком берегу Волги, располагалось барское имение, принадлежащее семейству барона.
И теперь, в начале 21-го века, добраться до Едимонова и многих других деревень, расположенных на левом берегу Волги, не очень просто. Могучая река как прежде, так и сейчас ревниво и уверенно отделяет свои заповедные земли от чужих любопытных глаз. Тем не менее, в конце 19-го века Едимоново пользовалось немалой известностью среди людей, представляющих образованный класс и творческую интеллигенцию.
Многие знают, что Николай Верещагин, брат знаменитого художника Василия Верещагина, организовал в Едимонове первую в России Школу сыроварения.
Менее известен тот факт, что с Едимоновым связана история любви и женитьбы художника Валентина Серова. Мать будущего великого живописца в течение нескольких лет снимала в Едимонове дачу на лето. В 1886 году молодой Валентин Серов с компанией близких друзей гостил у матери на даче. Там и произошло знакомство художника с барышней Ольгой Трубниковой, которая впоследствии стала его женой. В числе многих работ, написанных художником в Едимонове, есть картина «У окна», очевидно, вполне соответствующая настроению того романтического лета. На полотне изображена юная девушка, вполоборота стоящая на фоне окна, распахнутого в сад. Окно простое, не крашенное, потемневшее от времени, а за окном – цветущие кусты сирени, влажные от дождя…
В компании молодых художников и писателей в Едимонове у друзей гостил Михаил Врубель. В едимоновской школе учительствовала Софья Перовская, известная как активная участница движения «народовольцев». Можно было бы перечислить еще целый ряд имен известных деятелей культуры и искусства, в разные годы посещавших старинное село на берегу Волги, но пора начать рассказ о коренных жителях Едимонова – людях менее известных, но оттого не менее интересных.
Глава 1. ИЛЛЮМИНАЦИЯ В ЛЕСУ
Мой прадед Алексей Яковлевич Мордаев, потомственный крестьянин села Едимоново, принимал участие в торжествах по случаю бракосочетания дочери барона Корфа с одним из князей Голицыных. Вероятно, дело происходило в 80-х годах 19-го века.
Участие Алексея Яковлевича Мордаева в свадебных торжествах дворянского семейства заключалось в следующем.
Свадебный кортеж, увозивший невесту из имения отца, проезжал по лесной дороге вдоль берега Волги от села Едимонова через деревню Трясцино до села Юрьево-Девичье и дальше, в сторону уездного города Корчевы.
Для справки: старинный город Корчева (ударение на последнем слоге) был частично снесен, частично затоплен водами Волги в 30-е годы 20-го века, это было связано со строительством Куйбышевской ГЭС – крупнейшей по тем временам гидроэлектростанции в низовьях Волги. Сейчас вблизи того места, где находилась Корчева, располагается город Конаково.
Проезд свадебного «поезда» совершался вечером, когда в лесу уже темнело, поэтому вдоль всей лесной дороги (это не менее 10 километров) приказано было устроить своеобразную иллюминацию – жечь бочки со смолой для освещения, для красоты и для наибольшей торжественности события. Управляться с горящими бочками доверили самым серьезным и ответственным молодым мужикам из деревни. В числе таких доверенных людей и был мой прадед.
Я сочла нужным упомянуть об этом факте биографии прадеда для того, чтобы рассказать о такой, на мой взгляд, интересной детали свадебной церемонии, состоявшейся в семье родовитых дворян-землевладельцев. Казалось бы, глухие леса на десятки километров вокруг, дело к вечеру, новобрачным, очевидно, нужно побыстрее куда-то добраться до наступления ночи… А вдоль лесной дороги – яркая иллюминация, народ стоит, огни горят, искры летят! Праздничное зрелище надолго запомнилось жителям окрестных деревень. Ни в мемуарной, ни в художественной литературе мне не приходилось встречать описания ничего подобного, а факт, на мой взгляд, интересный.
Кроме того, этот маленький эпизод – самое раннее событие в глубине времен, о котором можно вспомнить, начиная рассказ об истории нашей семьи. Поэтому оно и стало своего рода отправной точкой моего рассказа.
Глава 2. НЕВЕСТА
Итак, вторая половина 19-го века. Сохранилось совсем немного сведений о том, как жили наши предки в те годы, но кое-что из того, что рассказывали мне мои бабушки, я все-таки помню и постараюсь сохранить в этих записках.
Алексей Яковлевич Мордаев, по рассказам его дочерей, был крупным, красивым, очень строгим мужиком с густой копной рыжих вьющихся волос. Нравом он был крут и горд, с детьми строг, но чтобы кого-нибудь без причины обижал – такого никто о нем не вспоминал. Детей держал строго, его побаивались, но не допускал, чтобы кто-то из соседей ругал его ребят – резко прерывал, не давал своих в обиду никому. И они знали, что находятся под защитой отца, даже если нашалят, отец сам накажет, но чужим вершить суд над его детьми не даст.
Его жена Евдокия Павловна, в девичестве Комоликова, как говорили, была тихой, смирной, очень доброй женщиной, мужу ни в чем не перечила и за мужем жила, видимо, спокойно. По рассказам дочерей, была не лишена чувства юмора. Вспоминали, что с детьми и в последствии с внуками всегда умела тихонько пошутить и посмеяться. Всех детей и внуков любила и жалела, ради ребенка могла согласиться на все, никогда ни к кому никаких претензий не предъявляла.
Евдокия, по-деревенски – Авдотья, Дуня, в раннем детстве лишилась матери, осталась вдвоем с отцом. Ее отец, Павел Комоликов, женился вторым браком на женщине, у которой было своих двое сыновей. Их фамилия была Болотины, звали их Трофим и Иван. Как жилось Дуне с мачехой – неизвестно, но этой женщине, простой крестьянке, удалось внушить своим сыновьям, что их названная сестренка, эта маленькая, слабая девочка, нуждается в их помощи и защите. И сыновья мачехи приняли Дуню как свою родную сестру, любили ее и заботились о ней. Она не раз говорила, что в молодости всегда чувствовала себя под их защитой. И по деревне все знали, что Дуню обидишь – придется иметь дело с ее братьями, поэтому никто не обижал. Говорили даже, что когда молодой Алексей Мордаев женился на Дуне, ее братья, зная крутой характер новоявленного родственника, пришли к нему и сказали – смотри, обидишь Авдотью, поднимешь руку на нее – пожалеешь, ее есть кому защитить. И Алексею пришлось умерить свой крутой нрав. Может быть, поэтому и прожили они всю жизнь до глубокой старости в мире и согласии.
Рассказывали, что Алексей Яковлевич уже в старости, когда бывало застолье, выпьет немного, хочет пошутить с женой, зовет: «Подвенешная моя, ты где?». И его «подвенешная» Авдотья Павловна – маленькая, сухонькая старушка – бежит к нему на зов, улыбается ему в ответ. Старинное слово «подвенешная» означает «подвенечная», венчанная, суженая. В устах пожилого, сурового человека такое обращение к жене можно было расценивать как проявление своеобразной нежности и особого старинного юмора. А братьев Болотиных, когда они приходили навестить сестру, в доме Мордаевых всегда принимали как самых дорогих и уважаемых гостей.
Глава 3. НИКОЛАЙ ВЕРЕЩАГИН: ШКОЛА СЫРОВАРЕНИЯ
С прабабушкой Евдокией Павловной связана еще одна любопытная история. Но прежде чем рассказать ее, придется сделать небольшое отступление.
В 1870 году имение барона Корфа в селе Едимонове посетил Николай Васильевич Верещагин, отставной офицер, родной брат знаменитого русского живописца Василия Верещагина.
Николай Верещагин весьма высоко оценил богатство природы Верхневолжья – бескрайние заливные луга, близость Волги, множество чистейших речек и ручьев, по берегам которых в изобилии росли высокие сочные травы. Все говорило о том, что здесь имеются самые наилучшие условия для разведения коров и получения от них молока наивысшего качества. Верещагин предложил барону Корфу организовать в его имении первое в России предприятие по производству сыров. Предложение было принято, и в 1971 году под руководством Николая Васильевича Верещагина в селе Едимоново начала работать первая на территории Российской империи Школа сыроварения.
Наиболее способные ученики под руководством основателя Школы быстро освоили основные технологические приемы изготовления сыров. Появилась возможность параллельно с учебным процессом наладить производство разнообразной молочной продукции, которая довольно быстро стала пользоваться большим спросом. На базе Школы сыроварения в Едимонове производили сыры известных европейских марок: швейцарский, «бакштейн», «бри», «камамбер», «невшатель», а также зеленый сыр, сгущенное молоко и сливочное масло. Дело пошло весьма успешно, и в течение нескольких лет сыры Верещагина приобрели большую популярность в России.
Для Школы сыроварения в центре села, рядом с церковью, было построено специальное каменное двухэтажное здание. Коренные жители Едимонова между собой всегда называли его просто «сырная». Как ни странно, безжалостное время и бурные события, происходившие по всей России в 20-ом веке, пощадили «сырную». После революции 1917 года в помещении «сырной» работала сельская школа. Позже некрасивое, но прочное и основательное здание «сырной» отдали под магазин (в деревне магазин называется «ларек»), значит, под ларек. В ларьке в течение многих лет торговали продуктами, хлебом, мукой, подсолнечным маслом (в розлив), керосином (в розлив), а также водкой и вином. Вы не поверите, но «сырная» стоит на своем месте до сих пор. Теперь ее окружают дорогие каменные дома – дачи состоятельных москвичей и жителей Твери, поэтому разыскать старенькое, невзрачное здание довольно трудно. И теперь уже нет никого, кто помнит, что это – та самая «сырная». Но она – стоит!
В Школу сыроварения охотно принимали на обучение девочек из крестьянских семей. Девочки учились, подрастали, заводили свои семьи, свои хозяйства. Да и не только девочки, многие жители Едимонова работали на производстве, организованном Николаем Верещагиным. Таким образом, говоря современным языком, технология производства сыров стала достоянием местных жителей. И в течение долгих лет во многих едимоновских семьях сохранялась практика варения собственных домашних сыров. Разумеется, до тех пор, пока были живы старушки, которые в свое время, девочками, прошли обучение в «сырной».
В семье моих предков, Мордаевых, в частности, традиция домашнего сыроварения сохранялась до конца 60-х годов 20-го века. Нам, детям, родившимся в 50-х годах, посчастливилось быть этому свидетелями и даже частенько пробовать этот необыкновенный, всегда свежайший домашний сыр, аналогов которому мне, например, никогда и нигде больше встречать не приходилось. По окончании процесса приготовления домашний (хочется сказать – аутентичный) сыр был белого цвета и имел форму шара (не случайно в старину говорили – «головка» сыра). Когда «шар» разрезали пополам, было видно, что в его центре концентрируется множество дырочек, и мелких, и крупных. По вкусу этот сыр был твердым, солененьким и чуть-чуть сладким, ничего общего не имел с соленой болгарской брынзой или широко распространенным адыгейским сыром. Едимоновский домашний сыр в семье Мордаевых варила Анна Ивановна, жена моего двоюродного деда Ильи Алексеевича, невестка Алексея Яковлевича и Евдокии Павловны. В послевоенные годы она была главной хозяйкой в доме Мордаевых в Едимонове. Но об этом подробнее – позже.
Следует все-таки ненадолго вернуться к истории, связанной с нашей прабабушкой Евдокией Павловной. Итак, специалистом по сыроварению в имении барона Корфа работал Николай Верещагин, брат знаменитого русского художника Василия Верещагина. Для справки: в Третьяковской галерее в Москве картинам художника В.Верещагина отведен целый зал, одна из самых известных его работ – «Апофеоз войны». Художник Верещагин не раз бывал в Едимонове, гулял по окрестностям, писал этюды. И, очевидно, между прочим, заводил знакомство с жителями села.
Судя по отрывочным сведениям, дошедшим до нас, прабабушка Евдокия Павловна в молодости была весьма привлекательной девушкой. Яркие голубые глаза, женственная фигура, густые волосы – эти качества унаследовали от нее все ее дочери и внучки. Художник Верещагин, который, кстати, в эти годы был уже весьма не молодым человеком, видимо, обратил внимание на статную девушку, нашел случай познакомиться и не раз беседовал с ней. Сама Евдокия Павловна, разумеется, понятия не имела, что это за барин с ней разговаривает. Знала только, что он брат Верещагина и что, вроде бы, художник. Много лет спустя она рассказывала своим дочерям, что он говорил ей: «Вот, Дуня, ты сейчас такая милая, такая хорошая, а выйдешь замуж за грубого мужика, он будет тебя бить, обижать, и вся красота твоя пройдет». И далее бабушка с удовлетворением завершала рассказ: «А муж меня не бил и не обижал». То есть гордилась не тем, что была знакома со знаменитым человеком, а тем, что муж достался хороший.
Что имел в виду художник, вступая в разговоры с деревенской девушкой, неизвестно. Возможно, просто любовался ее красотой и непосредственностью. Ни о каких пошлых ухаживаниях, я уверена, речи быть не могло. Во-первых, в наших деревнях нравы были строгие, глаза у деревенских жителей зоркие, и мужики были крутые, за порядком в деревне следили. Не думаю, что какой-нибудь заезжий немолодой человек, хоть немного знакомый с правилами жизни в деревне, рискнул бы морочить девушке голову с дурными намерениями. Во-вторых, наша девушка была строгого воспитания, не балованная, жила при отце, мачехе и взрослых братьях (см. выше). Уверена, что никто никогда не мог ее подозревать в рискованном кокетстве, я думаю, и мы этого делать ни в коем случае не должны. А тем фактом, что наша прабабушка в юности, будучи простой крестьянской девушкой, обратила на себя внимание знаменитого художника, и тот даже имел желание с ней говорить, полагаю, мы можем только гордиться.
Глава 4. ДЕТИ В СЕМЬЕ
Алексей Яковлевич и Евдокия Павловна Мордаевы поженились, вероятно, в 1888 или в 1889 году. Такое предположение можно сделать исходя из того, что в 1892 году у них родился уже второй ребенок. Это была моя бабушка Екатерина Алексеевна. Всего у них было шестеро детей. Первым был сын Дмитрий, далее по порядку – Екатерина, Анна, Илья, Иван и Мария. Промежутки между рождениями старших детей составляли примерно два года, поэтому Екатерина, Анна и Илья, будучи близкими по возрасту, и по жизни, как мне кажется, всегда были очень близки. Иван был существенно младше Ильи. Мария, самая младшая, родилась в 1906 году.
Моя бабушка Екатерина Алексеевна Мордаева, в замужестве Смолина, родилась не в Едимонове, как другие дети семейства Мордаевых, а в местечке Гатчина вблизи Петербурга. Это было связано с тем, что в 1892 году барон Корф должен был на длительное время переехать жить из Едимонова в Гатчину.
Алексей Мордаев работал у барона конюхом. Переезжая всем домом на другое место жительства, барон решил, что, живя в Гатчине, он никак не сможет обойтись без своего конюха, и распорядился, чтобы конюх Алексей вместе со своим семейством перебирался в Гатчину. Таким образом, молодая чета Мордаевых оказалась в Гатчине, там у них и родилась дочь Екатерина. Возможно, об этом факте никто бы никогда не вспомнил, но в нашей семье сохранился документ – Свидетельство о крещении младенца Екатерины в Гатчинской церкви, выданное тамошним священником в 1892 году.
О том, как семья жила в 90-е годы 19-го века, нам придется представить, основываясь лишь на маленьких эпизодах, о которых вспоминали бабушки, дедушка и другие родственники. Мои «корреспонденты», рассказы которых мне посчастливилось слышать и запомнить, в те годы были маленькими детьми и, наверное, через 60-70 лет, когда, собственно, я и была слушателем и «запоминателем» их рассказов, сами мало что помнили о своем раннем детстве. Но, тем не менее, несколько историй остались в моей памяти.
Хочу назвать имена этих прекрасных, умных, памятливых и остроумных людей, благодаря которым мы с вами, дорогие читатели, будем знать живую, реальную историю не просто одной русской крестьянской семьи, но маленькую часть большой истории нашего русского народа. Это, в первую очередь, моя бабушка Екатерина Алексеевна Смолина, в девичестве Мордаева, ее брат Илья Алексеевич Мордаев, их сестра Мария Алексеевна Комарова, в девичестве также, разумеется, Мордаева, и моя любимая мама Анна Ивановна Натчук, в девичестве Смолина. Кроме их рассказов, мне пришлось в детстве и в ранней молодости слышать рассказы и воспоминания множества других наших родных. Все их имена обязательно будут упомянуты в этих записках.
В те годы, когда старшие дети Мордаевых Катя, Нюша и Илюша (Екатерина, Анна и Илья), были маленькими, семья жила, видимо, очень бедно. Зимой ребята на улицу почти не выходили – валенок на всех не было. Как рассказывала моя бабушка Екатерина Алексеевна, при появлении первого весеннего солнышка дети выбегали из дома, как были, босые, садились рядком на завалинку дома и сидели, поджав ножки, грелись на солнышке. А кругом еще лежал снег, он сиял на солнце, и детворе было очень весело и радостно.
Главная улица села Едимоново располагалась параллельно берегу Волги. Дом Мордаевых стоял фасадом на улицу, «спиной» к реке. Позади домов в сторону Волги тянулись огороды. Вдоль всей деревни, между огородами и Волгой, расстилались заливные луга. Поздней весной, наверное, в мае, когда весенняя вода уходила с лугов, из земли тут же появлялись молодые, сочные, сладкие стебли первых растений. Ребята знали, какие побеги самые вкусные, бегали по лугу, собирали их и ели с большим удовольствием. Они ели побеги не потому, что были голодными. Просто весной, видимо, очень хотелось свежего сока, витаминов, а ничего такого не было. О фруктах по весне никто даже и не мечтал. А молодые растения, трава – пожалуйста.
Меня в сопровождении моей бабушки Екатерины Алексеевны стали регулярно возить в деревню с той поры, когда мне было 5 лет. И бабушка, зная, какими сочными и вкусными бывают стебли некоторых трав, показала мне эти травки и научила, как их можно есть. Это уже было совершенно другое время, и меня растили так, что я, конечно, не испытывала острой нехватки витаминов. Но мне очень нравилось находить и жевать вкусные стебли различных травок на диких лугах. И до сих пор, когда в каком-нибудь чистом месте я вижу знакомые травки, я не могу отказать себе в удовольствии сорвать и пожевать несколько стебельков.
Мне запомнился еще один маленький фрагмент из воспоминаний бабушки о ее раннем детстве. В середине лета, когда только начинали копать свежую картошку, самые мелкие клубни картошки, разумеется, варили не чищенными и пускали их на корм скотине, например, курам или поросенку. А те картошечки, что были покрупнее, использовали по прямому назначению – варили в пищу. При этом, несмотря на то, что картошечка в эту пору имеет очень тонкую, нежную шкурку, варить ее не чищенной, видимо, в семье было не принято. Родители хотели, чтобы на стол картошечка подавалась чистенькой и беленькой. Пусть и в чугунке из печки, но уже совершенно готовым блюдом, а не «полуфабрикатом», с которым детям еще потом долго приходилось бы возиться за столом. Поэтому картошку чистили сырой.
Чистить картошку поручали детям. Для тех, кто не знает, следует пояснить, что шкурка с молодой картошки сходит очень легко, ее не надо срезать, как со «старой» картошки, достаточно просто снимать, счищать, это нетрудно, особенно когда картошка перед чисткой немного полежит в воде. Так вот, мать сажала всех детишек в кружок, каждому в руки вместо ножа давала щепочку. И они все сидели, старались, скребли картошечку щепочками и знали, что это так и нужно. Картофелины были мокрые, выскальзывали из детских рук, но что делать? Работа есть работа. Улизнуть от такой работы не пытались, это было бы нехорошо – все работают, а один кто-то вдруг возьмет и убежит. Семья была большая, картошки нужно было много, и для детей это был нелегкий труд. Зато потом, когда вся семья садилась за стол, все знали, что каждый внес свою лепту в приготовление общего обеда, все хорошо поработали, бездельников среди них нет.
Я так детально описала процесс чистки свежей картошки потому, что и мне пришлось учиться этому делу в детском возрасте. Когда мы с моей бабушкой в летние каникулы жили у бабушкиной младшей сестры Марии Алексеевны в селе Видогощи, бабушки частенько заставляли меня делать что-то нетрудное по хозяйству. Таким образом, они старались «подключить» меня к работе по дому, дать мне понять, что есть время побегать и поиграть, но наступает время, когда следует уже заняться делом. В частности, под их руководством я училась копать и чистить молодую картошку, а бабушки при этом рассказывали мне поучительные истории на эту тему.
В семье Мордаевых, наверное, как и в каждой русской патриархальной семье, существовали четкие правила организации процесса еды. Обедали и ужинали всегда все вместе, сидя за одним столом. С завтраком так, видимо, не получалось, потому что взрослым приходилось очень рано вставать и уходить на работу. Брать еду, кому какая нравится, и есть в одиночку было нельзя. Это был один из главных законов семейной этики. Все знали – придет время, все сядут за стол, мать подаст то, что приготовила, и все поедят. При этом, во-первых, никто не останется голодным. Во-вторых, каждый сможет покушать всего, что есть на столе – и картошки, и каши, и сладкой ватрушки. И, в-третьих, такой порядок организации еды давал возможность хозяйке наиболее экономно и рационально использовать имеющиеся продукты питания. Она решала, что следует подать на стол сегодня, что семья будет есть завтра, а что-то, может быть, лучше приберечь до праздника и т.д.
Хозяйка старалась, чтобы на обед обязательно было горячее блюдо – щи или какой-нибудь суп. Горячее подавали в одной большой чашке, которую ставили посередине стола (говорили – по серёдке стола). Мясо, которое было в щах, хозяйка резала на маленькие кусочки и клала в общую чашку перед подачей на стол. Все ели из общей чашки деревянными ложками. Чтобы бульон с ложки не капал по столу, пока ложку несут ко рту, полагалось в левой руке держать кусочек хлеба и капли бульона собирать на хлебушек. Таким образом, и добро не пропадало, и стол оставался чистым. Нельзя было сразу начинать ловить в чашке кусочки мяса. Сначала нужно было поесть бульона с овощами и при этом обязательно откусывать хлеб. Хотя, думаю, что в те времена и в тех условиях жизни никому бы в голову не пришло есть суп или щи без хлеба. Отец решал, когда можно начинать выбирать мясо, и подавал знак – легонько стучал ложкой по краю чашки. И тогда уже все ловили кусочки мяса. Мальчишки были пошустрее, им, может быть, доставалось побольше, девочкам – поменьше. Но все наедались и все, в общем, были довольны.
Детей приучали с уважением относиться к порядку в семье, к старшим, поэтому, разумеется, шалить за едой было нельзя. Но когда за столом на лавке в ряд сидели трое-четверо ребятишек, им, наверное, трудно было удержаться от того, чтобы не начать друг друга толкать, щекотать, хихикать. Отец следил за детьми, видел, кто «зачинщик» баловства и сразу, не говоря ни слова, своей деревянной ложкой стукал шалуна по лбу. Это было не слишком больно, но чувствительно, и за столом моментально воцарялся порядок.
Полагаю, что сейчас нам не следует слишком сокрушаться по поводу того, что дети в деревне получали в пищу не много мяса. В семье обязательно держали корову. А при хорошем уходе, да в тех условиях, что были в наших деревнях, корова должна была давать много молока – три ведра в день. Я это так уверенно пишу, потому что в 60-х годах 20-го века, когда мне посчастливилось бывать в Едимонове, в хозяйстве бабушки Анны Ивановны Мордаевой (которая варила домашний сыр) я видела своими глазами: каждый день, утром, в обед и вечером, корова давала по ведру молока. Поэтому в рационе детей, видимо, главными составляющими были молоко и молочные продукты. Возможно, именно благодаря традиции употребления в пищу большого количества молока наши предки получали замечательную основу для крепкого здоровья.
Глава 5. УЧЕБА И ВОСПИТАНИЕ
Моей будущей бабушке Екатерине Алексеевне (тогда ее еще, разумеется, звали просто Катей) удалось только один год проучиться в сельской церковно-приходской школе, потом надо было начинать работать, помогать отцу и матери. Ее старший брат Дмитрий, очевидно, был очень рано отправлен из дома в Петербург в учение, «в мальчики». Петербург – это особая глава в воспитании детей Мордаевых, но об этом уместно будет рассказать чуть позже.
Таким образом, в отсутствие Дмитрия Катя осталась в доме старшей из детей, и на ее плечи легло очень много обязанностей по дому. Самой тяжелой работой для девочки-подростка была помощь отцу в крестьянском труде. Семья кормилась крестьянским хозяйством, поэтому надо было пахать землю, сеять, убирать с поля урожай – зерно и картошку, косить, сушить и убирать сено для коровы на зиму, ухаживать за скотиной и т.д. У матери было очень много работы по дому – с детьми, с коровой, с огородом, и она не могла уходить из дома на целый день, например, в поле. Поэтому главной помощницей отцу в тяжелом крестьянском труде была Катя. Позже она говорила, что тогда, в молодые годы, временами ей бывало очень тяжело выполнять крестьянскую работу, так тяжело, что иногда просто не под силу. Но у отца в течение нескольких лет, пока подрастали сыновья, другого помощника не было, и ей приходилось делать все, что требовалось.
Она вспоминала такой случай. Они вдвоем с отцом везли на лошади, на телеге, огромный воз сена. Кто не знает – хороший воз сена на телеге бывает значительно выше человеческого роста. То есть, высота телеги подростку примерно по грудь плюс высота воза сена, всего получается примерно около трех метров, если не больше. Сухое сено не тяжелое, поэтому лошади не слишком тяжело тащить такой большой воз, а возить воза меньшие по размеру нецелесообразно, поскольку тогда коню придется делать значительно большее количество ездок. А лошадей крестьяне старались по возможности беречь, у них, бедных, с весны до осени очень много работы, поэтому лишних маршрутов старались не делать. Так вот, везут они с отцом сено. Сверху воза, как положено, лежит длинное тонкое бревно с веревкой для того, чтобы сено с воза не падало, ну, и еще для каких-то технологических целей. Здесь главная проблема – ловкость людей, которые сопровождают воз и управляют лошадью, для такой работы надо иметь особые навыки, которые приобретаются с опытом. А Катюшка – девчонка, и силенки мало, да и ловкости еще не набралась. И допустила она какую-то оплошность, сено посреди дороги с воза поползло, и она удержать его никак не может. Отец это увидел, рассердился, у него в руках вожжи были, и он этими вожжами взял да и стегнул Катьку. Ей больно, обидно, да что же делать, папаша прав, если сено-то с воза упадет, его обратно собирать – целая история. Но отец тут же понял, что она не виновата – силенок не хватило, девчонка, что с нее взять, и не стал больше ругать, поправил дело, как мог, и дальше поехали. Бабушка вспоминала этот случай без обиды, наоборот, гордилась, что отец был хоть и суровый, но справедливый и понимающий.
Кстати, я уверена, что необходимость с самых ранних лет серьезно, по-взрослому заниматься крестьянским трудом давала мощный толчок для развития интеллекта умных от природы и способных к обучению деревенских ребят. В частности, это вполне подтверждает пример моей бабушки и многих ее родственников. Им не удалось получить какого-либо системного образования, но все они за редкими исключениями обладали обширными знаниями во многих и многих сферах реальной практической жизни. И каждый из них до старости был готов набираться нового опыта, который естественно ложился на канву уже имеющихся у них знаний.
Крестьянскому подростку для того, чтобы точно понять, что именно он делает, работая в поле или на покосе, как сделать работу технологически правильно, чтобы получить нужный результат, надо было очень внимательно слушать взрослых, стараться понять, почему это следует делать именно так, а не иначе. Улавливать связь между тем, например, как он держит в руках косу, и тем, насколько быстро и чисто ему удается выкосить делянку. На конечный результат работы влияли и угол наклона лезвия косы относительно земли, и качество заточки лезвия, и время суток, в которое следовало косить. На покос, например, ходили только очень рано утром, часов в пять, а то и раньше. Разумеется, молодым ребятам не хотелось вставать так рано, но все знали, что лучше всего косить, пока на траве лежит густая роса. И никаких возражений не допускалось.
Кроме косьбы было еще десятка три различных видов работ и еще больше орудий труда. Кто сейчас, например, знает, что такое боронить, молотить, как запрячь лошадь в телегу? А крестьянин должен был приобретать такие знания практически в детстве, и вся его жизнь зависела от того, насколько хорошо ему удалось понять суть каждого вида работы. Если вдуматься, то таким образом человек получал целый комплекс знаний и по физике, и по химии, и по геометрии, и по биологии. Одним словом, необходимо было очень интенсивно работать головой. Иначе часто приходилось бы получать вожжами. Со временем все эти базовые знания развивались и складывались в четкую и ясную систему, накапливался собственный опыт. В результате подросток, выросший в крестьянской семье, имел значительную сумму знаний, необходимых для взрослой жизни.
Бабушки вспоминали еще один случай из детства, связанный с младшим братом Иваном, в просторечии, разумеется – Ванькой. Отец во дворе колол дрова. Дров требовалось очень много – большую русскую печку в доме топили круглый год ежедневно, изредка, может быть, только летом, какой-то день пропускали. Поэтому заготовка дров была очень серьезным и нелегким делом. Так вот, дров – большая куча, отец работает, перед ним огромный пень для колки дров, в руках топор. Вокруг бегает стайка мальчишек, возятся, играют, у них своя жизнь. Вдруг отец говорит: «Ванька, сымай штаны!». Ванька решил, что отец сейчас надает ему по заднице, испугался: «Папаша, за что?». Но ослушаться не может, снимает порченки, боится. Отец говорит: «Клади на пень!». Мальчишка расстелил штаны на пне, отец поправил, чтобы штанины лежали ровно, и топором взял и обрубил нижние края штанин. Говорит – все, надевай назад. Оказывается, он увидел, что штаны у сына снизу оболтались, и нитки торчат, и решил, чтобы не усложнять, поправить дело таким образом. Вот такое было отношение к престижу семьи: пусть мы небогатые, но дети у нас должны по возможности выглядеть аккуратно, в рваных штанах бегать не годится. Эту историю я почти слово в слово пересказала так, как мне ее рассказывала моя бабушка.
Средняя дочь Мордаевых, любимая сестра моей бабушки Нюша (Анна Алексеевна, в замужестве Ломакова) была, наверное, самой тихой и робкой среди детей в семье. Бабушка всегда очень жалела младшую сестру, говорила про нее: она безответная. Учеба в церковной школе давалась Нюше с большим трудом. Буквы она вроде бы выучила, а как читать – не понимала. Отец взялся с ней заниматься дома. Рассказывали: сидит отец с ней за столом, перед ними книжка. Нюша пальцем по буквам водит, читает: «сы-а-пы-о-гы-и». Отец спрашивает – что получилось? Она отвечает: «Валенки!». Отец ее ругает, она плачет. Ну, и так далее.
Кстати, и этот забавный случай служит свидетельством тому, что в семье Мордаевых очень внимательно относились к воспитанию детей. Казалось бы, семья была большая, детей много, отец семейства тяжело работал с раннего утра до позднего вечера, чтобы всех прокормить. К вечеру, наверное, с ног падал от усталости. Мог бы и не входить в подробности – хорошо читает дочка или плохо. Ходят дети в школу – и ладно. А Алексей Мордаев, оказывается, и учебу детей старался держать под контролем, не мог допустить, чтобы его дети выросли глупее других. Заметил, что дочка отстает в учебе – сам взялся с ней заниматься.
