Святитель Иоанн Златоуст "Увещание к подвигам добродетели. Сборник бесед святого отца нашего Иоанна Златоустого духовно-нравственного содержания"

Итак, возлюбленные, зная, что нам не будет никакой пользы от слушания поучений, если не последует за ним исполнение на деле, будем не только слушателями, но и исполнителями, чтобы дела, последующие за словами, доставили нам великое дерзновение. Отверзите же недра души вашей, и примите слово о посте. Готовящиеся принять целомудренную и прекрасную невесту, украшают брачную горницу со всех сторон покровами, очищают весь дом и не впускают в него ни одной негодной служанки, и потом уже вводят невесту в брачный покой. Таким же образом, делаю я, и вы наперед очистите свою душу и распроститесь с веселостью и невоздержанием, и потом уже с распростертыми объятиями примите матерь всех благ и учительницу целомудрия и всякой добродетели, т. е. пост, чтобы и вы получили больше удовольствия, и он доставил вам надлежащее и соответственное врачевство. И врачи, когда намереваются дать лекарство желающим очистить у себя гнилые и испортившиеся соки, приказывают этим людям воздерживаться от обыкновенной пищи, дабы она не помешала лекарству подействовать и оказать свою силу: тем более мы, готовясь принять это духовное врачевство, т. е. пользу, происходящую от поста, должны воздержанием очистить свой ум и облегчить душу, дабы она, погрязши в невоздержании, не сделала для нас пост бесполезным и бесплодным.

Знаю, что теперешние слова наши многим кажутся странными; но, прошу вас, не будем безрассудно раболепствовать привычке, а станем располагать собой согласно с разумом. В самом деле, ужели будет нам какая-либо польза от того, что целый день проведем в объядении и пьянстве? Что говорю: польза? Напротив, великий вред и неисправимое зло. Как скоро ум помрачился от неумеренного употребления вина, то сей час же, в самом начале и на первом шагу, прекращается польза от поста. Что неприятнее, скажи мне, что гнуснее тех людей, которые, пивши вино до полуночи, под утро, при восхождении солнца, испускают такой запах, как будто бы они теперь только нагрузились вином? Они кажутся и неприятными встречающимся, и презренными в глазах рабов, и смешными для всех, сколько-нибудь знающих приличие, а что всего важнее, таким невоздержанием, и безвременной и гибельной неумеренностью навлекают на себя гнев Божий. Ибо пьяницы, сказано, царствия Божия не наследят (1 Кор. 6, 10). Что же может быть жалче этих людей, которые за краткое и гибельное удовольствие извергаются из преддверий царствия? Но дай Бог, чтобы никто из собравшихся здесь не увлекся этой страстью; напротив, чтобы все мы, проведши и настоящий день со всяким любомудрием и целомудрием, и освободившись от бури и волнения, которые обыкновенно производят пьянство, вошли в пристань душ наших, т. е. в пост, и могли в изобилии получить даруемые им блага. Как невоздержность в пище бывает причиной и источником бесчисленных зол для рода человеческого, так и пост и презрение чрева всегда были для нас причиной несказанных благ. Бог, сотворив в начале человека, и зная, что это врачевство весьма нужно ему для душевного спасения, тотчас же и в самом начале дал первозданному следующую заповедь: от всякаго древа, еже в раи, снедию снеси: от древа же еже разумети доброе и лукавое, не снесте от него (Быт. 2, 16–17). А слова: это вкушай, а этого не вкушай, были уже образом поста. Но человек, вместо того, чтобы соблюсти заповедь, преступил ее; он поддался чревоугодию, сделал преслушание, и за то осужден был на смерть. Ибо лукавый демон и враг рода нашего, как увидел, что первозданный провождает в раю безболезненную жизнь, и, облеченный плотью, живет на земле, как Ангел, решился соблазнить и увлечь его к падению обещанием еще больших благ, а таким образом лишил его и того, чем он уже обладал. Вот что значит не оставаться в своих пределах, но искать большего. На это-то указывая, премудрый и сказал: завистию же диаволею смерть вниде в мир (Прем. 2, 24). Видел ли ты, возлюбленный, как смерть и в начале пришла от неумерености? Посмотри, как и в последствии Божественное Писание постоянно осуждает увеселения, и говорит в одном месте: и седоша людие ясти и пити, и восташа играти (Исх. 32, 6), а в другом: и яде, и насытися, уты, утолсте, расшире и отвержеся возлюбленный (Втор. 32, 15). И жители Содома навлекли на себя неумолимый гнев Божий, сверх прочих преступлений, и этим. Ибо вот, что говорит Пророк: сие безаконие Содома, яко в сытости хлеба сластолюбствоваша (Иезек. 16, 49). Этот порок, в самом деле, есть как бы источник и корень всего худого.

Видел ты вред от невоздержания? Посмотри теперь на благотворные действия поста? Великий Моисей, проведши сорок дней в посте, удостоился получить скрижали закона; когда же, сошедши с горы, увидел он беззаконие народа, то бросил эти скрижали, полученные с таким усилием, и разбил, почитая несообразным сообщить заповеди Господни народу, пьянствующему и почитающему беззаконно. Потому чудный этот Пророк должен был поститься еще сорок дней, чтобы удостоиться опять получить свыше и принести скрижали, разбитые за его беззаконие (Исх. 24, 32, 34). И великий Илия постился столько же дней, и вот он избег владычества смерти, вознесся на огненной колеснице как бы на небо, а доныне еще не испытал смерти (3 Цар. 19, 8). И муж желаний (Даниил) уже после того, как провел в посте много дней, удостоился чудного видения; он же укротил и ярость львов и превратил ее в кротость овец, не переменив впрочем природы их, но изменив расположение, между тем как зверскость их оставалась таже (Дан. 10, 3). И ниневитяне постом отклонили определение Господне, заставив поститься вместе с людьми и бессловесных животных, и таким образом, отставши все от злых дел, расположили к человеколюбию Владыку вселенной (Ин. 3, 7). Но для чего мне еще обращаться к рабам (можем ведь насчитать множество и других, которые прославились постом и в Ветхом и в Новом завете), когда можно указать на всеобщего нашего Владыку? Ибо и Сам Господь наш Иисус Христос после уже сорокадневного поста вступил в борьбу с диаволом, и Собой подал всем нам пример, чтобы и мы вооружились постом, и, укрепившись им, вступали в борьбу с диаволом (Мф. 4, 2). Но здесь, может быть, кто-нибудь, человек с острым и живым умом, спросит: почему Владыка постится столько же дней, сколько и рабы, а не больше их? Это сделано не без причины и не без цели, но премудро и по неизреченному Его человеколюбию. Чтобы не подумали, что Он явился на земле призрачно, и не принял на Себя плоти, или не имел природы человеческой, для этого Он постился столько же дней, а не больше, и таким образом заграждает бесстыдные уста охотникам до споров. Ибо, если и теперь, когда уже так было, еще осмеливаются говорить это, то чего бы не осмелились они сказать, когда бы Господь по своему пред-ведению не отнял у них этого повода? Так вот, для чего Он благоволил поститься не больше, но столько же дней, сколько и рабы, чтобы самым делом научить нас, что и Он облечен был такой же плотью и не был чужд нашей природы. Итак, ясно стало нам и из примера рабов, и из примера самого Господа, что велика сила поста и много пользы от него бывает душе. Поэтому прошу любовь вашу, чтобы, зная пользу от поста, вы не лишились ее по нерадению, и при его наступлении не печалились, но радовались и веселились; потому что, как говорит блаженный Павел, аще внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется (2 Кор. 4, 16). В самом деле, пост есть пища для души, и как телесная пища утучняет тело, так и пост укрепляет душу, сообщает ей легкий полет, делает ее способной подниматься на высоту и помышлять о горнем, и поставлять выше удовольствий и приятностей настоящей жизни. Как легкие суда скорее переплывают моря, а обремененные большим грузом затопают; так и пост, делая ум наш более легким, способствует ему быстро переплывать море настоящей жизни, стремиться к небу и к предметам небесным, и не уважать настоящее, но считать ничтожнее тени и сонных грез. Напротив, пьянство и объядение, обременяя ум и утучняя тело, делает душу пленницей и стесняет ее со всех сторон, и не позволяя ей пользоваться здравым суждением ума, заставляет ее носиться по утесам и делать все ко вреду собственного своего спасения. Не будем же, возлюбленные, беспечны в устроении нашего спасения, но зная, сколько зол проистекает от невоздержности, постараемся избегать вредных от нее последствий. Увеселения не только воспрещены в Новом завете, где больше уже требуется любомудрия, большие предлагаются подвиги, великие труды, многочисленные награды и неизреченные венцы, но не позволялись и в Ветхом, когда люди еще сидели в тени и при свече, и были вразумляемы понемногу, как дети, питаемые молоком. И чтобы не подумалось вам, будто мы так осуждаем увеселения без причины, послушайте Пророка, который говорит: люте приходящим в день зол, спящим на одрех от костей слоновых и ласкосердствующим на постелях своих, ядущим козлища от паств, и тельцы млеком питаемы от среды стад; плещущим ко гласу пищалей, яко стояща мнеша, а не яко бежаща: пиющим процеженое вино и первыми вонями мажущимся (Амос. 6, 3–6). Видите, как осудил Пророк увеселения, и притом говоря к иудеям, бесчувственным, не признательным, ежедневно предававшимся чревоугодию? И посмотрите на точность выражений: обличив их неумеренность в пище и употреблении вина, он потом присовокупил: яко стояща мнеша, а не яко бежаща, показывая этим, что наслаждение ограничивается только гортанью и устами, а дальше не простирается. Удовольствие кратковременно и непродолжительно, а скорбь от него постоянна и бесконечна. И это, говорит, зная по опыту, они все яко стояща мнеша, т. е. считали постоянным, а не яко бежаща, т. е. улетающим и ни на минуту не останавливающимся. Таково ведь все человеческое и плотское; не успеет появиться, и улетит.

Таково веселие, такова слава и власть человеческая, таково богатство, таково вообще благополучие настоящей жизни; оно не имеет в себе ничего прочного, ничего постоянного, ничего твердого, но убегает скорее речных потоков, и оставляет с пустыми руками и ни с чем тех, которые прилепляются к этим вещам. Но духовное не таково, напротив, прочно и непоколебимо, не подлежит переменам и пребывает вечно.

Как же было бы безрассудно менять непоколебимое на колеблющееся, вечное на временное, постоянно пребывающее на скоро преходящее, доставляющее великую радость в будущем веке на то, что уготовляет нам там великое мучение? Размышляя обо всем этом, возлюбленные, и дорожа своим спасением, презрим бесплодные и гибельные увеселения; возлюбим пост и всякой другой подвиг, покажем великую перемену в жизни и каждый день будем спешить на совершение добрых дел, чтобы в течении всей четыредесятницы, совершив духовную куплю и собрав великое богатство добродетели, нам таким образом удостоиться достигнуть и дня Господня, с дерзновением приступить к страшной и духовной трапезе, с чистой совестью быть причастниками неизреченных и бессмертных благ и исполниться небесной благодати по молитвам и ходатайству благоугодивших Самому Христу, человеколюбивому Богу нашему, с Которым Отцу и Святому Духу слава, держава, честь, ныне и всегда, и во веки веков. Аминь.

Беседа 10

О том, что покаяние действительно когда кающиеся переменяют образ жизни, и о средствах к уврачеванию язв греховных[11 - 4 Бес. на 2 посл. к Коринф.]

Мы не должны презирать никогда и никого из согрешающих. Равно и согрешая сами не должны предаваться отчаянию, но опять не должны оставаться и в беспечности, напротив сердечно да сокрушаемся о своих беззакониях, не на словах только раскаиваясь в них. Ибо я знаю многих, которые хотя говорят, что они оплакивают свои грехи, а ничего важного не делают. Правда, они постятся и носят грубые одежды; но в то же время имеют жадность к деньгам гораздо большую, нежели корчемники; предаются сильнейшему гневу, нежели самые звери; более находят удовольствия в злословии, нежели другие в похвале. Это не составляет покаяния; это призрак только и тень покаяния, а не самое покаяние. Посему и сим грешникам прилично сказать: смотрите, да не обидими будем от сатаны; не неразумеваем бо умышлений его (2 Кор. 2, 11). Ибо одних он погубляет чрез грехи, других чрез покаяние, и сих еще и другим образом, – когда не дает им воспользоваться плодами покаяния. Когда сатана не находит случая открытого погубить кого, он подходит к нему другим путем, побуждая человека усугубить труды, не давая ему воспользоваться плодами трудов своих, и стараясь уверить его, что он все необходимое уже сделал, и потому может себя освободить от всего другого. Итак, чтобы нам не изнурять себя напрасно трудами, побеседуем несколько о сем с женами, так как женщины преимущественно подвержены сей болезни. Правда, нельзя охуждать того, что и ныне они делают, как-то: постятся, повергаются на землю, посыпают пеплом главы свои. Но все сии дела не принесут никакой пользы, если при них не будет других более важных. Бог показал, как Он прощает грехи. Для чего же вы, оставив указанный путь, пролагаете себе другой? Согрешили некогда ниневитяне и сделали тоже, что и вы теперь делаете.

Но посмотрим, что послужило к их спасению. Ибо, как для излечения больных врачи хотя многие употребляют средства; впрочем, благоразумный смотрит не на то, что принимал больной, а на то, что послужило к его исцелению. На то же и здесь надобно смотреть. Итак, что же спасло тех ниневитян? На душевные язвы свои они возложили строгий пост, одежды из вретища, посыпали их пеплом, смочили горькими слезами, повергались на землю, и вместе с сим переменили и образ своей жизни. Посмотрим же, какое из перечисленных лекарств уврачевало их.

Но как же мы узнаем сие, скажет кто? Узнаем, ежели, пришедши к Врачу, спросим Его Самого. Без сомнения Он не утаит сего от нас; напротив, со всей готовностью откроет сие. Скажу прямо, Врач оный в книге записал сие врачевство, исцелившее ниневитян, чтобы всякий знал оное и после не имел нужды спрашивать о нем. Какое же именно? Виде, говорит Пророк, виде Бог, яко обратишася от путей своих лукавых: и раскаяся Бог о зле, еже глаголаше сотворити им (Ин. 3, 10). Не сказал: видел Бог пост ниневитян, вретища и пепел. Я говорю сие не с тем, чтобы отвергать пост, да не будет, – но чтобы убедить вас делать то, что лучше поста, – воздерживаться от всякого зла. Согрешил также и Давид, но посмотрим, как и он каялся? Три дня он сидел во прахе.

Впрочем, он сделал сие не для заглаждения греха своего, но моляся о больном детище, не истрезвившись еще от упоения страстью. Грех же свой очистил он иначе, именно самоуничижением, сокрушением сердечным, скорбью душевной, строгим воздержанием от подобных грехов, непрестанным памятованием сделанного греха, благодушным перенесением всех скорбей, пощадой своих недоброжелателей, наконец, тем, что не только сам не мстил врагам, поносившим его: но не позволял мстить и другим за него, когда они хотели сего. Так когда Семей осыпал его бесчисленными проклятиями, и когда военачальник, находившийся при Давиде вознегодовал на сие, тогда Давид сказал: оставите его проклинати мя; яко Господь рече ему проклинати Давида (2 Цар. 16, 10). Видишь ли здесь сокрушенное и смиренное сердце Давида? Сие-то особенно очищало грехи его. Ибо в сем состоит исповедание, это есть покаяние. напротив, если постимся только на показ; то от сего не только не получим никакой пользы, но еще потерпим вред. Итак, смири сердце твое и ты, чтобы умилостивить к себе Бога. Ибо близ Господь сокрушенных сердцем (Пс. 33, 19).

Видишь, как жившие в светлых чертогах переносили бесчестие, как они, поносимые и от последних из рабов своих, не прекословили, но равнодушно терпели поношения за бесчестие, которым покрыл их грех. Так поступай и ты. Если поносит тебя кто, – не ожесточайся, но плачь и стенай, не о том, что тебя поносят, но о грехе, который подверг тебя таковому бесчестию. Когда согрешишь, плачь и стенай не о том, что будешь наказан, ибо это ничего не значит; но о том, что ты оскорбил своего Владыку, Который столь кроток, столько тебя любит, столько заботится о твоем спасении, что и Сына Своего предал за тебя. Вот о чем ты должен плакать и стенать, и плакать непрестанно. Ибо в сем состоит исповедание. Не будь же ныне весел, завтра печален, потом опять весел. Напротив непрестанно плачь и сокрушайся.

Ибо, блажени, говорит Господь, плачущии (Мф. 5, 4), – т. е. те, которые непрестанно сие делают. Непрестанно и ты делай сие, всегда внимай себе и сокрушай сердце твое, как бы кто сокрушался и скорбел о потере любимейшего сына своего. Растогните, говорит Господь, сердца ваша, а не ризы ваша (Ил. 2, 13). А расторгнутое не воздымается уже, сокрушенное не восстанет более. Посему и говорит Писание в одном месте, расторгните: а в другом, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50, 19). Итак, мудрец ли ты, или богатый, или сильный, расторгни сердце твое, т. е. не попускай, чтобы оно высокомудрствовало и надмевалось; ибо расторгнутое не надувается, хотя бы и было чем надуваемо; ибо не может вынести сего надувания, потому что расторгнуто. Подобно сему и ты смири свое сердце.

Помысли, что мытарь за одно слово был оправдан.

Правда, что говорил он, то было не столько смирение, сколько истинное признание. Впрочем ежели и истинное признание имеет такую силу, то тем паче смиренномудрие. Прости обиды тем, кои погрешили против тебя. Ибо и за сие также обещано прощение грехов. О сетовании и скорби о грехах своих сказано: пойде дряхл: пути его видех и исцелих его (Ис. 37, 17–18). Сие же самое прекратило гнев Божий на Ахаава (3 Цар. 21, 29). Подобное сказано и о прощении обид: отпущайте, и отпустят вам (Лк. 6, 37). Есть еще и другой способ, которым обретается сие врачевство. Это – осуждение себя в своих беззакониях: глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися (Ис. 43, 26). Также благодарное чувство, с которым переносим скорби, заглаждает грехи наши, более же всего милостыня. Перечти же, сколько целительных средств для уврачевания твоих язв, прикладывай все их одно за другим непрестанно: самоуничижение, исповедание, непамятозлобие, благодарение за посылаемые на тебя скорби, вспомоществование бедным деньгами и вещами, наконец, непрестанную молитву. Неотступным молением упоминаемая в Евангелии вдова умилостивила жестокого и немилосердого судию (Лк. 18, 5). Ежели вдова сия умилостивила неправосудного судию: то не тем ли легче тебе умилостивить судию кроткого и милосердого? Кроме сих способов к очищению грехов есть еще и другой, – заступление обидимых.

Ибо Сам Господь говорит: судите сиру, и оправдите вдовицу и приидите, и истяжимся: и аще будут грехи ваши яко багренье, яко снег убелю (Ис. 1, 17–18).

Итак, будем ли мы достойны какого-либо извинения, когда имея столько путей, возводящих на небо, и столько средств для уврачевания язв душевных, полученных после крещения, остаемся в сих язвах?

Не будем же закосневать в них. И те, которые еще не пали, да стараются сохранить невредимо красоту свою, и еще более да приумножают оную. Ибо хотя они и теперь непорочны; но упомянутые добродетели еще более украсят их. Что же касается нас, которые много уже нагрешили, то потщимся воспользоваться предложенными средствами к очищению грехов наших, дабы нам предстаь судищу Христову с дерзновением многим, которое желаю получить всем нам благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому духу слава, держава, честь, ныне и всегда и во веки веков. Аминь.

Беседа 11

О приобщении Святых Таин, о том, что недостойно приобщающиися и преподающии недостойным будут наказаны[12 - 82 Бес. на Еванг. Мф.]

Сколь многие говорят: желал бы я видеть лице Христа, образ, одежду, сапоги? Вот ты видишь Его, прикасаешься к Нему, вкушаешь Его. Ты желаешь видеть одежды Его; а Он дает тебе не только видеть Себя, но и касаться, и вкушать, и принимать внутрь. Итак, никто не должен приступать (к св. Тайнам) с небрежением, никто с малодушием, но все с пламенной любовью, все с горячим усердием и бодростью. Ибо если иудеи ели агнца с готовностью, стоя и имея сапоги на ногах и жезлы в руках; то гораздо более тебе должно бодрствовать. Ибо они готовились идти в Палестину, посему и имели вид путешественников; а ты готовишься идти на небо.

Посему должно всегда бодрствовать. Ибо немалое предлежит наказание тем, которые недостойно приобщаются. Подумай, сколь много ты негодуешь на предателя, и на тех, кои распяли Христа. Итак, берегись, чтобы и тебе не сделаться виновным против тела и крови Христовой. Они умертвили всесвятое тело; а ты принимаешь оное нечистой душой после толиких благодеяний. Ибо не довольно было для Него того, что Он соделался человеком, был заушен и умерщвлен; но Он еще сообщает себя нам, и не только верой, но и самым делом соделывает нас Своим телом.

Сколь же чист должен быть тот, кто наслаждается сей жертвой? Сколь чище всех лучей солнечных должны быть рука, раздробляющая сию плоть, уста, наполняемые духовным огнем, язык, обагряемый страшной Кровью? Помысли, какой чести ты удостоен? Какой наслаждаешься трапезой? На что с трепетом взирают Ангелы, и не смеют воззреть без страха, по причине сияния отсюда исходящего, тем мы питаемся, с тем сообщаемся и делаемся одним телом и одной плотью со Христом. Кто возглаголет силы Господни, слышаны сотворит вся хвалы Его (Пс. 105, 2)? Какой пастырь питает овец собственными членами? Но что я говорю, пастырь? Часто бывают такие матери, которые новорожденных младенцев отдают другим кормилицам. Но Христос не потерпел сего. Он питает нас собственной кровью; и чрез сие соединяет нас с Собой. Размысли потом, что Он родился от нашего естества. Но ты скажешь: это не ко всем относится. Напротив, ко всем. Ибо если Он пришел к нашему естеству, то очевидно, что пришел ко всем; а если ко всем, то и к каждому порознь. Почему же ты скажешь, не все получили от сего пользу? Это зависит не от Того, Который благоволил совершить сие дело для всех, но от тех, которые не восхотели. Ибо с каждым верующим Он соединяется посредством Таин, и Сам питает тех, которых родил, а не поручает кому-либо другому; и сим опять уверяет тебя в том, что Он принял твою плоть. Итак, удостоившись такой любви и чести, не будем предаваться беспечности. Не видите ли, с какой готовностью младенцы берут сосцы?

С каким стремлением прижимают к ним уста свои?

С таким же расположением и мы должны приступать к сей трапезе и к сосцу духовной чаши; или лучше сказать, мы с большим еще желанием должны привлекать к себе, подобно грудным младенцам, благодать Духа: одна только у нас должна быть скорбь та, что мы не приобщились сей пищи. Действия сего таинства совершаются не человеческой силой. Тот, Кто совершил сии действия на оной вечери, и ныне совершает их. Мы занимаем место служителей, а освящает и претворяет дары Сам Христос. Да не будет здесь ни одного Иуды, ни одного сребролюбца. Если кто не ученик Христов, то пусть такой удалится; трапеза не допускает тех, кои не из числа учеников. Ибо со ученики Моими, говорит Христос, сотворю Пасху (Мф. 25, 18). Сия трапеза есть та же самая, которую предложил Христос, и ничем не мене той. Нельзя сказать, что ту устрояет Христос, а сию человек, но ту и другую Сам Христос. Сие место есть та самая горница, где Он был с учениками. Отсюда они вышли на гору Елеонскую. Выйдем и мы на то место, где простерты руки нищих; ибо сие место есть гора Елеонская. Поелику нищие суть маслины, насажденные в доме Божием, источающие елей, полезный для нас в сем месте, который имели пять дев, и которого не взявши другие пять погибли. Взявши сей елей войдем, дабы нам с горящими светильниками сретить Жениха.

Взявши сей елей выйдем отсюда. Не должен приступать сюда ни один бесчеловечный, ни один жестокий и немилосердый, ни один нечестивый.

Это говорю вам, которые приобщаетесь, и вам, которые служите. Ибо нужно побеседовать и с вами, чтобы вы со многим тщанием разделяли сии дары. Немалое наказание ожидает вас, если вы, признавши кого-либо нечестивым, позволите причаститься сей трапезы. Кровь Его взыщется от рук ваших. Хотя бы кто был полководец, хотя бы начальник, хотя бы сам украшенный диадимой, но если приступает недостойно, то запрети ему; ты имеешь больше власти, нежели он. Если бы тебе поручено было сохранять в чистоте источник воды для стада, и ты увидел овцу, имеющую на устах много грязи, то не попустил бы ей наклониться и возмутить источник. Но теперь вручен тебе источник не воды, а Крови и Духа, и ты видя некоторых имеющих грех, который то же грязи, и приступающих к сему источнику, не негодуешь, не воспрепятствуешь? Какое ты можешь получить прощение? Для того Бог удостоил вас сей чести, чтобы вы рассматривали таковые дела. В этом состоит ваше достоинство, ваша важность, ваш венец, а не в том, чтобы вы облекались в белую и блистательную одежду. Но как, скажешь, я могу знать того или другого? Я говорю не о неизвестных, но о известных людях. Скажу нечто более страшное: не столь опасно приступать к сему таинству беснуемым, сколько тем, которые, как говорит Павел, попирают Христа. Кровь завета не почитают за святыню, и ругаются над благодатью Духа (Евр. 10, 29). Ибо приступающий во грехах хуже беснуемого. Беснуемые не наказываются потому, что они беснуются: а приступающие недостойно предаются вечному мучению. Итак, будем удалять не только беснуемых, но и всех, которых увидели бы недостойно приступающих. Никто не должен приобщаться, если он не из числа учеников Христовых. Никто не должен принимать дары, подобно Иуде, дабы не потерпеть участь Иуды. Сие собрание верующих есть также тело Христово. Посему ты, служитель Таинств, смотри, чтобы тебе не раздражить Владыку, если не будешь очищать сие тело – чтобы не дать меча вместо пищи. Но хотя бы кто и по неразумию пришел для причащения, воспрети ему, не убойся. Убойся Бога, а не человека. Если убоишься человека, то от Бога будешь уничижен; а если убоишься Бога, то и от людей будешь почитаем. Если ты сам не смеешь, то приведи ко мне, я не позволю сию дерзость. скорее предал душу свою, нежели причащу Крови Господней недостойного, скорее пролью собственную кровь, нежели причащу столь страшной Крови того, кого не должно. Если же кто после многих испытаний не найдет недостойного, то не будет виновен. Ибо это сказано мной о известных людях. если мы исправим сих, то Бог скоро соделает неизвестных нам известными. Если же мы оставим без внимания известным нам, то для чего Ему делать других нам известными? Сие говорю я не для того, чтобы мы только удаляли и отсекали, но для того, чтобы исправивши возвращали и имели попечение о всех. Таким образом, мы и Бога умилостивим, и найдем много достойных причастников; и получим за оное старание и попечение о других великую награду, которой до сподобимся все мы благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.

Беседа 12

О зрелишах[13 - 1 Бес. на Еванг. Иоан. Бог.]

Наслаждающемуся слушанием Св. Писания не должно приобщаться трапезы бесовской. Ибо кое общение правде к беззаконию? Ты стоял здесь, слушая и внимая учению Духа, и после этого идешь слушать блудных женщин, произносящих речи постыдные, а еще постыднейшие дела представляющих на зрелище… Как же ты можешь вполне очиститься, оскверняемый такой грязью? Но для чего изображать по частям весь срам, какой там бывает. Все там – смех, все – стыд; там ругательство, насмешки, выходки; все – разврат, все пагуба. Вот я наперед об этом говорю и объявляю всем вам. Никто из наслаждающихся здешней трапезой да не растлевает души своей теми пагубными зрелищами. Все, что там ни говорится и ни делается, есть сатанинская гордыня. Знаете вы, сподобившиеся таинства (крещения), какие между нами положены обеты, или лучше сказать, в какой завет вы вступили со Христом, когда Он сподоблял вас своих таинств? Что вы пред Ним говорили? Что вы сказали ему о гордыне сатанинской? Как вы, с отречением от сатаны и ангелов его, отреклись и от всей гордыни его, и обещали более уже не уклоняться к ней? Итак, немало нужно заботиться, чтобы не забывать столь великих обетов, и не делать себя недостойным таких таинств. Не видишь ли, как при царском дворе призываются к участию в совете царском и включаются в число друзей царевых только люди, ни в чем не преткнувшиеся и достоуважаемые?

К нам пришел посланник с неба, посланный от самого Бога для того, чтобы сказать нам о некоторых необходимых предметах. А вы, оставив слушать то, что он хочет нам передать, и для чего уполномочен к нам, слушая лицедеев. Каких достойно это молний, каких громов! Но как не должно приобщаться трапезе бесовской, так не должно принимать участия в слушании бесовском, в нечистой одежде приходить к светлой трапезе, обильной столь многими благами, – трапезе, которую уготовал Сам Бог. Такова ее сила, что она вдруг может вознести на самое небо, если только мы будем внимать с чистым сердцем. Итак, неприлично тому, кто часто оглашается божественными словами, оставаться в настоящем низком состоянии, но необходимо тотчас воспарить, возлететь в самую горнюю страну, и насладиться сокровищами бесчисленных благ, которые да сподобимся получить все мы, бла-годатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому со Отцем и со Святым Духом, слава и ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Беседа 13

О том, чтобы заботиться о душе, а не об одном теле, и чтобы пещись о целомудрии юношей[14 - 59 Бес. на Еван. Мф.]

Мы много заботимся о теле, а о душе нисколько; и поступаем подобно человеку, который видя, что дом его обветшал, и стены готовы разрушиться, вместо того, чтобы поддержать их, обносит кругом его большую ограду: или, подобно тому, кто не заботясь о исцелении своего больного тела, готовит для него дорогие одежды: или, во время болезни госпожи, заботится о рабынях, о их занятии, о сосудах и о прочих домашних принадлежностях, оставив ее страдать и плакать. Подобно сему и мы поступаем. Тогда как душа наша страждет от жестокой болезни, предается гневу, злословию, безрассудным желаниям, тщеславию, возмущению, прилеплена к земле и терзается столь многими зверями, мы не заботясь о избавлении ее от страстей, печемся о доме и о рабах. Если откуда тайно убежит медведица, то мы запираем домы, прячемся, чтобы не встретиться с нею; а теперь несмотря на то, что не один зверь, но многие, т. е. нечистые помыслы терзают душу нашу, мы даже и не чувствуем сего. Живя в городе мы весьма строго смотрим за зверями, заключаем их в местах безлюдных и в пещерах, и держим их на цепи не на городской площади, или около судилища и царских чертогов, но где-нибудь в отдалении. А в душу – сие место совета, сии царские чертоги, сие судилище вторгаются звери и производят крик и шум около самого ума и престола царского. От сего-то все приходит в беспорядок, повсюду возмущение, и внутри и вне нас, так что мы ничем не различаемся от города, который привели в возмущение нашедшие на него варвары: и с нами бывает то же, что с птичками, когда змей займет гнездо их. Издавая жалобный глас, они всюду летают в страхе и смятении, не зная как освободиться от опасности.

Посему умоляю вас, истребим змия, заключим зверей, умертвим их и отсечем лукавые помыслы мечем духовным, дабы и нам не угрожал Пророк тем же, чем угрожал земле Иудейской: онокентавры тамо вселятся, и ежеве и змии (Ис. 13, 22). Ибо есть люди хуже онокентавров. Они необузданы, как звери, живущие в пустыне. Таковы бывают по большой части юноши; поелику, предавшись свирепым страстям, скачут и прыгают, необузданно носясь всюду, и нимало не заботясь о должном. Но всему причиной их отцы, которые… на детей своих долгое время смотрят равнодушно, когда они живут необузданно, не имея целомудрия, бесчестят себя, предаваясь любодеянию, играм, посещая бесчестные зрелища, тогда как для предупреждения любодеяния надлежало бы соединить сына брачным союзом с женой целомудренной и мудрой; она удержит мужа от безрассудного образа жизни и обуздает его. Ибо блуд и прелюбодеяние от того и происходит, что юношам дают свободу. Если бы он имел разумную жену, то стал бы заботиться о доме, о славе и чести. Но ты скажешь, он еще молод; и я знаю это. Но если Исаак на сороковом году от рождения вступил в супружество, и до сего времени хранил девство (Быт. 25, 20): то тем паче в благодатном состоянии юноши должны иметь сие любомудрие. Но что мне делать? Вы не только не хотите пещись о их целомудрии, но смотрите равнодушно, когда они бесчестят, оскверняют себя и предаются различным порокам, не зная того, что польза брака зависит от сохранения чистоты тела, без которой нет никакой пользы от брака. А у вас бывает противное.

Когда дети ваши уже осквернят себя бесчисленными пороками, тогда соединяете их узами брака; но уже тщетно и напрасно. Но вы говорите: надобно ожидать того времени, когда сын сделается знаменит и прославит себя делами политическими, а о душе нимало не печетесь, но равнодушно смотрите на ее падение; от того-то у нас во всем такое смешение, расстройство и беспорядок, что мы не заботимся о душе, пренебрегаем необходимым, и все попечение обращаем на дела маловажные. Неужели ты не знаешь, что ты ничем лучше не можешь облагодетельствовать сына своего, как сохранив его от нечистоты блуда? Поелику нет ничего драгоценнее души: кая бо польза человеку, аще мир весь приобрящет душу же свою отщетит (Мф. 16, 26)? Но любовь к богатству превратила и ниспровергла все, и истребила истинный страх Божий. Как тиран разрушает крепость, так и она ниспровергла души людей. И потому мы не печемся ни о спасении детей, ни о своем собственном, заботясь только о том, чтобы сделаться богатыми и оставить богатство своим наследникам, а сии своим, и так далее; и таким образом мы только передаем свое имущество другим, а не обладаем оным сами. Отсюда-то происходит безумие, от сего люди свободные делаются хуже рабов: ибо мы рабов, если не для них, то по крайней мере для себя, наказываем, но способные не пользуются и сим попечением, но по нашему мнению хуже рабов. И что я говорю о рабах? Участь детей наших хуже скотов; об ослах и лошадях мы более заботимся, нежели о детях. Если кто имеет лошака, тот всячески старается найти лучшего конюха, который был бы честен, не вор, не пьяница, и знал свое дело. Если же нам нужно дать наставника сыну; то мы просто без всякого выбора принимаем кого случится, хотя нет ничего важнее сей должности. Ибо какое искусство сравнится с искусством образования души и просвещения ума юноши? Человек, знающий сие искусство, должен быть внимательнее всякого живописца и ваятеля. Но мы о сем нимало не стараемся, а обращаем внимание только на то, чтобы он выучился говорить. И о сем заботимся только для богатства. Ибо он учится не для того, чтобы уметь хорошо говорить, но чтобы обогащаться, так что, если бы и не умея говорить, можно было приобретать богатство, то мы не стали бы заботиться о сем. Видишь ли, какую силу имеет над нами страсть к деньгам? Как она все покорила под власть свою, и связала нас как невольников и скотов, и влечет куда хочет? Но что нам пользы от таковых обличений? Мы вооружаемся против сей страсти словами, а она побеждает нас делами. Впрочем, мы не перестанем поражать ее словами уст наших, и если от сего будет какая польза, то она будет простираться и на нас, и на вас. Если же вы не оставите прежних пороков, по крайней мере мы со своей стороны сделали все. Бог и вас да освободит от сей болезни, и нам да подаст случай приобресть похвалу чрез вас: Ему слава и держава во веки веков.

Аминь.

Беседа 14

О кротости и дерзости и о прочих добродетелях и пороках[15 - 48 Бес. на Деян.]

Великое нужное нам тщание, чтобы знать, в чем состоит кротость и в чем дерзновение; тщание необходимо потому, что с этими добродетелями смешиваются пороки, с дерзновением – дерзость, с кротостью – малодушие. Каждому должно смотреть, чтобы предаваясь пороку, не приписывать себе добродетели… Итак, что такое кротость и что малодушие? Когда мы, видя других оскорбленными, не защищаем их, а молчим, это – малодушие; когда же сами, получая оскорбления, терпим, это – кротость.

Что такое дерзновение? Опять то же самое, т. е. когда мы ратоборствуем за других. А что дерзость? Когда мы стараемся мстить за самих себя. Таким образом, великодушие и дерзновение на одной стороне, а дерзость и малодушие на другой. Кто не щадит себя, тот едва ли будет сожалеть о других; и кто не мстит за себя, тот едва ли оставить без защиты других. Ибо когда душа наша свободна от страсти, то она способна и к добродетели. Как тело, освободившись от горячки, укрепляется в силах, так и душа, если не предана страстям, делается сильною. Кротость есть признак великой силы; чтобы быть кротким, для этого нужно иметь благородную, мужественную и весьма высокую душу. Неужели ты думаешь, что мало нужно силы (душевной), чтобы получать оскорбления и не возмущаться? Не погрешит тот, кто назовет такое расположение к ближним даже мужеством; ибо кто был столько силен, что преодолел и другую; т. е. здесь две страсти: страх и гнев; если ты победишь гнев, то без сомнения преодолеешь и страх; гнев же ты победишь, если будешь кроток, а если преодолеешь страх, то окажешь мужество. Наоборот, если не победишь гнева, то окажешься дерзким; а не победив его, не будешь в состоянии преодолеть и страх, и, следовательно, окажешься малодушным, и будет с тобой тоже, что, например, с телом, которое так бессильно и расслабленно, что не может вынести никакого труда: оно скоро изнуряется и от холода и от жара; таково свойство тела расслабленного, а крепкое выдерживает все. Еще с великодушием, которое есть добродетель, смешивается расточительность; также бережливость есть добродетель, но и с ней смешиваются корыстолюбие и скупость. Сравним их между собой. Расточительный не есть человек великодушный. Почему? Потому, что кто предан тысячи страстей, тот может ли быть велик душой? Он таков не от того, что презирает деньги, но от того, что покоряется другим страстям, подобно как человек принужденный разбойниками повиноваться им, не может быть свободным. Не от презрения к деньгам происходит расточительность, но от неуменья распоряжаться ими; ибо если бы можно было и удержать их и предаваться удовольствиям, то он, конечно, сделал бы это. Кто употребляет деньги, на что следует, тот великодушен; поистине велика душа та, которая и не раболепствует страсти и почитает деньги за ничто.

Также бережливость есть добродетель; эта добродетель свойственна тому, кто употребляет деньги, на что следует, а не просто без разбора. Скупость же – не добродетель. Тот (бережливый) издерживает все на нужное; а этот (скупой) и при самой настоящей нужде не касается своего имущества. Бережливый – брат великодушного. Таким образом поставим вместе великодушного с бережливым, а расточительного со скупым; ибо последние оба страдают малодушием, а первые оба отличаются великодушием. Подлинно великодушным мы должны назвать не того, кто тратит деньги безрассудно, но кто употребляет их на нужное; равно как скупым и сребролюбивым – не бережливого, но того, кто не употребляет денег и на нужное. Сколько имущества расточал богач, облачавшийся в порфиру и виссон? Но он не был великодушен; потому, что душа его была одержима жестокостью и тысячами вожделений; а такая душа может ли быть великой? Великодушен был Авраам, который на принятие странников употреблял все свое имущество, закалал тельцев и, когда нужно было, не щадил не только имущества, но и самой души своей.

Итак, если мы видим, что кто-нибудь приготовляет роскошную трапезу, насыщает блудниц и тунеядцев, то не будем называть его великодушным, но весьма малодушным. Ибо, смотри, скольким сам он служит и раболепствует страстям, чревоугодию, безмерному сластолюбию, самоугодию; а кто одержим столь многими страстями и не может освободиться ни от одной из них, того можно ли назвать великодушным? Следовательно, тогда в особенности и надобно назвать его малодушным, когда он много тратит; ибо чем больше он тратит, тем больше показывает владычество над ним страстей; если бы они не столько имели над ним силы, то он столько бы и тратил. Напротив, если мы видим, что кто-нибудь никому из подобных людей ничего не уделяет, но питает бедных и помогает нуждающимся, и сам довольствуется трапезой не роскошной, того мы должны назвать великодушным; ибо поистине великой душе свойственно не думать о собственном удовольствии, а заботиться о других.

Скажи мне: если бы ты увидел кого-нибудь, кто бы, презирая всех тиранов и вменяя ни во что их повеления, облегчал страдания притесняемых ими, не признал ли бы ты это делом великим? Так точно мы должны рассуждать и здесь. Страсти суть тираны. Если мы будем презирать их, то сделаемся великими; если будем освобождать от них и других, то – еще более великими. Это справедливо. Ибо кто делает добро не себе только, но и другим, тот выше не делающих ни того, ни другого. Если бы кто, из угождения тирану, одного из подчиненных его стал бить, другого притеснять, третьего оскорблять, неужели мы назовем его великодушным? Отнюдь нет, и тем менее, чем он был бы важнее. Так точно и здесь. У нас есть душа благородная и свободная; расточительный предает ее на биение страстям; назовем ли же великодушным того, кто терзает самого себя? Отнюдь нет. И так будем помнить, что такое великодушие и расточительность, что бережливость и скупость, что кротость и малодушие, что дерзновение и дерзость, дабы, различая их друг от друга, мы могли благоугодно Господу провести настоящую жизнь и сподобиться будущих благ, благодатию и человеколюбием Единородного Сына Его, с Которым Отцу вместе со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков.

Аминь.

Беседа 15

О смиренномудрии[16 - 31 Бес. Христ. Чт. 1849 г. 5 Бес. о перем. имен.]

Ничто не может так обуздывать и воздерживать нас, как смиренномудрие, когда т. е. мы бываем скромны, смиренны и никогда нисколько не мечтаем о себе. Ведая сие, и Христос, когда приступал к преподаянию духовного того учения, начал с увещания к смиренномудрию, и, отверзши уста, наперед постановил этот закон сими словами: блажени нищии духом (Мф. 5, 3). Кто намеревается строить большой и великолепный дом, тот полагает и основание соответственное, чтобы оно могло выдержать тяжесть, которая в последствии будет лежать на нем: так и Христос, начиная возводить в душах учеников великое здание любомудрия наперед полагает увещание к смиренномудрию, как твердое и непоколебимое основание, – первую и нижнюю часть здания, зная, что когда эта добродетель вкоренится в сердцах слушателей, то и все прочие добродетели могут уже безопасно назидаться. Следовательно, когда нет в человеке этой добродетели, тогда он напрасно, попусту и без пользы будет трудиться, хотя и совершит все прочие добродетели. Как человек, построивший дом на песке, хоть и подъял труд, но не получил пользы, потому что не положил надежного основания: так, сколько бы кто ни сделал добра, без смиренномудрия, погубит и испортит все. А смиренномудрие разумею не то, что на словах и на языке, а то, что в сердце, от души, в совести, – что видеть может один Бог. Эта добродетель, одна и сама по себе, достаточна к умилостивлению Бога, что и доказал мытарь. Не имея ничего доброго и не могши похвалиться хорошими делами, он сказал только: буди милостив мне грешнику (Лк. 18, 12), и вышел праведнее фарисея; между тем это были слова еще не смиренномудрия, но искреннего сознания. Смиренномудрие состоит в том, когда человек, признавая в себе великие совершенства, нисколько не мечтает о себе: а сознание – в том, когда человек, будучи грешником, сам исповедует это. Если же не сознавший в себе ничего доброго, исповедав то, чем он был, так преклонил Бога на милость: то каким дерзновением будут пользоваться те, которые могли бы указать на множество своих добродетелей, скрывают, однако ж, все оные, и ставят себя в числе последних? Так сделал и Павел: будучи первым из всех праведников, он называл себя первым из грешников (1 Тим. 1, 15); и не только называл себя так, но и был убежден в этом, узнав от Учителя, что и сделавши все (повеленное), мы должны называть себя рабами, ничего нестоющими (Лк. 17, 10).

Вот в чем состоит смиренномудрие! Подражайте Павлу вы, у которых есть добрые дела; а мытарю вы, которые обременены грехами. Будем признавать себя такими, каковы мы на деле; будем ударять в грудь и заставлять душу свою нисколько не мечтать о себе. Если мы будем в таком расположении, то оно послужит у нас достаточным приношением и жертвой, как и Давид сказал: жертва Богу дух сокрушен: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50, 19). Не сказал только: смиренно, но еще и: сокрушенно; а сокрушенное переломлено, и уже не может, хоть и захочет, подняться вверх.

Так и мы, не только смирим нашу душу, но и сокрушим; а она сокрушается, когда постоянно помнит о своих грехах. Когда так смирим ее, она, если и захочет, не будет в состоянии подняться до гордости, потому что совесть, подобно узде, будет удерживать ее от надмения, будет укрощать и умерять во всем. Таким образом возможем мы обрести и благодать у Бога: елико, сказано, велик еси, толико смиряйся, и пред Господом обрящеши благодать (Сир. 3, 18). А кто обрел благодать у Бога, тот не почувствует никакой неприятности, но может и здесь, с Божией благодатью, легко перенести все несчастья и избегнуть уготованных там грешникам наказаний, потому что благодать Божия будет ему везде предшествовать и во всем содействовать к добру. Ее да удостоимся получить все мы, о Христе Иисусе Господе нашем, чрез Которого и с Которым, Отцу, вместе со Святым Духом, слава ныне и всегда, и во веки веков. Аминь.

Беседа 16

О том, что невозможно работать Богу и мамоне[17 - 8 Бес. на Еванг. Иоан. Бог.]

Ничто не приводит в такое помешательство рассудок, как привязанность к предметам временным. Зная это, удаляйтесь, сколько возможно, от мира и воздерживайтесь от дел плотских; ибо от них происходит потеря не в случайных, а в самых высших благах.

Человек, слишком занятый делами настоящей жизни, не может надлежащим образом усвоять предметов небесных; но по необходимости, заботясь о тех, лишается этих. Не можете, сказано, Богу работати и мамоне (Лк. 16, 13). Последуя одному, по необходимости надобно оставить другого. И об этом гласит самый опыт. Те, которые посмеваются над страстью к богатству, те-то наиболее и любят Бога, как должно. Напротив те, которые высоко ценят богатство, как первое благо, слабейшую имеют любовь к Богу. Ибо душа, быв однажды пленена любостяжанием, уже нелегко и неудобно может удерживаться, чтобы не сделать или не сказать чего-либо такого, что прогневляет Бога, так как она делается уже рабой другого господина, и притом такого, который повелевает ей все, противное Богу. Итак, вотрезвитесь и пробудитесь и, размыслив о том какого господина мы рабы, возлюбим только Его власть; возрыдаем и оплачем прежнее время, в которое мы работали мамоне; свергнем однажды навсегда ее тяжкое, несносное иго и будем постоянно носить иго Христово, легкое и отрадное; ибо Христос не повелевает ничего такого, что внушает мамона. Она повелевает быть врагами всем; а Христос напротив – всех ласкать и любить. Она, привязав нас к праху и пыли (таково – золото), не дает нисколько, даже ночью, вздохнуть свободно;

а Христос освобождает нас от этой излишней и неразумной заботы, повелевает собирать сокровища на небесах, – не неправдой в отношении к другим, а собственной правдой. Мамона после стольких трудов и скорбей не может даже остаться с нами, когда мы там будем терпеть наказания и злострадать за исполнение ее внушений; она даже увеличит для нас пламя; а Христос, даже когда повелевает дать ближнему чашу холодной воды, не попустит нас и за то лишиться награды и возмездия, но воздаст с великой щедростью. Итак, не крайне ли безрассудно пренебрегать столь кроткое и столь великими благами изобилующее владычество, и работать властителю неблагодарному и непризнательному, который ни здесь, ни там не может никакой пользы принести последующим и повинующимся ему? Но не то одно худо, и не то одно вредно, что он не может избавить преданных казни: а и то еще, что он, как я сказал, подвергает бесчисленному множеству зол людей, покоряющихся ему. Ибо весьма многие из тех, которые там будут наказаны, будут терпеть наказание именно за то, что служили деньгам, любили золото и не вспомоществовали нуждающимся. Чтобы не потерпеть и нам того же, будем расточать (сокровища) бедным; освободим свою душу и от здешних зловредных попечений и от будущих, за то уготованных, мучений. Приготовим себе оправдание на небесах; вместо стяжаний земных соберем сокровища не истощаемые, сокровища, которые могут сопутствовать нам на небо, могут защитить нас в опасности и умилостивить того Судию. Да будет же ко всем нам Его благоволение и ныне и в тот день, и да насладимся с великим дерзновением благ, какие уготованы на небесах любящим Его, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым отцу, вместе со Святым Духом слава, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Беседа 17

О любви ближних[18 - 19 Бес. на Пос. к Евр.]

Нет блага, которое не происходило бы от любви. Будем же укреплять любовь друг к другу; ибо исполнение закона любы есть (Рим. 13, 10). Не нужно нам ни трудов, ни подвигов, если мы любим друг друга; это – путь, который сам собой ведет к добродетели. Как на большой дороге, кто найдет ее начало, тот идет по ней, не нуждаясь в проводнике; так и в любви улови только ее начало, и тогда она поведет и направит тебя. Любы, говорит апостол, долготерпит, милосердствует, не мыслит зла (1 Кор. 13, 4). Пусть каждый размыслит с самим собой, как он поступает в отношении к самому себе; так же пусть поступает и в отношении к ближнему. Никто не завидует себе, желает себе всех благ, предпочитает себя всему, старается делать все в свою пользу. Если таким же образом мы будем расположены и к другим; то прекратятся все бедствия, не будет ни вражды, ни любостяжания. Кто станет отнимать у себя самого? Никто, а скорее, совершенно напротив. Итак, будем иметь все общим. Если мы будем делать это, злопамятство не будет иметь места.

Кто станет злопамятствовать против себя самого? Кто станет гневаться на себя самого? Напротив не прощаем ли мы себе все? Если таким же образом мы будем расположены и к ближним, то злопамятства никогда не будет. Но возможно ли, скажешь, любить ближнего, как себя самого? Если бы этого не исполняли другие, то ты справедливо мог бы думать, что это невозможно; если же исполняли, то очевидно, что у нас не бывает этого по нашему нерадению. С другой стороны, Христос не заповедует ничего невозможного, так что многие даже превзошли Его заповеди. Кто же исполнил это? Павел, Петр, весь сонм святых. Впрочем, если я скажу, что они любили ближних, то не скажу ничего важного; они любили врагов так, как другой не мог бы любить близких к себе. Кто из нас решился бы идти в геенну за близких к себе, имея возможность войти в царство? Никто. Но Павел решился на это за врагов, бросавших на него камнями и бичевавших его. Какое же мы будем иметь оправдание, какое извинение, если мы друзьям не оказываем и малейшей части той любви, какую Павел оказывал врагам? И еще прежде него блаженный Моисей за врагов, хотевших побить его камнями, желал быть изглажденным из книги Божией (Исх. 32, 32). Также Давид, видя гибель врагов своих, говорил: аз есмь пастырь согрешивый, а сии что сотвориша (2 Цар. 24, 17); и, имея Саула в руках своих, не хотел умертвить его, но оставил в живых, тогда как сам подвергался опасности. Если же так было в Ветхом завете, то можем ли получить прощение мы, живущие в новом, и не достигшие даже той меры любви, какой достигли они?

Если мы не войдем в Царство Небесное, аще не избудет правда наша паче книжник и фарисей (Мф. 5, 20); то как мы войдем в него, если будем иметь меньше их? Любите, говорит Господь, враги ваша, и будете подобными Отцу вашему, который на небесах (Мф. 5, 44, 48). Люби же врага; не ему ты чрез это благодетельствуешь, а себе самому. Как? Делая это, ты уподобляешься Богу. Тот, если будет любим тобой, получит от того небольшую пользу, – он будет любим подобным себе рабом; а ты, если будешь любить подобного себе раба, то получишь великую пользу, – ты сделаешься подобным Богу. Видишь ли, что не ему ты благодетельствуешь, а самому себе? Награда не ему; а тебе. Но что, скажешь, если он зол? Тем большая готовится тебе награда; и за самую злость его ты должен быть благодарным, если он, несмотря на множество благодеяний, остается злым; ибо если бы он не был весьма злым, то тебе не была бы уготована великая награда. Таким образом, самая причина не- любви, возражение твое, что он зол, должно быть побуждением к любви. Если не будет противника, то не будет и случая к получению венцов. Не видишь ли, как борцы наполняют мешки песком и таким образом упражняются? А тебе нет нужды прибегать к этому; жизнь исполнена людей, которые могут упражнять тебя и делать крепким. Не видишь ли, как деревья, чем более колеблются ветрами, тем делаются крепче и плотнее? Будем же и мы долготерпеливы, и сделаемся крепкими; долготерпелив муж, говорит Премудрый, мног в разуме: малодушный же крепко безумен (Притч. 14, 29). Видишь ли, какая похвала первому, и какая укоризна последнему? Крепко безумен, т. е. совершенно. Посему не будем малодушными в отношении друг к другу. Не от вражды это происходит, а от слабости души; если же она будет крепкой, то будет легко переносить все, не потонет ни от чего и войдет в тихую пристань, которой да сподобимся достигнуть все мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, держава, честь ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Беседа 18

О милостыне[19 - 43 Бес. на 1 пос. к Коринф.]

Апостол Павел в послании к Коринфянам намереваясь излагать учение нравственное переходит к главнейшему из благ, именно говорит о милостыне: о милостыни же яже ко святым, якоже устроих церквам галатийским, тако и вы сотворяйте: по единей от суббот (т. е. день воскресный), кийждо вас да полагает у себе сохраняя, еже аще что благопоспешится (1 Кор. 16, 1–2). Не сказал: пусть приносят в церковь, дабы им не стыдно было приносить малое; но пусть, сберегая мало помалу, увеличивает приношение, и потом покажет его, когда я приду; а до того времени, говорит, отлагай у себя и дом свой делай церковью, ковчегом, сокровищницей; будь стражем священного имущества, самопоставленным домостроителем бедных; человеколюбие дает тебе это священное право. Знаком этого остается и доныне сосудохранительница. Но знак остается, а дела нет. Знаю, что многие из присутствующих опять будут укорять нас и, слыша слова наши, говорить: не будь, просим тебя, тяжел и обременителен для слушателей; предоставь это их произволу, отдай на их волю; ты так стыдишь нас и заставляешь краснеть! Но я не перестану говорить об этом; ибо и Павел не стыдился непрестанно повторять это и настаивать, подобно просящим милостыни. Если бы я говорил: отдай мне и принеси в мой дом, то, может быть, слова мои были бы постыдны; прочем и тогда нет; ибо служащий олтарю, говорит Апостол, со олтарем делится (1 Кор. 9, 13).

Но, может быть, кто будет укорять меня, что я говорю о самом себе. Нет, я теперь предлагаю просьбу о нуждающихся, или лучше, не о нуждающихся, а о вас подающих; потому и говорю смело. Ибо что за стыд сказать: подай Господу алчущему, одень Его, ходящего нагим, прими Его, странника? Владыка твой пред целой вселенной не стыдится говорить: взалкахся и не дасте ми ясти (Мф. 25, 42), тогда как Он ни в чем не имеет недостатка и никакой нужды, и я ли буду стыдиться и сомневаться? нет, такой стыд от диавольских козней. Посему я не стыжусь, но смело говорю: подавайте нуждающимся, и буду говорить громче, нежели сами нуждающиеся. Если бы кто мог доказать и обличить, что, говоря это, мы привлекаем вас к самим себе, и под предлогом бедных, имеем в виду собственную пользу; то это было бы достойно не только стыда, но и тысячи громов, и тем, которые делают это, не следовало бы жить; если же, по милости Божией, мы о себе нисколько не заботимся, но предлагаем вам благовестие безвозмездно, трудясь, хотя не так, как и Павел, однако же довольствуясь своим, то я со всем дерзновением говорю: подавайте нуждающимся, и не перестану говорить это, а не-подающих буду осуждать строго. Если бы я был военачальником и имел у себя воинов, то конечно, не стыдился бы заботиться о доставлении пищи своим воинам; так же много я пекусь и о вашем спасении.

Но дабы слова мои были действительнее и сильнее, то, став под руководство Павла, буду говорить вам вместе с ним: кийждо вас да полагает у себе сохраняя, еже аще что благопоспешится… Устроим в своем доме ковчежец для бедных, который пусть находится около того места, где ты становишься на молитву, и всякий раз, как приступаешь к молитве, наперед положи милостыню, и потом воссылай молитву. Как ты не начинаешь молитвы, не умывши рук, также не начинай ее и без милостыни. положить милостыню не меньше значит, как повесить Евангелие близ своей кровати; ибо если ты, повесив Евангелие, сам ничего не будешь делать, то не получишь столько пользы, а устроив такой ковчежец, ты имеешь оружие против диавола, окрыляешь свою молитву, освящаешь свой дом, сохраняя в нем царское брашно. Пусть стоит этот кочежец у твоей кровати, и ночь твоя будет без мечтаний; только не полагай в него ничего от неправедных стяжаний; дело твое есть милостыня, а милостыня не может происходить от жестокосердия.

Хотите ли, я кажу вам и источники, откуда заимствовать такие приношения, дабы таким образом сделать их легкими? Ремесленник, например, сапожник, кожевник, медник или какой-нибудь иной художник, продав что-нибудь из произведений своего искусства, пусть приносит начаток цены Богу, пусть отлагает некоторую часть в тот ковчежец и этой малой частью поделится с Богом; не большего требую, но столько, сколько приносили сыны иудейские, исполненные бесчисленных зол, столько же будем отлагать и мы, чающие неба. Впрочем, не поставляю этого законом, не запрещаю отлагать и больше, но только прошу отлагать не менее десятой части. Тоже самое делайте не только при продаже, но и при покупке. То же правило пусть соблюдают и владетели полей, при собирании с них доходов; то же и все, приобретающие праведно; не говорю о ростовщиках, равно и воинах, которые притесняют других и обогащаются от чужих несчастий, а говорю о людях, собирающих имущество трудами праведными. Если мы утвердимся в такой привычке, то потом совесть будет укорять нас, как скоро мы не станем исполнять этого правила; сами испытаем, что это дело не трудное, перейдем мало помалу к высшим добродетелям и, научившись презирать богатство и исторгши в себе корень зол, проведем спокойно жизнь настоящую и достигнем жизни будущей, которой да сподобимся все мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Беседа 19

О роскоши и пьянстве[20 - 57 Бес. на Ев. Мф.]

Великие блага происходят от двух добродетелей: от молитвы и поста. Ибо тот, кто молится, как должно, и притом постится, немногого требует; а кто требует немногого, тот не будет сребролюбив; а кто не сребролюбив, тот любит подавать милостыню. Кто постится, тот становится легким и окрыляется и с бодрым духом молится, угашает злые пожелания, умилостивляет Бога, и смиряет надменный свой дух. Посему-то Апостолы всегда почти постились. Кто молится с постом, тот имеет два крыла, легчайшие самого ветра. Ибо таковый не дремлет, не говорит много, не зевает и не расслабевает на молитве, как-то со многими бывает; но он быстрее огня и выше земли, потому-то таковый особенно является врагом и ратоборцем против демонов, так как нет сильнее человека искренно молящегося. Если жена могла преклонить жестокого начальника, который ни Бога не боялся, ни людей не стыдился: то тем более может преклонить Бога тот, кто непрестанно предстоит пред Ним, укрощает чрево и отвергает утехи (сласти). Если слабо у тебя тело, чтобы поститься беспрестанно: то оно не слабо для молитвы и для пренебрежения удовольствиями чрева. Если ты не можешь поститься, то по крайней мере можешь не роскошествовать; а это немаловажно и недалеко от пощения, и может укротить неистовство диавола. Ибо ничто так не любезно демону, как роскошь и пьянство – источник и мать всех зол. Сим-то диавол ввергнул некогда израильтян в идолопоклонство, сим-то возжег содомлян на беззаконные похоти! Ибо говорит Писание: сие есть беззаконие содомлян в гордости, в сытости, и в изобилии сластолюбствоваша (Иез. 16, 49). Это же самое и многих других погубило и предало геенне; ибо какого зла не производит роскошь!

Она делает людей свиньями и хуже свиней. Свинья валяется в грязи и питается калом, а сластолюбивый человек приготовляет себе стол отвратительнейший, придумывая непозволенные связи и беззаконную любовь. Таковый нимало не различается от бесноватого; он также бесстыдствует и неистовствует.

О бесноватом мы, по крайней мере, жалеем, а этого отвращаемся и ненавидим. А почему? Потому что он произвольно неистовствует, и обращает и рот свой, и глаза, и ноздри, и все вообще в проводники смрада и нечистоты. Если же заглянуть внутрь такого человека, то увидим, что душа в нем застыла и оцепенела, как бы среди зимы и мороза, и уже не может подать никакой помощи ладье по причине чрезмерной непогоды. Стыдно мне говорить, как много страждут от сластолюбия и мужчины и женщины. Это я оставляют на их совесть, которая точнее знает все. Что отвратительнее женщины пьяной, качающейся туда и сюда? Чем немощнее сосуд, тем жесточее сокрушение. Свободная ли то будет жена или раба: свободная бесчестит себя среди рабов, но и раба тоже делает среди рабов; а таким образом делают то, что дары Божии хулятся неосмысленными. Я слышу, что когда встречаются такие случаи, говорят: когда бы не было вина! О глупость, о безумие! Другие грешат, а мы презираем дар Божий. Что за сумасбродство?

Ужели вино, о человек, причиной такого зла? Нет, не вино, а невоздержание тех, которые злоупотребляют вином. И так лучше скажи: о, если бы не было пьянства! О, если бы не было роскоши! А если скажем – лучше бы не было вина, то можем и далее сказать: о, если бы не было железа, потому что есть человекоубийцы! Хорошо, если бы не было ночи, потому что есть воры; лучше, если бы не было света, потому что есть клеветники; лучше бы не было жен, потому что есть блудницы! Таким образом, ты все, наконец, захочешь истребить.

Но ты не поступай так, ибо это сатанинский дух. Не презирай вина, но презирай пьянство. Когда пьяный придет в чувство, опиши ему все его безобразие. Скажи ему: видно дано для увеселения, а не для того, чтобы безобразить себя; дано для того, чтобы быть веселым, а не для того, чтобы быть посмешищем; дано для подкрепления здравия, а не для расстройства, для уврачевания немощей телесных, а не для ослабления духа. Бог тебя почтил сим даром, для чего же ты неумеренным употреблением сего дара бесчестишь себя? Послушай, что говорит Апостол Павел: мало вина приемли, стомаха ради твоего и частых твоих недугов (1 Тим. 5, 23). Если и Святой, одержимый болезнью и частыми недугами, не употреблял вина, доколе не повелел ему учитель: какого же мы достойны будем осуждения, когда мы здоровые упиваемся? Ему сказано: мало вина приемли, сто-маха ради твоего и недугов твоих. А из вас каждому упивающемуся скажет Апостол: употребляй меньше вина, потому что от пьянства рождается блудодеяние. Если же потому не хотите воздерживаться от пьянства, то, по крайней мере, воздерживайтесь потому, что оно возбуждает гнусные похоти. Вино дано для веселья, ибо сказано: вино веселит сердце человека; а вы и это доброе его свойство порочите. Ибо, что за радость быть не в себе, мучиться множеством болезней, видеть все кружащимся, и все во мраке, подобно находящимся в горячке, иметь нужду в том, чтобы кто-нибудь намазал голову елеем? Я говорю не о всех, но для всех. Я не потому говорю, что все пьют, а потому, что непьющие не заботятся о пьющих. Потому я к вам особенно обращаюсь – к вам, находящиеся в здоровом состоянии! Ибо и врач, оставляя больных, беседует с теми, которые сидят около них. И так к вам я простираю слово, умоляю вас, не заражайтесь сей болезнью, а тех, кои уже заразились, исхищайте из беды, дабы не было между вами людей, которые хуже бессловесных. Ибо скоты не требуют ничего более того, что нужно; а сии становятся бессмысленнее оных, преступая границы умеренности. И подлинно, не гораздо ли лучше таковых людей осел? Не гораздо ли лучше пес? Каждое из сих животных и все прочие вообще, едят ли, пьют ли, знают пределы довольства, и не простираются далее нужды. И хотя бы тысячи человек принуждали их, никогда не дадут себе дойти до неумеренности. И так вы хуже бессловесных и в сем отношении. И что вы сами о себе думаете хуже, нежели о свиньях и ослах, это видно из того, что сих животных не заставляете есть сверх меры. Почему же это так, спросят? Ты скажешь, чтобы не нанести им вреда; а о себе ты и этой предусмотрительности не употребляешь. И так ты думаешь о себе хуже, нежели о скотах, и всегда обуреваемый не радишь о себе.

И не только в тот день, когда ты пьян, страдаешь от пьянства, но и после оного дня. Подобно, как и по прошествии горячки, остаются еще следы пагубного влияния оной; так и у тебя и по прошествии хмеля и в душе и в теле свирепствует буря. Бедное тело лежит расслабленно, как корабль разбитый бурей, а того беднее душа: ибо и в расслабленном теле воздымает бурю и возжигает похоть. Когда же, по-видимому, приходит в здравый смысл, тогда-то особенно безумствует, воображая вино, бутылки, стаканы, чаши.

Как по укрощении волнения во время бури остаются следы разрушительного действия ее, так и здесь. Как там товары, так здесь почти все доброе выбрасывается. Целомудрие ли стяжал кто-либо, стыдливость ли, кротость ли, смирение ли? Все сие пьянство повергает в море нечестия. А что еще после сего делает пьянство, того нельзя ни с чем и сравнить. Ибо там, по выгружении, корабль делается легче; а здесь новое отягощение. Ибо вместо оного богатства нагружается песком, соленой водой и всякой дрянью, от чего корабль и с пловцами и с кормчим тотчас погибает. Итак, дабы не потерпеть нам того же, устранимся от этой бури. Нельзя пьянице видеть Царствия Небесного. Не льститеся, говорит Апостол, ни пьяницы, ни досадители, Царствия Божия не наследят (1 Кор. 6, 10). И что я говорю, Царствия небесного?

Пьяный не видит и настоящих предметов; ибо пьянство дни превращает для нас в ночи, свет во тьму; пьяный, смотря во все глаза, не видит и того, что у него под ногами. И не это только зло рождается от пьянства, но и после пьяницы подвергаются другой жесточайшей казни: безумному унынию, неистовству, расслаблению, насмешкам, поношениям. Какого же помилования ждать тем, кои убивают себя такими бедствиями? Совершенно никакого. Итак, потщимся избегнуть себя недуга, чтобы получить нам настоящие и будущие блага, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Коему слава и держава со Отцем и святым Духом во веки веков. Аминь.

Беседа 20

О гордости[21 - 16 Бес. на Ев. Иоан. Бог.]