– Делаю, – ответил уголовник. По очереди Гарпия с помощью радио-магнитной пушки уронил на землю все российские дроны. В российском штабе подняли тревогу и приготовились к атаке.
– Мы ослепли! – кричал в рацию главный техвзвода. – Поднимайте авиацию, будет атака!
– Плюс, – ответили в генштабе и передали приказ на поднятие «Сушек» в воздух.
Штырь увидел разветвление дороги, Фашист, следивший за происходящим глазами водителя-смертника, в наушник заорал: «Направо!». Но Штырь уже повернул левее, и направил бомбо-поезд по левой стороне раздвоившейся грунтовки. Антон ехал позади, в четырёх секундах. На развилке Волк ушёл вправо и утопил педаль газа в пол так, что на коврике осталась вмятина. Но внедорожник ехал столько, сколько мог, на большее был не способен. Время уходило. В штабе приготовились к атаке, командование переместилось в спецбункер, по периметру выехали БТРы, в небо направили зенитки, въезд в штаб перекрыли два танка и рота солдат с АГС и ПЗРК. Штаб был полностью защищён от вторжения.
Антон выжимал максимум из японского двигателя, слева, не сбавляя скорости, мчал адский гонщик. Волк видел, что тяжёлая машина вдруг начала сбавлять скорость, правая сторона присела на колеса, возможно, не выдержала рессора.
Впереди виднелся штаб. Антон начал обгонять грузовик. Он засунул руку в карман куртки, там лежал взрыватель.
Всё хорошо, ещё пару сотен метров, и он преградит путь монстру. Из-за лопнувшей рессоры грузовик потерял в скорости, но продолжал движение. Антон, достаточно опередив бронефуру, крутанул руль влево, и, пропрыгав колесами по мёрзлым кочкам, внедорожник Коровина резко остановился на пути Штыря. Волк с напарником резко выбежали из машины, открыли багажник и достали гранатомёты.
– Выстрел! – крикнул Медведь и выпустил ракету в приближающийся грузовик.
– Выстрел! – на секунду позже крикнул Волк.
Первый снаряд ударился в бок грузовика, слегка качнув его. Выстрел Антона был более точным, под днище. Бронированная решётка отлетела от радиатора тягача. Антон схватил натовский «Джавелин» и выстрелил. Зигзагом снаряд полетел в кабину, но в конце движения, вдруг, сбившись с траектории, улетел в молоко.
– Тьфу, натовские сапожники! – выругался Антон. – Уходим! – крикнул он, повернувшись к напарнику. Они побежали, что было сил.
Штырь, вцепившись в огромный руль, яростно вёл фуру. Вдруг он почувствовал, как справа грузовик качнуло. Не имея зеркал заднего вида и обзора впереди, он просто заржал, как конь:
– Страшно?
Второй выстрел он почувствовал жёстче, разбив о руль нос.
– Ааааа! – хрипло орал Штырь окровавленным ртом, подавляя страх приближающейся смерти. В узком окошке лобового стекла он увидел на пути внедорожник с открытыми дверьми.
– Сдохните, черти! – Антон нажал кнопку взрывателя. Смятый в гармошку внедорожник, повиснув на морде фуры, рванул. От бронированного панциря грузовика отлетело несколько сегментов, огромные языки пламени лизнули его бока, но машина продолжала ехать. Медленнее, но всё ещё достаточно быстро. Вариантов не было. Вдруг Волк услышал в небе рокот реактивных двигателей. Подняв глаза, он увидел дымный след от залпов. Российская боевая авиация работала по грузовику. Сразу две ракеты попали в кузов, длинный прицеп накренился, и раздался мощный взрыв.
– Ложись, – только успел крикнуть Антон напарнику. Они оба упали ниц. Взрывная волна была такой силы, что их, находившихся достаточно далеко от фуры, буквально привалило комьями мёрзлой земли сантиметров на пятьдесят. Звук пропал, в ушах повисла звенящая тишина, затем Антон услышал в голове музыку, но не слышал своего голоса. Они начали выползать. Постепенно. Вокруг горела земля. Антон никогда не видел такого. Она горела, словно уголь в печке. В грузовике была начинка, используемая американцами во Вьетнаме, известная как напалм.
Глаз наблюдал в линзу прицела, как грузовик приближается к штабу. Увидев группу солдат, использующих танки на дороге в качестве заслона, он решил методично их отстреливать. Первыми он решил отработать бойцов с ПЗРК.
– Следи за пулемётчиками, – сказал он Уроду.
Повернувшись обратно в свой прицел, краем глаза он заметил, как Урод уронил бинокль и упал.
– Урод, Урооод, – с сожалением прошептал Глаз опустив веки от досады. Но подельник лежал на земле, заливая её чёрной кровью, в то время как Деки, отпустив на волю дымящуюся гильзу и послав в патронник новые 9,6 грамма смерти, выбирал точку на затылке Глаза. С его оптикой и опытом, он мог выбрать её до миллиметров.
– Убью, – прошипел Глаз. Но вдруг почувствовал в затылке невыносимую боль, словно его разрывало от давления. Это пуля серба пронизывала трухлявые затылочные кости Глаза.
Последнее, что он видел в прицел, как Штырь въехал во внедорожник. После этого вышедшая через лобную кость пуля 7.62 мм разбросала его глаза вместе с фрагментами черепной коробки в полутора метрах от тела.
Антон помог встать боевому товарищу. Они стояли, поддерживая друг друга на выжженном поле. Повсюду догорали очаги мегавзрыва. Из штаба в их сторону направлялись несколько броневиков, автомобили, сверху кружили беспилотники.
Музыка в голове Волка стихла. Он услышал голос Колдуна: «Здесь всё… Корса». Ему показалось, что он стоит за его спиной. Резко обернувшись, Антон увидел вдалеке, у самой кромки лесополосы, фигуру в белом капюшоне. Находясь ещё в состоянии шока после взрыва, он смотрел на Колдуна, а тот смотрел на Волка. Антон понимал, что это только начало его истории паромщика. И сегодня он переправил дальше несколько душ, явно задержавшихся на этом свете. И будут ещё, Волк был уверен в этом.
Фашист, увидев глазами Штыря взрыв и крах всей затеи, сидел молча в бункере. Рядом, затаившись в углу дивана, сидели Осьминог и Гарпия. Они с опаской посматривали на Фашиста, поскольку он уже минут двадцать просто молчал, сидя к ним спиной на барном стуле в центре комнаты. Наконец Осип, как правая рука Жижи, блеющим голосом промямлил:
– Фашистик, дорогой, что дальше делать будем?
Фашист не поворачивался и не шевелился.
Осьминог аккуратно встал и медленно пошёл к главарю. Фашист смотрел в стену. Его глаза были полностью чёрными, как смола. Он не моргал.
Зеку стало не по себе, но он всё же повторил: «Что дальше, Фашист?»
Фашист перевёл на него взгляд чёрной бездны глаз.
– С тобой уже ничего, – Осьминог почувствовал, как в его живот уперлось твёрдое дуло «Desert Eagle». – Прощай, Ося.
Демон нажал курок, и тушка Осьминога отлетела от Фашиста, словно гуттаперчевая игрушка. Гарпия подскочил и бросился к выходу. Фашист повернулся в сторону беглеца и выстрелил. Мозг зека вместе с огромным куском черепной кости шлёпнулся об стену, оставив красно-серые брызги. Гарпия лежал без признаков жизни с открытыми глазами.
Фашист был раздосадован до предела, демон внутри негодовал ещё больше. Им вдвоём нужно было выплеснуть ярость и негодование. Фашист вышел из бункера. Вечерний зимний воздух подстегивал тёмную сущность на подвиги. Он поднял руку. К голосующему подъехала чёрная «десятка».
– Куда? – приветливо спросил водитель.
– А вы куда? – спросил в ответ Фашист.
– В центр, там сегодня праздник, горожане гуляют… насколько это возможно, – печально поджав нижнюю губу, ответил водитель.
– То, что нужно. Едем. Пять сотен хватит?
– Вполне! Нам же по пути.
Абдулла
Антон с Медведем ехали в военном внедорожнике в расположение. На месте взрыва уже работали спецы. Из центра спешило подкрепление, вертолёты исследовали местность. У Волка зазвонил телефон.
– Брат, отработал всех, сам цел, ты как? – сказал в трубку голос с сербским акцентом. Это был Деки.
Волк смотрел в глаза обернувшемуся к нему с переднего сиденья майору. В его глазах были вопросы к Коровину: как он оказался на месте взрыва, откуда знал о грузовике, о диверсии, и как выжил в таком взрыве?
– Живой, – ответил Волк и положил трубку, не отводя глаз от сверлящего взгляда майора.
– У вас есть вопросы, товарищ майор?
– Вот всё думаю, откуда в тебе столько удачи, Коровин, твой ангел-хранитель явно старается, – попытался изобразить добродушие майор.
– Он всегда со мной, – ответил Волк и с улыбкой подумал о Колдуне.
Вдруг его сознание помутнело, глаза окутала белая дымка. В дымке показался Колдун. «Корса… прорыв… помоги ей… в августе она уже будет у нас», – услышал Антон и отключился.
Волк открыл глаза. Они до сих пор ехали, значит, в этот раз его беседа длилась недолго. Он не понимал, о ком говорит Колдун, но был уверен, что уже слышал этот позывной. Вот только где слышал – не помнил. У тех, с кем ехал в машине, он спросить явно не мог, поскольку обстановка была напряжённая. Волк понимал, что сейчас с ним будут беседовать, выясняя обстоятельства случившегося. Он был готов, зная, что это займёт немалое время.
Сивоконенко вошёл в кабинет. Сев за рабочий стол, он задумчиво посмотрел в окно.
Война… не щадящая никого, кровожадная, мерзкая, дышащая последними вдохами бойцов, умирающих за идею, за деньги, во имя мести или еще чего-то… У каждого свои причины взять в руки оружие и убивать тех, кто по ту сторону линии фронта. За что мы умираем? И для чего продолжаем жить? Как живут те ребята, кого война покалечила навсегда, оставила без права на нормальную жизнь? Юрий слегка улыбнулся, потому что сам ответил на свой вопрос, вспомнив безногого афганца «Абдуллу».
Но?ги герой донбасской войны потерял в Васильевке, выводя свою роту из-под плотного вражеского огня. Один за одним Абдулла выносил с поля боя своих раненых бойцов под градом снарядов. Вытащив шестерых, он нёс седьмого на себе. Буквально следуя за пятками командира роты, ложились снаряды, но он шёл на полусогнутых, собираясь вновь вернуться за очередным своим бойцом. Но больше в этом бою ему спасти никого не было суждено. Мина взорвалась совсем рядом, раненый боец на руках Абдуллы умер мгновенно, ноги афганца сильно посекло осколками. Уже позже, в госпитале, врачи сделали всё возможное, чтобы сохранить ноги парню, но им это было не под силу. Ампутация.
Насмотревшись на кошмар в своём родном Афганистане в конце 80-х, оказавшись впоследствии сперва в СССР, а потом в разваленной до поры до времени России, Рафи Абдул Джабар поселился в Ростове-на-Дону. В 2014-м он увидел на Украине ту же самую картину, «западную добродетель» по до боли знакомым кровавым лекалам, какую наблюдал в Афганистане, когда его страна стала точкой силового соприкосновения ключевых мировых держав.
– Абдулла, братское сердце, как ты, дорогой? – с улыбкой говорил в телефон Сивоконенко.
– Юрий Викторович, здравствуйте! – ответил Абдулла на дружеский звонок – Всё нормально, бегаю, – пошутил боец.
– Прибегай ко мне, поговорим, – предложил, поддержав шутку, Сивоконенко.
– Через пару часиков заеду, – ответил Абдулла.
– Жду, – Юрий положил трубку.
Не успел он положить смартфон на стол, как тот вновь зазвонил. Номер не определился. Сивоконенко ответил.
– Юрий Викторович, здравствуйте, это Коровин.
– Антон, привет, что случилось? – почувствовав некоторую тревогу в голосе Волка ответил Юрий.
– Юрий Викторович, мне нужна Корса, где я могу её найти?
– Под Горловкой они стоят, – ответил Сивоконенко, – а зачем она тебе? Может, смогу помочь?
– Нет, Юрий Викторович, спасибо, у меня к ней простой обыденный разговор, – решил не втягивать своего доброго товарища Антон, – До связи.
В кабинет Юрия Викторовича постучали знакомым тактом: два-три-четыре-два.
– Заходи, невольник чести, – пригласил через дверь Сивоконенко поэта Скобцова, узнав его по фирменному стуку. Дверь открылась.
У меня сегодня такой день, который не терпит одиночества, поэтому я сегодня с тобой
– Привет, Юра. Я к тебе по делу. У меня сегодня такой день, который не терпит одиночества, поэтому я сегодня с тобой, – сказал с улыбкой стихотворец и поставил перед товарищем бутылку неплохого коньяка.
– Ого, я ещё поработать собирался, – посмотрел в недоумении на поэта Сивоконенко.
– Прости, Юра, так вышло, ты сегодня раньше освободился, – юморил Владимир. Сивоконенко достал стопки.
– Разговаривал с Абдуллой. Скоро подтянется, – уселся обратно в своё кресло Сивоконенко.
– О, наш афганский герой. Наши вроде бодрячком, продвигаются, месят жижу русским сапогом. Налей, Юра.
– Легко, – Сивоконенко наполнил рюмки чайным цветом на четверть.
– Юра, полнее, – возмутился Скобцов.
– Успеется, Володя, мы не спешим.
Друзья выпили за погибших товарищей, соединив рюмки в коротком звоне стекла. Пили, чокаясь, поскольку всегда поднимали, как за живых. Так уж у них повелось.
Скобцов стукнул дном осушенной рюмки об стол. Посмотрел на Юру и отвернулся в окно. Морозное синее небо было абсолютно пустым, прозрачным, идеально чистым, словно красивый дорогой бокал из богемского стекла, по стенкам которого до сих пор не скатилось ни одной винной капли – не единого потека. Поэт начал декламацию.
Ещё не сдали рубежей,
Не заметает от дверей
Следы друзей.
Там, в облаках страны дождей
Ещё не выпасли коней,
Налей, налей.
Когда к тебе я не вернусь,
Листом кленовым обернусь
Среди аллей.
Что будет, знаю наизусть,
