Вадим Хитцов "Исповедь военного музыканта. Книга II. Военная служба в Хабаровске. Воспоминания"

Исповедь военного музыканта. Книга II. Военная служба в Хабаровске. Воспоминания
Вадим Хитцов

Книга написана в мемуарно-художественной форме, проиллюстрирована фотоснимками из архива автора и не только, а также скан-копиями газетных публикаций и книжных изданий нот.

Исповедь военного музыканта. Книга II. Военная служба в Хабаровске

Воспоминания

Вадим Хитцов

© Вадим Хитцов, 2023

ISBN 978-5-0059-9300-7 (т. 2)

ISBN 978-5-0059-9298-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВОЕННАЯ СЛУЖБА В ХАБАРОВСКЕ

Прибытие на срочную службу

Итак, меня доставили в Хабаровск для прохождения действительной военной срочной службы. Заходим с Альфредом в расположение оркестра, у тумбы на резинке стоит дневальный и занимается на тромбоне. Я его приветствую, и мы знакомимся. Им оказался рядовой Максим Шарифуллин, проходивший службу как тромбонист, хотя по образованию баянист. Далее Альфред ведёт меня в кабинет начальника оркестра и сдаёт меня вместе с личным делом, заведённым в призывавшем военкомате.

– Здравия желаю, товарищ майор. Призывник Хитцов прибыл в Ваше распоряжение для прохождения срочной службы.

Начальник оркестра, на момент моего прибытия – майор, Бадрутдинов Тахир Мансурович, ответил на моё приветствие, вызвал командира отделения, младшего сержанта Сергея Сычёва, и коптёрщика, рядового Константина Недождея:

– Сергей, Константин, к нам прибыл для прохождения срочной службы товарищ Хитцов, Вадимом Александровичем его зовут. Обеспечьте человека обмундированием, хотя бы временным. А я сейчас позвоню в столовую, поговорю с начальником, чтобы его уже начали кормить.

На ужин я уже пошёл в форме, в составе отделения. В отделении помимо меня было ещё семь срочников. Я, как самый молодой по службе, стал восьмым. И я стал последним, кого призвали согласно весеннего приказа Министра обороны РФ от 27. 03. 1994 г. Теми, кто уже служил с осени 1993-го года, были командир отделения, по специальности – гитарист, рядовые Андрей Помыткин (тромбон), Дмитрий Ахметов (труба), уже упомянутый Константин Недождей (труба), Николай Ланин (нивх по национальности, тромбонист), моего призыва были Максим Шарифуллин, ещё один тромбонист Вячеслав Гончаренко, кларнетист Алексей Грошевик и бунчукист, парень высокого, почти двухметрового, роста, младший сын музыкального мастера оркестра, Владимир Клементов.

Приходим мы строем в столовую, нас дежурный по части пропускает, берём пищу и садимся ужинать. Подходит начальник столовой, старший прапорщик Станислав Васильевич Глинский:

– А это кто у вас патлатый такой? Где вы его взяли?

– Это, товарищ полковник, вновь прибывший солдат.

– Приведите его стрижку в порядок тогда. Завтра я его вижу подстриженным.

Станислав Васильевич сам себе придумал прозвище – полковник Амиров – и любил, когда к нему обращались «товарищ полковник». А Михаил Михайлович Трунов, о котором вы прочтёте ниже, когда однажды Глинский наблюдал, как оркестр репетирует плац-концерт, сказал: «Даже сам генерал-полковник Глинский пришёл нас послушать».

Так произошло знакомство с одним из должностных лиц батальона охраны и обслуживания штаба ДВО, в котором мы стояли на котловом довольствии.

Но вернёмся к начальнику оркестра. Тахир Мансурович как начальник отличался уважительным отношением к своим подчинённым. Ему всегда можно было рассказать о проблеме, и он находил оптимальный путь её решения. На следующий день он убыл в основной отпуск, а из отпуска вышел его заместитель, военный дирижёр оркестра, майор Трунов Михаил Михайлович, тоже очень культурный, но в то же время требовательный офицер и дирижёр (это выяснилось позже). Если Тахир Мансурович обращался ко мне на «Вы» и по имени-отчеству, что для меня было удивительным, то Михаил Михалыч был проще. Он хоть и обращался на «Вы», но только по имени. Позже официоз в обращениях Михаила Михалыча ко мне улетучился. Мне до сих пор вспоминается любимый вопрос Михаила Михайловича, который он задавал и мне, и другим молодым подчинённым-военнослужащим, и неоднократно. А звучал он так: «Ну, что, Вадик, нравится тебе служить в нашем оркестре?» И стоишь в раздумьях, что же ответить товарищу майору (впоследствии – подполковнику). И отвечаешь всегда положительно, ибо мало ли чего может произойти дальше, если дашь противоположный ответ.

Так вот. Вызывает Трунов меня на беседу и говорит:

– По закону Вам служить только год, поскольку у Вас высшее образование. Но у Вас есть право отслужить полгода и заключить контракт, если возникнет желание. На службе по контракту у Вас будет бесплатное медицинское обслуживание, будете получать денежное довольствие, продовольственный паёк, будете бесплатно ездить в общественном транспорте, во время отпуска вы сможете съездить бесплатно туда и обратно в один пункт. Кроме того, Вы сможете написать рапорт на постановку в очередь на получение общежития, а потом и квартиры. Сейчас от Вас требуется выполнение команд командира отделения и непосредственных начальников.

Я его выслушал, приняв всё сказанное к сведению. Далее моим руководством в плане выполнения задач, которые ставили должностные лица оркестра, служила 13-я глава Послания святого апостола Павла к Римлянам. Я даже не заглядывал в Устав, разве что для того, чтобы разучить сигналы на барабане, чтобы уточнить какие-то строевые моменты.

Когда я прибыл на службу, большая часть состава оркестра находилась в отпуске. Только контрактники, оставшиеся в группе дежурных по оркестру, ходили в суточные наряды. В числе таких были старший сержант, солист оркестра Александр Соломанин (саксофон-альт), ныне покойный, сержант Константин Максимов (туба) и ещё двое человек, которых я уже не помню.

Чуть позже из отпуска вышел готовившийся к увольнению в отставку старшина оркестра, старший прапорщик Борис Федосеевич Белый, ныне пребывающий в вечности. Это был, наверное, самый лучший из всех старшин, с которыми мне довелось служить за все 20 лет службы в оркестре штаба ДВО. Он обладал превосходным чувством юмора. Когда он проводил инструктажи отделения перед началом ПХД в расположении оркестра, а потом – на закреплённой территории, или суточного наряда, заступающего на несение службы, мы все валялись от смеха, оставаясь при этом стоять в строю. Вспоминается мне один такой инструктаж. Сначала Борис Федосеевич распределил всех солдат по объектам на территории. Потом начал инструктировать каждого по технике безопасности. Когда очередь дошла до меня, он сказал, обратившись ко всем:

– Будьте осторожны, могут начать падать столбы, потому что Хитцов возьмёт косу и начнёт ею махать налево и направо, зацепляя всё – и траву, и деревья, и так далее, и тому подобное.

Мы чуть не лопнули от смеха.

Через неделю я написал заявление на увольнение из Тихоокеанского симфонического оркестра, доверенность на своего последнего из педагогов по специальности, работавшего ещё и там, о получении моей последней зарплаты, которую он потом отправил мне почтовым переводом (даже не верится, что в конце XX-го века было такое). Ведь до последнего момента я ходил в оркестр на работу, так как был настроен остаться служить во Владивостоке. И эти документы отправил по почте. Мне чуть позже пришли и деньги, и уведомление о том, что я уволен.

24-го июля, в субботу, меня привели к принятию военной присяги. Должны были 25-го, в воскресенье, и в этот день приезжали мама с сестрёнкой, но Трунов решил, что раз погода дождливая, то присягу мне будет лучше в этот день принять, а в воскресенье он обещал меня с мамой и сестрой отпустить в увольнение с ночёвкой (благо, в Хабаровске родственники по линии мамы есть). И получилось так, что они на присягу опоздали. Но тем не менее время, проведённое нами вместе, было прекрасным во всех отношениях.

А ещё через месяц я сходил в фотосалон и сфотографировался в солдатской форме.

Но я не подозревал, что выход в город в парадной форме одежды, при ремне и в сапогах – нарушение формы одежды. Хотя незнание законов не освобождает от ответственности. И только я вышел из фотосалона – мне навстречу патруль, который я, на моё счастье, хотя бы поприветствовать не забыл:

– Товарищ рядовой, предъявите Ваши документы.

Я достал военник с вложенной в него увольнительной запиской. Проверив всё, что положено, в документах, начальник патруля сделал замечание по нарушению формы одежды и записал его себе, куда следовало. А мне пришлось доложить об этом командованию оркестра. Меня пожурили и указали впредь быть внимательнее к тому, в чём я выхожу за пределы воинской части.

С начальником военно-оркестровой службы ДВО, который во время моей срочной службы был ещё майором, Александром Александровичем Пахомовым (ныне покойный) я познакомился в последнюю очередь. В первый день его послеотпускной службы он пошёл проверять порядок в расположении оркестра и заглянул в солдатскую спальню. Я в это время там, стоя дневальным свободной смены, делал уборку. Увидев его, я приостановил выполнение своей задачи, встал по стойке «смирно» и представился:

– Здравия желаю, товарищ майор! Дневальный по оркестру рядовой Хитцов. Выполняю свою служебную задачу.

– Вольно, – ответил начслужбы, – здравствуйте. Не унижают Вас?

– Никак нет, товарищ майор.

– Хорошо, занимайтесь.

Позже Александр Александрович дослужился и до званий подполковника и полковника, получил почётное звание заслуженного артиста РФ. Писал диссертацию на учёную степень кандидата исторических наук, исследуя в ней историю военного оркестра штаба ДВО. Когда его в 2000-м году назначили на должность заместителя начальника Московской военной консерватории (ныне – Институт военных дирижёров Московского военного университета, а ранее – военно-дирижёрский факультет Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского) по научной и учебной работе, он попал в ДТП и получил травмы, поставившие точку в его военно-дирижёрской карьере и заставившие его уволиться в отставку по инвалидности. 10-го июня 2015-го года Александра Александровича Пахомова не стало.

А мы возвращаемся к моей срочной службе. До того инцидента с нарушением мной формы одежды, о котором я поведал выше, оркестр вышел из отпуска и начались репетиционно-концертные будни. Пока я проходил курс молодого бойца, меня на мероприятия не брали. Но как только я принял присягу, меня приобщили к участию в общеоркестровой деятельности. Помимо игры в оркестре мне приходилось делать и всё то, что делали все мои сослуживцы-срочники: переносить оборудование из расположения в автобус, из автобуса к месту выступления, расставлять его на сцене согласно посадки оркестра, а затем – всё то же самое, только в обратном порядке.

Одним из наиболее запомнившихся мне выступлений в этот период моей службы был концерт оркестра в 12 военном совхозе. Чем занимался этот совхоз? Он производил сельскохозяйственную продукцию овощеводческого и животноводческого направления, поставлял её в войска ДВО для обеспечения котлового довольствия и продовольственного пайка, кое-что реализовывал гражданскому населению Краснореченского гарнизона. А Красная Речка – это посёлок на южной окраине Хабаровска, в котором дислоцируются по сей день несколько воинских частей разных родов войск. Сейчас этого совхоза уже не существует.

Ещё очень важный момент моей срочной службы – это поездка домой на серебрянную свадьбу родителей. Искушённый читатель, возможно, спросит: как могло командование оркестра отпустить солдата, не прослужившего ещё и полугода, за пределы не только части, но и гарнизона? Отвечу сразу: служить нужно добросовестно, друзья мои. Я без излишней и никому ненужной скромности хочу сказать, что на гауптвахте за 20 лет службы побывал от силы два раза. Первый раз, когда отвозил туда нерадивого бойца, второй раз – когда забирал его оттуда. А этот краткосрочный отпуск случился вот как.

Получаю, значит, я конверт из дома. А в нём – приглашение на вышеназванное торжество. Я его внимательно прочёл, показал его сначала командиру отделения (им тогда был уже мл. с-нт Андрей Помыткин, подсидевший на этой должности мл. с-нта Сергея Сычёва).

– Андрей, – говорю, – сходи, пожалуйста, с этим приглашением к старшине оркестра, попроси его поговорить с начальником, могут ли меня отпустить на это семейное торжество.

Командир отделения не отказал мне в этом и пошёл к старшине. А им был уже старший прапорщик Валерий Николаевич Слепцов. И он тоже не отказал. Потом меня вызывает начальник и говорит:

– Вадим Александрович, поскольку Вы проявляете себя в отношении исполнения служебных обязанностей вполне добросовестно, мы посовещались и решили Вас на семейное торжество отпустить. Несмотря на то, что Вы ещё не прослужили полугода.

Я поблагодарил всех и отпросился в увольнение покупать билеты домой и обратно. Мне дали на всё-про всё трое суток.

Пролетели октябрь, ноябрь. А в декабре я написал рапорт на перевод меня со службы по призыву на службу по контракту. Принял я такое решение остаться в армии с одной стороны потому, что обратная дорога в Тихоокеанский симфонический оркестр для меня была закрыта, ибо там уже руководили иностранные дирижёры, а с другой стороны – потому что мне, 24-летнему молодому человеку, который старше был по возрасту, чем остальные бойцы, было неприятно носиться с веником и совком, шваброй и тряпкой по расположению оркестра. 31-го декабря меня отпустили из казармы как относительно свободного человека на более-менее вольные хлеба. После этого у меня начались жилищные испытания, продолжавшиеся 18 лет. Но об этом позже.

Работа в Хабаровском театре музыкальной комедии

Одним из эпизодов моей срочной службы, произошедших за территорией воинской части, была кратковременная работа в Хабаровском краевом театре музкомедии (ныне – краевой музыкальный театр). Теперь о том, как она случилась.

Однажды, и, если мне память не изменяет, это был ноябрь 1994-го года, меня к себе в кабинет вызвал начальник оркестра и говорит:

– Вадим Александрыч, мне только что звонили из театра музкомедии и попросили помочь с фаготистом, поскольку их фаготист (там работал заслуженный артист РФ, первый фаготист Дальневосточного симфонического оркестра Венедикт Григорьевич Ерёмич – В.Х.) сейчас в командировке. А они готовят новый гала-концерт из фрагментов оперетт. Я предложил им Вас. Вы не против?

– Товарищ майор, ещё спрашиваете. Никак нет. Я уже соскучился по игре в такого плана оркестрах, своего рода ностальгию испытываю.

– Хорошо. Тогда сегодня возьмёте у старшины увольнительную и к 17.00 с фаготом туда на репетицию.

Так оно и произошло. Мне выдали увольняху и к назначенному времени я прибыл в музкомедию. В том же режиме прошли ещё несколько дней вплоть до вышеназванного мероприятия.

Я как на крыльях летал в эти дни. Старался быть как можно более исполнительным во всём, что мне говорили начальники всех рангов. Ну, чтобы эту радость не «обрезали».

Инспектор оркестра сказал мне написать заявление об устройстве на работу с почасовой оплатой труда. Через некоторое время после гала-концерта, уже не играя в тамошнем оркестре, поскольку вернулся их фаготист, я продолжал ходить в театр, как на работу. Особенно на спектакли. И таким образом мне удалось, как говорится, «зайцем» посмотреть такие шедевры оперетты, как «Летучая мышь» И. Штрауса, «Баядера» И. Кальмана.

Позже, когда я уже служил по контракту, меня снова приглашали поиграть в оркестре театра музкомедии в мюзикле «Мафиози» М. Новака, который ставил известный оперетточный режиссёр, заслуженный деятель искусств РФ Юлий Изакинович Гриншпун (1938—1999), некогда преподававший в ДВПИИ (1966—1975 г.г.), разносторонне грамотный и как музыкант (заведовал в институте кафедрой специального фортепиано), и как режиссёр (работал на кафедре оперной подготовки). У него всегда находились замечания и к оркестру, и к актёрам. Помимо того, что меня не зацепила музыка этого мюзикла, ещё и содержание не привлекло моё внимание, а потом, эти чрезмерные придирки к оркестру – всё это привело к тому, что я отказался играть в оркестре на этом спектакле. Больше в театре музкомедии я не работал. Вот такой эпизод.

Начало службы по контракту

Итак, я на первом контракте. Большую часть контрактов, что я отслужил в двух оркестрах, со мной заключали на три года каждый. И только две подписки были двухгодичными – с 2013-го по 2015-й годы и с 2018-го по 2020-й годы.

Первые дни службы по контракту я жил, где придётся: то в офисе общины Хабаровска (квартире, арендуемой для него церковью), то, по приглашению одного из старших коллег, – у него на квартире, а точнее – в комнате в квартире с подселением. Позже, в начале второй декады января 1995-го года, приехал из Комсомольска-на-Амуре супруг моей родной тётушки и поселил меня на квартиру к своей, ныне покойной, старой матушке в качестве арендатора койко-места в одной из комнат (там уже один арендатор жил, студент Дальневосточного государственного университета путей сообщения). Худо-бедно, но жил я там до апреля.

За это время оркестр штаба ДВО принимал участие в ряде городских мероприятий, к коим относились февральские и мартовские возложения венков и цветов к Мемориалу Славы, гарнизонное торжественное собрание и концерт в День защитника Отечества и многое другое.