Григорий Зарубин "Укумал разжигает костер. Сибирские хроники"

С утра, напившись душистого чаю с пирогами, охотники снова двинулись в путь.

Следы указывали на южную сторону. Видимо, шли до Казачинского Луга. Однако же, у первой заимки в березняке нашлись абсолютно голые мертвецы.

– Никодим, Мелентий, Яшка! – почернев от злобы, ревел купец, – а ну выволакивай всех на улицу, живо!!!

Через полчаса обитатели четырех избенок выстроились у колодца. Мужиков не было, одни старухи да дети малые.

– И кто тут такой смелый, что дерзнул меня обокрасть?! – гарцевал на вороном жеребце перед строем Васька.

Люди угрюмо молчали.

– Замерзнут, Василий Мелентьич, раздетые, да на морозе, – Никодим с опаской подъехал к хозяину.

– Ну и пущай!

Вдруг из копны выпрыгнул мужичок. Подбежал к вооруженным до зубов грозным всадникам. Упал на колени. Протянул мешочки с золотом…

– Так, три, – выхватил Котлов свое добро, – а где еще один?!

– Нету больше! – взмолился мужичек, тряся патлатой, – грязной с соломой, – бородой.

Подъехал Никодим, – Василий Мелентьич! И то, правда, там трое и лежат.

– А где четвертый?! – раскраснелся от злобы Котлов, – еще-то, где один?!

– Убег! Богом клянусь! – запричитал мужик, – убег. Зарезал брата моего – насмерть, и убег! Не губи! Прости великодушно…

– Ладно, прощаю, – купец спрятал мешки в кожаную суму, слез с коня, потянулся сладко, – веди в избу, что ли. Заодно и обскажешь – как дело было…

***

Как и предчувствовал купец, удрал от расправы тот самый беглый Гаврилка. И где его теперича сыскать? Следы в тайге замело пушистым глубоким снегом. А по тракту, что до Красноярского острога, снуют туда—сюда уймища народу. Каждый обоз не обыщешь. И вполне может статься, что пистоль или карабин сыщется и за пазухой тулупа какого-нибудь проезжего. Сам тогда бесследно сгинешь…

***

У дома воеводы Енисейской крепости повстречалась карета, поставленная на сани, запряженных в тройку добрых коней. Тут же беглый Гаврилка сидел в снегу, закованный в кандалы и цепи.

– Реттет ин! – вывалился из двери пьяненький иноземец в камзоле под казацким тулупом нараспашку. Замахал руками Котлову, – реттет ин!!!

Четверо путников приостановились, переглядываясь.

Из избы неспешно вышел незнакомый офицер в дорогой соболиной шубе до пят.

– Эй! Не ты ли Васька Котлов?! – прихватил крепко узду купеческой лошадки.

– Ну, я, – немного оторопел купчина, – а что?

– Дело до тебя имеется. Слазь-ка, давай!

– Какое еще дело? – рявкнул Котлов.

Местные казаки, что стояли в сторонке, наблюдая за сценой ареста, на всякий случай сняли с плеч карабины.

– Не балуй! Сам знаешь, за что, – погрозил пальцем офицер.

– Реттет ин!!! – заорал немец.

– Говорит, что б тебя немедля повесить! – закивал одобряюще офицер, переводя иноземную речь, – я, я! Гут, гут! Опосля, обязательно повесим!

– Дак за что?! – вскрикнул Котлов.

– Реттен ин! Битте хелфен зи мир! Зи кеннен михь тетен! – обнося перегаром, кинулся к Котлову немец.

– Нет, нет, нет! Ваше превосходительство! – поймал за воротник вельможу офицер, – самоуправство – ни к чему! Сие есть беззаконие!

«Ваше превосходительство», смертушка ко мне пришла – за грехи мои тяжкие! – застучала кровь в висках купца. Васька чуть не упал в обморок…

***

– А как Вас по батюшке величать?! Может, договоримся, а? – прошептал побелевшими губами купец.

– Имя мое – тебе знать ни к чему! А по «Артиклу» – капитан я, – офицер с удовольствием уселся в удобное хозяйское кресло, – мзду предлагаешь, подкуп мне учинить?!

– Да какую там?! Господин капитан! Гостинец! Десять рублев. А?!

– А знаешь ли ты, Василий Никодимович, что князь Гагарин, – заговорщицки подмигнул офицер дрожавшему, точно в лихорадке, Котлову, – нынче привез в Тобольск аж цельный обоз всякого «инструменту пыточного»?!

– Так я, так я, – заёкал купец, – следом и отправлю те подводы, что утаил от казны! Богом клянусь!!!

– Ну, не знаю…

– Не губи! – брякнулся на колени купец.

– А что я в Тайную канцелярию отпишу? – капитан хрустнул пальцами. Встал. Заходил по горнице. И по лицу видно – довольный.

– Дак что возможности не было раньше мне долг исполнить…

– Сто!

– Что, сто?

– Сто рублей давай! – прищурился хитро офицер.

– Где ж я возьму – сто?! Экая сумма!

– Тогда собирайся! Собака! – капитан больно пнул Котлова под дых, – «повискаришь» на дыбе, да над огнем!

– Ой, ой, ой! – застонал купец.

– Впрочем, может и повезет тебе! Сразу башку отрубят…

***

Через четверть часа карета на санях, взрыхляя снег, лихо умчалась по Енисейскому тракту.

Васька, громко охая, лежал на лавке. Хоть и потратился премного, но счастлив был безмерно, что жив остался.

Утречком пришел навестить, прознавший о горестях старого приятеля, Прошка Авдеев…

– Как ты, Васенька?

– Да, – только и вздохнул купец. Уселся на лавку, царапая затылок.

– А нашего воеводу кто-то в погребе запер. Всю ночь просидел. Вот смеху-то…

Котлов не ответил. О чем-то задумался крепко…

– Прошка! А твой гость еще не уехал?!

– С обеда собирается.

– А ну-ка пошли…

***

– Что по-немецки, означает: «реттет», иль: «риттет»?!

– «Спасите», – ответил голландец Дик.

***

– Ну, Федька! – Гаврилка Фирсов, освобожденный от холодного тяжелого железа, примерял сапоги. Гоготал радостно на весь лес, – ай да, Федька!!!

Федор Зудилин чинно восседал в карете, считывал, – делил монеты. Соболью шубу отдал обратно немцу. В казацкой-то одежде сподручнее орудовать пистолями…

– Может и мне в казаки записаться?! – Гаврилка заплясал вприсядку, быстро перебирая тощими ножонками в новой обувке.

– Хорошее дело, главное – «прибыльное». Зубы-то на полку быстро сложишь. На! Твоя доля, – протянул увесистый мешок дружку, – эй! Просыпайся!

Немец с трудом пошевелился, валяясь спьяну под скамейкой.

– Это тебе, – Федька положил перед ним два рубля, – за двух лошадок. Слышишь? Езжай прямо. До Казачьего Лога.

– Реттен ин…

– Хватит тебе и одного коня. Доберешься с Богом.

– Федька, а откудава слова-то такие знаешь – мудреные «охвицерские»?! – уже выпрягал своего жеребца из кареты Гаврилка, – я аж сам поверил, что ты «капитан»!

– Сиживал в казематах прошлой весной, – Федор задрал чуток кафтан на спине, показывая крупные рубцы от пыток, – сам Князь «Кесарь» ручку приложил.

– Поехали, что ля?!

– Поехали…

Часть вторая

Вся наша жизнь – дорога. Кто-то легко и весело спускается к болоту, кто-то бредет задумчиво по песочку вдоль морского прибоя, а кто-то карабкается натруженно на самую высокую гору.

Но каждый вправе сам выбирать свой путь…

***

Пять лет спустя…

– Укумал?! – Кучкаш пекла пироги на плоской железной сковороде, – совсем ты худой стал. Не кушаешь ничего. Капталы совсем прохудились. Отчего новые не носишь?

Укумал в ответ только улыбался, с любовью подмечая каждое движение красивых рук жены у очага.

– Укумал?! – Кучкаш застенчиво опустила ресницы.

– Я скучаю по тебе. Хочу обнять крепко тебя!

– И я скучаю, – изящная Кучкаш присела рядом, нежно прижалась к его плечу, – нельзя Укумал. Ты живой, я – мертвая.

– Забери меня с собой.

– Когда-нибудь. Еще не время…

Укумал проснулся.

Очаг давно потух…

***

Комендант Москвы князь Матвей Петрович Гагарин пробудился отчего-то спозаранку. И еще не знал, потягиваясь сладко на перинах, что уже определен первым губернатором Сибирской губернии. Однако же слухи по Москве быстро идут…

А Великий Государь, Царь и Великий Князь Петр Алексеевич Романов, всея Великая и Малыя и Белыя России Самодержец уж давненько на натруженных ногах. В Петербурге на строящейся Адмиралтейской верфи устроил «симпозиум». Тут же при всех развернул на бочке перед Яшкой Кириловым большую карту…

– Построй здесь острог, – ткнул пером в устье Бии и Катуни.

– Сделаем, не сумлевайтесь, Петр Алексеевич! – добродушно улыбнулся атаман, сын боярский, будущий воевода Бикатунского острога.

– Пристойное место найди! И для сбора ясака, и поселению крестьян. Хороша ли там землица, Яков Спиридонович?!