Потом следаки перелопатили все дела, в которых я участвовал. Меня даже судьи из арбитража спрашивали – что происходит?
Затем на меня стали примерять соучастие в убийстве адвоката Владимира Мендельсона. Это сумасшествие… Какая чушь!
С Володей мы были друзьями. Мы во всем доверяли друг другу. Даже в личном, сокровенном. Я очень переживал тяжелую утрату. Но следователи – люди суровые. Перед ними поставили задачу, и они пахали. Правда, в моем случае напрасно потратили время и силы. Было бы лучше, если в этот период времени они приложили все способности, все свое профессиональное мастерство на изобличение настоящих жуликов.
К чести оперативных сотрудников в отношении меня, конечно, могу отметить, что при очередном вызове в милицию, я услышал следующее: «Не нашли мы против вас, Сергей Алексеевич, ничего! До свидания.» «Спасибо за откровенность, но я бы предпочел больше с вами никогда не встречаться», – грустно процедил сквозь зубы я.
Далее хочется привести доступные примеры работы правоохранительной системы за рубежом нашей Родины. Ошибки в правосудии, к сожалению, неизбежны, они были всегда и везде.
А там за бугром
Здесь надо отметить, что казнь невинных не является национальным достоянием России. Безвинно убиенных, к сожалению, было немало во все времена существования цивилизации.
Например, в 1921 году суд присяжных вынес ошибочный приговор рабочим Николе Сакко и Бартоломео Ванцетти. Они обвинялись в убийстве кассира и двух охранников обувной фабрики. На судебном процессе показания свидетелей расходились: кто-то видел только Сакко на месте преступления, кто-то только Ванцетти, одни говорили, что вообще для них эти люди незнакомы, другие – что на месте убийства были точно не они.
Но суд игнорировал все показания, так как решение уже было давно продумано. Дело в том, что Сакко и Ванцетти были рабочими-анархистами, которые постоянно устраивали демонстрации и подговаривали рабочих бастовать, и от них решили избавиться. Их признали виновными и казнили на электрическом стуле.
Только в 70-х годах была произведена баллистическая экспертиза, которая развеяла поклеп на Сакко и Ванцетти. 23 августа 1977 года губернатор Массачусетса Майкл Дукакис издал официальное заявление, в котором признал, что казненные рабочие были невиновны.
В 1922 году был казнен через повешение Колин Кэмбелл Росс, владелец бара в австралийском штате Виктория. Его обвинили в убийстве двенадцатилетней Альмы Тиртчке, чье бездыханное тело нашли на темной неприглядной улочке недалеко от бара Росса. Были допрошены бывшие работники бара, которых Колин вместе с братом уволил, как только выкупил заведения. Они были озлоблены и утверждали, что собственными глазами видели, как Колин насиловал и душил девочку.
Показания «свидетелей», впрочем, разнились, и решающей уликой стал клок волос, который нашли на кровати Росса. Он утверждал, что это волосы его любовницы, однако его признали виновным и приговорили к смертной казни через повешение.
За день до казни Росс получил анонимное письмо, автор которого просил прощения за то, что Росс оказался на его месте. Это письмо нашли на следующий день после казни, но никто ему не поверил. Лишь в 1997 году Институт судебной медицины установил с помощью экспертизы ДНК, что злосчастный клок волос не принадлежал убитой Альме Тиртчке.
Интересно, напишет ли какой-нибудь аноним письмо Александру Старожилову, если в действительности в злодеяниях, в которых был обвинен он, виновен кто-то другой?
В марте 1952 года в тюрьме Кардиффа был казнен через повешение за убийство работницы ломбарда Лили Вольперт моряк торгового флота Махмуд Хусейн Маттан.
Лили была найдена с перерезанным горлом в районе доков. Проверяли квартиры всех моряков, и у Маттана была найдена сломанная бритва и туфли с кровью на каблуках. Других доказательств не было, но все сослуживцы Маттана утверждали, что видели, как он заходил в ломбард и выходил оттуда уже с трупом на руках, который он нес в район доков.
Дело в том, что за каждое показание против Маттана семья погибшей объявила награду в размере 200 фунтов стерлингов. Показания 12-летней девочки, видевшей, как Лили насильно ведет какой-то другой мужчина, а не Маттан, проигнорировали. Только в 1998 году приговор был пересмотрен по прошению родственников Маттана.
Данные взяты с сайта: https://sobesednik.ru
Мелендес-Колон был обвинен в убийстве в 1983 году. Как оказалось, он был обвинен в основном из-за показаний двух преступников, одного из которых принудили дать показания против Мелендес-Колона с помощью угроз. В его деле не было никаких физических доказательств, которые связывали бы его с этим преступлением, однако на момент вынесения приговора, судьи посчитали показания двух преступников достаточно убедительными для того, чтобы приговорить Мелендес-Колона к смертной казни.
Ранее в публикации упоминалось, что в США около ста человек, приговоренных к смертной казни, были оправданы. Рэй Крон отличился тем, что он был сотым человеком, приговор о смертной казни которого был отменен. Он был осужден в 1992 году за убийство официантки в баре в штате Аризона. Усугубило дело то, что власти решили накинуть ему в «резюме» похищение и сексуальное насилие.
Что самое удивительное, для того чтобы вынести приговор Крону, судьям понадобилось лишь три с половиной часа, а сам Крон получил кличку «Убийца с кривыми зубами» (Snaggletooth Killer). Однако в 2001 году судья приказал сделать новый тест ДНК на кусочке одежды жертвы. Тест показал, что Крона не было на месте преступления на момент его совершения. ДНК совпало с ДНК другого мужчины, который уже и так находился за решеткой. Крона отпустили в 2002 году, после того как другой мужчина, который отбыл срок за изнасилование, признался в совершении этого убийства.
Данные с сайта: https://bugaga.ru/
В этом печальном списке совершенно особое место занимает американский подросток Стинни Джордж. Он стал самым юным смертником XX века – на момент казни ему не исполнилось еще 15 лет. Джорджа судили по делу об убийстве двух девочек – 8 и 11 лет в 1944 г. Преступление было совершено в городке Алколу в Южной Каролине. Он был разделен железной дорогой на две части – ту, где жили белые, и ту, где жили темнокожие. Стинни Джордж был из второй половины, куда погожим мартовским деньком решили съездить на велосипедах за цветами две девочки. Их тела впоследствии нашли в канаве, а Джордж, по версии следствия, оказался последним, с кем они общались. Разбирательство длилось всего три месяца, родители темнокожего подростка были вынуждены бежать из города, бросив сына. Скорым был и суд – ключевые показания дали полицейские, которые уверяли, что фигурант дела признался им в убийстве. Присяжные за десять минут совещания признали Джорджа виновным. 16 июня 1944 его казнили на электрическом стуле.
Спустя семьдесят лет выяснилось, что юный смертник перед казнью плакал.
Вернулись к этому делу лишь в 2013: о невиновности Джорджа заявил его сокамерник. До этого предположения о судебной ошибке легли в основу романа Дэвида Стаута «Скелеты Каролины» и фильма «83 дня». В 2014-м состоялся повторный судебный процесс. Стинни Джорджа оправдали – посмертно.
Данные с сайта: https://diletant.media
Не зарекайся
Но не зарекайся… подтверждение этой фразы не заставило себя долго ждать. Лето 2010 года. Я на допросе в Иркутском областном храме правосудия. Идет процесс судебного следствия по уголовному делу банды Алексеева—Старожилова. В клетке сидят подсудимые, наверное, человек шесть-семь. Установив мою личность и, сверив данные паспорта, судья спросил, знаю ли я кого-нибудь из подсудимых. Я начал приглядываться. Лица парней в обезьяннике, так мне во всяком случае показалось, с очень большой натяжкой можно было назвать просветленными и интеллигентными. Только Андрюха Говорунов да Сашка Старожилов отличались от остальных. Правда вид у Александра был замученный, но не подавленный. А Андрей Говорунов сидел на стульчике в сторонке, не в клетке, на лавке. Такое пространственное расположение резко контрастировало с условиями присутствия в зале судебных заседаний других арестантов. Я невольно задумался. Чем же можно объяснить такие привилегии? И конвой его возил отдельно от других обвиняемых. Наверное, потому что тот активно сотрудничал со следствием. На самом деле, его быстро сломали и… поехало, понеслось… Андрей был такой же розовощекий, как и на воле, как в гостях у своего брательника Славки, моего соседа по двору на Коммунистической улице.
Мои размышления прервала гособвинитель, задав мне сразу несколько разных вопросов. Я отвечал. К примеру, я сказал, что Андрей Говорунов не мог участвовать в ряде убийств по якобы заказу Сергея Алексеева. Так как я достоверно знаю, что задолго до этих событий Сергей Алексеев, которому приписывали создание банды №1, еще в 2002 году прогнал от себя Андрея Говорунова. Он мне сам говорил, что тот поступил очень некрасиво, кинул кого-то на бабки. Я никогда не вдавался в подобного рода подробности. Но от других серьезных парней слышал подтверждения такому раскладу. Цена вопроса была десять тысяч долларов США, которые Говорунов нагло присвоил себе.
– Что вы знаете о преступной деятельности Сергея Валерьевича Алексеева?
– Мне о чем-то таком неизвестно. Более того, мы с Сергеем занимались рядом научных разработок. У нас одна вузовская специальность. Этому есть подтверждения – несколько патентов России на изобретения в области экологии. Алексеев эрудированный человек. С ним можно было разговаривать на любые темы. Например, об истории и эпохальных событиях. О жизни и о житейских проблемах, наконец.
– Но ведь вы, занимаясь банкротством трикотажной фабрики, допускали серьезные нарушения закона. А в конце продали Алексееву одно из ее зданий, – злобно начала ликовать гособвинитель. Типа прищучила мужика.
– Во-первых, если бы я хотя бы чуть-чуть что-то нарушил, то уже давно бы парился на нарах. А я здесь стою и не в наручниках, и не в качестве обвиняемого по уголовному делу, – спокойно парирую словесный пассаж самоуверенного прокурора.
– Во-вторых, Сергей Алексеев помогал мне отстаивать интересы этой фабрики. Мне менты пытались подбросить наркотики. Мне многократно угрожали физической расправой за то, что я через судебные инстанции предпринимал активные меры по возвращению умыкнутого имущества назад в акционерное общество. Между прочим, это исторический памятник в центре города на улице Красного восстания, 20 площадью в три тысячи квадратных метров, где ранее размещалась трикотажка. Деньги от его возврата и дальнейшей продажи, как это было предусмотрено планом внешнего управления, утвержденного собранием кредиторов и одобренного арбитражным судом, могли помочь вообще завершить процедуру банкротства и вывести предприятие из финансового кризиса. Но этим зданием противоправно завладели рейдеры, лишив тем самым трикотажную фабрику оборотных средств. Потом этим имуществом через судебные решения, естественно на халяву, завладели сами знаете кто – династия председателя областного суда Валуева. Это очень высокий чиновник от правосудия. Победить его мы не смогли. Все суды и судьи у него были схвачены.
Потом при распродаже имущества в рамках закона о банкротстве для удовлетворения требований кредиторов оставшееся и не доставшееся рэкетирам-рейдерам производственное здание фабрики было выставлено на публичные торги. Объявления публиковались в прессе в установленном законом порядке. Это здание мог купить любой желающий. Но не бесплатно, как в приведенном выше случая, а за серьезные деньги в соответствии с независимой оценкой по рыночной цене. Торги шли, шло время, а заявок не было. Видимо, было дороговато. Вот тогда одна из фирм сделала заявку и стала победителем торгов. Ясно одно, что это добросовестный субъект гражданского оборота. Который и реализовал свои правовые возможности в строго установленном законом порядке на открытых публичных торгах. А Иванов там директор или Петров или Алексеев для меня не имеет никакого значения. Что вы здесь усмотрели противоправного, уважаемый государственный обвинитель? Вы хоть с материалами дела знакомились, придя в суд, поддерживать обвинение?
Судья был усталым, полусонным. Он кемарил и, казалось, меня не слушал. Я даю правдивые показания – это моя гражданская обязанность. Свидетель – это мой процессуальный статус. Но чему я свидетель? Тому, что меня силовики склоняли к даче заведомо ложных показаний – лжесвидетельствованию, нарушению закона, который они призваны по долгу своей службы защищать.
Подсудимые в клетке сидят, зевают. «Крытка» и весь этот процесс длится уже несколько лет с 2005 года. Все устали, замучились.
Гособвинитель Наталья Примакова негодует. Мои показания для нее были неожиданными, они были «неправильные». Конечно же, с точки зрения обвинения. Но они правдивые и полностью соответствовали реальной действительности.
Сконфузившаяся представитель областной прокуратуры просит судью дать ей разрешение зачитать мои показания, данные ранее на стадии предварительного следствия. Она, видимо, тоже их заранее не читала. Но заявила о серьезных противоречиях в моих словах. Судья разрешил и снова погрузился в нирвану, клюя носом.
После длинного и монотонного чтения текста из протокола, я поинтересовался у бравой прокурорши:
– В чем же выражаются эти самые противоречия? Где они, обоснуйте свои слова.
В ответ тишина… Белокурые кудряшки прядей ее крашенных волос с горделивой главы осыпались на погоны, закрыв собою золотые звезды государственного советника юстиции какого-то там ранга. Вот это подготовка! Вот это глубокое и полное изучение материалов дела. Слов нет, низкопробная халтура…
Арестанты несколько оживились, они улыбались, глядя на меня.
Судья снова вышел из коматозного состояния и равнодушно велел пригласить другого свидетеля. По-моему, Новицкого. Судебный процесс продолжался. Для служителей Фемиды это ежедневная нудная, рутинная работа. Но там, в этой работе, решаются судьбы людей. И быть подобным образом подготовленным или, вернее, совершенно не подготовленным может только …. Начал подбирать слова. Но вы сами можете это оценить и придумать свои эпитеты. У меня без мата как-то не получается. А материться в книге неприлично.
Такое мое поведение не устроило сторону обвинения. И это, безусловно, не должно было остаться без внимания и, конечно, безнаказанно. Не «устроило», наверное, совсем не то слово. Привело в ярость! Так будет правильнее.
Сразу на следующее же утро в кулуарах здания на улице Литвинова в отношении меня возбудили уголовное дело. Большая группа оперативников в статусе: «по особо важным делам» принялась за расследования моего несуществующего, но, по-видимому, очень страшного преступления. В итоге двухлетних мытарств – ноль, пшик, что и следовало ожидать. Наверное, понуждать граждан к даче заведомо ложных, поддерживающих линию следствия, показаний является особо важным делом. Шучу, конечно. Но с грустью…
Может быть мне просто повезло – не добили…
А может быть, бестолково и попусту растрачивать ресурсы правоохранительной системы не очень разумно. Если так, то значит там все-таки есть умные, мудрые люди.
А еще, перебирая в голове все истории, описанные в этой книге, у меня возникла мысль.
Сейчас новомодным термином принято называть такой процесс как досудебное урегулирование экономических и других споров – словом «медиация». Еще есть понятие «третейский суд». Это когда стороны для разрешения своих противоречий нанимают постороннего человека, обладающего определенными знаниями и качествами – третейского судью. Они ему доверяют и на справедливое решение такого судьи они надеются, думая, что спор будет разрешен по закону.
Однако, сами законы при этом должны быть справедливыми и по правде. А это, к сожалению, бывает не всегда.
Например, если Государственная Дума примет закон о том, что козла нельзя называть козлом, то козел все-равно не станет лебедем. Может поэтому существует система разбирательства по понятиям, то есть по правде и справедливости?
Я, безусловно, не призываю отправлять правосудие по понятиям (по жизненным или воровским). Я считаю, что законодательная база должна стремиться к таким стандартам, как, уже упомянутые, правда и справедливость. И чтобы исполнение законов эффективно и жестко контролировалось. Тогда, может быть, будет меньше произвола, больше оптимизма.
Приведу небольшой отрывок по теме о некотором собственном опыте из моей книги «Иркутская сага» том №3.
Нары. Век воли не видать
В жизни всегда есть место событиям, которые не очень приятно вспоминать. Но они были и никуда от них не деться.
Июль. Была по-осеннему мрачная погода, лето потихоньку начинало передавать эстафету прохладе. Осень торопилась занять его место, стремясь наполнить своими выразительными красками окружающий мир нашего областного центра. Шел 2003 год, в Иркутске, как и во всей России, были нелегкие экономические времена. А когда они были легкими? Не помню. Всегда нам приходится что-то преодолевать, с чем-то бороться. Вот и в этот раз мне предстояла очередная борьба. Слабохарактерность и трусость или их противоположности – твердость и стойкость, кто кого?
Как-то внезапно, проходя мимо, пригласил меня на сегодняшнюю встречу с каким-то предпринимателем вроде по серьезному вопросу сам заместитель начальника ФСФО (Федеральной службы по финансовому оздоровлению и банкротству) Иркутской области Борис Владимирович Балабанов. Я совершенно случайно попался ему на глаза во время визита в приемную службы, приходил получать документы. Борис – влиятельный чиновник с большими связями. Он средних лет, небольшого роста с проницательными голубыми глазами. Мне было некогда, торопился по своим делам, но отказать такому человеку было бы неприлично. Тем более от него в определенной степени зависела моя загрузка работой.
Вместо вводной Борис Владимирович сказал: «Едем в гостиницу „Ангара“, в ресторане перекусим и заодно переговорим о возможной работе по банкротству серьезного объекта с моим товарищем, который нас уже ждет».
В фойе нас встречает некий Шелепинь. Я мельком знал этого человека. Однажды был по делам в городе угольщиков Тулуне. Там этот тип в моем присутствии на приватной встрече агитировал моего друга предпринимателя на предмет, будет тебе счастье, если меня изберут или переизберут, точно не помню, мэром. На мой взгляд, по-козлячьи давал какие-то обещания по преференциям в бизнесе. При этом он заискивал и пресмыкался. В общем, впечатление на меня произвел удручающее. На сегодняшней встрече он представился как генеральный директор Иркутского хладокомбината. Мы входим в банкетный зал. Там своим ходом шуршит какая-то легкая пьянка. Плавно играет музыка и две девицы в такт мелодии крутят своими задницами. Видно, призывая мужскую часть присутствующих сначала заморочиться созерцанием этого действа, намекая при этом на возможное сладкое, приватное продолжение банкета. Так было всегда. Проститутки были и есть в этой жизни, бизнесе, отношениях. Куда же им деться, выживают, как вирусы, как паразиты, при любом режиме, при любом социальном строе, в любом государстве.
А мне на этой встрече в очередной раз пришлось столкнуться с проституцией во взаимоотношениях. По обыкновению, беру инициативу на себя. Выбираю свободный столик в зале, чтобы присесть. Но Шелепинь предложил пройти в отдельный кабинет за стеклянной перегородкой. Мне это показалось странным.
«В общем маленьком, уютном зале комфортно и хорошо. Девки плавно вращают жопами, создавая доверительную, расслабляющую, легкую атмосферу. Горохового супа вроде на столах нет, газовой атаки можно не бояться… Музыка завораживающая, играет вкрадчиво. А тут в „аквариум“ … Какого хрена? Удобнее места для прослушки и видеофиксации не придумаешь», – почему-то пронеслось у меня в голове.
Сели, стол накрыт, море водки. Я за рулем – не пью, Балабанов тоже. Напивается быстрыми темпами только Шелепинь. Такое впечатление, что он внезапно попал в пустыню Сахару, и ему катастрофически не хватает влаги, мучает жажда. А другой жидкости, кроме водки, на столе он не видит. Вот и нервозно глыкает ее рюмку за рюмкой. Несет какую-то ахинею. Смысл его не очень внятных слов сводился к предложению мне заняться банкротством хладокомбината. Конечно, в его интересах, за хорошую оплату. Спустя некоторое время Шелепинь достает две пачки долларов США по пять тысяч каждая и кладет их перед Борисом Балабановым на вращающийся в китайском стиле столик. Не передо мной, а перед чиновником!
– Началась газовая атака. И те девки из общего зала здесь ни при чем. Скорее всего «вонючей жопой» оказался гражданин Шелепень, товарищ Балабанова. Так вот зачем здесь я, понятненько, – сразу подумалось мне.
– Ну, Боря, бери бабло и затем влетай в зависимость, это в лучшем случае, или на нары – это при другом раскладе. Мы, наверное, на заурядном оперативном мероприятии, – подумалось мне.
Было жутко интересно: возьмет Борис деньги или нет? Воцарилась пауза.
Затем Борис Владимирович толкнул вращающийся столик и две пачки долларов подъехали ко мне. Возможно, он не чувствовал подвоха. Мне показалось, что он даже не напрягся, не насторожился. Но все же он был опытным чиновником, деньги не взял. В этом Балабанову надо отдать должное.
Я осторожно беру деньги за середину пачек, где они перевязаны тугой резинкой. Обычно люминесцирующий раствор располагается по краям купюр, чтобы оставить свой след на подушечках пальцев алчного взяточника, который жадно пересчитывает вожделенные денежные купюры своими холеными, наманикюренными пальчиками.
