– В российский, конечно, главный по моему мнению, который называется – Союз писателей России. Я, к слову сказать, уже года три как полноценный россиянин по прописке. А совсем недавно, в конце прошлого года за то, что помог своими произведениями свалить одного губернатора-взяточника, получил от его преемника неплохую квартиру всего в двух сотнях километров от Москвы. Теперь, как поменяю её на какую-нибудь жилплощадь здесь, в столице – стану таким же полноценным москвичом.
– Недурно!.. И что это за шедевры такие, дающие столь ошеломительные результаты? Свалить одним махом губернатора, даже плохонького – не фунт изюма слопать.
– Одним махом сложно, согласен. И в моём случае всё развивалось тоже без чудес, в естественном русле, пошагово. Ведь и Москва, говорят, не сразу строилась… Сначала были относительно безобидные юморески, сатирические рассказы на общие темы, потом цикл всё более адресных и острых, кусачих фельетонов по текущим проблемам жизни народа со всё более возрастающей активностью в поиске виновников этих проблем. Ну а дальше уже открытая, откровенная критика совершенно конкретных негодяев – ненавижу продажных политиков. И, наконец, родилась целая книга, детально, доказательно разоблачающая команду подлецов, прорвавшихся к власти над одним из благодатнейших регионов страны. Вот по этой книге и иду в Союз.
– А этот, новый-то губернатор, так щедро расплатившийся с вами за рискованно-смелое разоблачение его оппонента на таком убийственном уровне, как публицистически-литературный, намного честнее предыдущего? Схватка, надо понимать, была между достойными соперниками, друг друга стоящими – размер гонорара тут в какой-то мере выдаёт суть…
– Я думал на эту тему. Об уровне честности не берусь судить, а что не настолько уж и благодарным, как вам кажется, этот «слуга народа» оказался – факт. Ведь, по совести, мог бы он мне и должностишку какую-никакую в составе обновлённого областного правительства подкинуть. Пусть не вице-губернаторское кресло, а хотя бы, скажем – скромный кабинетик министра печати или ещё что-то в этом роде… А он, отделавшись квартирой, даже физическую безопасность мне и моей семье не погарантировал против более чем вероятной мести со стороны ушедшей команды. И вот я здесь.
– И всё же, простите великодушно, чем мы-то можем вам помочь? Газета – вы вынуждаете меня повторяться – не беллетристика, не художественно-развлекательная книга, над которой можно, изощряясь как угодно, с беспредельной долей вымысла работать себе да работать в вольном, никуда не торопящем режиме, и даже не журнал, выходящий раз в месяц, а то и в два, а – как можно более частый, желательно ежедневный поставщик читателю информации о наиболее интересных и, подчёркиваю – последних событиях в мире, стране, населённом пункте. Одна из важнейших рубрик в газете – новостная. Повторяю по буквам, если не расслышали или недопоняли – но-во-с-т-на-я! Поймите, меня как газетчика-работодателя интересуют в первую очередь шустрые, пронырливые, везде успевающие репортёры…
– А кто, скажите, пожалуйста, будет литературно обрабатывать наскоро состряпанные тексты этих самых шустрых да пронырливых? Корректоры не в счёт, они могут только «блох» в виде грамматических ошибок повыловить, да пунктуацию подправить. Вам же неинтересно, чтобы ваше претендующее на многое издание изобиловало пусть наисвежайшей, горячей – с пылу, с жару, но стилистически топорно изложенной информацией?
– Почему обязательно «топорно»? Штат ещё не набран, и состоять, надеюсь, будет не из последних тупиц.
– От всей своей широкой кавказской души желаю, чтобы вам удалось сыскать, собрать и запрячь в одну упряжку достаточное число одновременно талантливых, работоспособных и добропорядочных людей. Но такие, как правило – в жутком дефиците на рынке труда, поскольку неплохо пристроены и в Москве, и в провинции. Так что, формировать коллектив, хотите вы того или нет, вам неизбежно придётся из… сами понимаете, кого. Будут это, голову даю на отсечение, процентов минимум на девяносто приезжие неудачники, каждый из которых хоть в чём-то, да ущербный.
– В частности, извините, в какой-то мере как вы вот, например… или – был тут только что один ярый поборник муштры, палочной дисциплины, с пеной у рта распинающийся до странности похоже о том же самом.
– Валериана Валерьевича Гнидо имеете в виду? Но его, в пику прочим «гостям столицы», вряд ли можно назвать неудачником, да и себя я к таковым не отношу ни в коей мере.
– Вы что, знакомы?..
– А он и пригласил меня сюда на пост старшего литературного
редактора.
– К-как пригласил?!. – поперхнулся главный редактор. – Да ещё, извините… на несуществующую должность… пост, тоже мне…
– Ну, он же ваш первый зам… имеет, наверное, полномочия.
У главного опять, уже второй раз за время этого разговора, сильно заныло в груди. Это уже не просто прыть, а агрессия какая-то!
– Простите, как вас…
– Давид Георгиевич.
– Да, Давид Георгиевич… значит, говорите, вы и ваш приятель Гнидо хоть и не москвичи, но ни в коей мере не относите себя к массе типичных приезжих, поскольку те все неудачники, а вы другие…
– Совершенно верно, мы с Валерианом Валерьевичем нетривиальные не москвичи, если можно так выразиться. У нас есть существенное отличие от обычных иногородних искателей счастья – мы в столичном регионе не бездомные. Ему, как уволившемуся в запас военнослужащему, да с немалыми знакомствами, уже выделено жильё в ближайшем Подмосковье, у меня тоже проклюнулись кое-какие варианты обмена… так что, мы уж как-нибудь пореспектабельнее, чем подавляющее большинство «понаехавших тут». Резюмируя сказанное, могу вас уверить, что вы получаете опору в работе в лице не каких-нибудь, а действительно солидных людей.
– То есть – вас с Гнидо?
– Ну да. Тем более что никаких побочных источников доходов мы с Валерианом Валерьевичем, если не считать его копеечную военную пенсию и моей мизерной пенсии по инвалидности (у меня по зрению нерабочая группа), не имеем, и будем стараться честно отработать свой хлеб с заслуженными премиальными исключительно в пределах своей работы на благо газеты.
– Простите, Давид… э-э…
– Георгиевич.
– Давид Георгиевич, а как вы с вашей нерабочей группой инвалидности
интенсивно трудиться в руководящей должности собираетесь?
– Хорошие очки выручают.
– Ну, ладно, допустим… важнее тут другое – вы говорите о вашем с Гнидо трудоустройстве, причём на высшие, после моей, разумеется, должности, как о данности, о вопросе решённом. Но – кто решал? Я, во всяком случае, никаких пока заявлений не визировал и приказов не подписывал. Да и преференции какие-то что юридическому, что физическому лицу при серьёзном соискательстве не мешают, как правило. Вы вот, например, можете предоставить мне письменную рекомендацию от кого-то авторитетного, или хотя бы устно-телефонную, как тот же Гнидо от некоего Михаила Михайловича?
– Могу!
– И от кого же?
– От Гнидо Валериана Валерьевича…
– Тьфу! А ещё от кого? Ладно… вот вам ксерокопия текста большой аналитической статьи. Умный, актуальный академический материал, но написан занудным научным языком и, при всей полезности изложенного в нём, обычный рядовой читатель уснёт с тоски если не на втором, то на третьем абзаце как пить дать.
– Что требуется?
– Вы хотите литературным редактором работать? Вот и сделайте эту статью читабельной и неутомительной, чтобы проглатывалась она словно увлекательный рассказ, залпом. Как минимум уполовиньте без потери смысла, оживите текст без ущерба для солидности автора, в общем – дерзайте. Будет готово – продолжим разговор. Всё, до свидания.
– Извините, Андрей Петрович, а с автором я смогу общаться в ходе работы?
– Ни в коем случае! Это ведь ваш тест на профпригодность. Профессору представим на подпись готовый материал. Подпишет – значит, вы справились с задачей, откажется – что ж… знать, не судьба, которая, как
видите, полностью в ваших руках.
– Но, хотя бы… в электронном виде есть эта статья?
– Нет, конечно. Разве вы не видите, что написана она от руки, на одном дыхании? Какой тут к чёрту компьютер! Только так, от руки и любым попавшимся под руку пишуще-рисующим предметом – ручкой, карандашом, куском мела или даже угольком обычно и пишут учёные светила в порывах вдохновения или озарения, как там у них…
– Хорошо, сделаю, как вы сказали.
– Желаю удачи.
Выпроводив посетителя, редактор, немного помешкав, вышел вслед за ним из кабинета. В приёмной секретарь-кадровик Маша, сидя верхом на своём рабочем столе и беспечно болтая ногами, настолько самозабвенно уплетала за обе щёки крупный ароматный абхазский мандарин, что не сразу заметила появившегося рядом «шефа». А заметив, соскочила со стола, стыдливо отодвинула ногой подальше в угол почти наполовину заполненное мандариновой кожурой мусорное ведёрко:
– Ой, извините, Андрей Петрович!
– Приятного аппетита, Маша!
– Спасибочки… но я уже всё, Андрей Петрович.
– Ничего-ничего, ешьте, ешьте. Витамины, да такие душистые и, вижу, вкусные молодому организму только на пользу.
– А хотите, Андрей Петрович, я и вас угощу? В холодильнике ещё целый пакет.
– Откуда?
Маша, густо покраснев, замолчала.
– Пока вы, Машенька, затаривали холодильник этими великолепными цитрусовыми, презентовавший их вам человек, являясь незапланированным и, как выяснилось, не самым необходимым гостем нашего учреждения, беспрепятственно проник в мой кабинет. А если это… не только бесполезный, а похуже… понимаете?
– Простите, Андрей Петрович, такого больше не повторится. Да и охрана на входе проверяет документы у всех без исключения.
– А впускает только с разрешения секретаря.
– Но он такой доброжелательный, весёлый… говорит – заслушаешься!
– Мария! Сейчас же напишите заявление об увольнении по собственному желанию и – мне на стол.
– Андре-ей Петрович… – мгновенно изменившись в лице, разревелась в голос юная и невинная с виду, но уже не только владеющая дипломом о высшем образовании, полученным в каком-то малопонятном, с витиеватым названием негосударственном учебном заведении – одном из множества расплодившихся в стране после всеобъемлющей перестроечной легализации частной собственности, но и обременённая ребёнком-младенцем неизвестно от какого отца провинциальная мать-одиночка, для которой потеря этой работы равносильна катастрофе.
– Заявление полежит пока без движения. Установлю вам жёсткий срок на исправление, и если в этот срок что-то подобное повторится – наложу на вас эпитимью, то есть соответствующую резолюцию на заявление, и поедете обратно в свою Мордовию картошку сажать. Договорились?
– Договори-и-лись, Андрей Петрович, спасибо! Только я не из Мордовии, а из Республики Марий Эл.
– Ну, не в Саранск, в Йошкар-Олу поедете, какая разница…
– Я, Андрей Петрович, к Москве привыкла уже… не хочу домой, картошку сажать…
– Вот и думайте!
– Спасибо, я буду думать. И не подведу ни вас, ни того, по чьей просьбе вы приняли меня на работу. Обещаю, – тут в голосе и выражении глаз Маши, несмотря на всю курьёзную драматичность данной ситуации для её служебной карьеры, мелькнула некая лукавинка, свойственная той категории смазливых девиц независимо от эпохи и сферы приложения сил, что предпочитают преодолевать любые невзгоды посредством чисто женских, нежели каких-то иных, в данном случае рабоче-деловых, качеств, – не разочаруетесь, Андрей Петрович!
– Ну-ну…
Вернувшись в кабинет, «главред» подвёл итог истекших двух часов трудового дня. При всей неидеальности первых претендентов в штат редакции, включая уже принятую секретаршу Машу, события развиваются в нужную для эксперимента сторону. Все трое – кто откуда, только не из Москвы. Хорошо. А Гнидо и этот, как его… мандаринодаритель с писательскими амбициями могут, а скорее уже начали загодя создавать некий альянс внутри будущего творческого коллектива. Без сомнений, в скором времени туда будет втянута и Маша – красавица наша…
Но совсем без москвичей коллектив комплектовать было бы неверным,
во многих отношениях, в том числе и для сопоставительного анализа нюансов группового поведения «оккупантов» и «аборигенов», особенно в нередко случающемся их противостоянии. Сегодня, кстати, на приём записана сладкая, х-хе… – ладно, не будем подтрунивать над тем, что для кого-то дорого и имеет полное право на уважение со стороны… – парочка как раз без всяких кавычек коренных, родившихся в столице и проработавших почти до пенсионного возраста в центральных печатных изданиях. Дружат, сохраняя взаимность в нежных чувствах, ещё со студенческой скамьи, да всё как-то не перейдут грань между платоническим и плотским, а ведь закат не за горами… Он – творческий работник, она – творческо-технический. Бесспорно, ценные хотя бы по некоторым параметрам кадры: опытные и системные, советской школы, а посему априори предсказуемые, тем более что она – из его, Артамонова, сослуживцев по предыдущей, пробной для него газетной работе. Имеют шанс стать худо-бедно авторитетной ячейкой в коллективе и каким-то противовесом остальной, заведомо-планово большей количественно его части – приезжим. А вот и первая ласточка…
– Андрей Петрович! Как я рада вас видеть! – театрально вскинула и
протянула для поцелуев руки сияющая подобно праздничному колоколу ухоженная зреловозрастная дама довольно приятной наружности, впущенная в кабинет бдительным и добросовестным на этот раз секретарём Машей, своевременно и чётко доложившей о посетителе. – Великолепно выглядите, особенно в этом шикарном кресле, будто специально для вас сработанном.
– Так для меня ж оно и закупалось по спецзаказу, как и остальная мебель, по моему собственному выбору. А как иначе, если организация создаётся с нуля, с чистого, что называется, листа? Когда всего-то, что есть пока у организации – это её руководитель и щедрые спонсорские деньги, которые осчастливленному столь удачными обстоятельствами руководителю не возбраняется, и даже предписывается со вкусом тратить. А вы-то как, Анна Витольдовна? Гляжу, тоже не в упадке.
– Да уж вашими молитвами, тьфу-тьфу, Андрей Петрович. Не жалуемся.
– Вы всегда были в тонусе, на зависть многим.
– Ой, вы мне льстите, шалунишка! – кокетливо махнула ладошкой дама,
и тут же приняла озабоченно-деловой вид. – Подозреваю, что пригласили меня в данный, просто слов нет, насколько замечательный, прямо министерский кабинетище не просто чаю попить.
– Именно так, уважаемая Анна Витольдовна, не просто чайку попить. Да, извините, вам чай, кофе?
– Двойной «эспрессо», если можно. Не сочтите меня, дорогой Андрей Петрович, за наркоманку, но, если помните, как я была грешна раньше, то теперь ещё хлеще – ни часу не могу прожить без хорошего крепенького кофейку. Вроде не по возрасту уже удовольствие, а вот никак… не могу, и всё, хоть рот зашивай.
– Ну, какой же это возраст… самый разбег для нормального человека. А персонально по вас вообще трудно что-либо в этом смысле определить, само понятие «возрастная категория» начисто забывается при общении.
– Ой, вы опять мне льстите – галантнее мужчины я не встречала! И о чём же таком серьёзном мы будем говорить, шалунишка вы эдакий?
– Маша! Сделайте-ка нам два двойных «эспрессо» – один по крепости, второй – по объёму, сахар отдельно… Так вот, Анна Витольдовна, не согласитесь ли вы посотрудничать со мной, по старой памяти, штатно, в должности, ну, скажем редактора-корректора? С удовольствием? На что я и надеялся, памятуя о неизменно высоком качестве вашей работы… Тогда как, будем считать, что договорились? Отлично! Зарплату обещаю приемлемую, естественно – повыше, чем на вашем сегодняшнем месте, чтобы не обидно было с этим, тоже, как мне известно, неплохим, местом расставаться. Времени уволиться и утрясти всяческие связанные с этим дела у вас достаточно – первый номер мы планируем выпустить через два месяца.
– Для выхода в свет с нуля серьёзного издания срок не такой уж и большой, можно сказать сжатый.
– Такая поставлена задача.
– Понимаю. Ах, Андрей Петрович, как мы славно поработали с вами в «Мастере»! Хоть, увы, и недолгим было это удовольствие… я-то там до сих пор подрабатываю, помимо основной нынешней работы, приходящим корректором, и до сих пор душу щемит, какого организатора в вашем лице потеряло это издание, потеряло больше, чем просто хорошего руководящего сотрудника – утратило творческую изюминку, которую приобрело было с вашим приходом. Но вы-то теперь на коне! На белом! А они… горе-издатели, под следствием теперь. Да туда им и дорога…
– Туда всем дорога, кто свой карман с чужим путает. Ну, о прошлом, Анна Витольдовна, мы ещё найдём времечко повспоминать, а сейчас давайте-ка, сосредоточимся на новом издании, примерную концепцию которого предлагаю вам взять почитать на дом – спокойно, не спеша изучив её, выскажете потом своё мнение и, возможно, внесёте что-то новенькое, полезное.
– Да с таким руководителем как вы, Андрей Петрович, мы так поработаем, такую газету всероссийского, а и, чем чёрт не шутит – даже всемирного масштаба сотворим, что все ахнут!
В дверь, тактично постучав, заглянула секретарь Маша:
– Андрей Петрович! К вам посетитель, который как раз на это время записывался вместе с дамой, с которой вы сейчас беседуете.
– Можно? – просунулся в дверь сначала головой, затем одним плечом и остальной частью туловища, и только после этого шагнул ногами крепыш лет близко к шестидесяти – этакий давно созревший, но ещё не червивый; хоть уже и не брызжущий соками, но и не иссохший; сохранивший, насколько вообще может позволить природа с учётом возрастных факторов, недюжинную крепость тела мужичок-боровичок с толстющим, больше похожим на дорожный баул, потёртым старомодным портфелем в руках.
– А вот и Серафим Семёнович! – умилённо сомкнула на уровне своей материнских конфигураций груди ухоженные, без малейшего намёка на старческое увядание ладони, отработанным до автоматизма движением как бы невзначай продемонстрировав мужчинам набор недорогих по пристальному рассмотрению, но умело-эстетично, с редким тщанием подобранных колечек и перстенёчков Анна Витольдовна. – Вот уж за кем вы, дорогой Андрей Петрович, будете как за каменной стеной. Ручаюсь за Серафима Семёновича ещё больше чем за себя!
– Здравствуйте, Серафим, э-э… Семёнович! Прошу! Не стесняйтесь, присаживайтесь поближе и рассказывайте, что толкнуло вас менять насиженное место в крупнейшем, старейшем центральном издании на непредсказуемую работу в нашем только затевающемся, из которого ещё неизвестно что получится.
– Как вам сказать, Андрей Петрович… наука, прислушаться к которой иногда не вредно, а если конкретнее – социология во всём виновата.
– Социология? Гм-м… интересно! И что же такого судьбоносного смогли напророчить-подсказать вам, спровоцировав на довольно смелые жизненные перемены, наши отечественные обществоведы?
– Да не напророчить и не подсказать прямо, Андрей Петрович, а навеять результатами кое-каких исследований смелые мысли и, некоторым образом, стимулировать активность в определённых действиях. Но не отечественные социологи тут замешаны, о существовании которых я, честно говоря, не слыхивал вообще, а зарубежные, американские в частности.
– Хорошо, пусть американские, хотя, как представитель как раз отечественной социологии, и с учёной степенью к тому же, берусь уведомить вас, что и в нашей стране эта наука теперь, после ухода в небытие советской системы, уже не является гонимой как буржуазная, и больше десятка лет открыто и активно развивается. Не только отдельные кафедры и факультеты, а и целые профильные институты работают над проблемами развития общества, как внутригосударственными, так и общемировыми.
– Вы социолог? Да ещё с учёной степенью? Вот это здорово! Ну, тогда вы лучше меня знаете, что согласно наблюдениям и выводам ваших коллег на Западе, для нормального социально-психологического развития личности ей показано периодически, в среднем хотя бы раз в три-четыре года менять место работы, а раз в десять-двенадцать лет – и полностью образ жизни. Тогда она, личность, имеет наилучшую возможность расти поступательно, постоянно, не затормозиться ни в профессиональном или творческом, ни в личностном плане.
– Позвольте, а как же вы сами тридцать с гаком лет, да на одном рабочем месте, Серафим, э-э… Семёнович? Согласно озвученной вами теории вы давно должны бы деградировать как личность, а я вижу перед собой вполне приличного, трезво рассуждающего человека. Или поздно к социологии приобщились с закономерностями, ею выявляемыми, и обошли эти закономерности вас стороной, а?
– Понимаете ли, Андрей Петрович, в нас, людях советского воспитания, сильны стереотипы, прививавшиеся нам с юности. Это и единообразно, стандартно понимаемая преданность родному заводу, колхозу, заключающаяся в стремлении сохранить любой ценой непрерывность трудового стажа на одном месте, что, в свою очередь, согласно тогдашнему законодательству, прямо влияло на размер пенсии, каждый рубль которой был весомым аргументом в те времена. Да и с трудоустройством тогда и сейчас положение кардинально разное. Тогда грозила тюрьма всем, кто злостно отлынивал от общественно-полезного труда или собирал милостыню (была в уголовных кодексах союзных республик такая статья: «Тунеядство и попрошайничество»), а теперь наоборот – не очень-то устроишься на работу, если тебе перевалило за сорок, а тем более за пятьдесят лет. И прорва отчаявшихся безработных, превратившихся в попрошаек, нередко заделавшись в этом ремесле профессионалами, беззастенчивыми в сочинении страшных легенд о своей несчастной доле, заполонила страну, особенно крупные города – вы посмотрите, сколько их в метро и пригородных электричках промышляет подобным образом. Вот и… держатся люди нашего возраста, чтобы хоть в какой-то мере достойно подойти к пенсионному рубежу, за любую легальную, с трудовой книжкой работу, какая есть. И опять же, если тогда держались в первую очередь ради стажа, лишь попутно решая задачу прокорма, поскольку, справедливости ради надо признать, советская власть умереть с голоду не давала никому принципиально, то теперь – из обоснованного страха лишиться средств к существованию, с достижением между делом пенсионного возраста, до которого ещё и элементарно не загнуться, дожить надо, что нынче далеко не всем удаётся, особенно из нашей мужской половины населения в отличие от более живучих женщин.
– Но, держась, доживая и одновременно разделяя авторитетное мнение социологов, как только замаячила относительно безболезненная возможность освежить кровь – сменить опостылевшее рабочее место на более-менее подходящее новое… вы, судя по цели вашего визита сюда, решились на риск, за пять-то минут до заслуженной пенсии…
– Верно, Андрей Петрович! И хоть я не мальчик уже, чтобы с огня да в полымя, как говорится, неизвестно куда, в новое рискованное предприятие, но Анна Витольдовна столько хорошего о вас порассказала, что сомнения не то чтобы отпали сами собой, а их просто не возникло. Так остро захотелось вплотную приобщиться к созданию чего-то свеженького, неординарного, выгодно отличающегося от всего существующего в современной прессе!
– И кем бы вы хотели у нас работать? – редактор отыскал среди бумаг на столе анкету-резюме с подколотыми выписками, подтверждающими безупречную трудовую биографию Серафима Семёновича. – Как видно из присланных вами документов, профиль ваш очень узок, вы много лет вели колонку спортивных новостей на последней странице пусть даже и солидного, но общеинформационного издания. А претендуете на должность, ни много ни мало, ответственного секретаря тоже солидной, дай Бог, в недалёком будущем, аналитической газеты, нацеленной на завоевание крепких позиций на всём постсоветском пространстве, и, возможно, далее…
– Да, но это только формально я вёл всего одну колонку, а на самом деле как на время отпусков или болезней «ответсека», так и частенько, когда ему бывало просто некогда, успешно его подменял, и отвечал в эти промежутки времени за компоновку номеров в целом. Мне с моим многолетним опытом это не составляло особого труда, и нареканий от начальства в мой адрес за качество этой работы никогда не было.
– Серафим Семёнович не подведёт, уверяю вас, Андрей Петрович! Энергии его, честности и обязательности, помимо чисто профессиональных знаний и умений, хватит на троих, – жеманно положила свои холёные ладошки на руки редактора Анна Витольдовна. Эта добрая женщина, умудрённая жизненным опытом и обладающая нажитой за годы общения с разного рода начальством недюжинной приспособленческой интуицией, вмешалась в разговор, когда не вмешаться было уже нельзя – её милый друг Серафимушка, судя по невысокому интересу главного редактора к староватому для сверхновых идей и дел, да и ограниченному в творческом плане собеседнику-рекруту, самостоятельно мог не довести акт выгодного трудоустройства до нужного результата.
