Лилия Ларгус "И выпал снег"

Калина готовил вонючее варево. Ночь – самое подходящее для этого время. Его подруга, откликавшаяся только на прозвище Шмыга, пыталась растопить печь. Делать этого она не умела, да и дрова были влажными. Развести огонь никак не удавалось.

– Калина! Бензин где?!

– Под руку не трынди!

– Холодно!

Он насупился, и не отвечал.

– Калина! – истерично крикнула Шмыга.

– Да чего тебе надо, дура?! Сама не можешь взять?!

Могла, конечно. Просто хотела, чтобы он помог. Поэтому скрестила руки на груди, прислонилась к печке, и начала сверлить многозначительным взглядом спину Калины. Ему было всё равно.

– Ладно, – заявила Шмыга тоном, обещавшим страшную кару. Топая пятками прошла к большой канистре. Поднять её своими тонюсенькими ручонками не смогла, потащила волоком. Разумеется, расплескала, за что выслушала очередную лекцию о своей тупости. Решила и дальше демонстративно небрежно действовать, и не разговаривать с ним. Пусть подумает о своём поведении. Плеснула бензина в крышку канистры, брызнула на дрова. Тем же методом обрызгала дрова ещё несколько раз. Запах бензина начал пересиливать все другие. О назначении всяких там задвижек у печи она даже не подозревала. Поэтому едва вспыхнул бензин, как дым обильно повалил в избу.

11. – Шмыга! Дом не сожги!

– Сам тогда иди топи свою печку! Я что?! Умею?! – заверещала она, разом забыв о воспитательном молчании.

Калина с досадой бросил ложку и рулон фольги, подошёл к печке.

– Задвижку-то хоть открыла?! Угореть хочешь?!

Он ворчал, ругался, перекладывал дрова. Наконец, огонь слабо, но стабильно разгорелся. Калина отряхнул руки, и вернулся к своему рабочему столу.

Шмыга, всё это время молча наблюдавшая за ним с кресла, сменила гнев на милость, и подала голос.

– Калина, давай попробуем твой новый рецепт, а? – ей казалось, что голос стал похож на кошачье мурлыканье. Похож он был только на писклявое нытьё.

– Погоди. Ещё не готово.

Снег налип на столб и провода. Старинная скрутка дала искру, и свет погас.

– Да ёлки-палки! Шмыга! Сунь руку за печку, там керосинка должна быть.

– Ничего там нет!

– Есть! Ищи лучше!

– Сам ищи!

– Да чтоб тебя!..

Калина затопал валенками в галошах так, что зазвенела посуда. Сунул руку за печь, и конечно, сразу врезался в керосинку. Достал, разжёг.

– А теперь готово? – заканючила Шмыга, засовывая костлявые ноги в громадные валенки.

– Готово! – рявкнул в ответ Калина. В мерцающем тусклом свете керосиновой лампы он насыпал на кусочек фольги щепотку полупрозрачных кристаллов, чиркнул зажигалкой.

Шмыга подпрыгнула от нетерпения, позабыв про валенки-великаны на своих ногах. Покачнулась, инстинктивно ухватилась за локоть Калины. Расплавленные кристаллы стекли ему на руку. Он вскрикнул, отшвырнул фольгу в сторону, оттолкнул Шмыгу.

– Дура!

– Да я нечаянно!

– Блииин! Дай холодной воды!

Калина отчаянно тряс рукой, и дул на неё. Шмыга заспешила к ведру, что стояло у печки. Зачерпнула воды, повернулась к Калине, и закричала:

– Калина! Горит пол!

Расплавленное зелье не только обожгло Калине руку, но и подожгло клеёнку на полу. Он бросился топтать огонь, подоспела Шмыга с кружкой воды.

– Дура ты бешенная! Чуть дом не спалила!

– Да не специально же я! Дай подую. Ой, да ничего и страшного. Давай ещё одну!

– А вот на меня тебе вроде и наплевать?

– Да чего начинаешь-то?! Надо мне уже! – она яростно сверкнула глазами, – Не могу больше терпеть!

Он скривился в понимающей усмешке.

Процедура повторилась…

12. Оля спала на спине. Негромко храпела. Рядом похрапывал небольшой упитанный кудрявый Баксик – любимец, купленный по объявлению метис непонятно кого с кем. Добрейший, спокойный «диванный» пёс. В комнате витал слабый запах сдобы и ромашки, тикали часы…

– Врубай музон! – скомандовала Шмыга, торопливо стаскивая с себя одежду.

– Света нет, телефон сядет скоро.

– Начхать!

Они набросились друг на друга, словно два животных в период гона.

Печка без присмотра тихо делала своё дело. Дрова просохли, частью прогорели. Одно полено лопнуло, с кра