Отец Антим положил правую ладонь на голову ребёнка и прочитал какую-то молитву. Затем спросил:
– Обещаешь не думать о них?
– Обещаю.
– Тогда иди с Богом.
Малолетний Влад очень старался выполнить обещание. Если вспоминал про родительских «помощников», то нарочно отвлекался от опасных мыслей: начинал играть в шумную игру или заговаривал с кем-нибудь. Всё упростилось, когда отец уехал – мысли о дьяволах исчезли, как по волшебству. Влад забыл про меч и про иконку со змеями-драконами, а вспомнил лишь через четыре месяца, по возвращении родителя. Опять надо было пытаться забыть! Чешуйчатые существа быстро забывались, когда родитель уезжал, но как только под окнами дома в Сигишоаре появлялся гонец с известием, что «господин скоро прибудет к главным воротам и просит встретить», в воображении снова воскресал серебристый дракон на мече, а затем – другой дракон, золотой, которого побивал Фёдор Тирон.
Судя по всему, прирученные бесы вели себя не как цепные псы, а как охотничьи. Они неотступно следовали за своим хозяином, вместе с ним покидая Сигишоару и так же вместе с ним прибегая обратно. «Может, отец Антим ошибся? Может, они кусаются так же редко, как охотничьи собаки?» – думал малолетний Влад, однако стеснялся задать эти вопросы вслух, потому что заранее знал ответ – что священники в подобных вещах не ошибаются.
Однажды летом – в ту пору, когда земля местами высыхает так, что рассыпается в руках подобно песку, а луговая трава становится жёсткой и трескучей – отец приехал без предупреждения. Он не прислал вперёд себя слугу сказать, чтоб встречали. А когда увидел семью, то без всякого чувства обнял жену, почти не взглянул на сыновей.
С отцом приехало много сопровождающих: все на конях и все с плотно набитыми перемётными сумами. Солнце уже зашло, сгущались сумерки, но даже в сумерках было заметно, как взмылены лошади. Это значило, что путешественники торопились, не желая провести ни одного лишнего дня в дороге. Они еле-еле успели въехать в город, пока стража ещё не закрыла ворота на ночь.
Против обыкновения гости не бросили лошадей на улице перед домом на попечение конюхов, а сами завели во двор. Влад сразу понял – привезли что-то очень-очень ценное. Не зря же каждый гость препоясался мечом, и даже слуги гостей вооружились. Кто деревянной дубинкой, а кто луком и стрелами.
Мать Влада и его брат Мирча так обиделись из-за странного поведения отца, что, кроме своей обиды, не замечали ничего. Они сердито смотрели, как приезжие извлекают из перемётных сумок кульки и мешочки, аккуратно вносят в дом и выкладывают рядами на обеденном столе. Места на столе едва хватило, а когда всё разложили, родитель внимательно пересчитал выложенное, называя каждый кулёк и мешочек именем человека. Некоторые имена показались Владу знакомыми. Наверное, он слышал их прежде, во взрослых застольных разговорах – таких скучных и непонятных.
При свете огня было видно – мешочки шились из ткани, которая сама по себе стоила хороших денег, а на кульки были использованы шелковые платки, тоже дорогие. Что же тогда могло находиться внутри?
– Что это? – презрительно произнесла мать, как если бы в дом принесли корзину переспелых вишен или притащили какой-нибудь мусор вроде кривой ржавой подковы.
Отец, ни слова не говоря, развязал один из мешочков и медленно перевернул, чтобы содержимое высыпалось. Мать ахнула, а малолетний Мирча так глаза и вылупил. Из мешочка выпали, звонко ударяясь друг об друга, четыре золотых кубка, золотая цепь, тарелочка и подсвечник из того же материала, а за ними – массивные уголки, оторванные от книги.
– Теперь я смогу чеканить свою монету, – сказал родитель. – Золота на первое время мне хватит. А если дела наши пойдут успешно, мы соберём ещё.
Отец Антим, как будто заподозрив что-то, зашёл с другого края стола, развязал ещё один мешочек, раздвинул края, достал золотую коробочку особой формы и повернул так, чтобы всем стала видна надпись по-славянски: «Мощи».
– Тоже пойдёт на перековку? – строго спросил монах.
– Там никогда ничего не лежало, – с улыбкой сказал отец. – Ковчежец не освящён. Если не веришь, можешь спросить монахов Благовещенского монастыря, который в большом лесу. Я получил это от них.
Всё привезённое заперли в одной из комнат верхних покоев. Гости так устали, что попросили хозяйку не беспокоиться и не хлопотать по поводу горячего ужина – перекусили наскоро и завалились спать. На следующее утро они уехали. Остался только дядя Тудор со своими слугами.
Вот теперь малолетний Влад начал внимательно прислушиваться к взрослым разговорам, потому что очень хотел узнать, для чего нужно столько золота. Он старался вспомнить даже то, что вскользь слышал раньше, и всё это складывалось в историю о младшем брате отца, взошедшем на трон вопреки всякой очерёдности. Младший отцов брат правил, а отец оказался вынужден жить на чужбине. Конечно, такое положение дел было несправедливым, тем более что младший брат отца, влезший на трон без очереди, оказался ещё и нерадивым правителем, который не заботился о подданных.
Во-первых, он ради мира с турками решил пожертвовать сыновьями бояр. Из знатных семей взяли по одному мальчику, отвезли к турецкому султану и оставили жить во дворце. Султан мог сделать с этими детьми всё, что захочет, если бы мир был нарушен, поэтому бояре оказались очень огорчены. Огорчение получилось двойное, потому что нерадивый государь вёл переговоры, не советуясь ни с кем. Просто сказал боярам, возвратившись из Турции:
– Собирайте детей, а иначе война[16 - В 1431 или 1432 году румынский князь Александр Алдя, младший сын Мирчи Старого, заключил мир с турками, при этом отдав в заложники султану более 10 боярских сыновей.].
Вторую большую ошибку отцов брат совершил тогда, когда поехал на «великое собрание» в город Базель. Базель находился ещё дальше от Румынии, чем Нюрнберг, но был хорошо известен всем государям и представителям церкви.
Даже отец Антим знал про Базель. Более того – любое упоминание об этом месте заставляло кроткого монаха сердиться. Он говорил, что в Базеле собрались «очень плохие люди», которые хотели совершить «богопротивное дело», а именно «помочь Церкви Католической поглотить Церковь Православную». Малолетний Влад не очень понимал, что это значит. Он только видел, что священник аж дрожит от негодования. Наверное, в Румынской Стране митрополит негодовал точно так же[17 - В середине декабря 1433 года Александр Алдя приехал на Совет в Базель, где обсуждалась «уния» между католиками и православными (Патриарху в Константинополе следовало признать над собой власть римского папы, а в обмен Папа обещал военную помощь против турок.) На этом Совете румынский князь поддержал унию, что очень не понравилось румынскому духовенству.].
А вот родитель Влада, очень довольный, повторял снова и снова:
– Мой брат своими руками подрубил оба столпа, которые поддерживают государев престол. Это значит, что мой брат скоро упадёт и больно ударится о землю.
– А зачем дядя подрубал эти столпы? – спрашивал малолетний Мирча, который в отличие от Влада никогда не стеснялся задавать родителю вопросы. – Разве дядя не видел, что вредит себе?
– Когда целишься в птицу, летящую высоко в небе, то не видишь яму у себя под ногами, – отвечал отец. – Мой младший брат угождал туркам, а затем – католикам, потому что думал о безопасности южных и северных границ своего государства. Но, глядя вдаль, на границы, он не заметил, как утратил уважение людей, которые совсем рядом. Кому же из подданных понравится, когда их государь заискивает перед иноземцами?
– А как же он должен был поступать?
– Государь должен не угождать, а убеждать… и убеждением, через мудрое слово, завоёвывать людские сердца, укреплять мир в своей земле и на её границах. Мой младший брат так не умеет. И поделом ему.
Насколько мог понять малолетний Влад, некоторые бояре и служители церкви, особенно возмущённые нерадивостью отцова младшего брата, стали сторонниками отца. Это они дали золото. Но зачем золото понадобилось?
Отец вместе с Тудором – единственным из гостей, который остался в доме – целые дни напролёт взвешивал собранное богатство. Всё происходило при закрытых дверях в той самой комнате наверху, где золото хранилось. Если заглянуть украдкой, то можно было увидеть, что двое взрослых скрючились за столиком и морщат лбы. На столике стояли весы с чашечками, как бывает у аптекарей, но чуть крупнее. На одной чашечке мог лежать кубок или что другое, а на противовесной – гирьки.
– Из этого кубка больше полтораста монет получится.
– А из тарелочки, которую только что взвесили – сорок пять. Итого, считай, двести.
После этих слов слышалось, как перо скребёт по бумаге. Кто именно что говорил, Владу трудно было понять, потому что подсматривать приходилось в маленькую щёлку. Откроешь дверь пошире – тебя заметят и прогонят.
Малолетний Мирча, который тоже подслушивал, пытался прикинуть, сколько всего золотых монет получалось у взрослых. Он складывал сотни с тысячами, но запутался уже в середине первого дня:
– Четыре тысячи восемьсот тридцать… Нет. Всё. Не могу.
Старшему брату никогда прежде не приходилось складывать такие числа, да ещё в уме, однако дети, не сумев уследить за подсчётами, всё-таки узнали кое-что важное. Они заметили, что отец теперь называл Тудора по-новому – не «мой добрый друг», а «мой жупан», как будто сам успел сделаться государем, а своего друга сделал боярином.
«Жупан» помогал не только взвешивать золото, но и носить к кузнецам, причём носить пришлось часто и много, и вот тогда Влад понял, что отец совсем не случайно поселился в доме, расположенном на углу Кузнечной улицы. Если кузнецы – твои соседи, то можно заранее решить, кому из них доверишь ответственное дело по перековке золотых цепей, подсвечников, коробочек и прочего в тонкие пластины.
Родитель и раньше рассказывал, почему семья обосновалась именно в Сигишоаре, но лишь теперь детям стало понятно, насколько все события в жизни связаны между собой, поэтому они просили повторить повествование, и отец охотно это сделал:
– Жигмонд принял меня в орден Святого Георгия со словами: «Теперь ты не слуга, а брат мой». Я спросил, желает ли король видеть своего нового брата новым румынским государем. Жигмонд ответил: «Да». Тогда я понял, что могу нахальничать, и произнёс: «А имею ли я право собирать армию? Если я почти государь, то должен иметь такое право». Жигмонд ответил: «Оно у тебя есть». Я попросил закрепить королевское слово на бумаге, и тогда Его Величество велел составить грамоту, где говорилось, что я участвую в охране границы между Мадьярским королевством и Румынской Страной[18 - В январе 1431 года король Жигмонд принял Дракула-старшего в Орден Святого Георгия. Тогда же Дракул-старший получил от короля две другие милости – почётное право чеканить собственную монету и почётную обязанность охранять южную границу Венгрии.]. Под предлогом охраны границ можно собрать армию в любое время. Но если ты охраняешь границу, то должен жить недалеко от границы[19 - В том же году (1431) Дракул-старший поселился вместе с семьёй в Сигишоаре и жил там вплоть до конца лета 1436 года.].
– Поэтому мы живём в Сигишоаре? – спросил вечно встревающий Мирча.
– Да.
– А в другом городе рядом с границей мы жить можем?
– Можем, – ответил отец. – Например, могли бы жить в городе Брашов, но тамошние жители не очень гостеприимны. Здесь, в Сигишоаре, нам лучше всего.
– Армия нужна тебе для того, чтобы завоевать власть? – спрашивал Мирча. – Да?
– Да.
– А когда ты соберёшь армию?
– Когда появятся деньги, – отвечал родитель. – Чтобы собрать армию, нужны деньги, а у Жигмонда никогда их нет. Король вечно нуждается, потому что много тратит, очень много – он и сам ведёт войну. Хочет добыть себе ещё одну корону вдобавок к тем, которыми уже владеет. Он не может дать денег, и поэтому даровал мне право чеканить мою собственную монету.
В одну из ночей Владу совсем неожиданно приснился серебристый змей-дракон – тот самый, что прятался в ножнах отцова меча. Извиваясь и шипя в попытке оторвать от спины святой крест, чешуйчатый зверь медленно подползал к кровати. Всё ближе и ближе…
– Чего тебе? – спросил испуганный Влад.
– Есть хочу, – последовал ответ.
– Есть хочешь? Тогда… тогда попроси моего отца. Он скормит тебе моего дядю.
– Врёшь.
– Нет. Знаешь, как отец про него говорит? Говорит, что у дяди гнилая душа. А ещё – что дядя угождает туркам и католикам. Отец будет рад отдать его тебе.
– Ну, смотри! Если обманешь…
«Уф! Еле спровадил, – подумал мальчик. – И отчего дракон приснился именно теперь? Может, сон как-то связан с тем, что делается в доме?»
Каждый день, кроме воскресенья, приходили двое кузнецов. Влад знал их в лицо, потому что они жили рядом, но, даже не зная этих людей, сразу можно было угадать их занятие, ведь сами за себя говорили кожаные фартуки!
Обычно шитьём таких фартуков занимаются шорники, но люди, которые сейчас приходили в дом, не обращались на сторону по всякому пустяку. Их фартуки состояли из нескольких обрывков кожи, но куски соединялись не нитками, а клёпками, благодаря чему выглядели почти как доспехи.
– Зачем нам шорник, если мы и сами с руками? – говорили кузнецы. – По этому краю семь клёпок, и с другого краю – пять. И вон там ещё пять. И вон там четыре. На каждую клёпку по одному удару. Полчаса работы. А шорник провозится до вечера. Бычью кожу шить – много труда вкладывать…
В самый первый день кузнецы притащили с собой дубовую колоду, молоток, а ещё большущие ножницы. Так двор отцовского дома на время стал монетным двором.
Один из кузнецов, сидя в тенёчке возле крыльца, резал ножницами заранее заготовленные золотые пластины, в результате чего получались кругляшки, а второй кузнец, сидя посредине двора, на солнышке, превращал кругляшки в монеты, ставя на них штемпель.
Штемпели отец Влада заказал у ювелиров и берёг так же, как золото, хотя эти штуки делались не из драгоценного металла и выглядели вполне обычно. Первый штемпель был просто коротенькой толстой палочкой, вертикально обрезанной с обоих концов, а на одном из вертикальных срезов виднелся рельефный рисунок. Второй штемпель выглядел почти так же, имея срез с рисунком, однако с другого конца был железный штырь.
В самом начале работы штырь по самое основание вколотили в деревянную колоду, чтобы надёжно закрепить штемпель. Сверху, на срез с рисунком положили золотую кругляшку. На неё рисунком вниз установили другой штемпель, а затем со всего размаху ударили по верхнему штемпелю молотком.
Так появилась первая монета, потому что на кругляшке, зажатой между штемпелями, отпечатался рисунок сразу с обеих сторон, и дело пошло. Кузнец сидел на табурете возле колоды, обхватив её ногами, и штамповал деньги. Тюк – монетка, тюк – ещё одна, тюк – ещё, а готовые изделия отправлялись в медный таз, стоявший рядом с колодой прямо на земле.
В медной посуде до того, как она превратилась в ёмкость для денег, варили варенье, и, наверное, поэтому монеты, лежавшие в тазике, казались Владу такими притягательными. Мальчик не смог устоять перед соблазном – подбежал к тазу и прежде, чем кто-либо успел остановить, схватил одну монетку точно так же, как на кухне подбегал и быстро опускал краешек пальца в варенье, пока служанки не опомнились. Тудор, сидевший на крыльце и наблюдавший за работой обоих кузнецов, ничего не сказал хозяйскому сыну – пускай дитя балуется, а Влад принялся с упоением рассматривать свою добычу.
На лицевой стороне виднелся румынский символ княжеской власти – орёл, который разинутым клювом указывал на крест подле себя – а на обороте пристроился дракон, тоже разевавший пасть, но ничего и никого рядом не было, даже Фёдора Тирона.
Из-за этих монет отец и получил своё прозвище. Про орден Георгия, про меч и тем более про иконку мало кто знал, зато дракона на деньгах запомнили многие – запомнили и стали думать, что сие означает. Дракон издавна стал одним из любимых воплощений дьявола, именуемого румынами «дракул». И приклеилось это слово к денежкам. В Румынской Стране их сразу стали называть «дракуловы деньги», а через несколько лет уже никто не мог сказать, отчего такое название – оттого ли, что дракул-дракон на монетах красуется, или оттого, что Дракул их чеканит. Кто же может чеканить «дракуловы деньги», если не Дракул?
Когда отец вышел во двор, чтобы забрать очередную партию монет, младший сын подошёл и показал свою добычу:
– Смотри. Тут драконов детёныш.
– Почему детёныш? – спросил родитель.
– У тебя на иконке золотой дракон, а на золотых монетах – его дети, – сказал Влад.
– Что ж… возможно.
– А зачем их так много?
– Если чеканить, то чеканить много.
– А может, не надо? – засомневался Влад и тут же пояснил: – Драконы расползутся по всей земле. А ведь они же дьяволы.
– Ничего страшного, – отец забрал у сына монетку, присел рядом с ним на корточки и сказал: – Во-первых, на обороте крест, как на иконке. Помнишь?
– Да.
– А во-вторых, посмотри на хвост дракона. Хвост завязан в узел. Это я нарочно приказал, чтоб так было. Если связать дьявола, то он становится ещё послушнее. Ведь то, что связано – то несвободно. Понимаешь?
– А зачем тебе такие деньги? Почему ты не можешь делать другие? – спросил сын.
– Мне нужны именно такие, потому что я хочу, чтобы это золото принесло мне удачу.
Я собираюсь отдать эти деньги воинам, чтобы эти воины пошли в бой и победили. Я думаю, что драконы на монетах помогут им победить. По крайней мере, хуже не будет.
Влад собрался попросить монету обратно, протянул руку, но вдруг увидел, что на пальцах выступила кровь – тоненькие полоски. Наверное, кругляшка, грубо обрезанная большими ножницами, имела кое-где острые края. Заказчик монет тоже увидел кровь, взял сына за руку, стёр кровяные полоски тыльной стороной ладони, пригляделся – глубокие ли порезы.
– Ничего страшного, – снова произнёс он.
– Они кусаются, – сказал Влад, вспомнив слова отца Антима о злой цепной собаке, но вместо того, чтобы испугаться, мальчик улыбнулся. – Кусачие драконьи детёныши.
Влад улыбался ещё и потому, что верил своему отцу, а тот повторял «ничего страшного». «Значит, в дьяволах правда нет ничего страшного», – решил сын, который верил в серьёзность родительских слов.
Позднее, в зрелые годы Влад стал оценивать тогдашние события по-другому. Теперь он полагал, что отец говорил о своих странных монетах. Если бы родитель говорил серьёзно, его следовало бы считать поклонником сатаны – полусумасшедшим человеком, который верит, что сатана сильнее, чем Бог. «Нет, мой отец таким не был, – твердил себе младший Дракул. – Он не колдовал, не совершал сатанинских обрядов, а дьяволы на монетах стали следствием обычного суеверия. Суеверный человек соблюдает свои ритуалы просто ради удачи, ведь хуже не будет».
Когда старший Дракул начал чеканить монеты, решалась его судьба – станет он государем или не станет. В такие дни даже в здравомыслящих людях просыпается суеверие. Оно успокаивает и придаёт сил. Вот почему, отец Влада поместил на монетах драконье изображение, однако своим восшествием на престол старший Дракул был обязан вовсе не этим монетам, не дракону на иконке-подвеске и даже не дракону на клинке меча. Отцову судьбу решили незнакомцы, трое из которых приехали в его дом вскоре после того, как началась чеканка денег.
По виду эти гости чем-то напоминали малолетнему Владу «жупана» Тудора и других завсегдатаев, с которыми родитель обыкновенно пировал до самой ночи. Войдя в столовую, новоприбывшие так же перекрестились на иконы и так же разговаривали по-румынски, но этим сходство с Тудором и другими отцовыми приятелями исчерпывалось.
Новые гости одевались гораздо богаче и ходили важной поступью. Влад сразу отметил: «Они не назвались отцовыми слугами, перед мамой не заискивали и передо мной на корточки не присаживались, как это делал Тудор». За столом они пили мало, говорили спокойно, а ночевать ушли на постоялый двор.
Самого главного из приезжих звали Нан. Отец сразу привёл его и двух других гостей в верхнюю комнату своего дома, где по-прежнему хранилось золото, и с гордостью показал отчеканенные деньги:
– Вот на что я употребил ваши дары.
– Что ж, хорошо, – сказал Нан, взял из раскрытого сундука монетку и начал вертеть в руках. – Теперь ты сможешь собрать войско, а мы окажемся будто ни при чём[20 - Летом 1436-го Дракул-старший взошёл на румынский трон. В грамотах Дракула-старшего боярин Тудор и боярин Нан всегда упоминаются первыми после князя. Нан также упоминается среди бояр в грамотах предыдущего князя.].
Через месяц этот важный человек приехал снова, но привёз с собой не тех гостей, что в прошлый раз, а трёх других. Впрочем, они одевались так же богато. Затем приехали ещё трое незнакомых богачей и привезли от Нана «кое-что передать на словах». Влад подсчитал, что в общей сложности в Сигишоаре побывало девять незнакомцев, но они никогда не приезжали все вместе, а только порознь – по двое или по трое – и неизменно останавливались на постоялом дворе.
Прежние отцовы друзья тоже приезжали, так же шумели до ночи, но если раньше застольные разговоры касались всего на свете, то теперь говорилось в основном про войско. Обсуждали, который доспех лучше, во сколько обходится содержание лошадей, не одолжить ли у Жигмонда пушек с пушкарями и так далее. Иногда обсуждение шло совместно с новыми богатыми гостями, иногда без них, но отец неизменно тревожился, если Нан долго не давал о себе знать.
Богатые гости ездили-ездили, ездили-ездили, ездили-ездили почти год. В конце концов они сказали, что пора собирать войско. Отец снарядил небольшую, но хорошо вооруженную армию и даже успел двинуть её к румынской границе, как вдруг пришла весть, что его младший брат, оказавшийся нерадивым правителем, заболел и умер.
Таким образом, старший Дракул завоевал себе престол, а когда пришло время, младший Дракул занял место своего отца.
Оба Дракула оказались похожи не только внешне. По мнению народа, отец и сын водили дружбу с дьяволами, но если про отца говорили, что он расселил дьяволов по всей своей земле, чеканя монету со странными рисунками, то про сына говорили иначе – уверяли, будто он носит дьявола где-то глубоко в сердце. Поэтому младший Дракул и считался зломудрым.
«Одного я не могу понять, – думал государь Влад. – Почему люди хотят воспользоваться моей мудростью, которая, как они считают, получена от дьявола? Почему не боятся? Отец Антим сказал бы, что они дураки».
