Сергей Макаров "Мать. Рим. Сын (Ливия и Тиберий)"

И Ливия, и Тиберий молчат. Тиберий продолжал перебирать бумаги на столе

ЛИВИЯ

(покровительственно)

Ну, отдохни. Ты устал, сын мой.

Тиберий хмурится

ЛИВИЯ

Отдохни – а потом возвращайся в Рим.

ТИБЕРИЙ

(раздражённо, но размеренно, с явно едва сдерживаемым нарастающим гневом)

Не нужно давать мне указания и советы.

Я сам определю, когда вернуться в Рим.

И так меня называют «сын Ливии»!

ЛИВИЯ

(надменно, с обидой)

Я хорошо помню, что после смерти Августа

Ты отказался от этого почетного титула,

Когда сенат предложил его тебе.

И отклонил наделение меня

Титулом «Мать Отечества»

ТИБЕРИЙ

(явно намеренно успокаиваясь, примирительно)

Это не почетный титул, это была запредельная лесть -

Сенаторы не знали уже,

Как еще подольститься ко мне как новому императору

(после некоторого молчания)

Я побуду на вилле в Кампании, и делами буду заниматься оттуда.

ЛИВИЯ

(уверенно)

Я могу здесь, в Риме, что-то делать от твоего имени.

ТИБЕРИЙ

(решительно)

Нет, мама, не надо. Я – император, и я буду

Заниматься всеми государственными делами.

ЛИВИЯ

(нахмурившись, решительно)

Когда Август был жив, я помогала ему!

ТИБЕРИЙ

(строго)

Ты как тогда вмешивалась в общественные дела,

Так и сейчас стремишься вмешиваться.

Зачем ты на прошлой неделе приехала

На пожар рядом с храмом Весты

И руководила его тушением?

ЛИВИЯ

(с несколько удивленным видом, но уверенным голосом)

Я всегда так делала -

Народ должен видеть, что власть с ним!

ТИБЕРИЙ

(внушительно)

Народ должен знать, что власть есть!

Приехали пожарные, тушили пожар, потушили.

Зачем ты там была?

Твои указания ничему не помогли.

Август слишком многое позволял тебе.

ЛИВИЯ

(с возмущением)

Август доверял мне и моим советам! Я была его соратницей!

ТИБЕРИЙ

(внушительно и строго)

Ты была соратницей мужа, а теперь ты – мать императора.

(смягчаясь, но все же официально)

Мне шестьдесят семь лет, и я император Рима -

Я не могу следовать твоим советам.

ЛИВИЯ

(внушительно и назидательно)

Августу было семьдесят семь лет – а он всегда прислушивался ко мне.