Интерес с «написательству» с годами не прошёл, не иссяк. Обострился. Обойтись по жизни без собирательства историй я не смог. Это как хроническая болезнь – постоянные «обострения». Беспокоят воспоминания, впечатления, наблюдения.
Как-то в кулуарах программы ДНК, снимаемой для телеканала НТВ, опытный психолог мне сказала:
– Вы живете прошлым. Надо жить будущим.
– Я не живу прошлым, – пришлось ответить мне, – я им подпитываюсь.
В детстве, юности и далее я упорно записывал в тетрадки свои «наблюдалки», отмечал интересные выражения друзей, одноклассников, одногруппников, товарищей и коллег по служению Десятой Музе – кинематографу. Надеялся, – пригодятся заметки, эскизы, эссе. Пригодились.
Встреча в ФМШ с суровым мальчуганом из далёкого зауральского посёлка стала для городского «пижончика», инфантильного «чистюли» из обеспеченной семьи прикосновением к другой, чудовищной, страшной, невероятной жизни. Будто одноклассник, едва живой, покалеченный, с израненной душой, выбрался на свет «подслеповатый» из жуткого мира подземных обитателей Тьмы.
У Сёмы была другая философская теория миров. Но об этом позже.
Сразу поясню: образ Сёмы собирательный, как минимум, из трех реальных прототипов. Со школы, как говорится, по крошке, с одноклассников, по случаю, событию, приключению.
Некоторые черты характера и поступки были свойственны многим ребятам «технических» классов ФМШ. Мальчуган, очень похожий на главного героя повести в письмах «Сёмы – фымышута», учился с нами в первом семестре восьмого класса.
Совпадение с реальной личностью прошу считать случайностью.
Сёма – совершенно нетипичный фымышонок. Тупиковая ветвь научного эксперимента обучения по «усиленной», школьной программе. Умных, надменных (особенно в пору учёбы в восьмых классах!) «академиков»: «химиков», «биологов», «физиков» и «матиков», – бывших учеников «физматклассов», заранее прошу не возмущаться столь хулиганским и невоспитанным персонажем.
Не все в «продвинутой» ФМШ соответствовали «железным» рамкам и строгим правилам научной педагогической системы. Кому-то надо было заниматься творчеством. Для начала – техническим.
Сёма – не глупый, талантливый, способный парнишка, но абсолютно «беспутный», как выразилась наша мудрая «литераторша».
– Беспутный – человек, кто заблудился, потерял или не нашел свой путь в жизни, – пояснила она.
К тому же, Сёма прожил до восьмого класса почти как беспризорник в своем зауральском поселке. Он не был «круглым» сиротой. Отец погиб, – угодил под вагонетку на руднике, когда мальчишке исполнился второй годик. Мама замуж повторно не выходила. Из мужчин при ней надолго задержался бригадир забойщиков, драчливый, запойный Паша Кривень. Улыбка у мужика была вся в его уродливую фамилию: злобная, кривая, надменная. Отчим воспитывал «приёмыша», как мог, побивал, требовал, чтобы «малой» называл его уважительно – Паханом. До отъезда в Академ, Сёма презирал, побаивался и никак не называл приёмного отчима. Он был и оставался для мальчишки «мамкиным мужиком».
В ФМШ надзор за учениками интерната был отлажен годами, но беспризорник Сёма остался верен себе, не подчинился правилам академической школы. Не вписался в жёсткие рамки «продвинутой», экспериментальной, образовательной, системы научного городка.
В подробности личной жизни Сёмы до ФМШ прошу не вникать, считать выдумкой и фантазией автора.
В остальном, рассчитываю на предложения и дополнения мальчишек и девчонок нашего выпуска 1973-его года физико-математической школы Академ – городка Новосибирска, с кем пересекались наши «лирические» и «товарищеские» линии жизни. Надеюсь на дружелюбное отношение, не против так же снисходительных и гневных суждений несогласных или недовольных изложенным, приветствую письменные и устные отзывы.
В эскизном варианте были оставлены реальные имена и фамилии действующих героев, для предложений и дополнений, для продолжения работы над заметками о замечательной нашей школе.
В предварительной редакции фамилии некоторых учеников были изменены, чтоб не возникло недоразумений и недовольства ныне здравствующих.
Повесть в нескольких «письмах самому себе»
ШКАФ – М
«ШКАФ – М» – «ШКола Академическая Физико-Математическая».
Первая папка из «Шкафа…» – с письмами.
ФМХБТШ
Всем недоучившимся посвящается.
Привет, как сложилась твоя жизнь, одноклассник?! Пишу письмо, не рассчитываю на ответ. Расстались без прощаний. Адреса утеряны. Года прошли. Не один десяток. Страшно подумать: полвека! Чёткие образы стёрлись. Остались в памяти размытые, но яркие детские воспоминания, эмоции, истории, дополненные взрослыми размышлениями и уточнениями.
После Летней, отборочной школы, не все остались учиться в ФМШ, «продвинутой по пути к большой науке». За «выдающиеся» успехи на школьных олимпиадах оставляли «физиков» и «матиков», будущих биологов и химиков. Но особых детей набирали по Союзу за их необычные достижения в технике, склонность к прикладным наукам, за «нестандартность» мышления.
Авиамоделисту сначала даже не сообщили, что в их средней школе работает отборочная комиссия из научного городка. Учитель по русскому языку и литературе Ягодкина (с благодарностью помню её фамилию!), милая, улыбчивая, терпеливая женщина, небольшого ростика, полноватая, похожая на добрую фею из сказки, остановила в коридоре ученика, удивилась. Как могли «круглого» отличника не пригласить?! Посоветовала самому явиться на собеседование. Мне по жизни везло на учителей литературы!
Промолчала о работе отборочной комиссии суровая, уничтожающая своим взглядом и безразличием, директриса школы с фамилией Томат. Промолчала математичка Раиса-биссектриса, крашеная блондинка, худющая, симпатичная, ухоженная дама, со зловредным характером скрытной стервы. Она не любила чужих детей, а своих не было. Чужих была – целая школа, с обозначением переполненных классов до буквы «Д», по 30—35 человек. При всех своих бесконечных придирках, «Биссектриса» выставляла упёртому, своенравному авиамоделисту пятёрки по своему предмету.
Никто из учителей средней школы, кроме Ягодкиной, не оценил напряжённых трудов семиклассника по бесчисленным «общественным» нагрузкам и поручениям, способности выручить класс в «нужный», ответственный момент, в одиночку разрисовать к «красной дате» очередную стенгазету на два склеенных рулона ватманских листов или экстренно выписать плакатными перьями лозунг к «Первому, Девятому мая» или «Седьмому» ноября.
«Препы» и «шкрабы» «начальной», как я её называл, школы скромно умолчали перед «научной» комиссией о достижениях отличника в учёбе и «разрядника» в спорте и авиамоделизме, а ведь набирали кандидатов именно в «технический» класс. Странные, непонятные для детей интриги взрослых уже тогда были свойственны общеобразовательной системе «соцобщества».
Хотя, возможно, не хотели отпускать «отличника боевой и политической», чтобы не снижать показателей школы в «борьбе за переходящее красное знамя передовиков».
Вспомнить ещё разок этими лаконичными строчками о давней несправедливости взрослых по отношению к «чужим» детям, сплюнуть, простить и забыть.
Авиамоделист и физкультурник не был «мямлей», но не отличался, в то время, решительным характером, а тут разобиделся. Сбежал с последнего урока «физры», забросил портфель домой, «без спроса» родителей, укатил автобусом за железнодорожный «переезд», нагрянул в методический кабинет ЦСЮТа, когда собеседование подходило к завершению, спросил, сунувшись в щель двери: тут ли набирают в «спецшколу»? Нашёл в себе смелость пошутить, что хочет отправиться на «спецзадание».
На суд научной комиссии из Сибири мальчишка притащил из мастерской «бойцовку». «Летающее крыло» из палочек и реечек, надо признаться, было без особых технических новшеств. Молодых учёных порадовал теоретический энтузиазм юного абитуриента в области моделей самолётов, в перспективе, управляемых программным механизмом, со специальной «продырявленной ленточкой», заранее «набитой» перфолентой.
Снисходительно, одобрительно приняли сибиряки попытки неуёмного «авиамодельщика» заставить пролететь пару метров по комнате «махалётик», в детский локоть размером, склеенный из соломинок и папиросной бумаги. Бабочкой-переростком, модель беспомощно трепыхала крылышками, дважды падала к ногам конструктора, в третий и последний раз – хряснулась об пол с истеричным жужжанием распустившихся жгутов «резиномотора», от окончательной поломки привода к качалкам крыльев.
– Не расстраивайтесь. Тяжеловатой конструкция получилась, – с участием «констатировал» худой очкарик из комиссии, но обнадежил:
– Применить облегчённые материалы, и полетит ваша птичка за милую душу.
Мне везло по жизни и на участливых научных очкариков. С радостью и теплотой в душе вспоминаю нашего «зачумлённого наукой», нерасторопного, «вечно» растрёпанного доцента Воробьёва, физика и замечательного очкарика. О наших любимых и уважаемых «препах» ФМШ чуть позже, в других главах -письмах.
В тот раз перед сибирской комиссией ребёнок внутри «насупленного» «авиамодельщика» как раз расстроился невероятно и закусил губу до боли. Взрослый подросток нашёл в себе силы пошутить, что пилот получил сотрясение «мозгов» в «дёрганной трясучке» полёта «махательного аппарата», потерял сознание и врезался в землю.
Вероятно, за оригинальность мышления о бескрайнем космосе, «взрослые» рассуждения о современной науке и технике, за практические знания в области экспериментальных, свободнолетающих моделей («таймерок», «махалётов» и проч.) его всё-таки занесли в список кандидатов, пригласили в августе приехать в Академ-городок.
Судомоделисты попали в ФМШ самыми невероятными путями.
О чём рассказывать необходимо отдельно и более подробно, возможно, в следующих повестях с названиями, скажем, «Моделисты», «Скачки», «Гитары из парт» или нечто подобное.
Кандидаты в «фымышата» слетелись в Летнюю конкурсную школу. Они оказались мальчишками смышлёными, «рукастыми», работящими, умели мастерить плавающие копии парусников, крейсеров, канонерок, а так же электрогитары, колонки для усилителей, много другое удивительное и полезное в «народном хозяйстве».
Среди нас оказался уникальный умелец, кто смог изобрести, смастерить невероятные, замысловатые механические «авторские» игрушки. Необычные, по тем временам, игрушки. Лягушку, с тельцем, выдавленным из пластин алюминия, с колёсиком-эксцентриком под брюшком. Механическое чудовище разевало пасть при движении, заглатывало мелкие предметы: специально разбросанные по полу пуговицы, комки бумажек, скрепки, кнопки.
По длиннющему коридору общежития пугал девчонок, бегал огромный таракан на шести лапках, на вибродвигателе, с тельцем, скрученным из проволоки.
О наших умельцах – радиотехниках разговор особый, научный. Некоторых «электроников» добирали позже, в девятый класс. Но обо всём по порядку.
(«Электроники» выращивали свои мудрёные электросхемы)
Как сложилась твоя судьба, одноклассник?
В ФМШ, как мне помнится, тебе удалось проучиться всего один семестр. Интернат для «одарённых» детей не стал для тебя «альма-матерью», хотя, надеюсь, остался надолго в доброй памяти суровой няней и заботливой «альма-мачехой».
Можно будет в старости, со «светлой» печалью и приятной ностальгией, гордиться, что в детстве была предпринята попытка окончить научную спецшколу.
Спросишь: как мы теперь и как мы тогда? Все ли доучились?
Теперь – нормально, терпимо. Средне… статистически. Живем, грустим, радуемся. Детям и внукам. Боремся с «бытовухой», выживаем в новых условиях российского дикого капитализма 90-х.
А тогда? В школьные времена? Тогда было замечательно. Вспоминаем с удовольствием и приятной ностальгией.
Доучились в ФМШ не все.
Восьмой «технический» класс, если помнишь, был при академической школе научным и практическим экспериментом.
Как, собственно, вся физико-математическая, химико-биологическая школа при НГУ.
Химиков и биологов обидели, не включив, понятное дело, по эстетическим соображениям, в официальное название школы.
ФМХБТШ звучало бы слишком длинно, вычурно, замысловато. Но, согласитесь, занимательно и внушительно. «Тэ», как вы понимаете, было бы упоминанием о специализации нашего класса.
(Академики М. А. Лаврентьев и А. А. Ляпунов)
Отец-основатель, попечитель школы, академик Лаврентьев, президент Сибирского Отделения Академии Наук СССР, всё мудро и правильно задумал. С большой и дальней перспективой. Собирал одарённых детей по всему Советскому Союзу под бравый лозунг Михайлы Ломоносова: «Российское могущество прирастать будет Сибирью».
Будет. Много позже. Даже наше поколение этого «прирастания», похоже, не застанет.
В то время мало кто ожидал, что так скоро развалится, рухнет грандиозная империя, с гордым название Союз Советских Социалистических Республик. И разнесёт пылью по всему земному шару ростки нескольких талантливых поколений инженерии, учителей-новаторов, учёных, педагогов, так и не «произросших» на Родине.
Второй набор в технический «восьмой-четвёртый» класс, напомню, был экспериментом. По инициативе академика М. А. Лаврентьева создали технические классы с трехгодичным обучением на базе КЮТа (Клуба Юных Техников).
Первый набор вдохновил, обнадёжил учёных и педагогов. Научный совет решил продолжать эксперименты и приглашать в академическую школу детей продвинутых не только в науках и общественных знаниях, но и в технике. Детей рукастых, головастых, с природной смекалкой и сообразительностью.
По дальневосточным, зауральским, средне-азиатским, прочим задворкам социмперии, преуспевающей, в основном, на бумаге, в лозунгах, в «бурных и продолжительных аплодисментах» на партийных съездах, а так же, реально, – в космосе и вооружении, – проехалась комиссия из Академ-городка, созвала на отборочный конкурс в Летнюю школу самых, что ни на есть, – странных, неуёмных, непоседливых. В общем, одарённых.
Мальчишек, пропахших горючкой с примесью эфира и касторки для авиа-, авто- и судомоделей. Умельцев, способных в третьем классе начать с малого: выпаять крохотный детектор из родительского приёмника «Турист» или «Регонда»», сунуть с примитивной электросхемой в спичечный коробок, с увлечением слушать радиостанцию «Маяк» с друзьями у подъезда, прицепившись проводком, используя в качестве антенны пожарную лестницу трёхэтажного жилого дома.
Будущих верных друзей умеющих выслушать проблемы друг друга за «грузинским» чаем, заваренным водой, вскипяченной керамическим сопротивлением в стеклянной, литровой банке.
