Подойти и взять заказ. Отдать заказ и взять оплату. Сбежать в подсобку писать свое страдальческое письмо. Не дури. Таков план. Не дури!
Увы, пока я медлила, переминаясь с ноги на ногу, официантка-сменщица, одарив меня скучающим взглядом, умотала к принцу первой. Тот изволил кофе со сливками. В простонародье раф.
Мне бы пожать плечами и уйти в подсобку. Заказ не мой, дхамма бережет меня от поворотов не_туда.
Она бережет меня. Мне надо идти в подсобку.
Разворачивайся и иди в подсобку, Лада.
Вместо этого я схватила приготовленный баристой раф и, аки пуленепробиваемый танк, поперла вперед на Берлин. Попадись мне кто в этот момент под ноги – я смела бы его не глядя. Даже не заметила бы преграды.
Так вот угадайте, кто мне все-таки попался под ноги?
Принца именно в этот момент угораздило вскочить, уж не знаю зачем.
И все детские ванильные мечты развития этих отношений, как и все недавние планы обрести нирвану, как и все надежды, что хоть последний месяц этой чертовой жизни я проживу без очередного позора, окутывающего плотной губкой удушья мою небогатую биографию – в этот момент все они, вместе с кружкой рафа в руках повстречали мать ее реальность.
XXX
– Чего греха таить, Антон был красив, – размышляла Джанджа вслух, вырисовывая сердечки на ладони парня своим длинным, обмороженным от прогулки на холоде пальцем. – И, как все красивые мальчики, он был обречен на жизнь в страданиях и самобичевании.
Антон нехотя отодвинул ладонь подальше от собеседницы и взглянул через окно на мерзкий ночной ноябрь со смесью растерянности, сомнения и того самого самобичевания на лице.
– Думаешь, все так очевидно?
Джанджа хмыкнула.
– И ты думаешь, мы ничего не можем изменить своей… – Антон помедлил, подбирая слово. – Сутью? Волей? Верой?
Девушка вздохнула, отстранилась и оглядела хмурым сероглазым взглядом темное кафе.
На люстре висела паутина. Пустые столики вокруг проваливались в черноту тускло освещенного пространства не хуже, чем мысли Антона, когда тот в очередной раз задумывался о тоскливом настоящем.
Джанджа подумала, что в таких кафе неплохо бы снимать завязки триллеров или вестернов. Антон со своей грустной физиономией отлично бы подошел на роль первой жертвы.
– Детка, ты задавал мне этот вопрос уже раз двадцать, – пробормотала она. – Какова вероятность, что двадцать первый ответ будет иным?
Но Антон продолжал глядеть в окно задумчивым, обреченным взглядом, так что Джанджа в итоге не выдержала, развернулась и демонстративно покрутила в воздухе пальцем, прежде чем полезть к себе в сумку.
Она подзывала официанта. Но также она давала им обоим понять, что не забыла, что разговаривает с психом и поддерживает с ним общение исключительно милосердия ради.
Девушка достала карты Таро одновременно с тем, как к их столику приблизилась официантка. Вообще-то она звала другую, ту, что со сломаным взглядом грустного клоуна пялилась на них из-за угла. Но какая в сущности разница.
– Что-нибудь выбрали? – официально спросила официантка.
Антон пару раз как рыба открыл рот, нахмурился, прочистил горло и уставился на Джанджу с мольбой на лице.
– Раф закажи свой любимый, – буркнула та, не поднимая головы от карт, что раскладывала на столе между ними. – Хотя в таких местах надо заказывать говядину с кровью.
Антон по-детски невинно улыбнулся:
– Кофе со сливками, пожалуйста. А вы не против, что мы тут…
Он кивнул в сторону стола, где его прекрасная Джанджа во всем своем торжественном великолепии творила магию.
– Мы вошли в коридор затмений и нехилого влияния планет, это занимательно! – бубнила она.
Официантка многозначительно выгнула бровь, буркнула что-то, что можно было перевести и как «нисколько», и как «тихонько», и исчезла в неопределенном направлении.
Антон перевел взгляд на Джанджу и испуганно сглотнул.
Та была в ярости.
– Ты. Плохо. Справляешься, – прошипела она, теперь гораздо больше походя на химеру, чем на сероглазую африканку. – Если не можешь не напортачить с заказом еды – как собираешься приступить к плану?
Джанджа покрутила в руках карту, на которой огромными кровавыми буквами было написано «Смерть». На заднем плане в ней мелькал костлявый рыцарь с розой в зубах на фоне кладбищенских плит. Своей малохольностью и светлыми кудрями до жути напоминающий, собственно, Антона. Шутка ему не зашла.
– Мне не нравится, – выразил он свою позицию. – Верни все как было.
– Щщщща. – Джанджа любовно погладила рыцаря по щеке. – Ретроградный Меркурий нещадно изменил твою судьбу, ты только подумай! Смотри, какой хорошенький. На Баскова похож.
Антон нахмурился и склонил голову к груди, тяжело дыша. Он не умел спорить с Джанджей.
Раньше ему бесчисленное множество раз выпадал этот парень, висящий вверх тормашками на дереве. Повешенный.
Карта полу-безумных, потерявших себя созданий, что бродят между миров и не могут понять, где в их жизни надуманное, где реальное, а где пространство, на котором можно строить жизнеподобные иллюзии.
Повешенный – парень в самовольно надетой смирительной рубашке. Но даже он лучше, чем Смерть.
Антон верил во много мифов и концепций, половина которых былы тлетворны для его ума. Он верил в судьбу, удачу и что если три раза постучать в собственную дверь перед уходом, тебя точно не переедет машина. Что улыбаться незнакомым людям нельзя, а гладить черных кошек очень стоит. Что в коридор затмений крайне нежелательно пить чай и кофе, а человеческим мозгом управляет огромная братия греческих, славянских и скандинавских богов.
Антон верил во много ерунды – но в Таро он не верил.
Увы, пользы от этого было мало, потому как в Таро верила Джанджа. Которая заправляла психикой Антона 24/7.
А когда такая важная фигура в твоей голове с улыбкой крутит в руках карту Смерти – будь ты хоть трижды болваном, все равно поймешь, что дальше все будет много хуже, чем было до этого момента.
– Джанджа, – Антон вцепился в край стола, что позволяло чувствовать непреходящий, болезненный контакт с реальностью. – Я слишком молод, чтобы умирать.
Джанджа вытянула еще одну карту. На этот раз – широкоплечего бугая-Императора.
– Цепляйся за его вайб, может, какой толк и выйдет. Memento mori, красавчик, – она отправила ему воздушный поцелуй, выцветая в пространстве. – Пойду поразмышляю на тему.
Не в силах сдержать волну паники, Антон вскочил с кресла и собирался вылететь из кафе. Только кофе ему не хватало!
Звук разбитой о кафель чашки, до боли схожий со звуком периодически ломаемого ему Джанджей хребта, немного вернул его на грешную землю.
Официантка пялилась сквозь него пустым взглядом, как марионетка подергивая головой и делая слабые попытки то ли разреветься, то ли уйти в психоз.
Шиза, накрывшая в этот раз не его, отчасти временно сняла тревогу Антона.
– В порядке? – пробормотал он с трудом.
Девушка все так же рассредоточено покачала головой.
Конечно, нет, идиот! Не видишь? У нее приступ.
Антон, сконфуженный собственной глупостью, наклонился, чтобы собрать осколки, что с его дрожащими пальцами и расфокусированным взглядом получилось далеко не с первой попытки.
Почему она продолжает стоять над ним? Могла бы помочь. Он уже уколол палец.
А вдруг она шизофреник?
– Ты тоже шизофреник? – Антон поднялся, вручая ей горку осколков.
Девушка хлопнула пару раз глазами. Удивление и обида в ее взгляде мгновенно вытеснили прежний ступор.
– Нет, конечно, придурок, – прошипела она, сжимая поднос, словно шею Антона. – Я всего лишь увидела призрак своей глупости в этих патлах.
Девушка развернулась и убежала.
Ну вот.
Он надеялся обнаружить союзника, а нажил очередного врага.
Это уже тянет на талант.
Антон некоторое время постоял, переминаясь с ноги на ногу. Может, ему следует найти ее и извиниться?
Разумеется, он не считал шизофрению оскорблением.
Раньше она и правда виделась проклятием хуже чумы. Но по прошествии долгих лет одиночества в собственном сумасшествии, что закончились приходом Джанджи и полной капитуляцией сил на сопротивление, шизофрения трансформировалась в нечто, что приходит вслед за принятием.
Фактом неидельности мира, что лишил иллюзий на спасение.
Ты выброшен за борт и наблюдаешь хаотические движения людских масс.
Сначала с завистью, затем со скукой, после со смирением.
Краски в голове меняются. Смыслы меняются.
Реальной остается только Джанджа.
Шум уносит ветер.
И тут внезапно такой подарок: другой псих на расстоянии пары залов кафе. Кто-то, кто может разделить его видение мира. Это вызывало восторг. Точнее ужас.
Антон спросил у подошедшей со шваброй сменщицы, куда делась ее подружка.
Официантка, сама на грани нервного срыва, сначала хотела заехать Антону шваброй в лоб, но затем вспомнила, что в день Гая Фокса все сумасшедшие святы и неприкасаемы. Поэтому раздраженно кивнула на дверь подсобки.
Несправедливо избежавший возмездия за грязный пол, счастливый святой помчался в указанном направлении.
В подсобке не горел свет. Антону это показалось добрым знамением: все адекватные люди, разумеется, не сидели бы в темноте. Значит, его новая знакомая и правда псих. Может, она сама еще об этом не знает.
Антон посчитал за священную миссию ее ненавязчиво к этой правде подвести.
Не так, как это когда-то сделала его мать. Вот уж хуже способа не придумаешь.
– Кто здесь? – прозвучал заплаканный женский голос из-за угла.
– Антон.
– Иди нахрен, Антон, – злобно пробормотал голос и затих в ожидании реакции.
Антон снова немного попереминался с ноги на ногу, не в силах ни уйти, ни остаться.
Его геройство и энтузиазм исчезли еще на входе. Задержись он здесь еще на пару минут при таком накале страстей – спасать придется уже его.
– Хорошо, – кивнул он.
Но остался стоять на месте.
Девушка вздохнула и вышла из укрытия. Заплаканная ее физиономия в свете лампы из главного помещения больно кольнула Антона раскаянием.
Какой подонок, довел человека до слез.
– Прости.
– Ты все испортил, Антон, – снова вздохнула девушка, проходя мимо него в направлении выхода. – Теперь я испачкалась в эмоциях, и…
Он порывисто потянулся и обнял ее, будто некая сила просто не оставляла ему шанса поступить иначе.
– Я просто хотел сказать, что ты не одна.
Это звучало глупо и нелепо. Наивно. Даже вычурно.
Не смог он придумать ничего более обнадеживающего и осмысленного, вот дурак.
Девушка вздрогнула, будто от удара, обернулась и уткнулась носом Антону в рубашку, нервно подрагивая.
– Спасибо, – промычала она едва различимо.
