Ирина Красовская "Долгая дорога к любви"

– Вы на окраску? – закричала она, приближаясь.

– Да, я по записи на 15 часов. А салон закрыт. Я так понимаю нет электричества?

– Нет, всё скоро будет в порядке. Сказали, через пять минут. Не волнуйтесь. Проходите.

Более чем оригинально одетая дама пропустила Милу вперёд, усадила её в кресло перед квадратным голливудским зеркалом со встроенными в него по периметру лампочками.

– Меня Наташей зовут. – представилась она. Но мне лично нравится Божена.

Наташа-Божена включила электрический чайник, поставила на столик две чашки из разных сервизов и насыпала туда по столовой ложке молотого кофе. Присела, и из нижней полки шкафчика достала пакет с миниатюрными подсохшими круассанами. Только потом сняла свою блестящую, как у космонавта, куртку. Приблизила к зеркалу своё немного опухшее лицо с мешками под глазами, тяжко вздохнула и повернулась к Миле.

– Вы не против, если я здесь голову помою? Понимаете, я тут рядом живу, в соседнем доме. Не успела. Вчера вечеринка была. С шампусем, то есть шампанским, переусердствовали с подружкой. Никак не могли остановиться. Она меня обманула: вместо одной, принесла две бутылки.

– Да, конечно, мойте. Я понимаю.

Милу начинала забавлять непосредственность её парикмахера. Она ещё надеялась, что та окажется хорошим специалистом по окраске длинных густых волос. Не все мастера любили работать с ней из-за большого объёма работы.

– Вы – божественная красавица! И я божественная красавица. Мы – богини! – Завывала заклинания Наташа-Божена, наклонив голову над раковиной. – Я же в 2008 году победила в городском конкурсе по свадебным причёскам, Вы не в курсе?

– Нет, к этому времени я была уже замужем за моим французским мужем, и такими мероприятиями нисколько не интересовалась.

– Так Вы – пардон мадам? – выпуклые, шоколадного оттенка глаза Наташи-Божены зависли на головой Милы. – Тогда будем Вам делать шик-модерн, вот только накрашусь подобающе. – И раскатисто по-мефистофельски захохотала.

Оригинальная дама набрала разных тюбиков с краской, разноцветные кисточки, кусочки полиэтилена и принялась творить. Мила пила холодный кофе, грызла странно пахнущие мылом круассаны и во все глаза наблюдала за работой парикмахера с художественным призванием. Божена упоительно рассказывала о своих приключениях с молодым любовником Геннадием. Через час Мила не узнала себя в зеркало. На неё смотрела совершенно иная женщина – яркая, уверенная в себе красавица, в полной мере соответствуя названию салона.

Глава 5 Корсар

Водителя такси Виталия, видимо, впечатлил её элегантный наряд – чёрная юбка с разрезом на бедре, такого же цвета, с кружевными вставками блузка, невероятной красоты серьги и кулон, что он доставил Милу прямо к подъезду академического театра и даже не взял чаевые. Она рассеянно улыбнулась, оставив ему на прощание шлейф французских духов, которые она приобрела перед отлётом в парижском аэропорту. Виталий всю дорогу от дома её мамы до театра, в зеркало наблюдал за красивой элегантной женщиной.

Он с первого взгляда влюбился в её распущенные волосы: каскад густой волной медового оттенка спускался по плечам, подчёркивал таинственный блеск зелёных глаз. Ему так хотелось к ним дотронуться, обнять за плечи эту молчаливую красавицу, вдыхать до изнеможения сладкий аромат женственности. Потом всю ночь во сне он кружил с прекрасной незнакомкой по аллеям парка и осыпал начинающими желтеть кленовыми листьями.

Мила радостно, как старому доброму знакомому улыбнулась театру – его монолитным колоннам, где они с Антоном назначали свидания, музам на фронтоне, огромным тяжело открывающимся дверям, гардеробу, служащим театра в одинаковой форме. Театральный запах, аура Мельпомены, нарядно одетые зрители будоражили струны её души. Прошлое с живописными декорациями и костюмами выходит на сцену, поёт арии Аида и Мадам Баттерфляй, шуршат пышными пачками Жизели и лебеди. И, конечно же, «Руслан и Людмила» Глинки – любимый спектакль Лидии Фёдоровны. Теперь Мила по-иному посмотрела на выбор имени. Несомненно, для маминого музыкального уха, имя Людмила было воплощением красоты и женственности. Но поздно, она привыкла к укороченной форме и не собиралась ничего менять.

Мила заранее попросила маму купить билет, и даже не задумалась о том, что не пригласила её вместе посетить балетную постановку. Возможно, та обиделась, но виду не подала, а просто за завтраком протянула конверт с билетом и пожелала прекрасного вечера. В следующий раз она будет внимательней, они сходят вместе на любой спектакль. Сегодня в программе «Корсар» на музыку Адана с хореографией Петипа. Мила ещё ни разу не видела этой постановки, что невероятно радовало. Хотя, должна была признаться себе, что с такой же радостью любовалась бы уже известными спектаклями.

Улыбающийся капельдинер провёл её на место – 12 ряд партера с великолепным видом на сцену. Миле даже не понадобится бинокль. Но сейчас, в этот момент она пожалела, что не взяла его. Она вспомнила, с каким восторгом в детстве она приставляла к глазам изящный театральный бинокль и представляла себя изысканной парижанкой. Невероятно! Из программки она узнала, что премьера «Корсара» состоялась в Парижской опере в 1856 году.

Из концертной ямы доносились нестройные всхлипы скрипок и слоновий призыв духовых инструментов. Мила разглядывала внутренний великолепный декор зала, который практически не изменился с давних времён. Только кресла и фрески на потолке обновили. Богатейшая центральная люстра в виде многотонного цветка своим великолепием украшала зрительский зал и придавала нарядный внешний облик двухсотлетнему зданию.

Зал постепенно наполнялся зрителями, и, стоило отметить, что, как и раньше, большую часть его составляли женщины среднего возраста. Мила наблюдала за семейными парами с интеллигентными лицами, за изящно одетыми дамами в редкостных украшениях, за молодёжью в джинсах. Рядом с ней присела довольно молодая пара в обычных вязаных свитерах с катышками, причём жена постоянно разговаривала на бытовые темы. Мила начала немного опасаться, что эта болтливая барышня своими комментариями может испортить её первое, после долгого отсутствия, свидание с театром. Несколькими рядами ранее, баловался пятилетний мальчик. Зал наполнился, Мила даже не видела свободных мест. Многие зрители фотографировали театральный занавес, делали селфи на фоне концертной ямы или богато украшенных балконов.

Прозвенел третий звонок, люстры затухали, музыканты затихли. Раздалось пару робких хлопков, потом к ним присоединились другие зрители, с нетерпением ожидающие начала спектакля. Несколько секунд длилась театральная пауза, казалось, что тишина поглотила весь зал и переносит затаивших дыхание зрителей в прошлое, на берега Босфора, на невольничий рынок. Где богатые торговцы покупали себе рабынь для гарема.

Восточные мотивы живой оркестровой музыки и колоритные костюмы танцоров мгновенно захватили в плен внимание Милы и окружающих её людей. Всё её тело затрепетало от радости при виде творческой красоты артистов, художников и музыкантов. Именно этого ей не хватало в добровольной ссылке с пожилым мужем во Франции. Такого рода постановки можно было увидеть только в Париже, и в крупных городах, а уговорить мужа потратить круглую сумму на театральное действо ей представлялось нереальным. Бесплотным и эфемерным представлениям он предпочитал практичные и бюджетные проявления искусства французской классической кухни, кинофильмы и путешествия.

Мила танцевала с каждым персонажем, прыжки танцоров равномерным стуком пуант отбивали ритм её сердца. Она аплодировала каждому превосходному фуэте и арабескам. От разнообразия костюмов балерин захватывало дух. Даже её немного брутальная соседка по ряду тихо восхищалась театральным действом. Причём, делала это в свойственной ей манере. На каждый удачный прыжок главных героев, более всего она предпочитала корсара Конрада – невысокого коренастого танцора с великолепным объёмным рисунком бёдер. Она в восхищении ругалась матом. Мила даже не стыдила незнакомку, как ни странно, в устах плотной брюнетки с завитым чубом ненормативная лексика звучала вполне гармонично. Только один раз, когда актёр сделал невероятнейший по сложности кабриоль, она не сдержалась, и в полный голос произнесла: «Уср…ся, как классно!» Хорошо, что её сомнительный комплимент потонул в овациях аплодисментов.

В первом антракте Мила прогуливалась в фойе и рассматривала портреты знаменитых артистов и художественных руководителей. Во втором зашла в буфет и заказала себе бокальчик шампанского и безе. Она ощущала себя принцессой на балу, ловила на себе заинтересованные взгляды редких мужчин холостяков и просто наслаждалась светским времяпровождением.

В третьем акте было много свадебных танцев, и особенно всем понравилось участие маленьких танцоров – мальчиков и девочек десяти лет. Они так трогательно смотрелись на сцене. Недалеко в бельэтаже, сидела небольшая компания их одноклассников и родителей, которые живо переговаривались по сюжету и виду своих друзей. Неожиданно, в парном танце, одна из балерин потеряла равновесие и стала заваливаться на бок. Пятилетний мальчик, что весь спектакль внимательно наблюдал за занимательным действом, от ужаса закричал: – Помогите принцессе!

Кто-то из массовки сделал ей незаметную поддержку, и далее, до самого конца представления, действие проходило идеально. На финальном выходе артистов никто из зрителей не спешил домой. Стоя, покрывали овациями великолепную труппу, восхищаясь их талантливой игрой и задумкой руководителя. Мила, спускаясь по широкой лестнице в вестибюль, заглянула в золочёное зеркало, обрамлённое канделябрами. На неё глядела помолодевшая и воодушевлённая, красивая женщина из прошлого века.

Глава 6 Нежность

Несмотря на поздний час, Мила решила не брать такси, а проехаться домой на общественном транспорте. Тем более, что троллейбус останавливался как раз недалеко от маминого дома. Во Франции она жила в небольшом курортном городе на берегу Ла-Манша. С мужем они всегда передвигались на личном автомобиле. Она ни разу не ездила во французских трамваях или автобусах, так не похожих на здешние.

С детским любопытством она разглядывала мягкие сидения, автоматические компостеры, рекламу на мониторах телевизоров. Все пассажиры сидели, уткнувшись в свои смартфоны. Как в немом кино. Почти заполненный салон, но никто не разговаривал. Только отражение эмоций от увиденного на экране боевика или улыбка на присланное признание в любви или шутку. Как понять, если нет обратной связи?

На остановке сахарного завода, в троллейбус зашла пара невысоких, тепло одетых пенсионеров. Они сели на свободные места перед Милой. Она не видела их лиц, только седые затылки, и ощущала исходящие от них волны гармоничных отношений. В их внимательных жестах друг к другу, тихом заботливом окающем говорке и лёгком дружелюбном смехе. Так могут смеяться только счастливые люди. Мила, как большой и опытный «специалист» по внутренним страданиям и невротическим отношениям, безошибочно определила счастливую семью.

Пожилой мужчина полез в свой карман, копошился там какое-то время, и наконец достал нечто круглое, завёрнутое в салфетку.

– Угощайся, моя душа. Я заметил, что ты сладкое не захотела в гостях есть на ночь. Но Арсений Петрович зна-а-а-ет, что Клавдии Аркадьевне перед сном в обязательном порядке захочется сладенького. А? Не прав я?

Клавдия Аркадьевна тихо засмеялась и повернулась в профиль к своему супругу. Обычные пенсионеры с морщинистыми лицами и седыми волосами. Ничего примечательного. Но в их общении чувствовалась тонкая игра заботы и озорства. Они не играли на публику, так как знали, что все зрители живут в своём виртуальном пространстве. В их красивой и доброй вселенной они были одни.

– Ах, всё Вы про меня знаете, Арсений Петрович. Ну ладно, уж, раз Вы такой заботливый кавалер, давайте свой подарочек. Что там со стола умыкнули? Как некрасиво. – И снова засмеялась детским голоском, кокетливо подмигивая своему супругу, с которым они скорее всего как минимум сорок лет вместе.

Арсений Петрович развернул салфетку и, там оказалась розовая зефирка, нежная и красивая как весенний цветок. Деликатно, как нечто ценное, пожилая дама взяла угощение и стала откусывать маленькими кусочками. И всё то время, пока она ела, муж смотрел на неё влюблёнными глазами. А когда она закончила, заботливо смахнул осыпавшиеся крошки на тёплой кофте и аккуратно вытер запачкавшиеся сладкой пудрой пальцы своей попутчицы.

У Милы защемило сердце от незатейливой картинки чужого тихого счастья. Снова захотелось плакать, пожалеть себя, что никто о ней так не заботится и не любит. Но вовремя спохватилась. Никто, кроме неё самой, не виноват, что она предпочитала страдать, жить в созданном на основе литературных драм иллюзорном мире. Вместо того, чтобы взрослеть и объективно смотреть на жизнь реальную, а не выдуманную. Она ощущала, что начинает просыпаться от глубокого сна красивой, но и болезненной от несоответствия обёртки, сказки. Мила понимала, что к ней приходит мудрость, пусть запоздалая, но теперь то она будет ответственно относиться к своим выборам и прислушиваться к интуиции, а не к фантазиям ума.

Завтра она заселяется в свою квартиру, где всё это время жили её родственники. Там установлен Интернет, и они с супругом смогут полноценно общаться в мессенджере посредством видеосвязи. Пока она не скучала по мужу, наоборот, наслаждалась настоящей свободой и приятным путешествием в прошлое.

Троллейбус, покачиваясь, как корабль на неровной дороге, медленно подъехал к остановке. Мила вышла, а трогательная парочка проехала мимо неё, освещённая ярким светом ламп. Вот и красный двухэтажный кирпичный дом. Перед ним грядки с небольшими теплицами и фруктовые деревья. Яблоня на мамином участке устало опустила ветви-руки, нагруженные крупными яблоками сорта Апора. На соседней – её подружка груша, тянулась ветками и делилась дарами осени. Аромат опадающих осенних листьев и подгнивающих яблок на влажной траве вызывал детские воспоминания о школе, туристических походах и регулярных вылазках за грибами и ягодами.

На маминой работе – трикотажной фабрике – организовалась группа любителей тихой охоты. Осенью они ездили по грибы, а летом по ягоды. Иногда Мила участвовала в таких поездках с мамой и сестрой. Но так как совершенно не разбиралась в съедобных грибах, ни тем более не проявляла трудолюбия и должного усердия, то мама вскоре перестала её брать с собой. Мила могла долго рассматривать освещённые лучами солнца ягоды дикой малины или вместо грибов собирала красивый букет лесных цветов и любовалась ими как художник. Варя, ловкая и коренастая, могла насобирать боровиков за десятерых, а уж после её прохода по кустарникам ни одной ягодки не оставалось. Чтобы не потеряться, все громко пели любимую «Парней так много холостых» или «Когда цвели сады».

За высокими лохматыми хризантемами и георгинами, обнималась в темноте парочка на скамейке. А за ними наблюдал сосед Петя со второго этажа. Он курил сигарету и делал вид, что никого не видит – ни Милу, ни влюблённых. С недалёкой товарной станции резво свистнул паровоз и в рупор ему ответили железнодорожники, что-то нечленораздельное. Парень с девушкой поспешно встали и исчезли в прохладных сумерках. Сосед затушил сигарету, бросил ещё искрящийся окурок под балкон и тоже покинул сцену. Миле хотелось немного постоять под окном в тёмной тишине. Вспомнить как они здесь же, на этом месте в прошлом веке целовались с Антоном и клялись друг другу в любви. Услышать и уловить нежную мелодию юности. Предупредить. Предостеречь. Не торопиться.

В мамином окне на втором этаже, в зале зажжена люстра и все настенные светильники. Нужно возвращаться. Она волнуется. И ждёт подробного повествования. Да и холодно стало. Руки совсем замёрзли.

Лидия Фёдоровна вышивала диванную подушку и по-над очками смотрела какую-то скандальную передачу. Мила переоделась в домашнюю одежду и вернулась в зал с огромной чашкой чая и пакетом сушек. Внутри неё был такой мощный коктейль эмоций, как букет цветов в майский день, как лесная земляничная полянка. Ей хотелось скорее поделиться своим настроением и впечатлениями о чудесном и колоритном балете. А маме, воодушевлённой очередным скандалом, связанным с изменами известного актёра, не терпелось поведать дочери о пикантных подробностях его похождений.

Ночью Миле приснился театральный сон. Она сидела на троне, в нарядном платье турецкой княжны, её лицо скрывала вуаль. К ней подошёл слуга падишаха из спектакля и предложил на выбор два букета сирени – белую или лиловую. Мила хотела взять оба и смешать ароматно пахнущие ветви, но это оказалось невозможным. Тогда она протянула руку к белому, и на этом сон закончился. Она проснулась от запаха какао и булочек с корицей, тянущийся из кухни. Какое прекрасное и вкусное утро. Предвкушение от встречи со своей квартирой наполняло её нежным волнующим трепетом.

Глава 7 Больная квартира

Её ровесник троюродный брат Иосиф, импозантный военный на пенсии, и его жена Анфиса, невысокая полноватая сорокалетняя женщина в длинном сером платье и в чёрном платке, ждали гостью на пороге её собственной квартиры. За те восемь лет, что Мила жила во Франции с мужем, её родственник ежемесячно платил кредит и коммунальные услуги. Такие условия договора были выгодны всем. Весной этого года кредитные обязательства были выполнены, и теперь Мила как владелица собственности, имела полное право выселить троюродного брата с женой. Двухкомнатная квартира в десятиэтажном доме на проспекте Энтузиастов отныне полноправно принадлежала ей. Мила пока не приняла решение. Родственники же не осмеливались интересоваться её намерениями, тем более что их собственное будущее уже не зависело от них, а от исхода онкологической операции.

Только вчера вечером Лидия Фёдоровна уведомила дочь, что Анфиса болеет раком молочной железы. На следующей неделе ей предстоит операция в областной клинике и последующая реабилитация. А Иосиф на некоторое время переселится к своей матери, двоюродной сестре её папы. Они уже перевезли туда свои личные вещи. Анна Васильевна проживала одна в трёхкомнатной квартире в центре города и за ней также требовался уход. У семидесятипятилетней тёти Милы был инсулинозависимый диабет и сопутствующие заболевания. Отец Иосифа – Азимов Идрис Ильдарович, который развёлся с матерью сразу же после совершеннолетия сыновей, сейчас находился на иждивении у своей очередной молодой жены и страдал от астмы. Йося доставал ему редкие лекарства, а его младший брат Тимур брал папу на выходные в деревню, подышать свежим воздухом и пить козье молоко.

Иосиф, ещё не старый, красивый мужчина разрывался между больными родственниками и выглядел на пределе физических сил. Однако свет его миндалевидных карих глаз и высокие татарские скулы как монолит держали фасад. Ему казалось, что он умело скрывал семейные проблемы и внутреннее напряжение. Окружающие, зная о его непростой ситуации, тем не менее, не осмеливались выразить жалость. Он, как настоящий мужчина, не позволял себя жалеть, со всеми трудностями всегда справлялся самостоятельно.

Родственник легко подхватил её чемоданы и занёс в прихожую. Мила заметила экзему на обеих кистях рук.

– Добро пожаловать домой. – одновременно, немного натужно и совсем не радостно, произнесли Анфиса и Йося.

Мила зашла в свою квартиру со странным ощущением. Мебель и даже серо-голубые обои, шторы в зале остались прежними, но наполнение и атмосфера значительно отличалась. Чужая хрустальная посуда и декоративные украшения, ажурные накидки на раскладном диване и креслах, ненавязчиво приглашали поиграть в игру «Найди десять отличий». На покрытых прозрачным лаком деревянных полах везде лежали ковровые дорожки и вывязанные Лидией Фёдоровной из остатков одежды круглые коврики, которые она дарила всем родственникам на праздники. Кухня и ванная сияли хирургической чистотой и запахом лимонного распылителя, в холодильнике – минимальный набор продуктов, на столе – шоколадный торт из магазина в пластмассовой коробке, три красные чашки в горошек и бутылка коньяка.

При их заселении, с предварительного согласия Милы, супружескую спальную комнату родственники переоборудовали в детскую для сына Анфисы Егора. Вместо двуспальной кровати широкая тахта, на полу – синее ковровое покрытие в звёзды. Над письменным столом висела фотография в чёрной рамке светловолосого улыбающегося мальчишки со спортивным кубком в руках. Три года назад подросток трагически погиб во время соревнований по мотокроссу. Но в его комнате всё осталось на прежних местах: одежда в шкафу, коньки и защитные щитки под кроватью, книги о спорте и копии мотоциклов на полке. Иконы со свечами, фотографии известных экстрасенсов, букеты искусственных цветов на подоконнике выглядели мрачным антуражем их нерадостной действительности.

У Анфисы мелко тряслись руки, глаза наполнились слезами, когда она привела хозяйку квартиры в бывшую детскую Егора. Все её страхи столпились в душе и раздирали молодую женщину на части. Больше всего она боялась, что Мила выбросит его вещи, и исчезнет тонкая ниточка связи с любимым сыном. Он здесь жил, спал, смеялся и играл. Тогда и за жизнь не стоит бороться, операция бессмысленна. Если такая судьба, то пусть и она погаснет, как свеча.

Ошеломлённая Мила ничего не сказала, лишь удивлённо глянула на стоящего рядом Иосифа. Ей показалось, что она попала на кладбище. Мужчина также молчал, только сжатые до синевы пальцы, да перекатывающиеся желваки выдавали его внутреннее угнетённое состояние. Со скорбным лицом, Анфиса молча подошла к иконе, перекрестилась и потушила поминальную свечу. Пахло тающим воском, лекарствами и безнадёжностью.

Со дня смерти мальчика, глубока тоска и вязкая депрессия поселилась в квартире. Анфиса не снимала траур, плакала каждый день и обвиняла себя во всех грехах. Она работала в отделе кадров Медицинского университета на Московской, вечерами заходила в небольшой Храм святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, расположенный тут же недалеко, ставила свечи и неистово молилась перед алтарём. Как мерзкий паук, рак постепенно проникал в тело несчастной женщины и вил там свои паутины. Иосиф также неимоверно сложно переживал потерю приёмного сына, пряча свою боль за редкими вспышками мало контролируемого гнева и горького самобичевания. После чего уходил в недельный запой.

С матерью одиночкой сорокалетний разведённый офицер познакомился в гостях у брата Тимура. Анфиса работала организатором в доме культуры в селе Михайловка и была подругой детства Розы – жены Тимура. За десять лет совместной жизни, Йося привязался к весёлому Егору, как к родному. Прививал мальчику любовь к спорту и технике. Конечно же, они помышляли о рождении общих детей. Ночами Иосиф бредил о дочурке – темноглазой, со светлыми кудрявыми волосиками. Но с течением времени стало понятно, что судьба не благоволит им.

И в первом браке у троюродного брата Милы не было детей. Капризная красавица жена сама ушла от него, не выдержав постоянных служебных командировок и сурового характера. Тем не менее, как благородный мужчина и офицер, Иосиф оставил Кристине прекрасно обустроенную двушку в центре на Большой Садовой, а сам стал снимать студию на Вольской, недалеко от Юридической Академии. Через год познакомился с Анфисой и буквально месяц спустя женился на доброй молодой женщине с ребёнком, страстно мечтая о полноценной семейной жизни, наполненной простыми хлопотами, вкусными ужинами и прогулками по набережной Волги.

Когда Мила с Филиппом решили переехать во Францию, то именно семье троюродного брата она предложила поселиться у неё на квартире и выплачивать кредит. Втроём ютиться в однушке было непросто, и родственники с радостью подписали договор.

Всё нежное и воздушное настроение Милы увяло от душной атмосферы концентрированного горя. Ей уже не терпелось побыть одной. После чая, Анфиса с Иосифом покурили в лоджии на кухне, быстро и сухо попрощались и уехали к Анне Васильевне.

Сначала Мила стала разбирать чемоданы, но ей расхотелось складывать свою одежду в шкаф спальни, где ещё находились вещи погибшего мальчика. Да и ночевать там, на тахте, под его неживым взглядом, у неё не возникло желания. Придётся спать на диване в зале.

Поэтому она подключила ноутбук к электросети и интернету и сразу же позвонила Филиппу на скайп. Последний раз они созванивались буквально на пару минут в прошлую субботу поздно вечером, когда она прилетела в Саратов.

Глава 8 Филипп

На экране видеосвязи супруг выглядел бледным и утомлённым. За последние два дня, вернее, бессонных ночи, что жена уехала из Франции, он провёл, вероятно, худшие времена своей жизни. Ощущение пустоты и бессмысленности вдруг наполнило его, вызвало мучительные мысли о её возможном уходе и страхе, что он её больше не увидит. Теперь он искренне жалел о том, что не поехал вместе с Милой. Он отметил её новый цвет волос и красивую укладку, и, кольнувшую в сердце, самодостаточную улыбку. Вот он – первый предвестник свободы. Привыкнет, и не захочет возвращаться.

Накручивая на палец локоны, Мила подробно описывала мужу своё насыщенное яркими впечатлениями времяпровождение с самого начала, то улыбаясь от приятных воспоминаний в театре, сауне и от маминых угощений, то роняя слезу над трагическими событиями в жизни родственников.

Продолжая рассказывать новости о семье, она взяла ноутбук в руки и провела экскурсию по их квартире. Филипп попросил показать лоджию, где он перед отъездом во Францию делал ремонт – плитку на пол и внутреннюю обивку из вагонки. Ещё восемь лет назад вид из окна был великолепным и умиротворяющим. Дом был крайней постройкой нового микрорайона. Вдали синел лес, на полях трудились крестьяне, немногочисленные дети бегали играть в овраги. По вечерам, уставшее за день солнце светило им в лоджию малиновыми лучами заката и ложилось спать на опушку. Иногда они ужинали на балконе, любуясь мирным, почти деревенским спокойным антуражем.

А сейчас, их привычную панораму не узнать. Современные, многоэтажные здания так близко располагались друг к другу, что казалось, можно без бинокля наблюдать за жизнью соседей из противоположного дома. Для парковки автомобилей практически не было свободных мест. Крики играющих детей и стук мячей на игровых площадках разносились по всему периметру двора. На балконе лежала ржавая раскладушка, на которой, как поняла Мила, иногда ночевал Йося. Толпились пустые бутылки из-под пива вокруг большой консервной банки, до верху заполненной окурками.

Если визит по ванной комнате, залу и коридору его вполне удовлетворил, но как только Филипп увидел внутреннее обустройство их бывшей спальни, то сразу же стал гневно возмущаться. Он требовал незамедлительно убрать траурные атрибуты, которым не место в жилой квартире. Тут вся его нервозность, скопившаяся за последнее время, выплеснулась в обличающей родственников декларации. Какие же люди эгоисты, каждый только и думает, что о себе и о своих проблемах.

Пока Филипп высказывал своё негативное мнение по поводу увиденного, Мила почти не слушала его, размышляла. На самом деле она пока не знала, как ей поступить. Попросить родственников забрать вещи мальчика из спальни? Она чувствовала, что для Анфисы эта комната превратилась в своеобразный алтарь, связывающий её с образом сына. Её нельзя осуждать за такое поведение. Неизвестно, как бы справлялись осуждающие люди, если бы с ними произошло такое горе. Легче всего критиковать других за то, с чем сам никогда не сталкивался. Тем более, что она больна раком. Это может ещё больше её травмировать и лишить воли, так необходимой для борьбы с коварной болезнью.

С другой стороны, это её квартира, собственность, не может же она проживать чужое горе, как своё. Тем более, что Мила теперь предполагала, что именно эта трагедия подорвала здоровье жены её троюродного брата. Им обоим требуется в первую очередь психологическая помощь, а не жалость. Надо будет как-то осторожно поговорить на эту тему с Иосифом.

Филипп предложил созваниваться каждый день в удобное для него время – после обеда. Мила немедленно согласилась и, пожелав хорошего дня, отключилась. Она ещё хотела договориться о встрече с сестрой Варей и сходить в магазин за едой для ужина.

Красиво обрамлённое волосами лицо Милы с её обычным задумчивым выражением на какое-то время зависло на экране компьютера. Было странно видеть жену не рядом с ним, а там, далеко. Вся рутинная наполненность их жизни вышла на первый план, выпятила значимость её постоянного ухода за ним. С самого начала её отсутствия дома, ему стало очевидным, что он беспомощен как ребёнок. Не знает, где находится посуда, как включать посудомоечную машину и варить кофе. Такие простые бытовые занятия занимали много времени, утомляли и ещё больше раздражали его.

Раскрывая белые навесные кухонные шкафчики, Филипп пытался понять её логику размещения тарелок и стаканов. Сковородки он пока не нашёл. Он решил покупать готовую еду в ближайшем супермаркете, пока не освоится с посудой и продуктовыми запасами. Можно и в кафе пообедать, в крайнем случае, или к старым друзьям сходить в гости.

Время тянулось долго, как замедленная съёмка. Телевизионные передачи наскучили, всё одно и тоже. Филипп зашёл в её спальню с закрытыми ставнями. В ней стояла редкая, ручной работы мебель из черешневого дерева, два прикроватных тонконогих столика, ещё один туалетный со старинным зеркалом. Рядом её расчёска. На стенах висели картины с балеринами и розами, слева полки с книгами. Кровать застелена розовым покрывалом с рюшами. Раньше он посмеивался над этим декором, но сейчас так захотелось увидеть её рядом, услышать мелодичный голос с неистребимым славянским акцентом. Он открыл шкаф, где висели её вещи и обнял несколько платьев, вдыхая сладкий эфирный запах. Казалось, что жена удрала в другое измерение через дверцы, но если хорошенько покопаться, то можно найти её след.

Наверное, впервые в своей жизни он испытывал тоску по женщине. Раньше это чувство было ему незнакомо. С ранней молодости ему было привычно разбивать сердца не только сверстниц, но и женщин постарше. Счёт покорённых им красавиц Филипп потерял давно, да и не вёл его. Он не верил в любовь. Это литературное, пошлое изобретение, так считал он, посмеиваясь над залитыми слезами записками подружек, надушенными признаниями в любви богатых парижанок на пляже. Тогда, пятнадцать лет назад, в самом начале знакомства с Милой, он играл в соблазнение, на грани, хотел влюбить в себя, и это ему удалось. И при любых обстоятельствах чувствовал себя свободным, ни от кого не зависимым. Как ни банально звучит, у всего есть свой конец. Бумеранг настиг его. Зависимость от другого человека, тоска атаковала Филиппа так неожиданно, что ему стоило больших усилий, чтобы не ехать срочно в Москву.

Сегодня ночью он будет спать в её кровати. Ему крайне не хватало её физического присутствия, не простого, бытового ухода, составляющего тем не менее немаловажную часть их жизни: совместных обедов и ужинов, походов в магазины, просмотров передач на диване перед телевизором, прогулок на море, её разговоров и молчания, истерик, смеха и обид. Болезненная нехватка ощущения кожи, волос, запаха и чего-то не телесного, не материального терзала его, как острая зубная боль. Которую он никак не мог выразить, а лишь чувствовал где-то внутри себя. Как будто с её отсутствием, он потерял часть себя, ему ампутировали физически несуществующий, но витальный орган.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69237115&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.