– Этого я тогда не знала. Возможно, на тот момент он подался в КГБ. Возможно, тесно сотрудничал со штази или у него были какие-то иные, сугубо личные причины внедрять меня именно в соцлагерь.
Коликов попросил на время остановить рассказ. Он уже убедился, что если в основном доме фермы кто и жил, то сарай (или конюшня – в темноте было не разобрать) сейчас точно пустует. Там можно было укрыться, пересидеть ночь, а, быть может, и разжиться вещами. Двери в конюшню (все-таки это была коневодческая ферма) запирались снаружи и только на засов. Проникнуть туда не составило никакого труда. В нос ударил терпкий запах конского навоза, сена и опилок. Несколько жеребцов, со сна не признавших в гостях нарушителей, ограничились лишь сонным фырканьем. Коликов разжег масляную лампу и огляделся. Конюшня как конюшня. Ухоженная, чистая. Помимо стойл, там имелись и подсобные помещения: небольшая кузница, где, вероятно, подковывали лошадей, хозяйственный блок и (наконец беглецам улыбнулась удача!) раздевалка для жокеев. Там Тимур не без помощи своей протеже смог подобрать подходящего размера трико и курточку. Переодевался он максимально деликатно. Остатки изодранного платья снял быстро и на себя – такого пышногрудого и соблазнительного – старался не смотреть, чем заслужил скромное «grand merci» от Эльмы.
– Что дальше? – поинтересовалась Эльма, когда Коликов закончил приводить в относительный порядок ее внешность. Капитану удалось даже умыться чистой водой из ведра (видимо, конюхи приготовили его с вечера) и смыть запекшуюся на голове кровь.
– Дождемся утра, а там сориентируемся. А пока можешь продолжать.
– Да, по сути, и продолжать-то нечего, – ответила Эльма.
– Ты поняла, зачем этот немец готовил тебя к шпионской деятельности? Кто-нибудь вербовал тебя?
– Никто не вербовал. И да, я узнала о том, к чему меня готовил этот офицер Абвера. Правда, узнала я об этом много позже.
– Вы и сейчас общаетесь?
– Мы не общаемся. Он пишет мне, что делать, и я делаю. Зашифрованные послания я получаю прямо на работу. Как правило, они приходят вместе с документами, которые мне вручает герр Диммар.
– Он тоже завербован?
– Не думаю. Он тупой, как пробка, к тому же нацист и антисемит. Сам он в списки не заглядывает, а если бы и заглянул, ничего не понял бы.
– Что было в последней шифровке?
Тут девушка замолчала.
– Эльма? Ты тут?
– Ты ничего не слышал?
Тимур напряг слух, и только сейчас до него дошло. В конюшне стало слишком тихо. Мгновенно сориентировавшись, он погасил лампу и затаился. Тишина резала слух. Глаза никак не хотели привыкать к темноте.
– Тут кто-то есть, – прошептала Эльма, хотя, кроме Коликова, ее никто не мог услышать. Ответить он ей не мог, поскольку общался с ней вербально. Мысли друг друга читать они не могли. То, что Коликов мог слышать Эльму, уже было сродни чуду.
Из конюшни было два выхода. Аккуратно подкрадываясь к двери, ведущей из раздевалки в тамбур, капитан старался сообразить, к какому из них добраться будет быстрее. Кажется, большие ворота ближе. Туда и побежим. А что, если их окружили? А что, если подкрались незаметно и все выходы находятся под прицелом? Коликов дивился своему непрофессионализму. Или это на него так женские гормоны повлияли? Ладно, сидеть сложа руки было самым плохим вариантом. Нужно было проводить разведку. Еще с минуту Тимур прислушивался к тишине, но никакой полезной информации из этой тишины не выудил. «Эх, была не была!» – подумал он и начал высовываться из раздевалки.
– Стой! – раздался пронзительный крик Эльмы в голове, но было поздно. В то же мгновение снопы искр брызнули из глаз девушки. Коликов почувствовал, как заваливается лицом вперед, и хотел было выставить перед собой руки, но хрупкое тело его уже не слушалось. Страшный удар по голове, похоже, вышиб из бедной девушки весь дух. Последним, что услышал капитан перед провалом в полное забытье, был тихий шепот Эльмы:
– Тимур, не отдавай им меня!
Глава 5
– Как долго он в капсуле? – спросил генерал.
– Почти сутки, – ответил полковник Зорин, понимая, что это предел для внедрения. Стандартная рабочая смена оператора длилась шесть часов. За это время оператор успевал понять, в чем особенность заданной триггерной точки, и мог повлиять на ход истории. Если за это время ничего сделать не удавалось, оператор принимал решение покинуть тело. Оставлять объект внедрения в живых или нет, оставалось на его усмотрение – действовать полагалось по обстоятельствам. Даже через шесть часов работы в капсуле операторы выползали оттуда без сил. Иногда их выносили на руках, как космонавтов после многомесячного пребывания на орбите, а в ряде случаев требовалась экстренная медицинская помощь. Что будет с капитаном Коликовым после суточного пребывания в капсуле, Зорин даже представить себе не мог.
– Как думаешь, полковник, что его там так задержало?
Зорин покачал головой.
– Жизнь – сложная штука, – ответил он. – Могло произойти все что угодно. Бывает так, что оператор внедряется в тело объекта, но по каким-то причинам повлиять на ход истории не может. Или объект медленно погибает, запертый в отсеке тонущей подводной лодки, связанный на допросе или накачанный наркотиками. Оператор в такие моменты может лишь выйти из тела и вернуться в капсулу. Коликов же работает. Активно работает. Мы видим это по энцефалограмме.
– Угроза его жизни есть? – озабоченно поглядел на полковника генерал.
– Да, товарищ генерал-майор. Угроза есть, причем реальная. Он работает на пределе.
– Что предписывает на такой случай регламент?
– Ничего. Таких случаев еще не было. Подозреваю, что капсула сама отключит оператора, если тот помрет внутри. Но не раньше.
– Самим вытащить оператора не получится?
– Только с нарушением всех когнитивных функций. Жизнь мы ему спасем, но получим вместо дееспособного капитана овощ.
– Что предлагаешь?
– Ждать.
– Сколько?
– До полного истощения. После – отключать.
– Овощ, говоришь?
– Хоть какая-то радость семье. Живой – не мертвый.
– Овощ – не муж, не отец! – возразил генерал. – Себе самому ты какую судьбу пожелал бы?
– Сам бы я погиб при исполнении. Пышные похороны, торжественные речи и, быть может, салют над могилой. Все лучше, чем под себя весь остаток жизни ходить.
– Тогда дадим парню шанс.
– Есть!
Зорин вышел из кабинета генерала в подавленном состоянии. При всех его разногласиях с Коликовым этот парень ему нравился. Нравился своей неординарностью, своими принципами, своим бесстрашием. Было в нем то, чего сам полковник Зорин себе не позволял. Было то, чего хотелось бы сделать самому, но самоконтроль, чтоб его, не давал. Дисциплина, выучка – все это мешало Зорину реализовывать себя в жизни. Не только в служебном плане, но и в семейной жизни. Жалко было парня. Зорин понимал, что сутки в капсуле – это предел. Скорее всего, смерть. Ах, как же ему было жалко парня!
***
– Ну что, коллега, вот мы и встретились, – голос доносился откуда-то издали, медленно, но верно вытягивая Коликова из бессознательного состояния. – Нет, я прекрасно понимал, что рано или поздно это произойдет. Слишком уж тесен мир, слишком уж мало в нем триггерных точек.
Капитан попытался пошевелиться, но ему это не удалось. Что же это? Неужели он вновь потерял управление над телом Эльмы? Нет. Голова работала. Раскалывалась от боли надвое, но шевелить ею он все еще мог. Руки же и ноги почему-то подчиняться отказывались. Ах, да, его ведь наверняка связали.
Первым порывом было докричаться до Эльмы, но он не хотел давать похитителям повод думать, что девушка сошла с ума и разговаривает сама с собой. Тимур сделал над собой усилие и открыл один глаз. Света было мало. Нападавшие вновь зажги масляную лампу, но и этого хватило, чтобы головная боль резко усилилась. К горлу подкатил комок, сильно закружилась голова, суля очередной обморок, но Коликову под нос сунули нашатырь, и дурнота отступила.
Тимур огляделся: он все еще находился в конюшне. Правда, теперь он сидел на крепко сбитом табурете не в раздевалке для жокеев, а в кузнице. Обвел глазами пространство: десятки молотков, острые ножи, массивная наковальня, множество подков, гвозди. Судя по жару, который Коликов ощущал спиной, сзади была печь. Пахло кровью, гарью и металлом. Металлом и гарью понятно, почему. Кузница. Но кровь откуда? Коликов бросил свой взгляд на дверь и заметил чьи-то ноги. В тамбуре определенно кто-то лежал. Кто-то мертвый – никак иначе объяснить огромную лужу крови, в которой лежали ноги, было нельзя. Должно быть, на шум явился хозяин конюшни и тоже попал под раздачу.
– Ну что, готов к диалогу? – вновь раздался голос откуда-то сзади. Говоривший использовал немецкий, но Коликов все же улавливал какой-то акцент. И еще что-то странное, неуловимое. Коликова напрягало то, что незнакомец оставался сзади и явно чем-то занимался возле печи.
– Пытать будете? – спросил Коликов.
– Тебя нет. Зачем ты мне?
– Не поняла?
– Ты хотел сказать «не понял»?
Тимура только сейчас пронзила догадка: «Он знает! Вот почему он говорил про триггерные точки!»
– Кто ты?
– Да это уже не имеет никакого значения. Мне нужна девчонка, не ты.
– Я не понимаю…
– Ой, да брось прикидываться! Я же говорю, вероятностей мало, триггерных точек еще меньше. Наша с тобой встреча была делом времени. Правда, я думал, мы столкнемся в борьбе за один и тот же объект – такая дуэль двух путешественников во времени. Два голоса в голове одного несчастного. Ангел и демон. Добро и зло. Было бы круто, согласись. Но не судьба. Нас с тобой разбросало по разным телам, но в одной триггерной точке.
– Вы с ума сошли! – постарался выдавить из себя Коликов, понимая, что проигрывает эту дуэль. Но ему нужно было время на «подумать». Кто же этот человек? Он явно в курсе того, что в теле Эльмы находится разведчик. Точно знает, что этот разведчик из будущего. Но откуда он может это знать? Такая технология есть только у нас!
– Не хочешь по-хорошему… – констатировал мужчина и вышел из-за спины Коликова. В руках он держал раскаленное добела лошадиное клеймо. – Ладно. У тебя еще есть шанс уйти. Я же говорю, мне нужна девчонка и то, что она знает. Она же не успела тебе сказать?
– Тимур, – вдруг раздался голос Эльмы в голове, – это он!
Коликов не знал, как спросить, кого именно имела в виду Эльма, и только сейчас обратил внимание на лицо мужчины. Перед ним стоял уже немолодой, но довольно крепкий мужчина в строгом костюме. Короткая стрижка, острые черты лица, длинная шея, массивный кадык. Лицо от левого глаза до угла рта украшала тонкая полоска шрама. Светлые, почти небесного цвета глаза глядели на пленницу с прищуром.
– Кто ты? – спросил Коликов, хотя узнал в мужчине того самого фотографа на мосту.
Эльма поняла намек и быстро выпалила:
– Это тот агент Абвера, что помог мне и матери бежать из страны. Это он научил меня всему, что я знаю.
«Нет, дорогая, – подумал Коликов, – сейчас это не он».
– Ну, неужели ты не догадался? – усмехнулся немец. – Ладно. Возможно, я не рассчитал силу и слишком крепко приложил тебя по голове. Привычку не поборешь. Я же думал, что дерусь с русским разведчиком. Забыл, что ты в теле хрупкой девчонки.
– Хочешь сказать, – сдался Коликов, – ты тоже из будущего?
Незнакомец засмеялся, всем своим видом излучая радость:
– Ну, наконец-то! Да, я из того же времени, что и ты. Забавно. Удивительная уверенность в собственном превосходстве поселилась в вас, русских, после победы в Третьей мировой, – воскликнул немец. Хотя сейчас он мог быть кем угодно: американцем, евреем, швейцарцем, иранцем… Вообще кем угодно. Незнакомец, кем бы он ни был, тут же подтвердил догадку Коликова. – Ну кто, скажите мне, кто вам дал повод думать, что технологии, которые используете вы, не попадут в руки других разведок? Или вы считали, другие страны не заметят, что слишком уж у русских все складно получается, чем бы они ни занимались? На Марс? Легко. Лунные базы? Да пожалуйста! Выиграть в войне? Устоять экономически? Развалить первую экономику на планете? Все к вашим ногам. Не бывает так. Все, я подчеркиваю, все понимали, что у вас в рукаве есть какой-то козырь, позволяющий вам быть всегда на шаг впереди. Впереди планеты всей! Последние пятнадцать лет мы только и делали, что искали этот козырь. А кто ищет, тот всегда найдет. Теперь технология перемещения разума в прошлое есть и у нас.
– У нас – это у кого?
– Ну, уж это тебе как раз и не нужно знать.
– Почему ты открылся мне?
– Все просто. Это паритет. Раньше был ядерный паритет, и во многом он сработал: Третья мировая так и не переросла в ядерный апокалипсис. Но вы, русские, как всегда всех удивили. Как чудесно, оказалось, рыться в прошлом и находить компромат, которым можно давить на страны и правительства в будущем. Какая прелесть, к примеру, раздобыть секретные данные о новейших ракетных двигателях третьего Рейха, а затем использовать эти сведения на благо Родины. Пусть не напрямую, пусть опосредованно, но все же получить небольшое преимущество в прошлом, чтобы укрепить позиции в далеком будущем. Гениально! Ты сейчас все это слушаешь лишь для того, чтобы передать своему правительству – теперь такие технологии есть не только у вас. С вами теперь будут говорить с позиции силы. Вам придется вступить в новые конвенции по разоружению. Будут созданы надгосударственные структуры и органы, следящие за выходом человека в открытое инфополе Земли. Я не знаю, как именно будет реализован контроль, будут ли выдаваться квоты на вмешательство или на каждой базе будет сидеть по наблюдателю. Может, вообще придумают какой-нибудь патруль времени и начнут отлавливать таких прыгунов, как ты и я. Важно одно – сейчас я попрошу тебя убраться из головы этой милой фройляйн и передать своему правительству, что ваша гегемония подошла к концу.
– А что, если я пошлю тебя к черту?
Мужчина со шрамом поднял перед глазами уже подстывшее, но явно все еще раскаленное клеймо.
– Честно? Я не думаю, что имеет смысл сопротивляться. Ты не выдержишь тех пыток, которые я планирую применить. Зачем тратить свое и мое время? Тем более, я так понимаю, ты тут уже задержался? Могу поспорить, даже без моих пыток возвращение на Родину займет у тебя не одну неделю. Так что давай, выметайся из тела девушки. Не тяни резину.
– Не оставляй меня, – прошептала Эльма.
– Чего ты хочешь от нее?
Эльма быстро сообразила, что вопрос задан скорее ей, нежели немцу, и быстро выпалила:
– Ему нужны координаты. Те самые координаты, которые этот немец переслал мне вчера. Я не знаю, что именно там спрятано, но догадываюсь – что-то очень и очень ценное. Настолько ценное, что может изменить ход истории.
– Я предупреждаю последний раз. Убирайся, или я начну выжигать тебя из ее тела.
В подтверждение своих слов немец поднес к лицу Эльмы раскаленное клеймо. Коликов ощутил жар возле своего глаза и понял, что противник не шутит. Терять уже было нечего, а информации по-прежнему не хватало.
– Зачем ему нужно было передавать эти координаты тебе? – Коликов уже не пытался скрыть того, что общается напрямую с Эльмой. И сильно поплатился за это. Немец ударил его по лицу наотмашь с такой силой, что капитан рухнул на пол. Пока немец возился с телом девушки, поднимая и водружая его на место, Эльма быстро ответила в голове Коликова:
– Я не знаю! – прокричала она, задыхаясь. – Пинанс! Он называл меня «моя Пинанс»!
«Пинанс. Искупление, – лихорадочно думал капитан, получая по лицу удары разъяренного немца. – Неужели этот немец планировал через Эльму вернуть миру награбленное его режимом? Стоп! Золото! Он ищет утраченное золото Рейха!»
– У (удар) – би (еще удар) – рай (удар) – ся!
Немец истово колотил бедную девушку. Коликова эта пытка не сильно волновала, но за Эльму было обидно. Она кричала в его голове, умоляя его сделать хоть что-то. Действовать она не могла, но, как и сам Тимур, все чувствовала.
– Русский? Ты еще тут? – ревел немец, подбирая с пола горячее клеймо. – Давай-ка попробуем иначе.
С этими словами он поднес клеймо к окровавленной щеке девушки и с силой надавил. Послышалось шипение, запахло паленым мясом, и только после этого сознание Коликова пронзила острая боль. Крик Эльмы в его голове превратился в истерику. И самым ужасным для капитана было то, что он действительно мог в любой момент покинуть тело девушки и вернуться в капсулу. Тем более что время его уже давно истекло – никто никогда не находился в капсуле больше двенадцати часов кряду. Но бросить Эльму он не мог. Что-то подсказывало ему, что это будет самым неверным решением. Этот упырь получит координаты, а, стало быть, и государство, на которое он работает, получит преимущество в финансах. Кто знает, сколько там награбленного спрятано? И кто знает, насколько решающим будет это финансовое преимущество?
Коликов выдавил из себя смех. Щека горела огнем, а он смеялся голосом Эльмы, захлебываясь ее слезами. Все-таки женский организм не должен терпеть такие муки. Смех этот вызвал у его мучителя оторопь. Немец выбросил свое орудие пыток и со всего размаху ударил Коликова по обожженной щеке – тот вновь рухнул на пол.
– Чего тебя так развеселило, русский?
Тимур сделал усилие и перевернулся на спину, туда, где лежал шомпол с клеймом. Связанными за спиной руками он нащупал раскаленную железяку. Пальцы обожгло, но парень даже глазом не моргнул, начав перетирать об острые края раскаленного клейма свои путы. Попутно он старался отвлечь изверга разговором:
– Получается, ваш компьютер просчитал нужную триггерную точку, но перестарался с выбором объекта? Ты перехватил управление бывшим сотрудником Абвера до того, как понял, какой информацией обладает его мозг? Дай угадаю: пришлось следить за штази и тупыми ЦРУ-шниками, для того чтобы понять, кому старый немец переслал вожделенные координаты?
– Чувствуется большой опыт работы, русский. Хвалю, ты все правильно понял. Ну, или почти все. Гордый немец не смог вынести преступлений нацистского режима и всю свою жизнь посвятил борьбе с ним. А когда узнал, где спрятано золото третьего Рейха, то совсем с катушек съехал. Информация, сам знаешь, не для широкого круга. Немец подстроил свою смерть, а потом одного за другим передушил всех нацистов, кто имел хоть какие-то сведения о местонахождении этого тайника. Кстати, сами нацисты успешно устраняли тех, кто все это добро грузил на корабли и выгружал в портах. Ты даже не представляешь, сколько крови на этом золоте!
«Значит, все-таки золото!» – подумал Коликов, перетирая острым краем раскаленного клейма веревку на руках.
– Так, получается, ты проиграл. Кто бы ты ни был.
Выражение лица немца изменилось.
