Василий Арсеньев "Противостояние"

– А чому я бачу збентеження на ваших лицях? (А почему я вижу смущения на ваших лицах?) – засмеялась женщина. – Здрастуйте, Снежана, мене звуть Ірина Михайлiвна. Я – мама цього козака. Ти наглядай за ним, а то вiн ще зовсiм дитя i такий несамостiйний (Ты приглядывай за ним, а то он ещё совсем ребёнок и такой несамостоятельный).

– Добре, Ірина Михайлiвна, – улыбнулась девушка. – Я не вiдiйду вiд нього нi на крок. (Я не отойду от него ни на шаг).

– Яка кмiтлива у тебе дiвчина (какая сообразительная у тебя девушка), – сказала Ирина Михайловна, подмигнув сыну.

– Мама… – начал Михайло, давая понять, кто здесь лишний.

Ирина Михайловна спохватилась.

– Ну що, дiти, мабуть, вам не заважатиму. У мене сьогоднi ще багато подiв. (Ну что, дети, пожалуй, не буду вам мешать. У меня сегодня ещё много дел).

– Весела у тебе мама, – сказала Снежана, когда Ирина Михайловна присоединилась к своим коллегам из партии «Свобода».

– Так (да), – мрачно усмехнулся Михайло. – Лише дуже зайнята (только очень занятая). Вона депутат мiськоi ради i директор спiльного украiнсько-польського пiдприемства (она депутат городской рады и директор совместного украинско-польского предприятия).

– А твiй батько? – спросила девушка. – Вiн ким працюе? (Он кем работает?)

– Вiн начальник районноi мiлiцii, – отвечал Михайло.

– Знатнi у тебе батьки, – улыбнулась девушка. – І твое майбутне я бачу як ясний день. Ось, закiнчиш унiверситет, пiдеш по стопах матерi, станеш директором, потiм депутатом. Спочатку – мiським, потiм – обласним, а там, дивишся, виберуть тебе у Верховну раду. (И твоё будущее я вижу как ясный день. Вот, окончишь университет, пойдёшь по стопам матери, станешь директором, потом депутатом. Сначала – городским, затем – областным, а там, глядишь, изберут тебя в Верховную раду).

– Одному лише Боговi ведено майбутне (Одному лишь Богу ведомо будущее), – возразил Михайло и засмеялся. – Снежана, ти заглядаеш у вiддалену перспективу, говориш, як стратег; народилася б чоловiком, стала б вiйськовим, дослужилася б до генерала, не менше. (Снежана, ты заглядываешь в отдалённую перспективу, говоришь как стратег; родилась бы мужчиной, стала б военным, дослужилась бы до генерала, не меньше).

– Якби я була генералом, звiльнила б споконвiчно украiнськi землi вiд москалiв. (Если бы я была генералом, освободила б исконно украинские земли от москалей), – сказала она, сверкнув глазами, и вдруг запела:

Веде нас в бiй борцiв упавших слава,

Для нас закон найвищий та наказ —

Соборна Украiнська Держава

Вiльна, мiцна, вiд Тиси по Кавказ!

Едва Снежана окончила гимн националистов, как раздался командный голос хорунжего:

– Рота, будуйся!

Бойцы доблестной повстанческой армии расхватали винтовки и заняли свои места в строю.

– Рота, на-лi-во! – прокричал командир. – Кроком марш. Пiсню заспiвуй. Тiльку вi Львовi…

По старинным улочкам древнего города, стуча сапогами о каменную мостовую, участники военно-исторической реконструкции строем двинулись в Ореховый гай, дружно запевая в унисон:

Най еншi шукають на вербах грушок

В Мюнхенi, Парижi, Торонтi,

Мене ж Бог боронить вiд хибних думок,

Зi Львова я анi нi крок.

«Она умная, красивая, – думал Михайло, краем глаза поглядывая на свою румяную подругу, – она верит, что у меня большое будущее. Быть может, она та, которую я так долго искал?» Он улыбнулся своим мыслям и затянул песню со всеми остальными:

Ховаймо на спiд тягар наших бiд,

І в Штати нема чо тiкати.

Таж пиво у нас холодне, як лiд,

Дiвчата солодкi, як мiд…

***

Вечером молодые люди, одержав победу над захватчиком в Ореховом гае, оставили в клубе «Повстанец» охолощённое оружие, переоделись в свою одежду и сели на трамвай. Они были довольны проведённым днём и выглядели счастливыми.

– Ти втомилася? (Ты устала?) – полюбопытствовал Михайло.

– Трохи (чуток), – отвечала девушка, позёвывая.

– Не хочеш з моею бабусею познайомитися? Вона живе тут неподалеку. (Не хочешь с моей бабушкой познакомиться? Она живёт здесь неподалёку).

Девушка согласилась, выдавливая улыбку на своём лице. Они сошли на остановке; трамвай, стукнув дверями на прощанье, скрылся в темноте, громыхая колёсами о рельсы.

– Це найдорожча для мене людина. (Это самый дорогой для меня человек), – говорил Михайло, не глядя на свою подругу. – Коли моi батьки робили кар'еру, я жив з бабкою. Вона мене водила в школу, коли я був зовсiм маленьким, забирала з школи, ми разом ходили в парк. Я катався на каруселi, вона сидiла на лавцi поруч. Я пам'ятаю ii нiжнi руки, якi лiпили моi улюбленi вареники з картоплею, я чую ii теплий нiжний голос, який читае менi казки. Все це було. І прошло. Я вирiс, але запам'ятав дитинство, в якому була вона, моя баба Маша. (Когда мои родители делали карьеру, я жил с бабкой. Она меня водила в школу, когда я был совсем маленьким, забирала из школы, мы вместе ходили в парк. Я катался на карусели, она сидела на скамейке рядом. Я помню её нежные руки, что лепили мои любимые вареники с картошкой, я слышу её тёплый нежный голос, который читает мне сказки. Всё это было. И прошло. Я вырос, но запомнил детство, в котором была она, моя баба Маша).

– Ти ii дуже любиш. (Ты её очень любишь), – заметила девушка. – А чому ми прийшли до супермаркету? (А почему мы пришли в супермаркет?)

– Треба купити продукти. Баба Маша старенька. Вона живе в будинку без лiфта. Їй важко спускатися i пiднiматися на п'ятий поверх. Тому я раз на тиждень вiдвiдую ii i приношу продукти. Сьогоднi саме такий день. (Надо купить продукты. Баба Маша старенькая. Она живёт в доме без лифта. Ей тяжело спускаться и подниматься на пятый этаж. Поэтому я раз в неделю навещаю её и приношу продукты. Сегодня именно такой день).

Они поднялись на пятый этаж, Михайло поставил сумки, полные продуктов, и потянулся рукой к кнопке звонка, но дверь открылась раньше. Выглянуло худое сморщенное лицо старушки.

– Здравствуй, Мишенька, – сказала она, обнимая внука, и, взглянув на сумки, покачала головой. – Зачем же ты столько притащил? Всё ведь пропадает…

– Прекрати, бабушка. Тебе надо хорошо питаться. Ты очень бледная. Но сегодня я не один. У нас гостья. Прошу любить и жаловать – Снежана…

Девушка улыбнулась и поздоровалась с бабкой.

– Ох, Бог ты мой, – запричитала старушка. – А я вас в дверях держу. Проходите, дети.

Снежана нерешительно как будто с опаской переступила порог квартиры. Из кухни шёл вкусный пряный аромат.

– Баба Маша, ты что-то стряпала, – улыбнулся Михайло. – Я узнаю этот запах… свежеприготовленного борща. Ради меня старалась?

– Я ждала тебя, Мишенька. Знаю, что дома мамка твоя ничего не готовит…

– Когда ей готовить?! Всё время на работе, приезжает домой ночью. Привык уже ходить по ресторанам да пиццу заказывать на дом. Проходи, Снежана, чувствуй себя как дома.

– Мойте руки, дорогие мои, и садитесь за стол, – тёплым нежным голосом проговорила старушка, исчезая на кухне.

– Баба Маша, – сказал Михайло своей подруге в ванной комнате, – знатна куховарка. Тобi потрiбно спробувати ii куховарiння – пальчики оближеш.

– Вона росiйська? (Она русская?) – спросила Снежана, поморщив нос.

– Я тобi потiм все поясню. Йдемо…

Голодный как волк Михайло съел густой наваристый борщ, приправленный зеленью и сметаной, за считанные минуты. Он с недоумением взглянул на Снежану, которая ещё не приступала к трапезе.

– Ты чего?

Старушка, покачав головой, сказала:

– Отведай, дочка, борща. Тебя тут никто травить не станет… Аль немая ты?

– Я не голодна, – тотчас отозвалась Снежана, густо покраснев.

– Она немного стесняется, бабушка. Всё-таки в первый раз здесь, – сказал Михайло и коснулся руки Снежаны.

– Дочка, может, тогда чайку попьёшь? – спросила сердобольная старушка. – Я испекла хворост. Угощайтесь, дети.

Старушка разлила по бокалам чай и поставила на стол блюдо со сладким хворостом. Снежана попробовала угощение и сказала, слабо улыбаясь:

– Смачно! (Вкусно!)

– Я же говорил – пальчики оближешь, – обрадовался Михайло.

– Видела я вас сегодня, дети, – вздохнула старушка. – На параде… По телевизору показывали. Я ничего не понимаю. Как же так? Чествуют бандитов и фашистов…

– Времена изменились, бабушка, – сказал Михайло. – Бандеровцы, к которым мы себя причисляем, сражались и с немцами, и коммунистами, – со всеми оккупантами за свободу Украины.

– Ох, – вздохнула старушка, – может, ты и прав, внучок. Времена изменились, а я слишком стара, чтобы понимать новые веяния… Как быстро ныне вечереет! Темень-то какая на дворе. Оставайтесь, дети, на ночь. Места всем хватит.

– Нет, баба Маша, мы пойдём, завтра нам рано вставать. Учиться, учиться и ещё раз учиться, как говорил большевик Ленин. Я только покажу Снежане свою детскую комнату…

Они встали из-за стола. Михайло провёл Снежану по бабкиной квартире.

– Ось тут, – говорил он, заходя в помещение детской комнаты, – прошло мое дитинство. Ось дивися – машинка, якою я грав. (Вот здесь прошло моё детство. Вот смотри – машинка, которой я играл).

Дверь закрылась, щёлкнул замок.

– Твоя бабуся… Чому вона говорить по-росiйськи? – спросила Снежана, медленно приближаясь к окну, где стоял Михайло.

– Тому що вона росiйська, – вздохнул юноша. – Мiй батько зростав в змiшанiй сiм'i: батько – украiнець, мати – росiйська. Втiм, в тi часи це жодноi ролi не грало. (Мой отец рос в смешанной семье: отец – украинец, мать – русская. Впрочем, в те времена это никакой роли не играло).

– А тепер грае! – заметила Снежана, подходя всё ближе. – А знаеш, як то кажуть? Росiйська людина – добра людина, чаем напоюватиме, обiгрiе, але вiн же тебе i прирiже. (А знаешь, как говорят? Русский человек – добрый человек, чаем напоит, обогреет, но он же тебя и прирежет).

– Не треба, Снежана, всiх пiд одну гребiнку причiсувати. Є i серед москалiв поряднi люди. (Не надо, Снежана, всех под одну гребёнку причёсывать. Есть и среди москалей порядочные люди).

– А я думала, що вони лише i умiють, що брехати i красти, красти i брехати. (А я думала, что они только и умеют, что лгать и воровать, воровать и лгать), – говорила она, заглядывая в глаза Михайло. Грудь девушки высоко вздымалась. Сердце юноши учащённо забилось, он тяжело дышал, пряча свой взгляд.

– Я закрила дверi, i твоя росiйська бабка нам не перешкодить. (Я закрыла дверь, и твоя русская бабка нам не помешает), – говорила Снежана сладким певучим голосом. – Хочеш, я тобi зроблю приемне? (Хочешь, я тебе сделаю приятное?)

Она опустилась и расстегнула молнию его брюк, лаская промежность.

– Я хочу тебе, – сказал он.

– Так, я бачу, – отозвалась она. – Але цього не можна. (Но этого нельзя…)

– А що можна? Припини! (А что можно? Прекрати!) – потребовал он и застегнул брюки.

– Я хотiла, як краще. (Я хотела, как лучше), – мрачно отозвалась Снежана, открывая дверь.

Михайло молча проводил свою девушку до дома. Она, заглянув в его глаза виноватым взором, прошептала:

– Ти не образився на мене? (Ты не обиделся на меня?)

– Ну що ти? Я люблю тебе, Снежана.

Она улыбнулась, поцеловала его в щёку и помахала ручкой на прощанье.

***

В ту ночь Михайло долго не мог уснуть, думая о Снежане, а утром не услышал, как звонит будильник, и опоздал на первую пару. В актовом зале шла вводная лекция по курсу «История Украины с древнейших времён до наших дней». Он прокрался в открытую дверь и нырнул в зал, норовя пробраться на своё место, но был остановлен суровым преподавателем. Грозный глас прогремел под сводами здания XIX века[7 - Далее украинские слова для удобства пишутся по-русски – прим. авт.]:

– Головко! Вы опоздали. А я предупреждал, что всем опоздавшим лучше мне на глаза не показываться. Сейчас я вынужден прервать свою лекцию. Как вы думаете, это повлияет на вашу успеваемость по моему предмету?

Все студенты тотчас обернулись и уставились на своего нашкодившего товарища.

– У меня есть уважительная причина, – смело заявил Михайло.

– Да? И какая? Хотелось бы услышать…

– Вчера я принимал участие в Марше славы, а затем в реконструкции боя воинов УПА с немцами. Мероприятия, связанные с чествованием наших ветеранов, закончились поздно вечером, а дома я оказался во втором часу ночи, поэтому и проспал…

Преподаватель изменился в лице и сразу смягчил резкость своего тона: