Александр Черемных "Дорога в Рай"

Роман Викторович Одуванчиков смотрел на медленно летящий за окном больничной палаты снег и улыбался, что случалось с ним в последнее время крайне редко. С каждым прожитым годом жизнь медленно, но верно превращалась из захватывающего боевика про любовь и приключения в скучную мелодраму про трудности и разочарования.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Издательские решения

person Автор :

workspaces ISBN :9785006004740

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 20.05.2023


Юрка через электронную почту прислал ему фотографию, где он вместе с сыном на маленькой лодочке с косым парусом идёт сквозь прибойную океанскую волну. Кажется, где-то на Кубе, где, несмотря на революцию и Фиделя Кастро, продолжают отдыхать канадские и американские бизнесмены средней руки. Роман Викторович долго фотографию хранил, но при очередной смене офиса она куда-то потерялась. На этом всё и закончилось, хотя дружба у них была настоящая.

Любил рассматривать Роман Викторович и другую фотографию, где они целой группой стоят около школы. Одеты по тогдашней моде в брезентовые штормовки – вся огромная страна в едином порыве строила БАМ (Байкало-Амурскую магистраль). На лацканах пиджаков комсомольские значки, все улыбаются, один только Витя Ткач серьезно смотрит в объектив, сжимая двумя руками ручку своего знаменитого чёрного дипломата.

Как доходчиво объяснить современным детям, что такое штормовка? Самодельная куртка из брезента? А что такое брезент? Или вот, к примеру, «дипломат»? Что это такое – портфель, ранец, сумка? Не поймут они и кто такая «техничка». В ученические годы Романа Викторовича не было никаких секьюрити и охранников, никто не закрывал двери школы на электронные замки и не требовал предъявлять пропуск. Был порядок, потому что на входе в школу дежурила тётя Лена. Она была одновременно охранником, уборщицей и няней для малышей. Одним словом – «техничка», так официально называлась её должность. Каждое утро встречала она входящих суровым взглядом, сидя на своём боевом посту – деревянной скамейке около раздевалки старших классов. Никакая модная теперь деменция тёте Лене не грозила, она помнила по именам всех учеников от первого до десятого. Твёрдой рукой наводила порядок на вверенной ей территории, любимчиков не заводила, каждого могла проучить и наказать по-своему. Именно так она однажды поступила с другом Романа Викторовича и его многолетним соседом по парте – Витей Ткачом.

Класс у них был дружный, после уроков они домой не спешили, а бежали в школьный двор играть в футбол или в «слона» с парнями из параллельного класса. Витька страдал с детства от сильной близорукости, носил очки с огромными линзами и в общих сражениях участия принимал редко, но компанию старался поддерживать. На время игр пальто и куртки им были не нужны, они оставляли их в раздевалке, и там же рядом бросали одной большой кучей свои сумки и портфели. Тёте Лене постоянно устраиваемый в её владениях бардак, понятно, не нравился, и, вернувшись однажды после очередного победного футбольного матча в школу, они увидели, что коридор прохладен и пуст, а все их сумки и портфели пропали.

Пропажа эта большую часть компании только развеселила, но вместе с их рядовыми и потрепанными портфелями исчез и красивый чёрный дипломат, с которым Витька повадился ходить на занятия в школу, вызывая понятную зависть у парней и неподдельный интерес к своей персоне у прекрасной половины человечества. Дипломат, поддавшись на уговоры сына, ему разрешил взять в школу отец – Николай Дмитриевич Ткач. Был он директором целого научно-исследовательского института, крутым учёным, участником строительства известной во всём мире сверхглубокой скважины на Кольским полуострове.

Учитывая загруженность по основному месту работы, методов воспитания Ткач старший придерживался простых, считал, что главное для достижения нужного педагогического результата – своевременность и неотвратимость наказания. Как объяснить ему, куда делся дипломат, Витька не представлял, тем более, что всего неделю назад он уже был пойман родителем на подделке оценок в школьном дневнике.

То, что он выдрал тогда из дневника страничку с двойкой по английскому было еще полбеды. Главная беда была в том, что Витька не удержался и поставил себе в дневник, подделав подпись преподавателя, нереальную в обычной жизни пятёрку по иностранному языку. Как теперь известно, даже у Газпрома не все мечты сбываются, поэтому и сгорел Витька, как водится, на сущей мелочи. Все странички дневника были пронумерованы, и опытный глаз Николая Дмитриевича сразу заметил, что после двадцать четвёртой идёт двадцать седьмая – в своём институте он таких блох в отчётах сотрудников ловил на раз-два.

За искажение полученных в процессе обучения результатов Виктор был наказан со всей отеческой строгостью – ремнём по пятой точке. И потерю дипломата Николай Дмитриевич точно истолковал бы, как очередной злостный обман со стороны сына со всеми вытекающими. Поэтому идти домой без дипломата Витька категорически отказался и почти час сидел с обреченным видом на полу около раздевалки, нервно протирая очки и заявляя, что ночевать будет сегодня здесь в школе. Они сидели рядом с ним, потихоньку проникаясь полной безнадёжностью момента, а тётя Лена, с выражением полного презрения на лице, стояла у входа в раздевалку и молчала, словно не замечая происходящей в двух шагах от неё трагедии. Только посчитав, что урок борьбы с разгильдяйством ими усвоен, она открыла расположенную рядом раздевалку старшеклассников, где горой лежали портфели, и разрешила их забрать. Чёрный дипломат она торжественно вынесла отдельно из своей персональной кладовки – Николая Дмитриевича она знала лично и очень уважала.

Ткач младший так был рад счастливой развязке, что всю дорогу до трамвайной остановки угощал всех желающих отечественной жевательной резинкой – большая ценность по тогдашним простым временам. Американская жевательная резинка, вообще, была недостижимой мечтой, а свою жвачку в СССР делали только гордые и независимые прибалтийские республики – по тогдашним понятиям это была тоже почти заграница, хоть еще и наша, советская. Вот и Николай Дмитриевич привёз несколько пачек прибалтийской жвачки в подарок сыну из Риги, где был на какой-то научной конференции.

От предложенной им счастливым другом жевательной резинки они, конечно, отказаться не смогли, но методов воспитания Николая Дмитриевича всё равно не одобряли и Витьке очень тогда сочувствовали. От постоянного страха быть наказанным он всё время ходил с выражением испуганного троечника на лице. Все к этому так привыкли, что когда через пару десятков лет Виктор появился на встрече выпускников в школе в образе удачливого и успешного предпринимателя, все долго не могли прийти в себя от изумления. Но по мифологии раннего капитализма это история из самых типичных…

Глава четвёртая

Монитор над головой Романа Викторовича тревожно пискнул и тут же успокоился, загудев снова ровно и спокойно. Но даже этого мимолетного тревожного звука хватило, чтобы в груди Романа Викторовича сердце неприятно ёкнуло, и стал понятен смысл выражения – душа ушла в пятки. Умирать никому не хочется, страшно там и темно.

Однажды в Турции, в отеле, где они отдыхали вдвоём с женой, Роман Викторович подобрал у бассейна забытый кем-то исторический журнал «Дилетант». Делать было нечего, Рита ушла на массаж и он, обосновавшись со стаканчиком пива на лежаке в приятной тени, принялся читать все статьи подряд. Журнал производил странное впечатление научной окрошки: загадки египетских пирамид, тайный клад Наполеона, битва за Москву – всего много и всё мелко порублено, чтобы легче глотать, не особенно напрягая извилины.

Хотя статья про древнегреческого философа Эпикура Романа Викторовича заинтересовала. Из-за этой статьи он даже забрал журнал с собой в номер, а потом увёз домой в Россию. Автор начинал статью с цитаты Цицерона: Вся жизнь философа есть подготовка к смерти. А заканчивал парадоксом самого великого Эпикура: Когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет. Вдохновившись мыслями великих, Роман Викторович тогда решил, что тоже будет относиться к смерти с безразличием истинного эпикурейца. И вот на тебе – один испуганный писк монитора и нет в голове никакой философии, есть только страх и отчаянная жажда жизни.

А ведь подобный липкий страх Роману Викторовичу переживать уже доводилось. Когда-то, в самом начале бизнес-карьеры, ему довелось несколько лет поработать под руководством самого Николая Дмитриевича – отца Витьки Ткача. Дело было в разгар перестроечного беспредела или передела – это кому как больше нравится. Началась история с того, что в самом начале демократических преобразований Николай Дмитриевич был избран директором научно-исследовательского института единогласным решением трудового коллектива, что до перестройки было совершенно невозможно себе даже представить. Но век торжества демократии оказался недолог – всего через несколько лет капитализм показал своё истинное звериное лицо, и весь институт, со всеми его достижениями и патентами, был скуплен на корню одним из героев нового времени – Кахой Бендукидзе.

Бывший учёный биолог, член КПСС и будущий великий грузинский реформатор, наложив руку на все лучшие достижения советской нефтяной промышленности, снял Ткача с должности директора института и принялся без тени сомнения разгонять старые советские кадры, отправляя на заслуженный отдых самых дряхлых и беспомощных и отбирая у инициативных и опасных патенты, помещения и оборудование.

Николай Дмитриевич, лишившись директорской должности, не успокоился и построил на обломках своего любимого отдела редукторных турбобуров кооператив «Нефтегазтехника», который тут же был признан опасным и вредным для новых собственников конкурентом и мгновенно уничтожен. Может, это было и к лучшему, потому что с первой попытки, еще не избавившись от совковых принципов, Ткач старший построил вместо кооператива сущий колхоз.

В учредители он позвал всех своих лучших работников в количестве тринадцати человек, занял должность генерального директора, назначил всем хорошие зарплаты и уверенными мазками нарисовал подробную картину светлого будущего, которое им теперь предстояло построить собственными руками и мозгами. Он надеялся, что став хозяевами, бывшие сотрудники будут вместе с ним двигать вперёд не только науку, но и сам кооператив – созданное вместе общее детище.

Как тут не вспомнить шедевр Виктора Степановича Черномырдина – Хотели как лучше, а получилось как всегда. Члены кооператива, все эти замечательные инженеры, конструкторы и буровики последнего советского разлива, особого рвения в работе на своё светлое капиталистическое будущее не выказывали. Гораздо больше их, как и раньше, волновали размер ежемесячной премии и график отпусков. Ткача они уважали, может быть, в глубине души даже любили, но жить спокойно он всем очень мешал. Всё время кричал, грозил, требовал результатов, бросал в гневе карандашами в провинившихся. Но если раньше он был руководителем института и имел, по их мнению, на это моральное право, как выдающийся учёный и директор, то теперь – шалишь: все они были совладельцы, не холопы какие-нибудь.

Молодой и подающий большие надежды конструктор Мельников, уловив общее протестное настроение, стал прямо на утренних оперативках записывать смешные фразы и оговорки генерального директора. Прилежно кивая в такт словам Николая Дмитриевича, и делая вид, что внимательно фиксирует его указания по работе, Мельников вёл свой дневник наблюдений, а потом тайно делился им с друзьями. Николай Дмитриевич и, правда, в гневе слов и выражений не выбирал. Полная непроходимость на уровне умственной отсталости – это ещё из самых мягких его высказываний на утренних оперативках.

Насколько он был руководителем ярким, необычным и талантливым, Роман Викторович понял только с годами. Да, Ткач старший тоже допускал ошибки, часто терял самообладание и говорил нелепые фразы, но главное было в том, что он всегда думал о достижении максимального результата, умел признавать свои ошибки и не боялся выглядеть смешным, если так было нужно для пользы дела. Когда им довелось потом вместе вести переговоры с партнерами в Пекине, Роман Викторович имел возможность в этом лично убедиться.

С китайцами они тогда обсуждали условия поставки оборудования в Россию – вопрос был сверхважный. При удачном стечении обстоятельств, эти поставки могли обеспечить предприятие стабильными заказами на несколько лет вперёд. Хороший исход переговоров был важен и для китайцев, поэтому хозяева сводили их в лучший пекинский ресторан со стриптизом, угостили жареной змеей и неоднократно выпили вместе с гостями тёплой рисовой водки. Переговоры в целом шли очень успешно, но в самом главном вопросе – цене поставки – уступать никто не собирался.

В последний день на переговорах присутствовали обе делегации в полном составе – за огромным овальным столом сидело больше дюжины человек. Стол был уставлен цветами, фруктами и китайскими флагами. Рядом с Романов Викторовичем сидел профессор Цай – друг Николая Дмитриевича и живой свидетель стремительно уходящих в прошлое событий – культурной революции, культа Мао и борьбы хунвейбинов с ревизионистами (кто сейчас, вообще, помнит эти слова). В этих переговорах Цай играл на стороне гостей, да и сами переговоры без него, скорее всего, не состоялись бы. За несколько дней в Пекине Роман Викторович несколько раз гулял с профессором по вечернему городу и с огромным удовольствием слушал его рассказы – профессор прекрасно говорил по-русски – о боевой молодости и временах культурной революции Мао Цзэдуна.

Своей командой в гостинице они готовились к последней встрече с китайцами весь вечер, но твёрдого понимания о границах возможного торга у них не было, поэтому Николай Дмитриевич взял всю ответственность на себя и собрался выходить на решение прямо в ходе финального разговора. Но надо знать жителей Поднебесной, встреча продолжалась уже больше часа, а они были всё также абсолютно невозмутимы и непроницаемы для наивных европейцев – для принятия решения Ткачу нужна была пауза. И он её мастерски получил. На глазах изумленного Романа Викторовича он просто заснул в нужный момент прямо за столом переговоров.

Ставка на традиционную китайскую вежливость и почтение к старшим по возрасту была им сделана безошибочно. За большим овальным столом сидели две делегации и смотрели на мирно спящего Николая Дмитриевича. Будить его никто не решался, а вопрос цены зависел только от него, это всем было понятно с самого начала. В конце концов, руководитель китайской делегации с большим уважением вздохнул и заговорил о дружбе между нашими народами. Тему дружбы обсуждали еще минут пятнадцать, до тех пор, пока Ткач не проснулся и не сформулировал чётко и аргументированно свои предложения по цене. На том и порешили – мастер, что тут скажешь.

Вот по дороге обратно из Пекина в Москву с Романом Викторовичем и случился приступ того самого липкого страха. Боинг 747, на котором они летели домой из Пекина, садился на родную землю в жуткую грозу. Огромный самолёт изрядно потряхивало, нервы у пассажиров были натянуты до предела, а перед самой посадкой в Шереметьево они попали в яростный порыв ветра, и пилоты, чтобы не промахнуться мимо полосы, ещё и заложили крутой вираж.

Самолёт резко накренился влево и ощутимо провалился в воздушную яму. Вцепившись руками в подлокотники кресла, Роман Викторович повернул голову в сторону сидящего рядом Николая Дмитриевича, чтобы разделить хотя бы с ним эти ужасные «последние» мгновения своей жизни. Генеральный директор с выражением детского удовольствия на лице доедал йогурт из бортового пайка. Раньше смерти не помрешь – пробурчал он насмешливо, не глядя на своего молодого соратника, и с явным сожалением слизнул последние капли лакомства с чайной ложки. Вот кто был настоящим эпикурейцем! Кстати, после разгрома первой «Нефтегазтехники» Николай Дмитриевич, несмотря на преклонный возраст, за несколько лет построил новое мощное предприятие, добился отличных результатов в производстве двигателей для бурения и очень вовремя продал его конкурентам по самой высокой цене. Но это предприятие целиком принадлежало уже только ему и Виктору. Ну, и совсем немножко, Роману Викторовичу.

Поработать в «Нефтегазтехнике» его, кстати, пригласил как раз Ткач-младший. После школы он быстро выучился на инженера в политехническом и сбежал от строгого отца в Москву. Занимался там какими-то спекуляциями, скоропостижно женился, обзавёлся кучей неприятностей, как на семейном фронте, так и на коммерческом. Первое было обидно, но обычно, а вот второе было по тем временам очень опасно. Стреляли тогда в Москве за долги легко и просто. Одного их общего знакомого, основавшего в первопрестольной издательство школьных учебников, убили прямо в лифте многоквартирного дома. Хотя, что могло быть безопаснее, чем печатать буквари и атласы по географии для пятых классов?

Узнав о московских неприятностях сына, Николай Дмитриевич был крайне обеспокоен и немедленно подготовил план по его спасению, состоявший из трех основных пунктов: эвакуация Виктора из Москвы в родной город, трудоустройство отрока под своё крыло, оказание ему помощи в создании новой семьи с проверенной кандидаткой на роль верной подруги. Все задуманное Николай Дмитриевич реализовал чётко, полностью и в установленные планом сроки. Кто-то может посчитать его действия самодурством и отцовским деспотизмом, но зная, как дальше сложилась судьба младшего Ткача, Роман Викторович так не думал. В той конкретной ситуации план и, правда, был во спасение. В новой своей семье Виктор был счастлив, работа с отцом сделала его успешным предпринимателем, да и самостоятельным членом общества от отцовского вмешательства в личную жизнь он вовсе быть не перестал…

Глава пятая

В палату снова впорхнула Альбина, но уже не одна. Вслед за ней шли заведующая отделением Уткина и главный врач Алексей Константинович Галькевич. Большой, добродушный, с крепкими ручищами потомственного хирурга, он приветливо поздоровался и начал читать переданную ему историю болезни Романа Викторовича, бормоча в полголоса свою любимую присказку «прекрасно, чудесно, очень хорошо». С Алексеем Константиновичем они пару раз встречались на разных мероприятиях, а однажды даже вместе играли в преферанс на даче у заместителя губернатора. Совершенно некстати Роман Викторович улыбнулся, вспомнив, как во время карточной игры, собираясь взять очередную взятку, главный врач точно с такой же интонацией приговаривал «прекрасно, чудесно, очень хорошо». Увидев на лице больного улыбку, Галькевич оживился и стал уточнять, в каких дозировках назначены основные препараты. Половина слов и терминов была Роману Викторовичу не понятна, но эта медицинская тарабарщина, а главное исходящая от Алексея Константиновича добродушная вера во всё хорошее против всего плохого его очень успокаивала.

Стоявшая рядом с Галькевичем Альбина так преданно смотрела на него, что нетрудно было догадаться, кто является предметом её тайного женского обожания. Ещё бы, главный врач областной больницы, богатый, красивый, холостой. На рояле играет, как бог, вспомнил вдруг Роман Викторович. Он представил на месте Альбины свою дочку и невольно поморщился. Марина уже три года жила и училась в Лондоне, возвращаться домой не спешила, только присылала отчёты в виде фотографий и писем по электронной почте. Жена, постоянно летавшая в Лондон, знала, конечно, больше подробностей о жизни дочери, но рассказывать об этом мужу не торопилась, да и не общались они с Ритой давно уже по душам.

О том, что у дочери роман с молодым человеком, Роман Викторович узнал совершенно случайно и вовсе не от Риты, а от общих знакомых. Точнее, от жены своего школьного друга Женьки Рихтера. Тот уже много лет тоже жил в Лондоне, работал в Европейском банке и на всех фотографиях выглядел ухоженным и уверенным в своём пенсионном плане европейцем. Женька времён их школьной молодости был обычным советским мальчишкой, пионером и комсомольцем, верившим в победу коммунизма и участвовавшим в проведении политинформаций и ленинских часов. На первые роли в школе он никогда не выходил, учился без особого блеска, увлекался гандболом и марками.

Они в своей компании Рихтера любили, но всегда немного над ним насмешничали. Особенно, когда он после школы поступил в политехнический на факультет водоснабжения и канализации. Выбранная другом профессия представлялась им лишённой всякой романтики, но возглавлял факультет дальний родственник Женькиного отца, а потом, вообще, всем стало понятно, что путь к европейскому благополучию лежит не через историю политических учений и политэкономию социализма, а через обычное человеческое дерьмо. В интернете Женька присутствовал номинально, только появлялся иногда на фотографиях вместе с внуками и женой Ириной. А вот та была натурой совсем иной – безгранично активной и по-комсомольски непримиримой к врагам: вела свой собственный политический блог в социальных сетях, отчаянно сочувствовала оставшимся на родине либералам и постоянно комментировала все происходящие в России события с самых радикальных позиций.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69252139&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом