Таосский шум
Александр Владимирович Сигаев
Первый день лета, он как первый шаг – впереди большой путь. А что, если цель ясна, а путь не виден? Тогда можно идти на шум, к самому его сердцу. Младший и Альгобар расслышали шум и направились сначала до перекрёстка, потом до кинотеатра, а дальше вокруг всего города, бережно храня в кармане письмо из будущего, в поисках его автора. А автор письма всё удаляется и шум становится тише.
Александр Сигаев
Таосский шум
Предисловие
Наступил долгожданный первый день лета того года. День, утром которого начинают новую жизнь, но возвращаются к привычному порядку вещей уже в полдень. Какой именно это был год не так уж важно, да и мало кто из участников событий сумеет это вспомнить. Несложно узнать десятилетие, и этого будет достаточно, чтобы понять, с какими поколениями и этапами их существования приходится иметь дело. Детали могут подсказать и больше тому, кто хочет знать не только куда он едет, но и на каком автобусе. Сам я предпочитаю смотреть в окно, а не изучать маршрут на карте.
За этим окном смешавшиеся в толпу разношёрстные представители поколений, каждый как умеет, проживали свои три с половиной сотни дней, включившие в себя ветренную зиму, дождливую весну, и добредшие, наконец, и до лета, задолжав по пути жителям города хорошую погоду. Лето окажется по-летнему жарким, коротким и щедрым. Люди знают, как много надежд оно подарит и как беспощадно уйдёт, оказавшись для одних первым или последним, а для других обернувшись наполненной солнцем и смехом порой, о которой приятно будет вспоминать всю оставшуюся жизнь. Должно быть, если расположить все разрозненные ценные воспоминания одного человека в хронологическом порядке, то они уместятся в одну неделю, ради которой и стоило просыпаться по утрам. Она начинается с рассвета в воскресенье и первого понимания того, что зеленый цвет нравится больше остальных, и прокатывается через семь суток разрозненных обрывков жизни, разделенных сном, обедом и пустыми разговорами, пока в субботу человек не ложится спать в последний раз, уже с закрытыми глазами подводя итоги прошедшей недели и сожалея, что так мало было сделано во вторник, но радуясь тому, как субботний восход солнца оказался похож на самый первый – воскресный. И если так, то на земле одновременно проживает семь поколений, и у каждого из них идет свой день недели.
Но лето приходит сразу для всех, независимо от того, был вчера четверг или понедельник. Оно не может не вписаться в планы, и его нельзя пропустить, оправдываясь потом, что именно в тот день не смотрел новостей и не читал газет, и узнать о его наступлении только из разговора незнакомцев, ведущих беседу неприлично громко и стоящих рядом в очереди в супермаркете. А где были вы, когда наступило лето? Случайный прохожий и не вспомнит, хотя совсем недавно отсчитывал оставшиеся весенние дни по пути на работу. Да и столько всего уже произошло, а заладили про несчастный один день! Ведь лето богато на события шумные и не очень, к последним и относится последующая история, знакомая только её участникам. К ней и следует уже обратиться, пока она не забылась окончательно. Истории имеют свойство гаснуть, если некому раздувать огонь.
История
Таосский шум – доносящийся из пустыни шум неизвестного происхождения недалеко от города Таос
Глава 1. Фекво
Гораздо больше жителей слышало сам шум, чем слышало о нём. Он родился неизвестно где и эхом прокатился по близлежащим улицам, забиваясь в крошечные трещины в стенах домов и стекая в канализацию вслед за коротким ночным дождём. Шум был похож на последний раскат грома – самый звучный и с достоинством затихающий и уступающий место другим мелодиям и звукам. Младшего он не побеспокоил – в отличии от большинства детей и многих взрослых, мальчик любил рано вставать. Точнее, это не требовало от него особых усилий. Если по воле разума Младший открывал глаза, когда маленькая стрелка указывала на семь часов, то не начинал выторговывать у самого себя ещё несколько дешёвых минут, чтобы понежиться в тёплой постели, а сразу поднимался, одевался и шёл заниматься своими делами. А если в редких случаях он и продолжал дремать, то ему снились кошмары, в которых он не мог закрыть кран с водой или подвергался нападению роя пчёл, и день не задавался. Мать сетовала, что у сына короткая утренняя песня, прямо как у его отца, который тоже не давал ей высыпаться во времена, когда они ещё жили все вместе. Матери не нравилось, если рано утром топали, шуршали, гремели. Она работала с девяти утра неподалёку от дома и предпочитала сон завтраку, выбегая из дома за несколько минут до начала рабочего дня.
– Поесть я могу и на работе, – рассуждала София – мать Младшего, – а вот поспать там удаётся редко.
Помимо этого, она частенько засиживалась допоздна с громко смеющимися, бестолковыми подругами, называющими друг друга за глаза стервами, а ночью засыпала под работающий телевизор, оставляя на кухне или у дивана одну или несколько грязных кружек из-под чая или кофе. Младший никогда не жаловался. Он считал мать несчастной и отчасти самой же виноватой в её текущем положении и проблемах. Сама София и вовсе не признавала, что жизнь однажды свернула не туда, а все мелкие недочеты в их с сыном существовании исправит Младший, когда вырастет и начнёт много зарабатывать. Да хотя бы даже просто зарабатывать. Младший ещё помнил, как им жилось полноценной семьёй, и мама, несмотря на все трудности и ругань, преследовавшие их в то время, казалась ему веселее и добрее. Отец ушёл спустя несколько дней после завершения споров, криков и выяснения отношений. Младший сначала воспринял тишину как хороший знак, но ничего хорошего в ней не было. Это была минута молчания, объявленная по совместной жизни и любви. Родители стали друг к другу равнодушны и больше не собирались тратить время на пустые разговоры, а начать разговоры осмысленные им мешало нечто, возможно, их гордость и невнимательность.
После расставания с мужем Софии пришлось вспоминать, как зарабатывать деньги, и она с трудом устроилась в обувной магазин на соседней улице. Никто не хотел связываться с неопрятной, не имеющей особого стажа женщиной средних лет, пока один старый знакомый не сжалился над ней. Стоит отметить – язык у Софии был подвешен что надо, и посетители магазина с трудом уходили от неё без покупок. Дома за семейным ужином недовольные покупатели во всеуслышание обвиняли продавщицу в назойливости, а себя молча укоряли за уступчивость, но мало кто приносил товар обратно. В добавок, София заранее узнавала о скидках и время от времени приносила сыну поддельные кроссовки известных марок, купленные на распродаже. Кроссовки редко подходили по размеру, и Младший радовался, если они были ему велики.
На кухне шумел чайник. Младший отмыл засохшие кофейные разводы от кружки с изображением Эйфелевой башни и уселся за стол перед окном, опёрся подбородком на руку и принялся изучать проезжающие автомобили. Они мало чем различались, за исключением цвета. Проще всего было отличить дорогие от дешёвых, а среди них у всех были одинаковые фары, зеркала и даже ручки на дверях. По наблюдениям Младшего, дешёвых машин ранним утром проезжало больше. Он слышал, как решительно хлопают двери квартир, как гудит и щелкает лифт, и видел людей, выходящих из их потрепанной многоэтажки. На улице было солнечно и тепло, но иные жильцы, покидая дом, выглядели недовольными и уставшими. У женщины на руках плакал ребёнок, и она тщетно пыталась его успокоить, одновременно укладывая вещи в багажник автомобиля.
– Не грусти, мелкий, – неожиданно для себя произнёс вслух Младший. Он ещё не был до конца уверен, хотел ли он брата или сестру.
Высокий чайник выключился, и Младший налил кипяток в кружку с заранее приготовленным пакетиком с заваркой, нарезал бутерброды и неспешно их съел, попутно дуя на выпускающую пар кружку и делая из неё маленькие глотки. Затем полазил по кухонным шкафам в поисках сладостей и, не найдя ничего, вымыл посуду под слабым напором воды, чтобы избежать шума, и отправился обуваться. Он достал свои кеды, бережно задвинутые в самый угол, удивился, что зимняя обувь до сих стоит немытая в коридоре, и принялся распутывать узел, случайно затянувшийся на одном шнурке.
– Это ты опять там ходишь? – раздался недовольный и заспанный голос матери из спальни.
– Кому же ещё ходить у нас дома? – сухо ответил Младший.
– А чего не спится? – спросила мать, судя по скрипу кровати, переворачиваясь на другой бок. – Каникулы же.
– Мы с Альгобаром наказаны, – постарался не показать обиду в голосе Младший. – Тебя вызывали в школу по этому поводу, но ты не пошла – расстроилась, что сломала каблук на лестнице.
– Хорошие были туфли, – вспомнила тот день София. – А родители Альгобара ходили?
– Отец ходил.
– И Альгобар всё равно наказан?
– Да.
– Значит, я правильно сделала, что не стала напрасно тратить время, – зевнула мать. – Да и вообще, ты взрослый уже – сам разберёшься. Позавтракал?
– Попил чаю. С хлебом и сыром.
– Умница.
Младший задержался в дверях, ожидая продолжения разговора, но других вопросов не последовало. Над головой залаяла собака, и Младший, взглянув на часы на стене, поспешил уйти, не желая выслушивать отборные проклятья матери в адрес соседей.
В подъезде пахло краской, и громко раздавался скрежет металлических инструментов о бетон и железо. Младший не любил опаздывать – он предпочёл бы прийти на полчаса раньше и скучать, чем опоздать на пять минут и быть вынужденным за свое опоздание объясняться. Дорога до школы пешком занимала около двадцати минут, а сейчас уже было без пятнадцати восемь.
– Где я так застрял? – задумался Младший, бегом спустился по лестнице с третьего этажа и вырвался на улицу. Он всегда прятался на улице. Не дома, не под кроватью, не за солнечными очками и кепкой, а среди незнакомых людей, не обращающих на него никакого внимания. Младший понимал, что родители больше не ругаются в квартире, но привычка есть привычка.
Несколько автомобилей дружно удалились от подъезда. Вокруг не было ни лавочек, ни деревьев, и само место напоминало скорее пустырь, нежели двор многоэтажного дома, полного молодых семей с детьми. Младший обошёл здание с обратной стороны и спустился по дороге без тротуара.
– Смотри, где идёшь! – раздалось рядом.
Младший только пристально посмотрел в глаза мужчине за рулём давно немытого автомобиля и призывно махнул рукой. Мужчина было притормозил, желая высказать своё возмущение невоспитанностью мальчишки, но, видимо, решил, что опаздывает, и нажал на газ. Автомобиль трусливо исчез за деревьями. Младший знал, что ему ничего не будет. Он никогда не показывал характер без повода. А если повод предоставлялся, то Младший вёл себя если не грубо, то вызывающе, обезоруживая противника, начавшего конфликт. Поэтому людям вежливым и воспитанным он казался скромным и молчаливым.
Тень от многоэтажки, извивающаяся сквозь городской пейзаж, оборвалась, и дальше пошли дома одноэтажные, редко – двухэтажные. Всего было тридцать семь домов до школы. Младший знал в лицо жителей тридцати трёх из них. В четырёх оставшихся обитали, скорее всего, старики, редко показывающиеся на улице. Младший давно решил, что купит свой дом, когда станет взрослым. Ему надоели соседи и грязь и шум, которые они производят.
Вдали показалась дверь школы. Её медленное и размеренное приближение опротивело Младшему, и он пустился бегом. С воем пронеслась скорая помощь, которую обеспокоенным взглядом проводили прохожие. Младший пересёк два небольших перекрестка, на каждом из которых водители услужливо пропустили торопящегося мальчика, забежал по бетонной лестнице с разъехавшимися ступенями, и дёрнул за ручку. Дверь шевельнулась, но не открылась.
Младший довольно обернулся. Он стоял совсем один, и его никто не ждал. Свысока растекалось солнце, согревая давно некрашеные скамьи, непривычно пустые спортивные площадки и высаженные выпускниками на прошлой неделе кусты роз. Одни кусты уже успели ослабеть и пожелтеть, другие – набраться сил и вытянуться к небу.
Из-за угла показалась грузная фигура Фекво, заведующего школьным хозяйством. Одет он был в безразмерные шорты, похожие на цветастую скатерть, и рубашку с короткими рукавами, из которых, белея, торчали пухлые и рыхлые руки. Фекво широко зевнул, обнажив пожелтевшие зубы, а увидев на крыльце Младшего, прикрыл рот рукой, поправил редеющие волосы, хитро улыбнулся и спросил, не здороваясь:
– Ты один из везунчиков, которые достались мне в помощь?
– Я, – безразлично ответил Младший.
– Не замечал тебя раньше среди хулиганов, в первый раз попался?
– В первый. И в последний. И я не хулиган.
– Ого, – впечатлился ответом мужчина, – ещё ничего не делал, а уже перевоспитался. Значит, наказание действует. Но поработать всё равно придётся – у меня на вас большие планы.
Фекво, на разный лад бормоча под нос понравившиеся фразы из просмотренного вчера фильма, поднялся по ступеням, тяжело дыша. Он хоть и так был немолод, но всё же выглядел и чувствовал себя куда старше своих лет. Тело, неизбалованное заботой, всё сложнее двигалось по утрам, а разум всё спокойнее воспринимал это как должное.
– А друг твой где? – недовольно спросил мужчина. – Вас двое должно быть.
– Опаздывает, – пожал плечами Младший.
– Это я вижу, – смерив высокомерным взглядом мальчишку, проговорил Фекво. – Хотелось бы знать – почему!
Мужчина сдвинул толстыми пальцами несколько ключей, повешенных на металлическое кольцо, нашёл нужный и отпер дверь.
– Проходи, – вздохнул Фекво. – Я уж постараюсь отбить у вас охоту по крыше лазить. Мне не впервой. Жаль, за это не доплачивают и даже не благодарят. Но я ни вас, ни ваших родителей не виню. Сейчас время такое – родители все в работе, дети одни на улице, кругом соблазны. Уроков вам надо побольше, чтобы не оставалось полдня на ерунду и разгильдяйство.
Младший молча вошёл в пустую школу, потерев, будто от холода, плечи. Он слышал, что Фекво уже много лет работал здесь – сначала был охранником, а потом получил повышение до заведующего школьным хозяйством, чем безумно гордился и считал себя важнее и нужнее учителей. Наверное, потому, что носил с собой столько ключей, да ещё с брелоком с изображением девушки, а учителю выдавался только один ключ от кабинета с пластиковой плашкой с написанным от руки номером. Работники школы недолюбливали Фекво, но с готовностью обращались к нему, когда требовалось наказать провинившихся учеников.
– Так как кормить вас тут некому, – отдышавшись заговорил мужчина, наслаждаясь тенью и задержавшимся в здании ночным воздухом, – будете мне помогать с восьми утра и до полудня. И так две недели. Думаю, это справедливое наказание за ваш проступок. Но если будете опаздывать, как сегодня, то придётся задержаться до конца месяца – работа тут найдётся. И учти, что если твой друг совсем не появится, то тебе придётся всё сделать за двоих. Сам потом с ним разбираться будешь. Узнаешь заодно, какой он тебе друг.
Как ни странно, но Младший был согласен со строгостью наказания, так как знал, что на крышу лезть нельзя, хотя и не понимал – почему, если есть лестница. В конце концов, никто с крыши не упал.
Дверь распахнулась, и в школу вбежал заспанного вида мальчишка в футболке на левую сторону. Он был худ, темноволос и смугл. Его сонные чёрные глаза пристально впивались в предметы и людей вокруг.
– Здравствуйте, – спешно проговорил мальчишка и пожал руку Младшему.
– Добро пожаловать в наш клуб, – ехидно отозвался Фекво. – Больше не опаздывай.
– Постараюсь, – неуверенно ответил мальчишка и наклонился к другу. – О каком он клубе?
– Не слушай его, – отмахнулся Младший.
– Ладно, раз все, наконец, в сборе, – хлопнул ладонями Фекво, не расслышав слов мальчишек, – то идём за мной и не шумим. Хоть в школе и пусто, но я не люблю лишние разговоры. Вас как зовут-то?
– Младший.
– Альгобар.
– Один лучше другого, – ухмыльнулся Фекво. – Младший – это прозвище?
– Часть имени, – с готовностью ответил привычной фразой Младший. – Меня назвали в честь отца, поэтому он – Старший, а я – Младший. Но он от нас ушёл, поэтому мне наше общее имя не по душе.
– А то, что ты Младший – тебе по душе? – спросил Фекво. – Так же сразу понятно, что Старший – это отец.
– Было бы понятно – никто бы не спрашивал, – вздохнул Младший. – Да и так меня с ним всё равно не перепутают.
– Дело твоё, – махнул рукой Фекво.
Мужчина деловито провёл ребят по длинному и широкому коридору до школьной библиотеки, с насмешливой галантностью пропустил их внутрь и гордо осмотрел набитые пыльными, потрёпанными книгами высокие стеллажи. Неизвестно, довелось ли ему прочитать хоть одну из имеющихся книг, но их количеством он определенно гордился.
– Здесь будет ремонт! – торжественно отрапортовал Фекво, будто само намерение уже немало значило. – Для вас переложат пол, покрасят стены, установят новую мебель. В таких условиях учиться будет сплошным удовольствием! А вам двоим, как представителям учеников, выпала большая честь перенести все эти бесценные и тяжёлые во всех смыслах произведения литературы в спортзал, который расположен в другом конце здания.
– Мы знаем, где находится спортзал, – буркнул Альгобар.
– Рекомендую не особо-то умничать, – посмотрел на мальчишку Фекво, огорчившись, что его речь прервали, – а то я вас ещё приглашу их обратно таскать.
Младший и Альгобар удручённо переглянулись.
– Так как книг тут немало, – вернулся к объяснениям мужчина, – то предлагаю вам двоим нарушителям порядка сразу взяться за работу. Книги складывайте так же, как они стоят в стеллажах. Не вздумайте перемешать, чтобы в следующем году снова «Божественную комедию» не перечитывать.
– Мы её вообще не читали, – сказал Младший.
– Стало быть, у вас ещё всё впереди, – злорадно выпалил Фекво. – И, кстати, стремянки у нас нет – её сломали ещё зимой, а на новую денег не нашлось. Так что придумайте, как добраться до верхних полок, вы же мастера по верхам лазить.
На этом мужчина удалился, насвистывая под нос протяжную заунывную мелодию и шаркая ногами.
– Если честно, – признался Альгобар, разглядывая портреты писателей на стенах, – никогда здесь не был.
– Я был раза два или три.
– Если бы я взял книгу, то, скорее всего, забыл бы её вернуть и даже бы не прочитал. Так что всем выгодно, чтобы я тут не появлялся.
Младший прошёл мимо покосившихся обшарпанных стеллажей, скользя пальцами по обложками, посмотрел на друга и, скрывая разочарование первым летним днём, предложил:
– Надо окно открыть – пыли много.
