Виктор Краснов "#Некнига. Сборник №4. Лирика"

На это было ответить нечего.

К вечеру медведь держался молодцом – но то и немудрено: на улицу вернулся мороз. За выходные вдоль дороги выстроились самые разные снеговики, и все они продолжали весело топорщить руки-веточки. Добравшись до своего нового друга, Нюта молча обняла его и простояла так несколько минут, пока прислоненная к снежному меху щека не заледенела. Тогда она повернулась и пошла в дом.

– Ты только не тай, ладно? – попросила она напоследок. Медведь промолчал.

Следующие два дня он исправно провожал и встречал девочку из школы, но с каждым разом радость от встречи становилась всё более короткой, уступая место тревоге. Потепление обещали завтра, и за ужином Нюта не могла заставить себя съесть ни крошки, что сильно встревожило маму.

– Нюта, девочка, здорова ли ты? – она несколько раз касалась то губами, то рукой её лба. – Температуры, вроде бы, нет…

– Мам, – перебила её Нюта. – Правда, что завтра будет тепло?

Мама недоуменно наморщила лоб.

– Кажется, да. А что такое?

Нюта беспомощно оглянулась на окно, за которым в темноте угадывался силуэт их творения.

– Солнышко, – мама всё поняла и погладила дочь по руке. – Но ведь он очень большой. Он не растает за один день. А потом мы его поправим. Хорошо?

Нюта кивнула, закусив губу. Теперь затея со снежным медведем казалась ей глупой. Казалось, что там, за окном, завтра начнёт таять её мечта, которую она возводила всё прошлое воскресенье. И можно, конечно, можно её латать, спасать, каждый день поддерживать – но только придёт весна, и уже ничто не сбережёт эту большую гору с глазами-пуговицами.

Мама убрала руку. Обе они молчали.

– Не надо его поправлять, – наконец с трудом проговорила Нюта. – Лучше уж… сразу.

Мама с грустью смотрела на дочку, которая взрослела быстрее, чем хотелось бы.

***

– О, дрессировщица медведей пришла! – выкрикнула Лидка, едва Нюта показалась на пороге. – Ну что, как? Дай угадаю – с утра обнаружилось, что это не медведь, а подтаявшая гора снега?

Нюта не отвечала. Стоя в дверях, она смотрела на обидчицу.

– Странно, что дворники ещё твоё сооружение не разобрали, – продолжала издеваться та. – Хотя… там, небось, мама твоя дворником трудится? Тогда не удивительно – она, говорят, совсем работать не умеет, раз ты в обносках ходишь…

Нюта сама не поняла, как так вышло. Вот она стоит у входа – а вот класс прорезал дикий визг, Лидка летит в сторону, а Нюта следом, колотя её по всему, до чего может дотянуться. Рядом закричали другие девочки, загомонили мальчики. Вбежавшая на шум учительница с трудом разняла дерущихся – точнее, еле-еле оторвала от Лидки озверевшую Нюту.

– Она… она-а-а! – заревела Лидка, прижимая руку к распухающему на глазах носу. – Я папе скажу-у!

Нюту поволокли к директору. Там она безропотно выслушала гневную лекцию, спокойно кивнула на грозное «сегодня же мать в школу!» и, дождавшись, когда её наконец-то отпустят, сбежала вниз по лестнице. На выход. Домой.

Она бежала по улице, не поднимая глаз. Недовольно загудел автобус, чертыхнулся задетый парень. Мимо почты, через парк, мимо магазина игрушек – и первый раз за всё это время она действительно не бросила взгляд на витрину. Что толку притворяться, что снежного медведя достаточно…

Хлопнула дверь, и из кухни выглянула встревоженная мама. Нюта, тяжело дыша, смотрела на неё.

– Господи… – только и смогла вымолвить та. – Что случилось? Почему ты не в школе? Где шапка?

Девочка только сейчас поняла, что забыла головной убор в раздевалке. Она зажмурилась, и, замотав головой на все расспросы, выпалила как есть:

– Тебя вызывают в школу за драку, я разбила Лидке нос!

Повисла тишина. Нюта, выждав несколько секунд, открыла глаза. Мама смотрела на неё с очень странным выражением лица.

– А за что ты разбила ей нос, позволь узнать? – тихо спросила она.

Нюта замялась.

– Ну, ну, – подбодрила мама. – Небось, когда дралась, смелее была.

– Она дразнила меня за медведя. И тебя. Она дразнила тебя, мамочка! – Нюта всхлипнула. – Ты сердишься, да? Я плохая?

Мать всплеснула руками:

– Это тебе тоже твоя Лидка сказала, что ли? Глупости какие. Иди, умойся хотя бы, драчунья. Вместе к директору пойдём.

Утерев нос, Нюта направилась было в ванную…

– И вот ещё что, – донеслось ей в спину. – У тебя там гость.

– Где? – девочка обернулась.

– В комнате, где же ещё, – усмехнулась мать. – Глянь-ка.

Они подошли к комнате вместе, и, распахнув дверь, Нюта замерла, боясь дышать: прямо с кровати ей улыбался огромный белый плюшевый медведь. Тот самый! Тот самый…

Глядя на то, как дочь, заливаясь смехом, обнимает своего нового друга, мать украдкой сама смахнула слёзы. Она не знала, почему для «этой барышни» бородатый хозяин магазина отпустил игрушку в долг, да и расплачиваться предстояло до весны. Но разве это главное?

Мишка в подарок

Александра Комарова

Плюшевый медведь Миша сидел на полке в магазине, казалось, целую вечность. Его привезли на прошлой неделе, но он уже насмотрелся на людей и устал. Было грустно сидеть и наблюдать, как выбирают дети игрушки, но не выбирают его. «В чём же дело?» – всё спрашивал себя Миша. И каждый раз осматривал себя со всех сторон: серые ножки, серая грудка, серые лапки. Всё казалось идеальным. Только и оставалось сидеть и ждать.

В магазин зашла девочка. Тёмные волосы завязаны в две косички, и одна из них растрепалась наполовину, на маленьком носике квадратные очки. Одета девочка была в серенькое платье с цветами.

– Сколько стоит одна резинка? – робко спросила девочка.

– Три рубля, – отозвалась продавщица.

– Дайте одну, пожалуйста, зелёную, – и высыпала на стол мелочь. Две монетки по рублю и две по пятьдесят копеек, и ещё несколько по десять копеек.

Продавщица выбрала три рубля, остальное вернула девочке вместе с резинкой.

Художник – Ирина Павлова

– Спасибо, – она развернулась, чтобы уйти, и лишь на миг обернулась. Наши взгляды встретились. Что-то промелькнуло в её серых глазах. Я уверен, она смотрела прямо на меня! Секунда, две – и девочка вышла из магазина.

Мишка ждал, что она вернётся. Вот-вот откроет дверь и войдёт, затем достанет из кармана все свои денежки и ткнёт пальцем прямо в него.

– Его, пожалуйста, – столько раз ему это снилось! Что он даже растерялся, когда продавщица сняла его с полки и отдала в руки мальчику, который был хорошо одет, причёсан и совершенно не был той девочкой, к которой мишка так хотел попасть.

Странно, он сидел в шкафу, с ним не играли, а ещё зачем-то повязали бант. Кроме него тут лежала шоколадка «Алёнка», и ещё небольшая коробка, заглянув в которую, мишка увидел разные резинки, пару заколок и лент. Догадка посетила его в тот же миг: «Это же подарки, меня хотят подарить! Какая вероятность, что меня подарят той девочке? Это же почти невозможно. Но так хотелось, чтобы это была именно она…»

Спустя несколько дней его достали из шкафа, сложили вместе с коробкой и шоколадкой в нарядный пакет – и понесли. Эти минуты тянулись вечность. Мальчик сел в автобус и поехал. Почему-то Мишу достали из пакета, он огляделся. И тут случилось невероятное: напротив сидела девочка – та самая! И медвежонок уже было потянулся к ней лапками, как вспомнил, что он – подарок, и совершенно не её. Но почему же его достали из пакета?

Мальчик смотрел на девочку. Ему всего двенадцать, но он отлично видел разницу между богатыми и бедными. Девочка была в сером платье в цветочек, в очень чистом, но уже давно не новом, её квадратные очки постоянно пытались слезть с носа, ведь она смотрела на свои руки, которые положила на коленки, очень худые коленки. Рядом сидела её мама, он видел, они зашли вместе. Худая и усталая женщина была в потёртых (уж точно не из-за моды) джинсах и выцветшей футболке. Стало так грустно, что он едет на праздник в новом костюмчике, с подарком для своей одноклассницы. А этой девочке наверняка ни разу не дарили подарков.

«Так не должно быть!» – и он протянул девочке мишку. Она испуганно подняла глаза, а затем взглянула на маму.

– Возьмите, пожалуйста, у вас такое красивое платье, и этот мишка к нему идеально подходит, – сказал, что первое пришло на ум.

Мама кивнула, и девочка бережно взяла игрушку, а затем крепко обняла и тихо сказала:

– Спасибо.

Мальчик вышел на остановку раньше. Отправился на день рождения. Веселился, ел торт и даже не знал, как круто изменил чью-то жизнь. А по правде говоря – две жизни.

Игрушка и друг

Елена Синякина

Порой жизнь преувеличивает драматичность ситуации. Очень сильно это видно в детские годы, когда любопытство и энергия бегут впереди тебя.

Тогда мне все казались друзьями, а моим принципом было: «Незнакомец – это друг, с которым ты ещё не познакомился». Наверное, поэтому я считала: раз есть один друг в классе, значит, недалеко и до «все одноклассники – друзья, с которыми я ещё не сошлась взглядами».

Я с этим другом-отличником училась вместе, сидели за одной партой. Гриша помогал мне со сверхъестественно сложным для меня предметом: математикой, а я составляла ему компанию в столовой, на переменах и помогала в рисовании, в котором он не был силён.

Не имея за душой никакой хитрости, я искренне считала его другом, которого родители не отпускают в другой район со мной гулять, потому что далеко от дома. И вот так иной раз сидишь на лавочке и представляешь, как ведёт его бабушка по моей улице и говорит: «Иди, поиграй, может, и новых друзей найдёшь». Да ещё так ярко, будто действительно так оно и есть.

Скорее всего, мечта «подружиться хоть с кем-то из зазнаек в классе» была сильной. Вот и я поддавалась всем этим мечтам.

Ранняя осень уже давала о себе знать, крадя с каждым разом у ещё по-летнему тёплых дней по три–пять минуток. И покрывавшие город деревья ещё только начинали окрашиваться в жёлто-красные тона.

Я шла в школу, уже заранее ощущая, что что-то поджидает меня там. Как в мультфильме:

– Не ходи, тебя там ждут неприятности.

– А как же не ходить? Они же ждут.

На входе в здание школы я столкнулась с Гришей и его бабушкой. Он стеснительно смотрел в пол, а я непонимающе пялилась на него.

– Это тебе, – наконец выдавил из себя Гриша и всучил мне книгу о вулканах и премилую игрушку: цветочек в горшке, который смеялся и говорил известную фразу: «Я люблю тебя!»

В душе я заликовала, чувствуя, что такая дружба будет длиться до конца начальной школы, а может – и до самой старшей.

Я успела показать игрушку с книгой своей маме и уже неслась, чтобы встать в строй за учительницей, как увидела, что темноволосая одноклассница, на голову выше моего горе-друга, заняла моё место.

Как настоящая светская львица она взяла его под одну руку, а в другой держала книгу о пчёлах. Игрушку одноклассница накинула на плечи как тужурку, а потому она ещё больше в моих глазах стала похожей на светскую даму.

Заметив меня, она демонстративно показала язык и гордо зашагала вперёд, волоча Гришу за собой.

Я, идя в середине строя второклашек с таким же несчастным одиночкой, посмотрела на эту пару. Чувство, что у меня отобрали нечто важное, что-то, что было по праву моим, не покидало меня. Надежда, что я подружусь с девочками в классе – как и должно быть – исчезла безвозвратно. Видимо, не всем дано иметь друзей-девочек в начальной школе.

С неделю я ходила как грустный призрак, пока по стечению обстоятельств учительница не задала нам писать сочинение. Так появился мой первый корявый рассказ о чёрном коте Гоболино и бабочке Лике.

Тогда я думала, что это тупик в школьной жизни. Зато сейчас понимаю, что тот случай – один из кирпичей фундамента, давший начало увлечению, а потом и части жизни.

Башмачок феи

Елена Родоманская

Вечерний город и дождь милостиво скрывали мою тоску от редких прохожих. Мокрый асфальт искрился, выбрасывая из-под ног фонтаны золотистых брызг. Городу не было дела до моей беды, мне был безразличен город. Взаимное пренебрежение достигло апогея, когда мне на глаза попалась эта туфелька. Детская. Трогательная. Беззащитная. Знакомая.

Такая же, абсолютно точно, была моей в далёком детстве: красный лаковый башмачок с белой бабочкой на носке и сверкающей пряжкой. Я невольно протянула руку…

Солнечный свет хлынул внезапно. Заискрился жёлтый песок дорожки, изумрудная зелень травы. Я увидела свои маленькие неумелые руки, застёгивавшие пряжку. Сияющие зайчики скакали по туфельке и изо всех сил отвлекали меня. Договориться не получалось. Только любоваться!

– Аля, когда же ты перестанешь копаться? Мы все тебя ждём! – голос и глаза Людмилы Васильевны не соответствовали друг другу. Голос был строгим и требовательным. А глаза добрыми, грустными и потерянными.

Людмила Васильевна присела на корточки: