Работа началась буквально сразу после приезда. По воспоминаниям Татьяны Лаппа, «в первую же ночь, как мы приехали, Михаила к роженице вызвали. Я сказала, что тоже пойду, не останусь одна в доме. Он говорит: “Забирай книги, и пойдём вместе”. Только расположились и пошли ночью в больницу. А муж этой увидел Булгакова и говорит: “Смотри, если ты её убьёшь, я тебя зарежу”. Вот, думаю, здорово. Первое приветствие. Михаил посадил меня в приёмной, “Акушерство” дал и сказал, где раскрывать. И вот прибежит, глянет, прочтёт и опять туда. Хорошо, акушерка опытная была. Справились, в общем».
Одной из главных забот Булгакова стала организация венерологической службы. В это время была вспышка сифилиса, опять-таки связанная с войной (разносили его вернувшиеся с фронта солдаты), и Булгакову много приходилось этим заниматься. Это предопределило его будущие занятия в Киеве.
Важным был финансовый аспект. Доктор Булгаков получал 115 руб лей в месяц, а с доплатой от земства – 125. Для сравнения: офицеры получали от 55 руб лей в месяц (жалованье подпоручика) до 325 рублей – у полковника.
На работе он находился не всё время. Например, в феврале-марте он ездил в Москву, Саратов и Киев, где повидался с родственниками и забрал диплом в Киевском университете. В это время он стал свидетелем революционных событий в самом неприглядном их виде (правда, автору книги, свидетелю двух майданов, трудно представить себе «приглядную» сторону революции).
1 октября 1917 года Булгаков был переведён в вяземскую больницу, где возглавлял инфекционное и венерическое отделения. А в феврале 1918 года добился увольнения со службы по состоянию здоровья и вернулся в Киев.
Именно в Никольском Булгаков стал наркоманом: он отсасывал плёнку у больного дифтерией ребёнка – чтобы избежать заражения, принял вакцину, вызвавшую сильнейшую аллергию, а чтобы избавиться боли и отёков, принял морфий… От этой болезни ему удалось избавиться только в Киеве.
Надо сказать, что даже в этих глухих местах Михаил Афанасьевич, потрясающий бабник по жизни, смог обеспечить себе разнообразное женское общество.
Во-первых, он там жил с женой и даже обеспечил ей беременность. Правда, имея в виду условия жизни, пришлось делать аборт.
Во-вторых, сама Татьяна Николаевна вспоминала, что Булгаков ухаживал за вдовой помещика Василия Герасимова, жившей в находившейся неподалёку усадьбе Муравишники (в «Записках» больница именуется «Мурьинской»).
В-третьих, в ноябре 1940 года друг детства Булгакова Александр Гдешинский, отвечая на просьбу Надежды Булгаковой-Земской, вспомнил «упоминание о какой-то Аннушке – больничной сестре, кажется, которая очень тепло к нему относилась и скрашивала жизнь». Как установили булгаковеды, речь шла о Степаниде Лебедевой, ставшей прототипом одного из персонажей рассказа «Морфий». В «Морфии» Аннушка – тайная жена главного героя, доктора Полякова, но намекал ли Булгаков на свои подлинные отношения с этой женщиной, мы, понятно, никогда не узнаем. Впрочем, по мнению Паршина, под именем Аннушки имеется в виду всё же Татьяна Николаевна, тем более что она тоже хотела работать в больнице, но медперсонал возмутился – негоже жене доктора…
В общем, материала для писательской работы было очень много, и писать Булгаков начал ещё в Никольском. Судя по всему, это были первоначальные наброски «Морфия».
Ну а уже позже появился цикл «Записки юного врача», включающий рассказы «Полотенце с петухом», «Стальное горло», «Крещение поворотом», «Вьюга», «Тьма египетская» и «Пропавший глаз». Обычно сюда же относится и рассказ «Звёздная сыпь» (он был обнаружен в черновиках и опубликован Лидией Яновской только в 1981 году), а также уже упоминавшийся «Морфий».
Писатель и морфий
Морфинизм (наркомания) Булгакова – тема неприятная в основном потому, что она «хайповая». Всегда существует большой соблазн связать произведения писателя с его «увлечением», что-то «объяснить» в его творчестве при помощи наркотиков. Впрочем, в творчестве Булгакова тема морфинизма действительно отразилась самым непосредственным образом.
Тут, однако, никакой загадки нет – это рассказ «Морфий», который относится к тому же хронологическому и тематическому слою, что «Записки юного врача». То, что рассказ этот вполне автобиографичен, признала первая жена писателя Татьяна Лаппа, и подтвердил Леонид Карум (муж сестры писателя – Варвары).
Естественно, всякая автобиографичность натянута. В «Морфии» у доктора Полякова нет жены (Татьяна Николаевна вообще из творчества Булгакова как-то выпала) и он кончает жизнь самоубийством. Булгаков выжил, причём выжил в значительной степени за счёт поддержки жены.
Впрочем, с наркотиками было связано три эпизода жизни Булгакова.
Развлечение
Попробовать наркотик – достаточно типичный жизненный опыт молодого человека, что в начале XX, что в начале XXI века. Сейчас, например, по данным исследований, наркотики хоть раз в жизни пробовали порядка 10 % населения как Украины, так и России. Естественно, в большинстве случаев этот опыт разовый и никаких последствий не имеет. Тем не менее на Украине около полумиллиона человек, которые периодически употребляют наркотики, в том числе – до 200 тысяч наркозависимых.
Не стал исключением и Булгаков. По воспоминаниям Татьяны Николаевны, «однажды, не то в 1913, не то в 1914 году (Ему было 22 или 23 года. – В. Ст.) Михаил принёс кокаин.
Говорит: “Надо попробовать. Давай попробуем”. (…) У меня от кокаина появилось отвратительное чувство. Отвратительное. Тошнить стало. Спрашиваю: “А ты как?” – “Да спать я хочу”. В общем, не понравилось нам».
«Надо попробовать»… Достаточно типичная мотивация. Чего уж тут.
Кстати, сестра Михаила Афанасьевича Надежда позже писала Татьяне Николаевне: «Я помню, что очень давно (в 1912–1913 годах), когда Миша был студентом, а я первокурсницей-курсисткой, он дал мне прочитать рассказ “Огненный змей” – об алкоголике, допившемся до белой горячки и погибшем во время её приступа: его задушил (или сжёг) вползший к нему в комнату змей».
Есть, разумеется, соблазн связать приём наркотика и начало литературной деятельности. Скорее, всё же рассказ появился на основе прослушанных в университете лекций.
Необходимость
«Наркомания по необходимости» возникла у Булгакова летом 1917 года, когда он уже работал земским врачом в селе Никольское.
По версии, которая описана в рассказе «Морфий» и в воспоминаниях Татьяны Николаевны, «привезли ребенка с дифтеритом (…) Михаил стал пленки из горла отсасывать и говорит: “Знаешь, мне, кажется, пленка в рот попала. Надо сделать прививку”. Я его предупреждала: “Смотри, у тебя губы распухнут, лицо распухнет, зуд будет страшный в руках и ногах”. Но он всё равно: “Я сделаю”. И через некоторое время началось: лицо распухает, тело сыпью покрывается, зуд безумный… А потом страшные боли в ногах. Это я два раза испытала. И он, конечно, не мог выносить. Сейчас же: “Зови Степаниду”. Я пошла туда, где они живут, говорю, что “он просит вас, чтобы вы пришли”. Она приходит. Он: “Сейчас же мне принесите, пожалуйста, шприц и морфий”. Она принесла морфий, впрыснула ему. Он сразу успокоился и заснул. И ему это очень понравилось. Через некоторое время, как у него неважное состояние было, он опять вызвал фельдшерицу. Она же не может возражать, он же врач… Опять впрыскивает. Но принесла очень мало морфия. Он опять… Вот так это и началось».
Морфий в то время был основным обезболивающим средством (он и сейчас так используется). Есть, кстати, версия, что морфий Булгаков мог попробовать ещё весной 1916 года – на фронте. Однако никаких подтверждений этому нет.
Любопытную информацию опубликовала Ольга Жук в статье «М. Булгаков и Де Квинси: история одного сюжета»: «Наркозависимость среди врачей и медицинского персонала явление нередкое, более того, привычное и вполне понятное, легко объяснимое. Немецкий врач и фармаколог профессор Луис Левин в 1924 году приводил данные о морфинизме среди европейских медиков: это 40,4 % врачей и 10 % их жён. С одной стороны, врачи понимают, что они делают, понимают они и как лучше использовать терапевтический потенциал наркотика. Но врачи ещё в большей степени, чем остальные, имеют склонность к самообману, полагая, что они контролируют ситуацию (наркотик), а не наркотик контролирует их. С другой стороны, неограниченный и даже ограниченный доступ к наркотикам – этически, научно и фактически позволяет проводить эксперименты и манипуляции на себе».
Кстати, Татьяна Николаевна тоже принимала морфий в Никольском – Булгаков ей дал, когда у неё были сильные боли в животе. Но: «я отвратительно себя чувствовала после этого. Не то чтобы возбуждение какое-то, сонливость. И началась рвота. А он – прекрасно».
В Киев Булгаков вернулся законченным наркоманом. Выглядел очень плохо, был вспыльчивым, постоянно требовал от жены морфий. Даже пытался стрелять в неё.
Лечением (не прямым – косвенным, через жену) Булгакова занялся друг семьи, а в будущем – отчим писателя, доктор Иван Воскресенский. Он предложил разбавлять морфий дистиллированной водой. Удивительно, но этот нехитрый приём привёл к позитивному результату – весной 1918 года (по другим предположениям – весной 1919-го) Булгаков от наркомании полностью вылечился и смог открыть венерологическую практику.
Понятно, что просто замена наркотика водой привести к такому эффекту не могла. Булгаков сам хотел избавиться от наркомании. Он понимал, что его обманывают, и активно участвовал в этом обмане.
Врачи, кстати, отмечают высочайшую клиническую достоверность «Морфия». Автор всё или почти всё описал предельно честно… Есть также мнение, что наркотические элементы есть и в бреде больного тифом Турбина в «Белой гвардии», но, например, Юрий Виленский в книге «Доктор Булгаков» считает, что это не так.
Последние дни
Осенью 2015 года группа ученых из Израиля и Италии проанализировала 127 случайным образом отобранных страниц оригинальной рукописи «Мастера и Маргариты», которые были проданы на аукционе в 2014 году. В статье для журнала Journal of Proteomics они утверждают, что на страницах обнаружено высокое содержание морфия, который мог попасть на бумагу через пот и слюну.
Так что же, действительно правы те, кто утверждает, что Сатана являлся Булгакову в наркотических видениях?
Нет. Наибольшая концентрация морфия встречается на страницах из глав, работу над которыми мастер продолжал до последних дней жизни (порядок редактирования известен по дневнику Елены Сергеевны Булгаковой).
Работу над романом Булгаков начал в 1928 или 1929 году. В первой редакции это был «Роман о дьяволе» (названия менялись) – сатирическая фантасмагория. Среди действующих лиц тогда не было ни мастера, ни Маргариты. В начале 1930 года Булгаков свой незаконченный роман сжёг.
В 1933 году он возобновил работу над романом, но в октябре, после ареста Николая Эрдмана, опять сжигает часть черновиков. Работа, однако, продолжалась, и роман был в основном закончен в мае 1939 года. Булгаков всё равно был им недоволен и продолжал редактирование до 16 января 1940 года. После этого работать он уже не мог. 10 марта Булгаков умер.
Считается, что роман так и остался незаконченным. Например, ряд авторов указывают на то, что в окончании романа присутствуют несколько вариантов сцены смерти мастера и Маргариты.
Так при чём же тут морфий? При том же, что и в Никольском – в сентябре 1939 года Булгаков внезапно начал слепнуть. Довольно быстро был поставлен диагноз – гипертонический нефросклероз, из-за которого умер его отец.
Смерть была очень мучительной. Друг писателя, драматург Сергей Ермолинский, вспоминал: «Обычные дозы снотворного перестали действовать. И появились длиннющие рецепты, испещрённые каббалистическими латинизмами. По этим рецептам, превосходившим все полагающиеся нормы, перестали отпускать лекарства нашим посланцам: яд. Мне пришлось самому пойти в аптеку, чтобы объяснить, в чём дело».
Сильнейшим болеутоляющим средством являлся морфий. Булгаков принимать его не хотел, но другого выхода не было…
Однако влияния на сюжет книги вынужденный морфинизм последних дней писателя не оказал. Повторимся, что книга в целом была дописана до обострения.
«За тебя, Тася, бог меня покарает!»
Лидия Яновская пишет: одна ценительница Булгакова «начала своё письмо к Т.Н. с прочувствованной речи на ту же тему: вот… вы прошли рядом с великим писателем… не поняли… не разглядели… Взбешённая Татьяна Николаевна отправила полученное письмо своей корреспондентке обратно». Т.Н. – первая жена писателя, Татьяна Лаппа (Булгакова, Кисельгоф).
Если во всей этой истории есть кто-то недооценённый, то это сама Татьяна Николаевна. Да, она не понимала художественных замыслов своего мужа и, в результате, он «Белую гвардию» посвятил не ей, как это изначально предполагалось, а Любови Белозерской. И даже контрамарку на «Дни Турбиных» не подарил. Да, она в сколько-нибудь узнаваемом виде в произведениях Булгакова не фигурирует, в отличие от Елены Сергеевны – Маргариты (впрочем, Белозерской в этом отношении тоже не слишком повезло – её домашнее имя (Лю)банга досталось собаке…). Но без неё, конечно, никакого писателя Булгакова не было бы. А возможно не было бы и человека.
Благодаря литературоведу и психологу Леониду Паршину у нас есть замечательная запись многочасового интервью с Татьяной Николаевной.
Родилась она 5 декабря 1892 (по паспорту – 1896) года в Рязани, в семье столбового дворянина, служащего казённой палаты Николая Николаевича Лаппа? (ударение на последний слог, предки его были из Прибалтики). Отец в большой (шестеро детей) семье был авторитетный и культурный – участвовал в постановках любительских театров.
Семья часто переезжала – после Рязани был Екатеринослав, Омск и, наконец, Саратов. По тем временам – отнюдь не глухая провинция, а один из самых богатых и культурных городов Поволжья, наряду, например, c Нижним Новгородом.
Именно оттуда она летом 1908 года поехала в гости к тётке Софье Николаевне, которая по работе во Фрёбелевском институте (готовил воспитательниц и учительниц) сдружилась с Варварой Михайловной Булгаковой. Причём отношения были настолько тёплыми, что дети Булгаковых запросто останавливались у Софьи Лаппа на Большой Житомирской, когда летом семья была на даче, а у них дела были в городе. В 1908 году Михаил сдавал экзамены, а Татьяне был нужен человек, который бы показал город… Михаил называл её Тасей.
Забавно, что знакомство детей обеспечила Варвара Михайловна и она же первая за голову схватилась, наблюдая за развитием романа… Беспокоиться, откровенно говоря, было из-за чего – Михаил даже учёбу забросил, учился семь лет вместо пяти. К тому же, по мнению родных, молодые люди были безответственны и не приспособлены к семейной жизни (Вера Булгакова: «как они подходят друг другу по безалаберности натуры!»). Татьяна, например, готовить не умела. Тем не менее закончилось всё хорошо – семейный священник Булгаковых о. Александр уговорил Варвару Михайловну сменить гнев на милость.
Татьяна, по настоянию отца, год проработала классной дамой в училище (впечатления остались самые жуткие – девушки там были крупнее её и совершенно недисциплинированные), а летом 1912 года переехала в Киев для учёбы на историко-филологическом отделении Высших женских курсов (в этом здании сейчас находится МЧС Украины). Она там действительно проучилась полгода и бросила – ей это было не нужно, да и за обучение надо было платить…
26 апреля 1913 года Михаил и Татьяна обвенчались. С фотографий 1910-х годов на нас смотрит миниатюрная, худощавая, большеглазая фея. Для того времени – совершенно очевидный «неформат». Впрочем, в женских воспоминаниях писанный красавец Булгаков тоже характеризуется как «некрасивый».
Что можно сказать об этой семейной паре, не впадая в бытописательство и не повторяя биографию самого Булгакова?
Во-первых, именно неприспособленная для жизни Татьяна показала железную волю и дважды спасла Булгакова в самом прямом, физическом смысле этого слова – помогла ему излечиться от наркомании и никуда не повезла в 1920 году из Владикавказа, где он лежал при смерти, больной возвратным тифом. Он ещё недоволен был… Как же – под большевиками остался!
Во-вторых, именно Татьяна выручала непутёвого мужа из всех сложных передряг – по частям продавала золотой браслет, носила на рынок вещи, готовила еду из невесть чего в голодной Москве…
В-третьих, Михаил был ревнив, но, при этом, верным мужем отнюдь не был. Даже в сычёвской глуши он ухитрился найти пару барышень, за которыми, как говорила Татьяна, «немного ухаживал». А уж что было в Москве, особенно, когда Булгаков стал популярен… Жене он говорил: «тебе не о чем беспокоиться – я никогда от тебя не уйду». Она не верила и даже раз ударила его. Кстати, правильно не верила.
В-четвёртых, Татьяна Николаевна дважды была беременна.
Первый раз – ещё до свадьбы и заводить ребёнка было самоочевидно рано. Второй раз – во время проживания в Никольском. Там, понятно, рожать ребёнка было нельзя, даже без учёта наступившего дальше смутного времени. К тому же Булгаков боялся последствий своего морфинизма (более у него детей так и не было). По словам Татьяны, аборт ей делал дядя писателя Николай Покровский, по сообщениям некоторых биографов – сам Булгаков. То ли аборт был неудачен, то ли сыграло свою роль отсутствие прочного брака, но у Татьяны детей не было тоже (она говорила Паршину, что никогда их не хотела).
В-пятых, со временем их отношения зашли в тупик.
Автор одной из последних по времени (и одной из лучших) биографий Булгакова Алексей Варламов считает, что разлад был предопределён отсутствием у Т. Н. Лаппа духовного развития. Будучи идеальной парой для Булгакова-врача, она стала неинтересной Булгакову-писателю. Критической точкой отношений считается момент, когда Татьяна Николаевна не поняла сцены молитвы Елены в «Белой гвардии». Прав исследователь или нет, судить не можем, хотя для обоих расставание было крайне тяжёлым.
В марте 1925 года они развелись. Фраза из заголовка была сказана Булгаковым при расставании… Он попросил Татьяну Николаевну не рассказывать об их совместной жизни, и она соблюдала этот запрет до 1975 года, когда к ней приехала Яновская.
В 1933 году Татьяна встретилась с братом друга Булгакова Ивана Крешкова Александром и в 1936 году уехала с ним в Иркутскую область, где тот работал педиатром. Из её оговорки в интервью Паршину следует, что она до последнего надеялась на возвращение Булгакова, но после брака с Е. С. Шиловской в 1932 году оставила надежды. Крешков её ревновал и уничтожил всё, что было связано предшественником. После смерти Булгакова приехала в Москву, побывала на могиле. Только тогда узнала, что Михаил хотел её увидеть накануне кончины. Видимо – прощения попросить.
После войны гражданский брак с Крешковым распался, Татьяна Николаевна переехала в Харьков. Прожила она там, правда, недолго – вернулась в Москву, устроилась на работу библиотекарем и встретила друга Булгакова адвоката Давида Кисельгофа, с которым познакомилась ещё в 1923 году. Они женились и в 1947 году уехали в Туапсе. В 1974 году Кисельгоф умер.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69230542&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Во время событий 2004 года «оранжевые» – сторонники «проевропейского» кандидата Виктора Ющенко, «бело-синие» – «пророссийского» Виктора Януковича. Эти персонажи играют в истории роли, схожие с ролями Симона Петлюры и Павла Скоропадского.
