Распятая. Любовный роман
Николай Бредихин
Роман «РАСПЯТАЯ» – первый из серии книг писателя Николая Бредихина о «Русской Анжелике», Анне Леднёвой.Он повествует о девушке, побывавшей в лапах четырёх сексуальных насильников. Для того чтобы остаться в живых, Аня шла на всё, удовлетворяя буйные фантазии своих мучителей. Однако теперь, когда она на свободе и злодеи сидят в тюрьме, она никак не может вернуться к нормальной жизни, её постоянно преследуют кошмары, воспоминания.
Распятая
Любовный роман
Николай Бредихин
Если принять официальную трактовку
Христа не как человека, а как богочеловека,
то мы должны найти в себе мужество при-
знать, что женскую часть его сущности с
креста никто до сих пор не удосужился
снять. Так она и висит там распятая.
Ведомый Влекущий «Книга Вечной Жизни»
Автор и дизайнер обложки Кирилл Бредихин
© Николай Бредихин, 2023
ISBN 978-5-0060-0885-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть первая. Река, море
I – Убегая, убегай!
Глава 1
– Виновна ли она?
– Виновна!
– В чем её главное прегрешение?
– Она родилась ведьмой.
– Любая женщина по натуре нечиста, можем ли мы предъявить в данном случае конкретные обвинения?
– Да, она совратила множество мужчин, вовлекала их в оргии.
– Вина доказана, есть признания?
– Есть признания и есть свидетели, всё запротоколировано и оформлено надлежащим образом.
– Она раскаялась?
– Да. Добровольно и чистосердечно.
– Хорошо. Значит, у неё есть шанс быть помилованной Господом! К сожалению, здесь, на Земле, мы только одним можем помочь ей: вознестись поскорее на небеса, чтобы она попыталась получить там прощение. Приступайте!
– До смерти?
– До смерти в ней ведьмы!
Семеро судей в длинных чёрных балахонах с капюшонами покинули свои кресла и смешались с толпой. В скором времени их уже невозможно было отличить от остальных: балахоны исчезли, остались только маски и туники самых разных ярких цветов.
Мои руки, ноги, голова были привязаны к специальным растяжкам. Верёвки стали медленно натягиваться, сухожилия напряглись… Я не выдержала и истошно закричала. Натяжение прекратилось, но боль не проходила, мне было трудно дышать.
Между тем толпа с ликующими криками, как по команде, пришла в движение. Люди подбегали ко мне с длинными острыми ножами и резали на мелкие кусочки моё рубище, изрисованное мерзкими, ухмыляющимися рогатыми харями, гигантскими сковородами, котлами с кипящей водой.
Когда открылись груди, все дружно загоготали. Наконец я предстала их взорам полностью обнажённой. Какое-то мгновение вокруг царило молчание, затем раздался оглушительный многоголосый рык. Туники полетели на пол, и я с удивлением обнаружила, что передо мной были не только мужчины, но и женщины, вот только маски никто из них так и не удосужился снять.
Как бы разогревая меня, они начали хлестать моё тело плётками, стараясь попасть кожаными язычками в самые укромные и чувствительные места. Они кричали вместе со мной, своими сладострастными стонами порой даже заглушая меня. Пытка прекратилась только тогда, когда кожа моя начала сочиться кровью. Так вот чего они, оказывается, так долго жаждали – крови. Именно от неё они пришли в столь дикое исступление.
Дальше, словно вырвавшись на волю, дождавшись особого сигнала, как в какой-то хорошо отрепетированной игре с незнакомыми мне правилами, они подбегали ко мне то поодиночке, то небольшими группами и методично, изощрённо пытали меня. Самые удачные изыски заслуживали особого одобрения, вызывали буквально вопли восторга.
Они восхищались моим телом, но с тем большим удовольствием и возбуждением глумились над ним, ни на минуту не замолкая в воинственных криках, дразнящих стонах. Самым популярным из них был «Изыди, сатана!». Нужно ли говорить о том, какую невыносимую боль причиняло мне каждое их прикосновение!
Наконец, моя кожа не выдержала, в одном месте лопнула. Возможно, это было каким-то апогеем, венцом их усилий. Ко мне тут же подбежали двое мужчин с раскалённым котелком и стали заливать свинцом образовавшуюся рану. Подобного я уже не могла вынести, тело моё бессильно обмякло и повисло на растяжках. Однако мои страдания не разжалобили мучителей, а только послужили поводом для того, чтобы растяжки подтянуть ещё крепче.
Я то теряла сознание, то вновь приходила в себя от боли, причинённой очередной порцией свинца. Не знаю, сколько это продолжалось… Наверное, довольно долго, никакая другая боль уже не ощущалась мною, только от расплавленного металла.
– Смерть или жизнь? – услышала я вдруг грозный голос, снова на мгновение придя в себя. С трудом, не веря, я поняла, что вопрос обращён именно ко мне, только ко мне.
Мрачная высокая фигура в чёрной рясе, с лицом, закрытым капюшоном, расталкивая присутствующих, вышла из толпы и встала передо мной, сверля меня пронзительным взглядом.
– Жизнь, – с трудом пошевелила я запёкшимися губами.
– Такая жизнь?
– Жизнь, – всё также хрипло, с неимоверным усилием выдавила я из себя.
– Такая жизнь?
– Такая жизнь, – покорно ответила я, потеряв сознание уже надолго.
Глава 2
«Господи, что я делаю?».
Даже очутившись здесь, в этом шикарно обставленном офисе с куколкой-секретаршей, с умным видом (оживший персонаж из столь популярных анекдотов про блондинок) шелестевшей маленькими изящными пальчиками по клавиатуре компьютера, я не могла избавиться от двух изводивших меня ощущений: того, что я зря потратила свои деньги (сто евро, чокнуться можно!), и надежды на чудо, что через полчаса (за те же сто евро, совсем даром!) я выйду отсюда здоровой и счастливой. Навсегда.
Наконец дверь отворилась, и из неё выпорхнула ультрамодно одетая дамочка лет где-то между сорока и пятьюдесятью, вся всклокоченная, возбуждённая и вместе с тем как бы воздушная, одухотворённая.
«Как после бани! – машинально пришло мне на ум сравнение. – Интересно, что там с ней делали? На кушетке ублажали?»
Дамочка тут же подбежала к «куколке» и принялась обсуждать с ней дату следующего визита, перемежая беседу какими-то восхищёнными ахами-вздохами и чисто женскими пустопорожними репликами относительно кавалеров, причёсок, одежды, отпуская комплименты и напрашиваясь на комплимент.
Однако у меня совершенно не было времени их послушать, так как загорелась лампочка над дверью кабинета, приглашая меня войти.
Леонард Львович (а именно так его звали) сидел в кресле, уперев локти в стол, сбросив на грудь очки, поддерживающиеся изящной серебряной цепочкой, и держа ладони на лбу. Вроде как выражая всем своим видом глубокую задумчивость, а на самом деле элементарно спал.
Однако сон у него (если то был, действительно, сон и я не ошиблась) был очень чутким: он моментально среагировал на стук закрывающейся двери и буквально лучился теперь благодушием и приветливостью. Я ожидала увидеть какого-нибудь старичка, чуть ли не с пенсне на носу, еле удерживающегося от того, чтобы не назвать меня «милочкой», а может, и не удерживающегося. Но передо мной сидел голубоглазый блондинчик, долговязый, смешливый, лет тридцати-тридцати двух от роду.
И это светило! Профессор! Величина международного масштаба? Боже, ну и попала я в переплёт!
– Здравствуйте! Присаживайтесь, что же вы? – прервал мои размышления «светоч». – Ну, я весь внимание. Вы так упорно ко мне пробивались, рассказывайте, с чем пришли?
Я тотчас раскрыла папку, разложила перед ним газетные вырезки и принялась бубнить заученную за долгие месяцы речь. Я давно уже делала это машинально, но сейчас отдельные моменты то тут, то там вновь принимались цеплять меня, и мне всё чаще и чаще приходилось выдерживать паузы и успокаиваться, прежде чем перейти к следующему эпизоду своих невесёлых воспоминаний. Однако что меня возмутило: «светило» даже не потрудился притвориться, изобразить на лице сострадание, как это до него все (повторяю, все, даже неумёхи!) делали.
– Так, и в чём проблема? – спокойно спросил он, когда я закончила свой рассказ.
Господи, «в чём проблема»?.. Он что, идиот? Действительно, в чём проблема? Сколько раз мне это говорили! Я ведь осталась жива! Но разве я жива? Если бы я была жива, разве я сидела бы здесь сейчас, «воодушевляясь» ухмылкой этого «профессора кислых щей»?
– Молчите? Что ж, время идёт, – вздохнул «великий целитель». – Я в том смысле так выразился, что вы вполне могли бы решить все свои проблемы сами. Зачем вам психотерапевт? Сбивать вас с толку? Подумайте, вам удалось вырваться, остаться в живых, побывав в лапах изощрённых насильников, зарвавшихся нуворишей. Подобных случаев можно привести один на несколько тысяч. А сейчас вы просите пожалеть вас, погладить по головке, «вывести из мрака». Нелогично и… не смешно.
Мою грудь распирало от слов возмущения, но я смогла выдавить из себя только:
– Нет, не могу. С каждым днём мне становится всё хуже и хуже, я всё больше углубляюсь в пережитое, всё дальше ухожу в сторону от окружающего мира, растворяюсь в депрессии. Я умираю, и умираю в мучениях, нечеловеческих страданиях. Я падаю, падаю, падаю и не могу остановиться. «Они» добивают меня.
«Псих» (психотерапевтом мне трудно было его назвать, так я его в тот момент возненавидела!) между тем протёр специальной (с антистатиком) тряпочкой очки, нацепил их на нос и принялся бесцеремонно меня разглядывать.
– Не вижу, не вижу падения. Вижу макияж, умело, с чувством меры наложенный, осмысленное выражение лица. А вас наверняка убедили в том, что по вам психиатричка плачет, советовали полежать где-нибудь, подлечиться как следует, и желательно у частника, непременно у частника. Могу догадаться, что вы обошли всех доступных вам по денежкам самоучек и шарлатанов, для которых вы были не более чем подопытным кроликом, точнее крольчихой. Гипноз, иглоукалывание, таблеточки разные. Очень, кстати, опасные. Удивляюсь, как у вас до сих пор крыша на месте.
Тут я не выдержала, сорвалась, ударила что было силы кулаком по столу.
– Не видите! Ничего вы не видите! И что за советы вы мне даёте? «Помоги себе сама»? Что вы мне нового сказали? Зачем я вообще к вам пришла?
Горе-профессор несколько секунд смотрел на меня, раскрасневшуюся, разгневанную, в восхищении, затем достал из стола и протянул мне какие-то загогулины.
– Прекрасно! Держите! Это бумеранги. Ненастоящие, так, игрушечки, но может быть больно, если не увернётесь вовремя, и даже очень больно.
Не знаю, что со мной произошло, но я в самом деле схватила эти чёртовы деревяшки и стала что было силы бросаться ими.
– Сильнее! Ещё сильнее! – подбадривал меня «псих» (действительно псих!), отбежавший в другой конец комнаты и делавший всё возможное, чтобы и полюбоваться результатами моих усилий, и не подставить голову под обстрел. А вот я так и не смогла полностью уберечь себя: несколько ударов всё же пропустила.
– Скажите, вы со всеми так? – упала я наконец в кресло, совершенно обессиленная.
