Евгений Григорьевич Новичихин "Жить долго. Повесть, рассказы"

– Отойди! – приказал он Борьке.

Не успел мальчишка сделать и пяти шагов, как раздался выстрел. Немец рухнул на снег.

Понятно, офицер не имел права устраивать самосуд, тем более при ребёнке. Но война есть война, и трудно сказать, что предшествовало этому поступку в личной жизни самого офицера. В каждой советской семье были свои горькие утраты и свой счёт к фашистам. Наверняка он был и у того офицера.

А Борька прибежал домой без воды, весь дрожа. О происшедшем он смог рассказать матери, то и дело вздрагивая и заикаясь, только к вечеру.

Вскоре после этого Борька стал что-то бормотать во сне, а иногда – и всё чаще – кричать, вскакивать, глядя вокруг ничего не понимающими глазами. Каждый раз Мария, просыпаясь, пыталась успокоить его, гладя по голове, даже баюкая, как малое дитя. Часто просыпался и Юрка, наблюдая за братом с тревогой и жалостью.

Мария считала, что так повлиял на здоровье старшего сына тот злополучный расстрел.

Но однажды ночью, глядя своим безумным взглядом, Борька вдруг отчётливо закричал:

– Коса! Коса!

– Какая коса? – недоумевала на следующий день мать.

Недели две назад отец, вернувшийся с войны израненным, брал с собой Юрку и Борьку на заготовку сена для коровы-кормилицы. Он косил траву на лугу, а сыновья наблюдали за его работой.

– Я тоже хочу косить! – крикнул Юрка.

Остановившись, отец улыбнулся и сказал:

– Тебе ещё рано, подрасти немного надо. А вот Борису можно попробовать.

Борька радостно вскочил, подбежал к отцу, взял косу в руки. Попробовал косить. Получалось у него плохо, он вскоре разочаровался и возвратил косу отцу.

– Ничего, – сказал тот. – Со временем научишься.

– Что у вас там произошло? – не раз и не два спрашивала Мария у мужа. – Почему Борька по ночам косу вспоминает?

– Да всё у нас нормально было, – оправдывался отец. – Не могло там ничто его напугать…

О какой косе кричит Борька, раньше всех догадался Юрка.

– Мам, – подсказал он, – а помнишь, Борька рассказывал нам о косе Насти?

Светло-русую длинную косу своей одноклассницы, которая Борьке, кажется, нравилась, он нашёл невдалеке от разрушенного взрывом погреба. Вероятно, взрывной волной её отбросило вверх и в сторону, поэтому она и уцелела.

Об этой косе Борька рассказал однажды:

– Мы взяли её и торжественно вынесли к могиле. Мы несли косу Насти, точно гирлянду цветов к памятнику. Бабы, увидев нас с косой, одна за другой зарыдали, заголосили и расступились, освобождая нам путь. Мы приблизились, постояли с минуту в полном молчании и одновременно опустили косу, возложив её к могиле…

Юрка хорошо запомнил рассказ брата, потому что он его очень впечатлил.

К отцу Юрка привыкал долго. Когда тот уходил на фронт, Юрка был слишком мал. Вернувшегося с войны отца он просто не признал. Он очень удивлялся, почему мама так радуется незнакомому дядьке, а Борька зовёт его папой. Отец очень переживал, услышав, как Юрка называет его дядей, но был терпелив. Целуя сынишку, он снова и снова повторял:

– Я твой папа…

Были у отца и другие поводы переживать. Однажды немцам удалось – на короткий срок, всего на сутки – захватить деревню, в которой располагалась его воинская часть. Ему, вместе с одним однополчанином, удалось спрятаться от фашистов, укрывшись в сене на чердаке заброшенного дома. Ночью они решили пробиваться к своим, спрятав на этом чердаке свои партбилеты, – на случай, если попадут в плен. Попытка удалась. На следующий день наши взяли село обратно. Григорий и его однополчанин кинулись к знакомому дому за своими партбилетами. Но дома уже не было: он сгорел.

Вернувшись с войны, отец сразу же поехал в райком партии и попросил выдать ему дубликат партбилета. Какой-то райкомовский бюрократ нашел его учётную карточку, долго вертел её в руках, о чём-то думал. И, наконец, изрёк:

– Будете вступать снова, на общих основаниях.

Подавать новое заявление о вступлении в партию он не стал. А обида на то, что с ним обошлись несправедливо, не давала ему покоя. Особенно после того, как получил письмо от того самого однополчанина: тот сообщал, что никаких проблем с получением партбилета у него не было.

3

В первом послевоенном году Юрка пошёл в школу. Когда учительница, Лидия Фёдоровна, знакомилась с классом, расспрашивая каждого о семье, о родителях, Юрка понял, как ему повезло. Его отец вернулся с войны живым, а у большинства первоклашек отцы погибли. Были и такие, у кого погибли и отец, и мама, – их воспитывали бабушки и дедушки.

Особенно потрясла Юрку история Кати, которую он хорошо знал, потому что она жила по-соседству. У Кати не было одного глаза, и некоторые злые мальчишки дразнили её, называя косой. В школе Катя рассказала, как она лишилась глаза. Какой-то фашист потащил её маму в сарай. А она, трёхлетняя, почувствовав беду, плакала и, ухватившись за подол маминой юбки, не отпускала её. Тогда фашист со всего размаха ударил своим кованым сапогом в лицо девочки и выбил ей глаз.

Узнав об этом, мальчишки перестали дразнить Катю. Но у одного второклассника, на переменке, слово «косая» всё же слетело с языка при виде девчонки. И тогда Юрка смело пошёл на обидчика Кати с кулаками. Обидчик был и старше, и сильнее, и Юрка заработал свой первый в жизни фингал под глазом. Когда пришёл из школы домой, мама разохалась, стала расспрашивать, кто его побил, пообещала завтра же к директору школы пойти, чтобы обидчика наказали. Но Юрка молчал как рыба, второклассника не выдал.

А весной Юрку не на шутку перепугала какая-то незнакомая женщина. Когда он на улице играл со сверстниками в прятки, она подошла к нему и запричитала:

– Юрочка, сыночек, как ты вырос!

И вдруг, обнимая его, начала рыдать навзрыд. Рыдая, она пыталась вручить ему какие-то подарки, но Юрка ничего не взял. «Да она ненормальная», – подумал он.

Выскользнув из рук рыдающей женщины, Юрка убежал домой. Но не только испуг овладел им. Было и недоумение: «Почему она назвала меня сыночком?»

Матери он об этой женщине ничего не сказал. Юрка с малых лет привык беречь маму от неприятностей. Своими радостями он всегда с нею делился. Неприятностями – никогда. Он видел, как мама мается с непонятной болезнью брата, как она вся извелась в поисках врачей, которые могли бы чем-то помочь, что-то посоветовать. Постоянно ездила с ним то в районную больницу, то в Воронеж.

Временами ему даже ревниво казалось, что мама любит Борьку больше, чем его. Но он гнал от себя эти мысли, веря: такого не может быть. К тому же, по мере взросления, ему становилось всё понятнее: маму и старшего брата сблизила не только эта болезнь. Их сблизила война, её невероятные тяготы и беды, которые они переживали вместе. Сам-то Юрка в то время был слишком мал, чтобы что-то переживать.

О впечатлившей его встрече с «ненормальной» Юрка стал уже забывать. Но женщина напомнила о себе следующей весной. Всё повторилось, как и в первый раз. Она называла его сыночком, обнимала, рыдала, А Юрка вырвался из её объятий и убежал.

Скрывать от мамы эту пугающую его встречу Юрка больше не стал. Но когда он рассказал о ней, в разговор вмешался Борька. Оказывается, он всё видел.

– Мам, да это же тётя Поля была – бывшая наша соседка.

Всё поняв, Мария, обняла Юрку, прослезилась.

– Мам, ты чего расстроилась? – забеспокоился мальчишка. – Она что – правда, ненормальная?

– Нет, сынок, она очень хорошая женщина, – успокоила его Мария.

– А почему она меня сыночком называет? Почему плачет?

Немного успокоившись, мама рассказала Юрке, что у тёти Поли была дочка. Её звали Танечкой. Танечка родилась в сельской больнице не только в один день, но и в один час с Юркой. В больнице их все в шутку называли двойняшками.

– А мы с тётей Полей тоже шутили и называли вас братишкой и сестрёнкой, – улыбнулась мама.

Потом она погрустнела и сказала:

– Юр, твоя сестрёнка, погибла… Погибла в том погребе, о котором я много раз тебе рассказывала…

Юрка притих.

– Сегодня праздник, – продолжала мама. – Называется он День Жён Мироносиц. Отмечается он в воскресенье, через две недели после Пасхи. Испокон веков в этот день в нашем селе люди на кладбище шли, чтобы помянуть близких своих, ушедших от нас. Значит, тётя Поля приезжала, чтобы на могиле своей дочки побывать. А заодно и тебя увидеть. Она же тебя своим сыночком считает…

– В прошлом году это тоже в воскресенье было, – вспомнил Юрка.

– Ну, вот. Значит, она и в следующем году приедет. Ты уж от неё не убегай больше… – попросила мама.

– А где она живёт? – поинтересовался Юрка.

– Она уехала куда-то в Подмосковье, к своей родственнице. Она ведь одна осталась после войны. Муж её, папа Танечки, погиб на фронте, а родных людей у неё в нашем селе не было. Вот она и уехала…

Рассказав Юрке о тёте Поле, Мария стала вслух размышлять:

– А чего же она ко мне не зашла? Ни в прошлом году, ни сегодня…

И сама ответила на свой вопрос:

– Видать, ей трудно сейчас встречаться со мной. Воспоминания-то у нас слишком тяжёлые…

Тётя Поля приехала и в следующем году, и в следующем… Она приезжала каждый год. Накануне Дня Жён Мироносиц Мария сама напоминала сыну:

– Завтра тётя Поля приедет.

И старалась одеть его во что-нибудь чистое и опрятное.

Когда наступал этот день, Юрка долго высматривал тётю Полю на дороге, а увидев её, сам бежал к ней навстречу. Юрка уже понимал: он – единственная ниточка, которая связывает тётю Полю с прошлым. Понимал и то, почему она называет его сыночком. Она и сама постепенно становилась для него родным человеком.

В первый раз тётя Поля не приехала, когда Юрка учился в восьмом классе. Не приезжала она и потом – три года подряд. Юрка, как всегда, ждал её, высматривая в День Жён Мироносиц на дороге, но тёти Поли не было.

«Что же случилось?» – недоумевал он.

Но спросить было не у кого.

4

Когда Юра, окончив школу и мечтая стать архитектором, поступил в инженерно-строительный институт, тётя Поля появилась ещё раз. В комнате общежития, где их, однокурсников, жило четверо, шла подготовка к зачётам. Она тихонько постучала в дверь и приоткрыла её:

– Юра, ты здесь?

– Тётя Поля! – обрадовался он, кинувшись ей навстречу.

Она и тут не выдержала, заплакала.

– Как давно я тебя не видела, сыночек…

– Тёть Поль, я очень рад тебя видеть. Что же ты так долго не приезжала? – обнимая её, спросил Юра.

– Болела я, Юрочка, очень болела, – ответила она.

Юра уже заметил, что лицо у неё стало осунувшимся, бледным, глаза – впалыми. Подумалось: устала с дороги. Оказывается, дело совсем не в усталости.

– А как сейчас себя чувствуешь? – забеспокоился он.

– Сейчас получше. Но всё равно на таблетках сижу…

– А как же ты меня здесь отыскала? – удивился он.

– Я вчера у твоей мамы была. Посидели с ней, поговорили, наплакались, войну вспоминая… Она мне и рассказала, как тебя найти.

– Тёть Поль, тут такое дело, – стал извиняться Юра, – ребята к зачётам готовятся, завтра сдавать… Давай выйдем в коридор. Там и поговорим.

Тётя Поля стала извиняться:

– Так тебе же тоже надо готовиться! Как не вовремя я…

– Нет, всё нормально – успокоил её Юрий. – Мне зачёт автоматом поставили.

– Как это – автоматом? – не поняла она.

– Это когда зачёт или экзамен не надо сдавать, – как мог объяснил Юра.

– Поняла. Это для тех, кто хорошо учится, так?

Юра не стал вдаваться в подробности:

– Ну, в общем так.

Она посмотрела на него с гордостью и умилением:

– Какой же ты у меня молодец!

Они вышли в коридор. Юра хотел провести тётю Полю в «красный уголок» общежития, но она предложила:

– Юр, я в гостинице остановилась, пойдём туда, в мой номер, там с тобой и поговорим.

– Тёть Поль, я только по пути в институтскую библиотеку зайду. Мне завтра надо начинать к первому экзамену готовиться, учебник возьму.

– Делай всё, что тебе надо, мне спешить некуда.

В гостинице «Маяк» она жила в четырёхместном номере. Но её соседей не было, и никто им не мешал.