Церций посмотрел на мальчишку, который растирал слёзы кулачками по чумазому лицу. Он был напуган, поэтому Церций решил не травмировать его ещё больше.
Церций отозвал свои силы. Мужчина рухнул на землю, быстро пришёл в себя, поднялся на ноги и убежал прочь. Другие культисты ринулись вслед за ним.
Все, кроме одного – той самой рыжей девушки. Она продолжала стоять так же прямо.
– Почему ты всё ещё здесь? – усмехнулся Церций. – Неужели тебе не страшно?
– Кто ты? – вместо того, чтобы ответить на вопрос, девушка задала свой. – Какова твоя цель?
– Я тот, кого когда-то называли наместником Тьмы. Я был побеждён наместником Света, что привело к тирании Света. Теперь я вернулся, чтобы всё исправить.
– Я знаю эту историю, – задумчиво произнесла девушка. – Родители рассказывали, что это произошло незадолго до моего рождения. И я верю, что ты – тот самый наместник Тьмы. Я хочу присоединиться к тебе и помочь в достижении твоей цели. Я никогда не верила в то, что Тьме нужны кровавые жертвоприношения, я знаю, что Тьма куда благороднее. Я всегда хотела служить Тьме, но мне на пути попадались только сумасшедшие культисты. В какой-то момент я сдалась – решила, что служение, которое они предлагают, является истинным. Я примкнула к культистам и, хотя мне не нравилось всё то, что они делали, я пыталась убедить себя в том, что это правильно. Но ты открыл мне глаза. Я хочу помочь тебе, чтобы очиститься от всего того, что я наделала, будучи культисткой.
Церций крепко задумался. Повелительница Тьма не просто так перенесла его именно в это место – он должен был увидеть, какие зверства творят культисты, прикрываясь служением Тьме, должен был убедить их в том, что они не правы. Убедить не получилось, но получилось найти ту, что примкнула к культу от безысходности, но при этом всегда верила в идеалы истинной Тьмы. Пусть это всего лишь одна девушка, но это – только первый шаг. Церций был уверен, что скоро к ним примкнут и другие. К тому же эта девушка может быть не только хорошим последователем, но и напарником. Она отважна и честна – с таким человеком рядом можно многого добиться.
Но вместо прямого ответа Церций спросил:
– Как зовут тебя, отважная?
– Адель. Ты должен был слышать.
– Да, точно, – улыбнулся Церций. – Что же, Адель, мне действительно нужны последователи. И я надеюсь, что ты сможешь помочь мне. Но сначала нужно отвести домой ребёнка.
Церций и Адель посмотрели на мальчишку, который сидел, прижав колени к груди, дрожал и всхлипывал. Церций подошёл к нему и присел на корточки, так, чтобы его лицо было на одном уровне с лицом мальчика:
– Сейчас мы отведём тебя домой, но ты не должен рассказывать родителям обо всём, что здесь произошло. Ты скажешь, что был похищен. – Церций прервался и обратился к Адель. – В деревне знают о твоей принадлежности к культу?
– Нет, – ответила Адель. – Если бы это открылось, меня бы уже не было в мире живых.
Церций вновь обратился к мальчишке:
– Ты скажешь, что был похищен вместе с этой девушкой, а я вас спас. Договорились?
Мальчик молча кивнул. Церций вновь обратился к Адель:
– У тебя есть, во что переодеться? Если ты будешь в этом отвратительном тряпье, то в мою историю едва ли кто-нибудь поверит.
Адель с готовностью сняла с себя чёрные одежды – под ними оказалось простое крестьянское платье. Теперь её едва ли кто-то заподозрил бы в связи с культистами.
По возвращении в деревню, Адель показала Церцию дом, откуда был похищен мальчик. Стоило им подойти поближе, как со двора выбежала молодая женщина и бросилась к мальчику:
– Бран, малыш! Где ты был? Что с тобой случилось?
Мальчик не мог говорить – он только плакал и указывал пальцем на Церция и Адель. Женщина увидела их и воскликнула:
– Адель, что произошло? Кто это с тобой?
– Меня и Брана похитили культисты, а этот человек нас спас, – уверенно солгала Адель.
– Проклятое отродье! – выругалась женщина. – Я должна быть вам благодарна. Давненько эти уроды не похищали девушек, да ещё и одновременно с ребёнком! Чувствую, нас ждут тяжёлые времена.
– Мне удалось их напугать – думаю, они ещё долго вас не потревожат, – заверил Церций женщину.
– Хорошо, если так! Ещё раз спасибо за помощь!
Пришло время уходить из деревни. По пути Церций разговорился с Адель:
– Я знал, что культисты существуют, и знал, что ритуалы их жестоки. Вы похищали детей и приносили их в жертву повелительнице, чтобы восполнить её силы. И я предполагаю, что над девушками проводились иные ритуалы. Какой они имели смысл? Зачем культисты насилуют девушек?
Адель брезгливо наморщила нос:
– Я никогда не присутствовала на таких ритуалах – мне было запрещено, да и не очень-то хотелось. Раньше я не задумывалась над этим, но теперь понимаю – культистов-мужчин вёл животный инстинкт.
– Ты ведь тоже девушка, причём красивая. Тебя тоже…
– Нет, женщин-культисток запрещено трогать против их воли, – резко оборвала Церция Адель. – Если бы я дала согласие, то мной непременно бы воспользовались. Но только если бы я сама захотела. А я не хотела.
Адель всем своим видом показала, что ей неприятен этот разговор, и Церций не стал его продолжать.
В этой деревне больше нечего было делать. Солнце садилось, окрашивая полевые цветы в оранжевый. Церций и Адель уходили, не думая о том, что скоро нужно будет остановиться на ночлег, не думая о том, что делать дальше.
Церций понимал, что ему нужно больше последователей, но не знал, где их найти. Неужели среди культистов? Он решил поговорить об этом с Адель:
– Как ты думаешь, кого лучше рассматривать на роль последователей? Культистов?
– Я бы не стала искать среди культистов, – ответила Адель. – Конечно, среди них могу найтись заблудшие души – такие, как я, – но большинство из них прекрасно всё понимают и просто воплощают в жизнь свои больные фантазии. Кроме того – те культисты, к которым примкнула я, никчёмны, но есть и более крупные и могущественные объединения. Они не позволят нам говорить об истинной Тьме со своими адептами. Да и не стоит, наверное, наживать себе столь могущественных врагов. Тебе-то, конечно, всё равно, но у меня нет таких сил, как у тебя, а ты не сможешь вечно меня оберегать.
– Значит, лучше искать среди простых людей? Насколько мне известно, многие недовольны тиранией Света.
– «Недовольны» – это не совсем правильное слово. Скорее, тирания Света делает их несчастными, но они терпят, потому что считают такой образ жизни правильным. Многие из них просто не знают, что можно жить иначе. Но ты можешь им помочь – рассказать об истинной Тьме, объяснить, что Тьма – это не жуткие ритуалы и кровавые жертвоприношения, что Тьма может сделать их счастливыми. Если мы будем наблюдать за людьми, находить среди них тех, кого тирания Света делает несчастным, а потом говорить с ними и убеждать примкнуть к нам, то мы сможем повести за собой достаточно последователей.
Церций нахмурился, ненадолго замолчал, а потом кивнул сам себе, будто бы что-то решил, и произнёс:
– Хорошо. Именно так мы и поступим.
Глава 4
Спустя пару дней Церций и Адель добрались до ближайшей деревни. Адель была в предвкушении – ей хотелось найти ночлег под крышей, а не под открытым небом. Пусть даже рядом с Церцием, которому не нужен был сон, она чувствовала себя в безопасности, но всё же трава уступала в удобстве мягкой перине.
Но помимо поисков ночлега у Церция и Адель была ещё одна задача – присматриваться к людям, прислушиваться к их разговорам и попробовать найти среди них тех, кто нуждается в истинной Тьме. И вскоре Адель увидела то, что могло заинтересовать Церция:
– Посмотри-ка туда. Мне кажется, это тот, кто нам нужен.
Церций посмотрел, куда указывала Адель. Молодой человек играл на лютне и тихо напевал. Над ним возвышался мужчина постарше – вероятно, отец. Он был явно недоволен поведением сына.
– Давай подойдём ближе, – прошептал Церций Адель, и они незаметно, будто бы просто прогуливаясь, подошли настолько близко, насколько это было необходимо, чтобы подслушать разговор.
– Сын мой, мы были мясниками, это ремесло передавалось из поколения в поколение, – терпеливо говорил взрослый мужчина. – Ты не можешь избежать своей судьбы. Тем более, что Арбитры решили, что ты должен продолжать семейное дело.
– Арбитры? – шёпотом спросил Церций у Адель.
– Потом расскажу, – махнула рукой Адель. – Давай лучше слушать дальше.
– Отец, я не хочу этим заниматься, – молодой человек отвечал так, будто говорил это уже много раз. – Я боюсь крови. Я слишком люблю животных, чтобы причинять им боль. Я просто не хочу этим заниматься, в конце концов!
– Да, по началу может быть сложно, – тяжело вздохнул старший мужчина. – Но ты привыкнешь.
Юноша вышел из себя, вскочил со своего места и прокричал:
– Я не хочу к этому привыкать, отец! Я хочу посвятить жизнь другому!
Отец положил руки на плечи сыну и примирительно произнёс:
– Тише, тише, если тебя услышат Арбитры, то нас обоих накажут.
Однако, когда юноша успокоился и вновь сел на своё место, голос отца вновь стал строгим:
– Чему же ты хочешь посвятить свою жизнь? Этому? – мужчина указал на лютню. – Это несерьёзно. Арбитры считают, что ты принесёшь куда больше пользы, будучи мясником, а они не могут ошибаться.
– Неужели Арбитры совсем-совсем не могут ошибаться? Я верю, что смогу приносить пользу своим творчеством. Я верю, что у меня талант, я не хочу, чтобы этот талант пропадал.
– У тебя есть талант, – вздохнул отец. – И он не пропадёт. Будешь играть на семейных праздниках, радовать нас. Твой талант принесёт пользу – в кругу семьи.
Юноша всем своим видом показал, что не хочет продолжать этот разговор и перебирал струны лютни, выводя грустную мелодию. Мужчина тяжело выдохнул и ушёл.
Адель шепнула Церцию:
– Мне кажется, что сейчас самое время.
Церций кивнул и решительно подошёл к юноше:
– Доброго дня. Красиво играешь.
Юноша с подозрением посмотрел на Церция, перевёл взгляд на Адель, после чего произнёс:
– Я вас не знаю. Кто вы?
– Мы можем помочь тебе решить твои проблемы с отцом.
– Если вы хотите втянуть меня в какой-то культ, то ничего у вас не выйдет, – покачал головой юноша. – Я верен Света.
– Во-первых, никакие мы не культисты, – ответил Церций. – Во-вторых – неужели ты верен Свету даже в такие моменты?
Юноша опустил взгляд и тяжело вздохнул:
– Мне кажется, это какая-то досадная ошибка. Мне очень нравится музыка, все, кто хоть раз слышал, как я играю, говорят, что у меня талант. Я не понимаю, почему Арбитры решили, что я должен продолжить дело своего отца. Я надеюсь, что когда-нибудь они придут в наш дом, извинятся за ошибку и позволят мне заниматься тем, чем я мечтаю зарабатывать на хлеб. А мясничество… Вы когда-нибудь видели, какие у коров глаза? В них порой разума больше, чем у людей в головах. Они всё понимают, они доверяют, особенно если ты заботишься о них с самого их рождения. Ты взращиваешь животное, привязываешься к нему, начинаешь его любить и чувствуешь любовь в ответ, а потом тебе нужно занести над этим живым существом нож и…
Юноша заплакал – горько, навзрыд. Он ни капли не стеснялся своих чувств, не стеснялся незнакомых людей, не боялся показаться слабым. Кого-то такая искренность могла бы расположить, но Церций забеспокоился и шепнул Адель:
– Мне кажется, что он нам не подходит.
– А мне кажется, что мы не в том положении, чтобы выбирать, – так же шёпотом парировала Адель.
– Я просто боюсь, что с нами ему будет ещё хуже. Он какой-то… слишком светлый.
– Он был рождён при тирании Света и вырос при тирании Света, – возразила Адель. – Ему всю жизнь внушали, что всё, что происходит вокруг – единственно верное развитие событий. Каким ещё он должен быть?
Церций почувствовал укол вины. Из-за того, что когда-то давно он не смог одержать победу, целое поколение юношей и девушек было лишено возможности делать выбор, возможности нести ответственность за свои поступки, возможности ошибаться, набивать шишки и пробовать снова, раз за разом. Возможно, кому-то кажется удобным, когда всё решено заранее и нужно лишь делать то, что говорят, но страшно представить, скольких такой порядок вещей делает несчастными. И всё из-за того, что он проиграл столь важную битву. Из-за того, что так долго плавал в темноте, не в силах исправить ситуацию. Из-за того, что повелительница так долго к нему не обращалась…
Церций отдёрнул себя от последней мысли – он не был в праве хоть в чём-то обвинять повелительницу. Тьма не совершает ошибок – если она не призвала его раньше, значит, от этого не было бы толку. Тирания Света нарастала постепенно – сначала людей всё устраивало, но постепенно становилось всё хуже и хуже, что и довело некоторых до отчаяния. Некоторых, но не всех – даже теперь находились те, кого устраивала такая жизнь, а если бы повелительница Тьма вернула его к жизни раньше, то о том, чтобы найти последователей, не могло быть и речи.
Тем временем юноша довёл сам себя до истерики – теперь он рыдал настолько громко, что его отец выбежал из дома и бросился к нему:
– Олаф, что случилось?
Олаф не смог ничего ответить отцу. Только тогда мужчина обратил внимание на незнакомцев, стоящих рядом с его сыном:
– А вы ещё кто такие?
В голову Церция пришла безумная мысль. Отец Олафа должен помнить времена, когда Свет и Тьма шли рука об руку, имели равную власть над людьми. Если он любящий отец – а Церцию показалось, что он любящий отец, – то он должен жалеть, что времена Тьмы прошли, ведь если бы Тьма до сих пор была в силе, то Олафу не пришлось бы закапывать свой талант в землю и заниматься ненавистным делом.
Церций высвободил часть силы – так, чтобы не привлекать лишнее внимание. Церций всё ещё не знал, как меняется его внешность с применением силы, но на отца Олафа эти изменения произвели впечатление – он боязливо осмотрелся, после чего произнёс:
– Я всё понял. Пройдёмте в дом.
Церций и Адель прошли в дом вслед за Олафом и его отцом. Когда все они оказались внутри, мужчина плотно задвинул простенькие занавески, после чего заговорил с гостями:
– Так значит, Тьма решила вернуть себе то, что у неё забрали?
– Вроде того, – ответил Церций. – Когда-то по моей вине Свет получил абсолютную власть, и теперь повелительница вернула меня к жизни, чтобы я всё исправил.
– Вот значит как, – печально улыбнулся мужчина. – Помню, как я тогда был рад, что Тьма исчезла. Нас убедили, что если исчезнет Тьма, то исчезнут и культисты, а я очень этого хотел – боялся за своего маленького сына. Но я быстро понял, что заблуждался – культисты всё-таки украли Олафа. Тогда мне удалось его спасти – я нашёл этих культистов и хорошенько попортил лицо их главному, а остальные сами разбежались. Свет и его адепты никак не помогали мне найти моего сына – я всё сделал сам. Мало того – меня ещё и наказали. Я, оказывается, должен был доложить о культистах, а не устраивать самосуд. И всем было плевать, что тогда мой сын, скорее всего, погиб бы. Они не стали забирать мою жизнь – я был молод, здоров и мог приносить пользу миру. Они не забрали жизнь Олафа – он был ребёнком и мог вырасти достойным человеком.
Громкие всхлипы Олафа прервали речь его отца. Тот успокаивающе похлопал сына по плечу и продолжил свой рассказ:
– Они лишили нашу семью жены и матери. Она была больна, работать не могла, о втором ребёнке мы не смели даже мечтать. Свет решил, что её жизнь ничего не стоит. Тогда я возненавидел Свет, но сделать уже ничего не мог – слишком могущественным он стал. Я был вынужден подчиняться, вынужден воспитывать сына в любви к Свету. Мне было больно смотреть на то, как они пытаются заставить Олафа заниматься тем, для чего он не создан. Но теперь появились вы. Вы сможете всё исправить. Только вот как вы собираетесь это сделать?
– Повелительница не особо посвящает меня в свои планы, – сказал Церций. – Пока что она хочет, чтобы я собрал как можно больше людей, которые пойдут за мной.
Мужчина ненадолго задумался, но потом решительно произнёс:
– Я пойти с вами не смогу – я слишком стар. Но с вами может пойти мой сын. Если, конечно, захочет. Олаф?
– Но отец… – возразил было Олаф. – Если я вдруг исчезну, то у тебя могут возникнуть проблемы. Я не могу этого допустить.
