У нормальных людей в салоне автомобиля есть если не магнитола современной модели, то хотя бы переходник, который можно куда-то воткнуть, чтобы зарядить телефон. У меня не имелось не то что такого устройства, а даже представления о том, куда оно втыкается. А всё почему? Потому что я дура. Не в том плане, что у меня технический кретинизм, просто денег нет на такие излишества, вот я и не загружаю свою голову информацией, которая мне не пригодится. Магнитола есть, да – старая, как и сама машина. Нерабочая. А дура я потому, что замуж по любви вышла, а не по расчёту. Вышла бы по расчёту, не задумывалась бы о том, как в лесу зарядить разряженный телефон. Можно было, конечно, задержаться на полчасика, сунуть адаптер в розетку в доме гостеприимной семейки Никулиных, но меня от этих людей коробило. И ноутбук тоже оказался разряженным, потому что я ночью просто закрыла его, а не выключила.
Пока я страдала на заднем сиденье своего авто над бесполезными девайсами, Борис успел проводить гостей в дом и вернулся ко мне с видом, не предвещавшим ничего хорошего.
– Маш, на этом хламе ездить нельзя, – без долгих вступительных речей заявил он. – Я не говорю, что твой «жигулёнок» прямо сейчас развалится, но долго он точно не протянет. Дело твоё, конечно, но ты ведь всё равно обратно придёшь, а я это ведро потом сюда пригнать уже не смогу. Эвакуаторы тута на каждом углу не стоят, знаешь ли, а трактором мы только крышу по нашим дорогам до дома дотянем.
– Как вы это делаете? – сощурилась я, глядя ему в глаза.
– Что? – не понял Борис.
– Ключ у меня в сумке был, вы не могли незаметно его оттуда вытащить. Вещи мои ночью нашли, по лесу разбросанные. Машина волшебным образом куда-то пропадает, а вы её находите. Здесь какая-то магнитная аномалия, да? Связи нет, Интернета тоже, мозг неправильно воспринимает реальность. Я слышала, что есть такие места, где под землёй залежи каких-то определённых металлов, и именно над этими залежами такая вот ерунда с техникой и людьми происходит. Или это какие-то болотные испарения? Вы здесь всю жизнь живёте, привыкли уже, а у приезжих ум за разум сразу же заходить начинает. В чём причина?
– Хм… – прозвучало в ответ, и на лице Бориса появилась кривая ухмылка. – Разумное объяснение тебе надо? Научное? Чтоб по молекулам разобрать можно было? А нет такого, Маш. В любой дом здеся постучи, и все тебе одно и то же скажут – места у нас особенные. И каждый про какие-то свои особенности расскажет, потому как лес этот разным людям разное даёт. Кому здоровье, кому покой душевный, кому долголетие.
– А вам он что дал?
– Мне? – вскинул брови мужчина. – Так я не живу здеся. Меня отец к себе забрал, когда пришла пора в школу идти. Мухинский я. Тама вырос, тама семья и работа. А к матери на выходные только приезжаю.
– А вы разве не на пенсии? – удивилась я.
– На пенсии, – кивнул он. – И работаю, пока здоровье позволяет. Молодёжь-то по городам разбегается, их к земле не тянет, а старики остаются. Животинку какую-никакую держат. Козочки, барашки… У Семёныча в пятом доме вон конь есть. Толку от того коня никакого, старый он, жрёт только, а Петьке до души. Ветеринар я, Маш. У нас тута один ветпункт на дюжину сёл, а врачей двое всего. В город-то не всегда поехать можно, ежели чего, а мы под боком, помогаем. И в охотхозяйстве я вчерась тоже по работе был, хоть и выходной. Пёс у них сторожевой прихворал, посмотреть попросили. А по пути шлагбаум закрыл вечером.
– По пути? – скептически приподняла я бровь. – По-моему, это вообще не по пути.
– Так я ж в обход туда хожу, – пояснил Борис. – По дороге только. Через развилку у моста ближе, потому и по пути. А через лес нельзя.
– Почему?
– Так леший ведь. Он тута вреднющий…
Ну вот, приехали. Только мне начало казаться, что у старика просветление случилось, и с ним нормально поговорить можно, а он опять в мистику ударился.
– Ладно, спасибо за информацию, мне пора, – вздохнула я, пересела с заднего сиденья за руль, завела двигатель, тронулась с места…
Со стороны задних колёс послышался жуткий скрежет, которого точно не было слышно, когда Борис подгонял машину ко двору. Через пару метров мою несчастную «семёрку» и вовсе резко перекосило на одну сторону, поэтому пришлось признать, что ехать на ней действительно опасно.
– Колесо почти отвалилось, – сообщил мне Борис, когда я, скрипя зубами от злости, выбралась из салона.
– Пешком дойду, – рыкнула ему в ответ, забрала сумку с ноутбуком и телефон и ушла по-английски.
А толку-то прощаться? Сами же сказали, что всё равно вернусь, так зачем впустую слова тратить?
Глава 5. Какая-то связь
Спустя два с половиной часа я сидела на брёвнышке у могилки Марфы Оленевой и с тоскливым видом жевала пирожок с капустой, щедро пожалованный мне заботливым Борисом. Не смешно нисколечко. Я ведь и до моста дошла, и на другой берег благополучно перешла, и даже слышала звук автомобиля где-то впереди, а потом мне навстречу выехал тот самый серебристый внедорожник, на котором к Никулиным приехали гости. Навстречу! Это же нелогично, неправильно и… И снова развилка с двумя дорогами, левая из которых в этот раз не пыталась увести меня чёрт знает куда, а просто закончилась болотом там, где раньше кот Батон заставил меня с неё сойти. Я потом даже по сторонам не смотрела – просто шла туда, куда ноги несут, и в итоге вышла к кладбищу. Борис уже ждал меня там – сидел на огрызке бревна, уплетал пирожки и бесил меня насмешливым взглядом.
– Ну допустим, – хмуро проворчала я, даже не думая смиряться со своей участью. – Допустим, это какой-то паранормальный супермегаквест, участвовать в котором меня заставили некие высшие силы без моего на то согласия. Машина сломана, связь с внешним миром только через вас или через ваших гостей. Если я завтра не явлюсь на работу и не предоставлю директору хоть какой-нибудь отчёт, меня уволят. На работе всем будет наплевать, куда я исчезла, и в полицию заявлять о моём исчезновении никто не пойдёт. За квартиру мне платить через неделю. Хозяйка обнаружит, что меня нет, но тоже не станет никуда об этом заявлять. Позвонит несколько раз безуспешно, а потом соберёт мои вещи и пустит новых квартирантов. Поскольку я интроверт, друзей у меня нет. С родителями отношения натянутые, мы практически не общаемся. Банк просто рано или поздно подаст на меня в суд, если не будет платежей. Получается, что при живой родне и море знакомых людей я абсолютно одинока и никому не нужна. М-да…
– Пожалеть тебя? – участливо осведомился Борис, протягивая мне пластиковую бутылочку с холодным компотом.
– Нет, я просто пытаюсь понять правила этой дурацкой игры, – пожала я плечами и засунула в рот остатки пирожка.
– А-а-а… – понимающе протянул дед и снова замолчал.
– Пофему у Мавфы квефта нет? – прочавкала я, не желая сидеть в тишине.
– Квеста? У Марфы? – не понял Борис.
Пришлось дожёвывывать сладкую сдобу и пояснять.
– Креста на могиле нет, табличка только.
– А, это… – наконец-то сообразил он. – Она сама не захотела. Тогда времена-то другие были. Коммунизм, идеология, святая вера не в чести… Марфа говорила, что лицемерие это – Бога отрицать, но по традиции всех неверующих отпевать и кресты у могил ставить. Она учительницей была. Партийная, ответственная.
– И неверующая?
– Ну отчего же неверующая? Душой много во что верила, да говорила об этом мало и не показывала никому. Ведьма она.
– Ага, – кивнула я. – Раньше только леший был и призрак с квестами, а теперь мы с мёртвой ведьмой дело имеем. Весело. Ну ладно, допустим. Я уже и на ведьм согласна, и на леших, и на русалок, и на чертей рогатых, лишь бы домой попасть. Батон ваш, надеюсь, не говорящий?
– Нет, он просто умный, – широко улыбнулся Борис. – А русалок здеся нету, не боись.
– Ну хоть это радует, – поморщилась я и потянулась за следующим пирожком, мысленно отметив, что собеседник упомянул только про русалок, а про чертей не сказал ничего. Мне только их для полного счастья не хватало.
– Лесавки есть, – неожиданно последовало откровение.
– Кто? – скривилась я.
– Лесавки. Лешего нашего родня. И моховики. Они страсть как не любят, когда зелёную ягоду берёшь, поэтому рви только спелые. В омуте за деревней водяной живёт, тама рыбу ловить нельзя. Мать тебе говорила, как однажды нашу реку сбросами отравили, да? Ну так вот тогда он тоже чуть не помер. Так чёрной жижей булькал… Думали, всплывёт кверху пузом. А потом ничего, оклемался.
– Угу, – кивнула я и глупо хихикнула. – Водяной. Класс! Тоже вреднющий? Как и леший?
– Ещё вреднее, – уверенно закивал Борис.
«Если хочешь поймать маньяка, нужно думать как маньяк», – вспомнила я фразу из какого-то фильма. В моём случае она звучала бы так: «Если хочешь сбежать от психов, нужно думать как психи». Это сложно. Для меня лес – это лес. Мох, торф, хвойные иголки, шишки, берёзы, ели, сосны, грибы, ягоды, птицы, звери… И в трёх соснах люди теряются не потому, что их леший запутывает, а потому что все деревья одинаковыми кажутся. Сложно вот так вот сходу в детство удариться и снова начать в лесную нечисть верить. Но нужно – домой-то хочется.
– А кладбище-то это освящённое? – задала я вопрос, вспомнив о том, кто приводит меня к могиле Марфы Оленевой.
– Естественно! – фыркнул Борис.
– А как тогда леший сюда заходит? Он же нечисть.
– Он хозяин этого леса. Где хочет, тама и ходит. Здеся мы для него нечисть вместе со всеми нашими убеждениями и принципами, – последовал вполне логичный для сумасшедшего ответ. – Пойдём, Маш. Мать щей наварила из кислой капусты, ужин уж скоро, а мы не обедали ещё. И не пытайся охватить умом всё сразу, так только ещё сильнее запутаешься. Подумай лучше, какая связь у тебя с этим местом быть может. Родня, работа, знакомства… Не прямо, а хоть как-нибудь чтобы причина была.
– Угу, – опять кивнула я и вздохнула.
Ну какая связь? Я родилась и выросла за полторы тысячи километров от Лесного. Мама, папа, братик – они вообще дальше двадцати километров от нашего посёлка не уезжали никогда. Вру, брат уезжал, когда его в армию призвали. Под Питером где-то служил. Эти два года покоя были лучшими в моём детстве. А потом он вернулся и женился почти сразу же, студентом ещё. Жену свою Сонечку к нам жить привёл. Квартира у родителей трёхкомнатная, места вроде всем хватало, но три хозяйки на одной кухне – это явный перебор, поэтому Соня решила туда не соваться, и мама тоже сочла, что мне одной будет комфортнее. Я школу заканчивала тогда, а они из меня кухарку сделали. Да и вообще отношение стало, как к прислуге, поэтому мы и начали ссориться. Я мечтала побыстрее получить аттестат и удрать куда-нибудь подальше. Получила. Удрала. Поступила на юрфак в подмосковном институте, общагу выпросила. А потом с Дёмой познакомилась.
Демид – художник. Натура тонкая, творческая и ранимая. Это он убедил меня имя сменить, потому что «Элеонора Оленева» звучало бы, по его авторитетному мнению, слишком пафосно и вульгарно. Марфа Оленева – это по-русски, это красиво. Дурак самовлюблённый. А я втрескалась в него по уши. Свидания, прогулки, выставки, романтика… Для провинциальной девочки это всё казалось праздником жизни. Когда родителям сообщила, что замуж за художника выхожу, у мамы чуть удар не случился. Мы за два года до этой новости с ней и нескольких фраз друг другу по телефону не сказали, а тут она сама позвонила и начала втолковывать мне, что я совершаю самую ужасную ошибку в своей жизни. Нельзя выходить замуж за творческих мужиков – две следующие недели я только это и слышала на все лады. Потом я заявила, что уже взрослая и могу сама своей жизнью распоряжаться. Посоветовала маме засунуть её мнение куда подальше и пошла с Дёмой в ЗАГС.
У Дёмы квартира своя, и его родители к нему в личную жизнь не суются. Он меня из общаги к себе забрал, но после свадьбы как-то очень быстро всё превратилось в рутину. У него образования нет, он самоучка. Картины не выставляются нигде, никто их не покупает. Друзьям на заказ портреты рисовал – вот и весь доход. А я же студентка-очница, мне работать некогда. В долги по уши влезли. Я на последнем курсе на заочное перевелась, чтобы на работу была возможность устроиться. Подрабатывала то тут, то там. Жили не то чтобы бедно, но скромно. Когда я диплом получила и на доходную должность устроилась, у Дёмы аппетиты выросли – какие-то взносы за выставки платить, на которые меня ни разу никто не пригласил, одеваться хорошо, стричься в салонах, а не в парикмахерской на углу нашего дома. Я с него пылинки сдувала, думала, что моей любви на двоих хватит, а её не хватило. «Твой унылый вид загнанной лошади убивает всё вдохновение», – однажды заявил он мне и привёл в дом другую лошадь. Красивую, не загнанную и вдохновляющую.
Мне было двадцать шесть, разведёнка, два кредита – с такими заслугами возвращаться домой казалось позорнейшим из позоров. Я сложила в большую спортивную сумку только всё самое необходимое, уволилась с работы, купила билет на поезд, села в вагон и уехала подальше и от родни, и от бывшего мужа. Так я и очутилась в городе Вырвинске, в сотне километров от которого в густых лесах пряталась странная деревенька Лесное. Мне это бегство очень дорого обошлось. Я почти год одним кредитом другой перекрывала и наоборот, чтобы и флигель съёмный оплачивать, и с голоду не загнуться. Потом устроилась в это агентство, и дела пошли в гору, но даже сейчас приходится отдавать почти всю зарплату в кредиты, потому что сроки поджимают, а неустойки за просрочку зверские. Машину за бесценок купила, чтобы в командировки ездить, потому что это было обязательным условием при трудоустройстве. У меня даже прописка временная, и она, кстати, тоже скоро заканчивается.
Где искать связь? То, что я Марфа Оленева – это заслуга исключительно моего бывшего мужа. В город этот я приехала случайно – просто услышала название в очереди на железнодорожном вокзале и сказала кассиру то же самое: «Один плацкартный на ближайший до Вырвинска». На работу в агентство по объявлению устроилась, а в Лесное меня директор отправил.
«Чтоб ему черти в Аду дровишек под сковороду побольше подкинули», – уже в который раз мысленно пожелала я своему шефу, топая по тропинке следом за Борисом. Вот зачем нашему директору это Лесное? Мне и ехать сюда не надо было, чтобы сказать, что он местную недвижимость сроду никому не продаст. Вложения в бабку, которая умирать не собирается, в разы превысили бы вероятную прибыль от такой сделки. Вероятную – ключевое слово. В такую глушь без благ цивилизации разве что сектанты какие-нибудь жить поедут. Или психи вроде Никулиных, на сказках и суевериях повёрнутые. Не нужно жильё здесь нормальным людям.
На этой мысли я споткнулась о какую-то корягу и растянулась на тропинке во все свои сто шестьдесят четыре сантиметра роста. Чертыхнулась, встала на четвереньки, постояла так немного, пытаясь справиться с головокружением, а потом обнаружила, что у меня снова начались зрительные галлюцинации. Мы к этому моменту уже почти до крайнего дома дошли, я собственными глазами покосившийся забор видела, а теперь прямо передо мной были река и деревянный мост. Тот самый мост с кривой сосной справа по берегу. И машина моя тоже каким-то немыслимым образом очутилась здесь – на траве справа от дороги.
Отказываясь верить собственным глазам, я обошла её со всех сторон – стоит ровно, и все колёса на месте. Села за руль, завела двигатель – не рычит. Гневно отогнала мысль о том, что было бы неплохо съездить и посмотреть, сколько ответвлений теперь на развилке – два или три. «Не надо искушать судьбу, Марфа Алексеевна», – сказала самой себе, медленно переехала мост и поехала дальше, дальше… Когда впереди замаячили просвет между деревьями и бетонка, я чуть не заплакала от радости. Вдавила педаль газа в пол и помчалась домой, не забыв по пути заскочить на заправку, потому что в бензобаке было уже почти совсем пусто.
Через два часа я стояла под душевой лейкой в ванной съемной квартиры и с блаженным выражением лица смывала с себя пыль, грязь и дурные воспоминания о прошедших сутках. В единственной жилой комнате благополучно заряжались от нормальной розетки ноутбук и телефон. В кухне меня ждали закипевший уже чайник и бутерброды с дешёвой чесночной колбаской – не ахти какой ужин, зато дома. «Даже думать не буду о том, почему лес вдруг решил меня отпустить», – сказала я самой себе и честно не думала об этом аж до следующего утра.
Глава 6. Дурные вести
– Оленева, ты на пикник собралась или на работу пришла? – брезгливо уточнил директор, пройдясь оценивающим взглядом по моей старенькой голубой блузке и не менее стареньким, но чистым и целым джинсам.
Ну да, нарушила дресс-код сверху донизу, но выбор-то у меня был невелик – либо идти на работу в том, что есть в шкафу, либо опоздать, но купить новый костюм, потратив при этом часть денег, которые через неделю нужно отдать хозяйке за квартиру. Я выбрала первое, потому что выволочка от начальства и символический штраф менее затратны, чем новые шмотки.
– Извините, Глеб Артёмович, я просто костюм вчера в лесу испортила и…
– Это ты так сейчас намекаешь, что у тебя зарплата маленькая? – уставился шеф на меня свирепым взглядом поверх очков.
– Это я так пытаюсь объяснить, почему пришла на работу в таком виде, – вздохнула я. – К зарплате у меня претензий нет.
– Точно нет? – ядовито уточнил он. – А то ведь я могу это очень быстро исправить.
Начальство в дурном расположении духа – это плохо. Пятница, все устали. Если честно, то к нам в офис вообще редко кто заходит, мы сами везде катаемся по служебным поручениям, поэтому требование к чёрному низу и белому верху – это просто блажь Глеба Артёмовича. У него вообще характер противный. Вреднющий, как сказал бы Борис.
– Точно нет, – уверенно кивнула я, смирившись с мыслью о покупке нового костюма.
Директор ещё раз окатил меня брезгливо-уничтожающим взглядом, откинулся на спинку кресла и поинтересовался:
– Что там по Лесному?
– А ничего, – пожала я плечами. – Дом оформлен на сына Никулиной. Ему шестьдесят семь, и у него несколько наследников. Это не наши клиенты точно.
– Как на сына? – недоверчиво сощурился шеф, вынул из стола папку с документами, перелистал содержимое и хмуро сдвинул брови. – Чёрт. У меня, наверное, выписка старая.
– Угу, – кивнула я. – Очень старая. Бабуля сыну подарок на пятидесятилетний юбилей сделала, а это семнадцать лет назад было.
Глеб Артёмович посмотрел на дату выписки и протянул документ мне.
– Месяц, Маш.
Документ и правда был датирован маем этого года, и собственником жилого дома и земельного участка в нём значилась Никулина Клавдия Ильинична.
– Этого не может быть, – замотала я головой. – Я смотрела документы на дом и на землю. Свидетельства старые ещё, печати и штампы все на месте.
– Они ведь могли и обратную сделку сделать, Маш. За семнадцать-то лет.
– Не могли, – возразила я и вернула ему выписку. – Здесь правоустанавливающим указано свидетельство о праве на наследство, и в договоре дарения тоже оно. Если бы была обратная сделка, в выписке было бы предыдущее дарение указано. В реестре ошиблись, наверное. Я закажу повторную выписку.
– Закажи, да, – кивнул директор. – А дом-то ты посмотрела? Фото есть?
– Они не разрешили фотографировать, – соврала я. – Там квадратов пятьдесят, не больше. Одна большая комната, две маленьких, кухня и пристройка. Состояние так себе, но стены ровные. Потолки низкие. Санузла нет, удобства во дворе.
– Но снаружи-то можно было сфотографировать.
– У них собака злая, – выдала я очередную ложь, чтобы не оправдываться из-за разрядившегося телефона. – И сын этот тоже неадекватный. Мне сразу уехать пришлось.
– Сразу? – скептически приподнял бровь Глеб Артёмович. – А где ты, в таком случае, вчера весь день шлялась?
– Ночевала в лесу, а с утра шла пешком до ближайшего населённого пункта, чтобы эвакуатор вызвать. У меня машина в колею провалилась. Там же ни дорог, ни связи нет.
– Ладно, иди работай, – махнул он рукой. – Выписку занесёшь сразу, как только пришлют, а потом уже по обстоятельствам будем решать, что дальше делать.
А что дальше делать? Я привыкла верить своим глазам. Не знаю, почему у директора оказалась такая странная выписка, но она явно была ошибочной. Или другой вариант – штампы и печати на документах Никулиных липовые, что маловероятно, поскольку есть ещё и красивое свидетельство с номером записи в реестре о сделке и переходе права собственности. Два свидетельства – одно на дом, а второе на те несчастные восемь соток земли, которые к этому дому прилагаются. Я была больше чем уверена, что новая выписка подтвердит мои сведения. Но шефу-то другую подсунули. И в довесок дезинформацию о том, что старушка одинока. Зачем? Кому это всё надо? Шутка что-ли чья-то глупая?
У меня хватало работы и помимо этого объекта, но привычка всё доводить до логического завершения заставляла постоянно возвращаться мыслями к дому в Лесном. Вернувшись на своё рабочее место, я открыла в компьютере нашу внутреннюю, служебную карту региона, где специальными значками отмечались объекты в работе и уже отработанные с указанием имён сотрудников, которые занимались оформлением сделок, и других – которые обслуживают стариков. Программа с картой была разработана по заказу агентства, и ею пользовались все сотрудники, за исключением разве что уборщицы. Красная метка – новый объект, рента ещё не оформлена. Жёлтая – объект в работе, ведётся сопровождение клиента. Зелёная – клиент умер, объект унаследован агентством и выставлен на продажу. Это если упрощённо, на самом деле там много детальной информации, что очень удобно. Например, всегда можно посмотреть, на какой стадии находятся документы по дому или квартире, где живут взятые нами на содержание старички.
Проблема заключалась в том, что на моём компьютере эта программа всё время глючила. Вот и в этот раз я минут десять потратила только на то, чтобы её загрузить, а на вводе адреса снова всё зависло.
– Помочь? – заглянул мне через плечо коллега Костик, работающий в агентстве дольше всех других сотрудников юридического отдела.
– Да, у меня тут ситуация по объекту странная, – кивнула я и пустила его за свой компьютер. – Представляешь, у шефа по документам одно, а у собственников совсем другое.
– А на карте-то ты что хочешь найти? – удивился Константин.
– Хочу убедиться, что на метке моё имя стоит, – поморщилась я.
– Боишься, что за нарушение дресс-кода Артёмыч тебя на зарплату кинет? – усмехнулся коллега. – Проще списком твои объекты вывести.
– Нет, списком не надо, я по карте хочу посмотреть. Я там заблудилась, Кость. С навигатором, представляешь? Вообще такая история непонятная. Старики эти чокнутые, кладбище, мистика… Короче, долго объяснять.
– Пойдём за мой комп, там быстрее будет, – предложил он.
Конечно, быстрее – у него-то компьютер новенький, а за моим, небось, до меня человек тридцать сотрудников от тоски умерло. Хорошо, когда начальство тебя любит и ценит. Костю Глеб Артёмович ценил очень высоко – ни одной сорванной сделки у парня, а в суде ему вообще равных нет. Да-да, в суде. А что? И такое бывает. Берём в работу умирающего старичка, заключаем с ним договор, а он через полгода умирать передумывает и бежит в суд жаловаться, что мы мошенники. Не очень часто, но такое всё же случается, и Костя все эти суды всегда выигрывает.
– Что искать-то? – вопросительно посмотрел он на меня, открыв программу.
