8 ступенек к свободе
Михаил Иоффе
В "Братьях Карамазовых" Великий Инквизитор изложил своё видение мира и пошел из камеры Иисуса, так и не услышав ни слова. Но в последний момент Иисус остановил его. Остановил, чтобы ответить. Что происходит с человеком при общении с Б-гом, да ещё такой бесконечной и светлой силы, как Иисус? А если при этом сам слушающий человек обладает умом и мощью. Могут ли произойти в нём перемены или сила выработанного жизнью мнения несгибаема? Может ли человек на равных спорить с богами? Какую роль играет честность перед самим собой? На эти вопросы я пытаюсь дать ответ в своей повести "Искупление Инквизитора".
Михаил Иоффе
8 ступенек к свободе
Искупление Инквизитора
…А видишь ли сии камни в этой нагой раскалённой пустыне? Обрати их в хлебы, и за Тобой побежит человечество как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее…
…Но Ты не захотел лишить человека свободы и отверг предложение, ибо какая же свобода, рассудил Ты, если послушание куплено хлебами? Ты возразил, что человек жив не единым хлебом…
…Убедятся тоже, что не могут быть никогда и свободными, потому что малосильны, порочны, ничтожны и бунтовщики. Ты обещал им хлеб небесный, но, повторяю опять, может ли он сравниться в глазах слабого, вечно порочного и вечно неблагодарного людского племени с земным?..
…Они будут дивиться на нас и будут считать нас за богов за то, что мы, став во главе их, согласились выносить свободу и над ними господствовать – так ужасно им станет под конец быть свободными…
…Вот что значил этот первый вопрос в пустыне, и вот что Ты отверг во имя свободы, которую поставил выше всего. А между тем в вопросе этом заключалась великая тайна мира сего. Приняв «хлебы», Ты бы ответил на всеобщую и вековечную тоску человеческую как единоличного существа, так и целого человечества вместе – это: «пред кем преклониться?»…
…Так ли создана природа человеческая, чтоб отвергнуть чудо и в такие страшные моменты жизни, моменты самых страшных основных и мучительных душевных вопросов своих оставаться лишь со свободным решением сердца?..
…чуть лишь человек отвергнет чудо, то тотчас отвергнет и Бога, ибо человек ищет не столько Бога, сколько чудес…
…Мы исправили подвиг Твой и основали его на ЧУДЕ, ТАЙНЕ и АВТОРИТЕТЕ. И люди обрадовались, что их вновь повели как стадо и что с сердец их снят наконец столь страшный дар, принесший им столько муки…
…О, мы убедим их, что они тогда только и станут свободными, когда откажутся от свободы своей для нас и нам покорятся…
…Знай, что и я был в пустыне, что и я питался акридами и кореньями, что и я благословлял свободу, которою Ты благословил людей, и я готовился стать в число избранников Твоих, в число могучих и сильных с жаждой «восполнить число». Но я очнулся и не захотел служить безумию…
Ф.М. Достоевский. Братья Карамазовы
Легенда о Великом инквизиторе
Часть 1
ДИАЛОГ
Иисус пошёл к двери, но остановился. Он внимательно посмотрел на Инквизитора.
– Ты был искренен со мной. И говорил убеждённо.
Он вернулся и присел на скамью.
– Я не хочу уйти молча, не сказав тебе то, что думаю я. Ты достоин большего, чем молчание.
Он помолчал и снова посмотрел на Инквизитора своим грустным пронизывающим взглядом.
– Хочу спросить тебя, а так ли глубоки твои убеждения? Так ли уж безоговорочно ты уверен в своих взглядах? Разве не ощущал ты беспокойство, говоря со мной? Разве не вздрагивало сердце твоё каждый раз, когда ты возражал против мыслей и дел моих?
Старческие глаза Инквизитора широко раскрылись и вспыхнули недобрым блеском. Но теперь молчал он.
– Ты говоришь, что людям непосильна моя свобода. Что только тысячи пойдут со мной, а о тысячах миллионов позаботишься ты, ты и такие, как ты. Ты действительно веришь, что заботишься о них? Ты действительно веришь, что хочешь дать им то, что им надо, что они искренно хотят этого всем существом своим, душой своею? Дух свой они хотят насытить лишь хлебом своим? Познавать этот мир, бесконечное величие его, безграничную любовь и красоту его – и всё это лишь для конечного куска хлеба? Или ты отказываешь людям в наличии Духа? Духа, который идёт из истока, и исток этот – в Царствии Отца моего небесного. Нашего Отца!
Инквизитор ещё больше выпрямился, и ещё сильнее сверкнули его глаза, но опять сдержался и промолчал.
– Страшную правду открою я тебе. Ты, наверное, и сам её понимаешь, но боишься сказать это, даже самому себе сказать боишься.
Старик напрягся.
– Не о людях заботишься ты, а о себе. О себе и о хозяевах твоих. Ты сам признаёшь, что держите вы людей во лжи. А разве может истина твориться во лжи? И вся ваша забота о людях – не дать умереть им от голода и от войн, чтобы паслись они, как послушное стадо на ваших лугах. И среди послушных овец ваших отбирают самых сильных, чтобы правили они остальными, ибо лучше понимают сородичей своих. Не ты ли одна из таких сильных овец?
Губы старика сжались ещё плотнее.
– А задумывался ли ты, да наверняка задумывался, зачем хозяевам твоим пасти такое большое стадо? Может, и ответ знаешь?
Иисус взглянул на него, но Инквизитор, не мигая и не отводя глаз, смотрел на Иисуса.
– Ты говоришь, что мучаешься ото лжи этой, но берёшь на себя муки эти во имя людей, чтобы пребывали они в своей сытой и сладкой иллюзии изобилия хлебов. Может быть, ты и мучаешься, а хозяева твои? Насколько волнует их ложь ваша? Ты усмехаешься, зная, как люди побегут собирать хворост под сожжение моё, даже зная, кто я, от страха ли, от черноты души ли, от стремления к порядку, от радости подчиняться силе, от бездумия жизни своей. Но не так ли насмехаются над тобой хозяева твои, взирая, как в сознательной лжи поддерживаешь порядок ты, как восхищаешься их силой в сознании ничтожности силы своей, в надежде возвыситься и стать сильнее? Ты станешь сильнее, если будешь хорошо служить им, но во имя чего? Думал ли ты об этом?
Инквизитор чуть сгорбился и продолжал слушать.
– Знаешь, в чём главная ошибка твоя? Ты торопишься. И в торопливости своей ты потерял ощущение смысла бытия своего. Ты заменил его порядком. В поисках порядка ты решил опереться на силу, потому что сила даёт порядок быстрее. В поисках силы ты нашёл тех, кто эту силу даёт. И, прикрываясь именем моим, предал меня. Но порядок этот непрочен, это лишь иллюзия порядка. Парадоксально, не правда ли? Искусив людей хлебами, ты обратил их жизнь в иллюзию. Ты построил порядок, которым ты так гордишься, ибо столько сил и умения ты отдал этому. Сколько крови, жестокости по отношению к убиенным, сколько разрушенных жизней и семей, сколько совращённых душ тех, кто собирал хворост для костров твоих. Отец твой на небесах дал тебе долгую жизнь, и ты посвятил её строительству своего порядка. Порядок становился всё устойчивей, каждый знает в нём своё место, все склонили свои головы перед тобой. И в конце жизни своей ты осматриваешь своё творение, которое кажется столь совершенным, и… видишь, что построил иллюзию порядка.
– Нет, – вырвалось у старика, – этот порядок вечен!
– Такую же иллюзию, которую ты создал для стада своего.
– Я выше стада, Я пастух, Я даю направление, куда идти, что делать, как лучше выращивать хлеб, Я даю им спокойствие и уверенность!
– Брат мой, ты не ведаешь, что творишь. Ты думаешь, что время будет всегда бежать одинаково? Но поверь мне, скоро оно побежит быстрее, потом ещё быстрее, и вы потеряете контроль над ним. И вот вторая ошибка, которую совершил ты. В стремлении своём создать порядок ты решил отключить людей от их Духа. Но ты не понял, что, убив дух сей в душах людей, ты убил и человека. Разве дерево без корней может выжить? Оно плодоносит некоторое время, но обречено рухнуть.
– Я подпитываю это дерево, – усмехнулся Инквизитор, – Я даю ему всё, что нужно.
– Не ты породил его и не тебе знать, что нужно ему. Придёт время, и без Духа люди не смогут даже хлеб выращивать, и не сможете вы ничего сделать с этим. А без хлеба рухнет и твой порядок, ибо ничего другого не осталось.
– Ты ошибаешься, Иисус, – твёрдо сказал Инквизитор, – этот порядок вечен. Только не мешай мне. Уходи и не мешай, и ты узреешь плоды мои.
Иисус помолчал и продолжил.
– Ты говоришь, что, показав людям чудо, можно увести их за собой. Ты удивишься, я не против чуда. Я думаю, люди иногда должны видеть чудеса, но с какой целью – это главное. Чудо должно придать силы человеку, сделать его чуть уверенней, но не должно быть главным в его жизни. Не чудо должно направлять человека, а он сам, развившись, притягивать к себе чудеса. Кому определено, тот узрит, кому ещё рано, не узрит, а узрит – не почувствует, а почувствует – не поверит. Если дать богатырю еды невиданной, только укрепятся силы его, если дать ту же еду ребёнку, сила эта раздавит его и искалечит.
Многие чудеса делать могут. И если делает кто-либо чудеса сии ради денег или гордыни своей, то раздаёт он их всем подряд, ибо не о людях думает он, а о себе. И неважно ему, что будет с людьми потом. Если чудо правильное и к месту, то выходит человек мыслями светел и духом возвеличен. И огонь горит в нём, но не тот, что сжигает, а тот, что поддерживает, огонь творящий. Если же чудо неправильно, то становится он завистлив и напуган, и не сердца просит он, а силы, а если и зажжётся огонь в душе его, то и сам он в нём сгореть может и других сжечь.
Инквизитор впервые о чём-то глубоко задумался, слова Иисусовы задели его. Он едва не поддался порыву что-то сказать, но сдержался.
Иисус подождал, наблюдая за ним.
– Ты говорил также, что людям нужен авторитет. И опять лукавишь ты. Не слово важно, а какая цель в нём. Ребёнок родившийся – разве не авторитет для него родители его? И если есть у родителей любовь истинная, то всё сделают они для блага дитя своего, не душить будут своими руками, а подставлять руки, чтобы крепче стоял он на ногах. Не навязывать мысли свои из страха, что ребёнок вырастет непохожим на них, но помогать ребёнку мыслить самому, ибо уважают они ребёнка своего, ибо во главе всего любовь.
Такой ли авторитет ты хочешь? Нет, ты желаешь, чтобы люди стояли перед тобой подчиняющиеся, смирные, запуганные. А ты был бы кесарем среди них.
Ты когда-нибудь задумывался, почему люди идут за мной? Почему они решают обменять надёжное, видимое и осязаемое на нечто невидимое и неосязаемое? Что они должны ощущать в душе своей? Не все, но те, кто избавился от соблазна твоего, кто понял, что хлеб нужен для утоления голода и поддержания жизни, но не хлебом единым жив человек. Перестав гнаться за количеством хлеба, оперевшись на мой авторитет, облегчили они души свои и, взлетев, ощутили чудо бесконечности. Разве будет гнаться за количеством тот, кто понял, что любое количество конечно, а он может получить бесконечно много и при этом не обделить никого?
Инквизитор ухмыльнулся и первый раз ответил:
– Долго же ты искал таких людей. Я вижу другое и не могу не верить в то, что вижу. Вокруг меня люди, которые просто желают выжить, на уровне хлеба, для себя и своей семьи. Им нет дела ни до какой бесконечности, они не знают и не хотят знать этих слов, тем более размышлять об этом. Эти люди живут, не поднимая головы, и ходят в церковь, чтобы немного успокоиться и не одичать полностью. И моя церковь даёт им всё, что нужно. Я вижу и других людей, которые приподнялись над голодом и пищей. И что же? Что движет ими? Деньги, власть и страх потерять деньги и власть. Деньги, власть и страх – вот три рычага, управляя которыми можно дать этим людям чувство значимости, сделать их жизнь наполненной борьбой, интригами, удовольствиями, – и моя церковь даёт и этим людям всё, что им надо. Есть, наконец, элита, те, кому не нужны деньги и власть ради денег. Это моё окружение. Для нас главное – порядок. И мы добиваемся его. Давая еду бедным, раздавая деньги и власть и держа всех в страхе, чтобы знали свои границы. Да, я использую твоё имя, но разве ты будешь сердиться на это? Разве великая цель не оправдывает такое средство? – Инквизитор улыбнулся.
Иисус печально посмотрел на него.
– Ты очень циничный человек. Человек не так прост, как ты его представляешь. Ты сознательно огрубил его, отбросил его надсущное и оставил животное, не обращаешь внимание на то, что облегчает его душу и возносит его к Отцу, и утяжеляешь её, чтобы он сильнее притягивался к земле. Имея власть, обладая умом и волей, ты бы мог постепенно открывать перед людьми всю красоту истинной свободы…
– И получил бы всеобщую анархию.
– Вознося человека к Богу…
– Никто бы не понял твоего Бога. Они всё равно отвернутся и придут ко мне.
– Если ты приоткроешь им глаза и уберёшь страх, они постепенно устремятся к Небесам.
Инквизитор внимательно смотрел на Иисуса, напряжённо думая. Наступило долгое молчание.
– Хорошо, – прервал тишину Инквизитор, – давай сделаем, как ты хочешь. Я не только не сожгу тебя и дам тебе уйти, но и не буду мешать тем, кто захочет уйти с тобой. Я уберу страх, а ты приоткроешь им глаза, и будь что будет.
Иисус молчал, потом так же молча встал и неслышно вышел.
Через некоторое время из темноты появилась фигура в капюшоне.
– Учитель, что вы сделали, зачем вы пошли на это, ведь он был в наших руках?! Завтра мы могли бы прилюдно сжечь его, показать перед всеми его ничтожность, чтобы у него в будущем не было больше мыслей мешать нам.
Инквизитор весь сжался от гнева.
– Ты один из лучших моих учеников, но смотришь только перед собой и мыслишь категориями завтрашнего дня, не более того. Если мы сожжём его, покажем, как ты говоришь, его ничтожность, чьим именем мы будем править? Какой авторитет ты дашь людям взамен? Весь наш порядок держится только на том, что люди знают, что есть нечто, чему они должны повиноваться, нечто, что выше их разумения, что освящено веками. Ты покажешь свою силу завтра, а послезавтра ты получишь тысячи стай, и каждая будет считать себя правой, потому что из жизни людей уйдёт пример истины.
– Простите меня, Учитель, я позволил эмоциям затмить свой разум. Вы, конечно же, правы. Как всегда.
– Но дело не только в этом, – старик задумался, – есть ещё две причины, по которым я отпустил его. Это мои личные причины.
– Могу ли я осмелиться спросить о них? – робко спросил ученик.
– Первая – это то удовольствие, которое я хочу получить завтра, – старик хитро заулыбался.
– Удовольствие!?
– Да, ты это увидишь сам. А вторая – этого я пока тебе не скажу. Но я почти уверен, что это случится.
Инквизитор быстрой походкой вышел из камеры, а ученик ещё долго стоял согнувшись, спрятавшись в свой капюшон.
ИСХОД
В Севилье было воскресенье. Солнце заливало своим светом город. Люди вышли на улицы. Все думали о вчерашних чудесах, но боялись говорить об этом открыто. Заполнялись церкви, ждали каких-то особенных проповедей. Время шло, но священники не приходили, это усиливало ропот, напряжение росло, происходило что-то необычное. Привычный ход жизни нарушался, и стал расти страх в душах людей. Город был богатый, люди тяжело работали, но жили хорошо. Жизнь была размеренна и понятна. Неопределённость, повисшая в воздухе, пугала. Люди собрались перед резиденцией Инквизитора, где находились сейчас все священники, но ворота были закрыты. Наступила тишина. Время тянулось томительно. Устремив, словно заколдованные, свои взгляды на ворота, люди терпеливо ждали. И только когда напряжение достигло своей высшей точки, готовой выплеснуться в крики и беспорядки, в звенящей тишине послышался звон металла. Это открылся засов на воротах.
